····················································································································· |
Заселение Бирмы (ныне – Мьянмы) гоминидами произошло, вероятно, одновременно с другими странами, расположенными на Индокитайском полуострове, не менее 1,5-2 млн. лет назад.
В период неолита человеком были освоены почти все равнины и плато по берегам Иравади, Салуина, Ситауна, Чиндуина и других рек, а также морское побережье страны. На этих территориях, где естественное плодородие почв поддерживалось регулярными муссонными дождями и паводками, создавались благоприятные условия для раннего зарождения земледельческой цивилизации.
В эпоху металлов (правда, бронзовая донгшонская культура нашла незначительное отражение в археологических данных в Бирме) земледельческое, в основном рисоводческое, хозяйство возобладало над собирательством, охотой и рыболовством, распространяясь в двух основных формах: подсечно-огневого – в горных и лесных районах и пашенного с искусственным или естественным орошением – на равнинах и плоскогорьях, горных террасах.
По мнению специалистов, с культурой риса было знакомо уже автохтонное веддо-австралоидное население Бирмы, оттеснявшееся (и ассимилируемое) к южному морскому побережью миграционными потоками мон-кхмерских и несколько позднее тибето-бирманских народов из Юго-Западного Китая.
По-видимому, первые волны новых насельников Бирмы появились в стране еще до эпохи бронзы. Ко II тысячелетию до н.э. в стране расселились предки всех ее современных народов; с I тысячелетия до н.э. у них начался процесс перехода к раннеклассовым обществам.
Тибето-бирманские племена, стоявшие наряду с монами у истоков рисоводства в Юго-Восточной Азии, как сейчас утверждает наука, и в Бирме создали земледельческий рисоводческий комплекс достаточно рано.
Однако переход к государственности произошел в регионе значительно позже, чем, например, в долинах Хуанхэ и Инда. Некоторые историки (Д. В. Деопик) в основном связывают это отставание с невозможностью первобытных коллективов региона перейти к строительству крупномасштабной системы ирригации.
По нашему мнению, следует также учитывать фактор социальной организации общества, экономика которого привязана к экологической нише с поливным рисоводством. Как родовая общинная организация, так и позднее
соседская, состоявшая из нескольких семейно-родственных групп («домов»), представляли такую самодовлеющую и самообеспечивающуюся структуру, которая препятствовала активному процессу дифференциации общества. Кроме того, для Бирмы огромное влияние имел и демографический фактор – очень слабое заселение страны вплоть до начала нашей эры.
Медленная инфильтрация на территорию Бирмы из Юго-Западного Китая мигрирующих под влиянием «неолитической революции» народов продолжалась почти два тысячелетия.
Древнейшие государственные образования предков бирманцев, фиксируемые в существовании государств Ба и Шу в первой половине I тысячелетия до н.э., были созданы не на территории Бирмы, а в среднем течении р. Янцзы. Лишь разгром в 316 г. до н.э. Ба и Шу царством Цинь и продолжающаяся экспансия Ханьской державы вызвали значительную миграционную волну тибето-бирманских племен, в том числе и пью, которые достигли речных долин Центральной Бирмы.
В начале нашей эры на территории Бирмы уже существовало несколько очаговых политических объединений или ранних государств, созданных наиболее крупными этнолингвистическими группами.
Это государство араканцев (канран) на юго-западе страны; в среднем течении Иравади – государство пью Шрикшетра (Тарекеттая, Тарекеттара); монские города-государства Татон, Тайккала, Пегу и др., известные как Раманнадеса, Раманнадеша, – по южному морскому побережью.
Переходу ряда народов Бирмы от первобытнообщинного строя к цивилизации способствовали, по нашему мнению, достижение определенного демографического оптимума в указанных экономико-географических районах и создание новой технологии орошения риса на равнинах крупных рек. То и другое позволило освоить большие территории и способствовало накоплению прибавочного продукта. Сыграло свою роль развитие международного морского торгового судоходства, позволившее, в частности, ближе познакомиться с индийской государственностью и культурой.
Географическое положение Аракана, протянувшегося узкой полосой вдоль восточного побережья Бенгальского залива и отделенного от Бирмы Чинскими горами, благоприятствовало в большей степени связям с Индией, чем с основной территорией страны. Не без влияния индийской цивилизации в Аракане появились и первые государственные образования. Традиция относит их зарождение к столь отдаленным временам, что ни эпиграфика, ни археология не могутподтвердить ее обоснованность.
В первые века нашей эры центром араканской государственности был город Диньявади в районе современного Акьяба. В 788 г. столицей стал г. Вейшали и оставался ею до конца XI в., так что и само средневековое араканское государство в историографии называют также Вейшали.
До настоящего времени сколько-нибудь целостную картину даже политической жизни государства воссоздать не удается. Правда, по находкам медалей и монет установлены имена правителей и периоды их пребывания на троне. Надписи на них сделаны шрифтом нагори. Названия династий в Диньявади и Вейшали были также индианизированы (в Вейшали, например, Чандра); цари обычно изображались с эмблемами Шивы.
С первых веков нашей эры в Аракане распространились и индийские религии – буддизм, брахманизм.
В араканских хрониках почти не сохранилось свидетельств о взаимосвязях со Шрикшетрой, хотя и есть в них упоминание о том, что в начале IX в. внук араканского царя женился на принцессе пью, и о войнах с пью в X в. Однако к этому времени их государство уже перестало существовать, поэтому ученые считают, что скорее в хрониках нашли отражение попытки Пагана – более позднего государства на территории Бирмы – захватить Аракан.
Паган сумел навязать даннические отношения лишь северной части Аракана, при этом его правители остались суверенными.
По-видимому, уже на этой исторической ступени наметился отрыв араканцев от основной части населения Бирмы, завершившийся с началом распространения в Аракане с X в. мусульманства (это ошибочное утверждение – shus).
Наиболее крупное из ранних государственных образований на территории Бирмы – Шрикшетра – существовало в IV-IX вв. и занимало большую часть территории страны. Пью распространяли свою власть до Араканских гор на западе, границ с Наньчжао на севере, монских территорий по Ситауну на востоке. Южная граница государства доходила до современного города Таемьо.
Как установлено археологическими находками, столичным городом пью были поочередно Тарекеттая, в районе современного г.Пьи, Пейтано, Халинджи – все они располагались в долине Иравади, контролируя главную водную артерию страны и область Чаусхе, традиционный центр сельскохозяйственного производства (поливного рисоводства).
Кроме того, Тарекеттая была одновременно и портом, так как находилась на самой Иравади, к тому же недалеко от ее впадения в море (в те времена – значительно ближе к морскому побережью, чем сейчас).
Интенсивность сельскохозяйственного производства в Шрикшетре основывалась на искусственном поливе полей с помощью многочисленных плотин, дамб и отводных каналов от основного русла реки в широкой долине полноводной Иравади.
Пью научились использовать высокий ежегодный паводок реки, удерживать воду земляными валами и регулировать ее подачу для полива полей уже после спада наводнения. Коллективные работы общины, хотя и необходимые при рассадке риса и сборе урожая, были здесь менее необходимы, чем при строительстве крупных ирригационных сооружений в сухой зоне центра государства и в узких речных долинах севера. Домохозяйство своими силами могло справиться с поддержанием дамб и каналов.
Новая технология регулирования паводковых вод дала возможность освоения новых территорий под культуру риса, способствуя переходу к соседской общине и созданию государства. Ирригационные системы пью, впоследствии использованные бирманцами, создателями Пагана, были открыты археологами с помощью аэрофотосъемки.
Основной сельскохозяйственной культурой в Шрикшетре был рис, однако наряду с ним, как сообщается в китайской династийной хронике VII в., здесь выращивались просо и соя, хлопчатник и сахарный тростник («толщиной в человеческую ногу»), различные овощи.
Внимание китайских очевидцев привлекали и огромные размеры городов пью, и их овальная форма, и двойное кольцо стен, облицованных керамической плиткой, выложенные кирпичом рвы и пр. Внутри городских стен наряду с жилыми кварталами и храмами находились рисовые поля, сады, огороды, водоемы.
В китайских источниках, подтверждаемых археологическими данными, говорится о широком употреблении в стране металлов: золота – для ювелирных изделий и покрытия куполов храмов, серебра (скульптура, сосуды, чеканная монета, украшения), цинка и олова (для крыш зданий), железа (скобы для скрепления деревянных конструкций), бронзы и меди.
Пью были искусными резчиками и камнетесами, гончарами и ювелирами, создателями первого храмового буддийского комплекса на территории Бирмы. Некоторые храмы этого комплекса (речь идет о Шрикшетре/Тарекеттаи – shus) стали прототипами знаменитых храмов Пагана.
О государственном и социальном устройстве первого протобирманского государства известно немного. Китайские источники сообщают, что пью управляются царями, которые носят индийский титул махараджа.
Найденные в Тарекеттае погребальные каменные урны царской династии, носящей тронное имя Викрама, и дешифровка выбитых на них надписей (алфавитом пью) позволили О. Благдену не только установить датировку правления представителей этой династии, но и определить причину введения так называемой бирманской эры – летосчисления, принятого в Бирме и по сей день и начинающегося в 638 г. н.э. Это был год восшествия на престол первого царя династии Викрама в Шрикшетре.
Социальная дифференциация в Шрикшетре была уже значительной, и китайские источники подчеркивают ее описанием пышности и богатства, окружающих царя и его приближенных. Царь живет во дворце, украшенном золотом, серебром, коврами, выезжает в паланкине или на слоне, обладает сокровищами и гаремом; знать окружена свитой. В отличие от простолюдинов, небольшие погребальные урны которых сделаны из глины, царей захоранивают в огромных каменных кувшинах на высоких кирпичных постаментах. Это подтверждают и археологические находки.
Возвеличивание и обожествление персоны царя – одна из причин принятия индийских религий правящим классом нарождающегося государства, в котором еще не было своих политических концепций (этому же служили индийские династийные имена местных правителей и установление родословных линий от индийских традиционных царских родов).
В Шрикшетре обнаружено множество памятников культового характера: три огромные буддийские ступы вблизи городских ворот, каменные скульптуры в гуптском стиле, статуэтки, изображающие Вишну и махаянистских божеств (преимущественно Авалокитешвару), санскритские легенды на вотивных табличках, выполненные письмом нагари, надписи на языке пали.
Несмотря на широкий религиозный синкретизм, в бирманском государстве IV-IX вв. отдавалось предпочтение буддизму теравады, хотя во дворце процветали как индуистские, так и махаянистские обычаи.
В китайских источниках указывается, что в Шрикшетре живут именно буддисты, что в городе имеется сто буддистских монастырей, что в монастырских школах учатся мальчики (но в дальнейшем они могут снова вернуться к светской жизни), что население привержено буддийскому запрету на убийство всего живого.
В целом, однако, земледельческое население еще слабо откликалось на мировые религии. Анимизм, вера в духов, культ предков – все это было неотъемлемой частью народной духовной традиции.
Во внешнеполитической истории государства Шрикшетра важную роль играли его связи с двумя великими соседями – Индией и Китаем, а также с государствами региона Юго-Восточной Азии.
Как уже указывалось, из Индии пришли сюда мировые религии, идеи политической власти, концепции строения мира, письменность. По северной сухопутной дороге через Юньнань были установлены первые связи Китая и Бирмы; позже этот путь использовали китайские буддистские паломники в своих путешествиях в Индию.
Когда на северо-восточных границах Бирмы было создано государство Наньчжао, его правители открыли по этому пути караванную торговлю.
В VIII в. Наньчжао усилилось и в 755 г. нанесло поражение Китаю. Продолжая политику расширения государства, правитель Наньчжао, Колофен, отвоевал у Шрикшетры в 757 и 763 гг. верховья р. Иравади и заставил признать свой сюзеренитет.
По-видимому, династии Викрама в Шрикшетре уже не было, да и столица была перенесена севернее, в Халинджи, вероятнее всего, ввиду давления монов с юга и набегов каренов.
Именно через Халинджи и проходила торговая караванная дорога из Бирмы в Китай. В 794 г. Наньчжао отправило по этому пути в Китай посольство для установления мирных отношений, в составе которого были музыканты-пью.
В 802 г. непосредственно из Шрикшетры в Китай прибыло еще одно посольство. Придворные китайские летописцы записали сведения об этом государстве со слов самих пью, среди которых было много музыкантов, получивших одобрение танского двора. Возможно, что попытки последних царей Шрикшетры вести самостоятельную политику и вызвали разгром этого государства. В 832 г. войска Наньчжао захватили Халинджи, сровняли ее с землей, а оставшихся в живых жителей угнали в плен.
Постепенно упоминания о пью исчезли из исторических материалов, но первый опыт государственности в Центральной Бирме оказал самое непосредственное воздействие на дальнейшее развитие бирманских политико-административных и социально-экономических структур.
Ранние монские государственные образования возникли на южном побережье Бирмы, как и в других ее частях, в первые века нашей эры. Бирманские хроники сообщают о восьми таких объединениях монских племен в междуречье Ситауна и Салуина, вожди которых находились в состоянии постоянной вражды друг с другом.
В китайских источниках (III-IV вв.) упоминаются названия некоторых из них – Мичэнь, Куньлун, Модипо, на сюзеренитет над которыми претендовала Шрикшетра.
Однако центр монской государственности и культуры, к которому тяготели и моны Бирмы, лежал за ее пределами – в долине Менама. Созданное здесь государство Дваравати не только контролировало в VII в. монские центры на бирманском побережье, но и оказывало воздействие на их государственное развитие.
Наиболее известными государствами монов были Татон, Тайккала, Пегу; в науке эти прибрежные ранние территориальные объединения, активно ведшие международную морскую торговлю, получили название нагары.
Изучены специалистами монские нагары очень слабо. Хотя стены некоторых портов-крепостей можно увидеть и сейчас, архитектурных памятников во влажном и жарком климате побережья практически не сохранилось, тем более что древние храмы монов были сложены из латерита – материала недолговечного.
Нагары состояли из собственно города, как правило небольшого, но хорошо укрепленного (он был одновременно портом при впадении реки в море; среди археологических находок в Татоне и Пегу – остатки кораблей, якоря, предметы импорта преимущественно религиозного характера из Индии), и небольшой сельской территории. Крестьянство в основном занималось орошаемым рисоводством (обычно на болотистых участках аллювиальной дельты, расчищенных от джунглей и осушенных с помощью разветвленной сети каналов). Широкое распространение получило и рыболовство.
Однако если в аграрной модели континентальной Шрикшетры основным источником доходов государства являлась рента-налог с крестьянства, то в прибрежных нагарах материальной базой были богатства, накопленные в результате торговли, пиратства, обложения налогами иностранного купечества, монополий на ввоз и вывоз определенных товаров.
Поэтому, несомненно, главным толчком к процессу создания государственности у монов было их включение в международную морскую торговлю в Индийском океане. Естественно, при условии, что трансформация родоплеменных структур в территориальную уже началась.
Значительно большая открытость общества в нагарах, пребывание иностранцев и даже колонистов из разных частей Индии, миссионеров, смешанные браки – все это, очевидно, вело и к более динамичному усвоению индийской культуры, влияние которой моны воспринимали не только непосредственно (от Индии), но и опосредованно – через монов Дваравати, также оформивших свою государственность с помощью индийских политических идей.
В нагарах во главе стоял правитель, носивший индийские титул и имя. Были восприняты и социальные нормы древней Индии – прежде всего деление на варны, что способствовало закреплению привилегированного положения правящего слоя.
Знать и простонародье в нагарах были разделены более резко, чем в «ирригационном» обществе. Здесь же большее развитие получил институт если не рабовладения, то работорговли, причем владеть рабами могла только знать.
Несмотря на более высокий уровень развития товарно-денежных отношений в нагарах по сравнению с континентальным типом государства, скудость их аграрного сектора приводила к постоянной борьбе между ними за обладание человеческими и материальными ресурсами. К ней прибавлялись и войны с соседними государствами и племенами.
В VII-VIII вв. территория монских городов-государств расширялась за счет присоединения долины Ситауна и дельты Иравади.
В 805 г. одно из них – Мичэнь – отправило свое посольство в Китай и получило признание императорского двора, сообщают китайские источники. По их же сведениям, в 835 г. войска Наньчжао после разгрома столицы пью Халинджи в 832 г. напали на Мичэнь и увели много пленных. Однако монским государствам удалось объединить свои силы в борьбе с Наньчжао и остановить его наступление. Это способствовало консолидации монских государств и значительному их расширению за счет продвижения к северу, на территорию бывшей Шрикшетры.
В IX-X вв. моны уже освоили долину р.Чаусхе – главную рисовую житницу страны. Это позволило им создать экономический потенциал для объединенного государства (XI в.). Центром его стал город Татон. Однако монское государство не было столь централизованным, как аграрная Шрикшетра.
Эпиграфические памятники X-XI вв. свидетельствуют о расцвете нового монского центра – Пегу, основанного в 825 г. Сведения о нем есть в описаниях арабских географов и путешественников, в монских хрониках (последние много места отводят описанию религиозных войн, смене брахманизма буддизмом).
Пегу становится как бы вторым центром монского государства, сохраняя значительную долю самостоятельности. По-видимому, объединенная монская держава, которую индийцы и кхмеры называли Раманнадесой (рман – мон), представляла собой не аграрную империю с выходом на морские торговые пути, а союз городов-государств, или талассократию, в которой главной функцией была морская (прямая и транзитная) торговля на международных путях. Внутренние, сельскохозяйственные районы оставались подчас в чисто формальной или даннической зависимости, сохраняя и свои центры.
Включение же нагар в состав «ирригационных» государств оказывало ускоряющее воздействие на развитие последних благодаря более высокому уровню развития товарно-денежных отношений в нагарах. Этот процесс отчетливо прослеживается на примере присоединения Татона (XI в.) к Паганской державе.
Таким образом, в становлении государственности в Бирме прослеживается дихотомия Север-Юг, основывающаяся на различных природно-гео-графическом (долина – побережье), экономическом (земледелие – торговля), этническом (бирманцы – моны) факторах. Процесс исторического развития вел к синтезу двух типов государства и общества в Бирме.
Паган стал первым государством, объединившим под своей властью территорию современной Бирмы (Мьянмы). Именно с ним связано становление бирманской письменности, зарождение литературы, архитектуры, искусства.
Начиная с XI в. история страны документирована как преемственными бирманскими хрониками, так и эпиграфическими источниками. С этого периода в Бирме существует постоянная традиция буддизма тхеравадинского толка. Именно в этот период создан первый дошедший до нас свод законов.
В создании Паганского государства сыграли роль несколько важных факторов, которые лишь вкупе объясняют удивительный феномен – почти мгновенное по меркам истории возникновение сильного централизованного государства, возвестившего миру о своем существовании громадными храмами, удивительными произведениями искусства, расцветом религии и разработанной административной системой.
Этот всплеск активности бирманцев – недавних пришельцев в собственной стране – долгое время казался исследователям загадочным, ибо истоки процесса реконструировались лишь косвенным путем и ни документальные свидетельства, ни археологические раскопки не могли дать достаточно материала для воссоздания эволюции Паганского государства.
К середине IX в. в верхнем и среднем течении Иравади крупных государств не существовало. Долина была опустошена вторжениями Наньчжао, города пью разрушены, население угнано в полон.
Проникновение монов на север вряд ли можно считать массовым. Для монских государств долины Средней Бирмы были далекой периферией. Вряд ли можно говорить о существовании у монов сильной централизованной власти и умении создавать и поддерживать крупные ирригационные сооружения.
Помимо пришельцев-монов и остатков пью в долине Иравади обитали другие племена, в первую очередь тибето-бирманские, в том числе там были чинские деревни и поселения племен саков и сокро. Насколько мирным было сосуществование этих народностей в долине, сказать нельзя. Но несомненно, что объединиться против общего врага они не могли, так как были чужды друг другу.
Именно эту ситуацию застали в долине Иравади появившиеся там в середине IX в. бирманцы. Китайцам древние бирманцы были известны под названием «западные цянь». Они населяли долину р.Тао-хе в районе современного города Ланьчжоу.
В истории династии Хань о них говорится как о кочевых племенах, враждовавших с китайцами. Спасаясь от китайских набегов, западные цянь покинули долину Тао-хе и отступили в Северо-Восточный Тибет, а оттуда началась их миграция к югу. Попав в Сычуань, предки бирманцев стали вассалами Наньчжао. В VII в. н.э. западные цянь известны как один из народов, входящих в государство Наньчжао.
Самоназвание бирманцев – мьянма сохранилось в названии страны. Мьянма входили в состав армий Наньчжао, разгромивших пью и воевавших с монами.
Вскоре после окончания этих войн отдельные роды мьянма начали покидать сычуаньские горы и спускаться в долину Иравади.
Не исключено, что уход мьянма на юг диктовался желанием освободиться от власти Наньчжао, так как это государство не смогло установить контроль над жаркими долинами юга. Возможно также, что бирманцы первоначально оказывались в гарнизонах крепостей Наньчжао, какое-то время еще существовавших на севере Бирмы.
Однако, как пишет Фань Чэо, автор хроники «Ман Шу», об этих местах: «Вся область заражена малярией. Земля плоская, как точильный камень. Чиновники Наньчжао боятся малярии и других болезней. Некоторые солдаты покидают свои посты и проживают в других местах, не являясь на службу…»
Первые поселения бирманцев в Средней Бирме располагались в долине Чаусхе. Летописи сохранили названия одиннадцати первых каруинов, или родовых поселений, в этой плодородной долине. Еще восемь каруинов располагалось ближе к Иравади.
Бирманцы унаследовали ирригационные системы живших там ранее пью, и, вернее всего, тогда же начинается процесс ассимиляции пью бирманцами. В пользу этого предположения говорит то, что ни в эпиграфике, ни в топонимике, ни в легендах нет сведений о войнах бирманцев с пью, тогда как говорится о конфликтах с монами, саками и сокро.
Само название «пью» встречается лишь в ранних бирманских надписях XI в., где употребляется наряду с бирманцами, впоследствии оно исчезает без следа. Такой процесс мог облегчаться этнической близостью пью и мьянма, а также отсутствием государственности пью в тот период.
Бирманцы, как агенты Наньчжао и представители его власти на первых порах, а затем организованная сила, полагавшая себя наследницей этой власти, осуществляли сюзеренитет Наньчжао над долиной Иравади, и в первую очередь над пью.
Ассимиляция пью и унаследование бирманцами их культурных традиций, а также строительных и сельскохозяйственных навыков были процессом длительным, занявшим около полутора столетий – совершенно недокументированного периода в истории Бирмы, не оставившего к тому же в долине Иравади археологических памятников.
Основание собственно Пагана, города, которому суждено было стать столицей Паганского государства, относится летописями к 850 г., когда, по их сведениям, некий князь Пьинбу обнес этот город стеной.
Судя по дате, можно предположить, что первоначально Паган был одной из крепостей, построенных Наньчжао и населенной воинами и их семьями. Не исключено, что это были бирманцы.
Если в течение первого столетия жизни бирманцев в долине Чаусхе происходит консолидация их владений и тянется период адаптации к новым хозяйственным и климатическим условиям, то с ростом демографического давления каруины становятся для бирманцев тесны.
Они на долгие годы останутся родовым, традиционным центром мьянма, а также житницей государства, но стратегические интересы бирманцев толкали их к овладению долиной Иравади, главной транспортной магистралью страны.
Постепенно возрастает значение Пагана, лежавшего на берегу Иравади. Был ли он до начала XI в. бирманским либо принадлежал кому-то еще, неизвестно. Но уже в середине X в. бирманский князь Сорахан строит буддийскую молельню на горе Туран около Пагана. И титулуется он уже властителем Пагана. Причем это известно не только из летописей, но и из сохранившейся там надписи.
Летописи и надписи доносят сведения о начавшейся борьбе за трон в Пагане, обладание которым становится важным для главенства над мьянма. Борьба эта связана также с укреплением буддизма, который, как видно, не сразу и не повсеместно укореняется среди бирманцев.
Религиозная борьба отражала различие в политических устремлениях вождей – тех, кто опирался на родовую знать каруинов, и тех, кто стремился вырваться за пределы родовых земель.
Уже сведения о первом известном из эпиграфики князе Пагана, Сорахане, доказывают остроту борьбы. Сорахан отрекся от буддизма и отметил это сооружением статуи змея-Нага. Бирманские хроники связывают свержение Сорахана в 964 г. именно с его отступничеством.
Последующие десятилетия за власть в Пагане боролись две семьи, и потому наследование всегда сопровождалось дворцовыми переворотами.
Перенося в прошлое память о распрях и расколах в сангхе, бирманские хроники, создававшиеся с XIII в., изображают процесс утверждения буддизма в Пагане как борьбу между «истинным», пришедшим с юга, буддизмом и еретиками-ари, однако эпиграфические данные позволяют утверждать, что буддизму противостояли на том этапе именно традиционные бирманские верования.
Общепринятая дата создания Паганского государства – 1044 г., когда, как утверждают хроники, на престол в Пагане взошел князь Анируда (Аноратха) (*), объединивший под властью Пагана территорию нынешней Бирмы.
————————————————————————————————————————————————————
(*) Анората (Anawrahta) является бирманизированным вариантом санскритского имени Анируда (санскр. Aniruddha – приблизительно: «неудержимый»). Имя Анируда известно из вотивных табличек с санскритскими надписями, найденных на территориях, которые были покоренны этим правителем Багана.
В современной научной литературе, а так же в самой Мьянме в настоящее время употребляется как правило только одно из имен – «Анората» (например одна из главный улиц Янгона называется Anawrahta Road) – прим. shus.
————————————————————————————————————————————————————
В действительности Анируда занял престол в Пагане в 1017 г., но первые десятилетия его правления не связаны с походами и завоеваниями и опущены хронистами. В этот период Паганское княжество округляло свои владения, пользуясь выгодным расположением в долине Иравади и контролем над крупными ирригационными системами, оставшимися от пью и восстановленными бирманцами.
Обстановка благоприятствовала Анируде, так как основные его соперники – моны – вынуждены были обороняться против кхмеров и Чолов, прочие соседи были слабы.
По мере укрепления Пагана на повестку дня встало присоединение богатых южных земель и выход к морю. Бирманские хроники задним числом изображают этот процесс как результат миссионерской деятельности Шина Арахана, склонившего Анируду к «истинному» буддизму и убедившего князя в том, что для обращения в буддизм бирманцев насущно необходимы священные книги , хранящиеся в Татоне.
Обращение за ними к правителю монов результата не принесло, и Анируда вынужден был ради обладания книгами завоевать Раманнадесу. Это произошло в 1057 г.
Источники эпиграфические и ранние хроники, не учтенные в XIX в. при составлении официального летописного свода, дают иную картину создания Паганского государства.
В 20-х и 30-х годах XI в. Анируда совершил ряд походов на север и восток, присоединяя окрестные земли. Затем начались походы на юг, где в середине века Анируда вошел в контакт с монами, отобрав у них сначала те области Шрикшетры, которые были ими захвачены после падения государства пью, а затем вышел к границам собственно монских земель.
Отношения с монами не всегда были враждебными. К примеру, в 1049 г. войска бирманцев участвовали в обороне Татона от кхмеров. Но вскоре начались бирмано-монские войны, в результате которых войска Анируды захватили сначала Пегу, куда они вошли как союзники в борьбе против горных племен, но превратились в покорителей после окончания этой войны, а затем, в 1057 г., – основной центр монов Татон. В руки бирманцев перешли Южная Бирма, портовые города.
Этнический состав государства изменился. Значительную часть населения составляли теперь моны, в культурном отношении превосходившие бирманцев. Паган, бывший до того изолированным от внешнего мира княжеством, вышел на международную арену.
Возможно, уйди бирманцы после завоевания обратно в свои владения, как обычно и случалось в подобных войнах того периода, Паганское государство не смогло бы занять столь видного места в истории Юго-Восточной Азии. Но Анируда совершил в Бирме «демографическую революцию», вывезя из Татона и Пегу несколько тысяч монских семей, включая всю знать во главе с царем. В Пагане, до того уже населенном не только бирманцами, но и пью, значительная часть населения стала монской. Таким образом, Анируда сделал Паган наследником двух царств, двух культур.
Это объясняет как особенности паганской культуры, представлявшей на первых порах симбиоз монских достижений в искусстве, строительстве и архитектуре и достижений государства Шрикшетра, так и стремительный взлет Пагана, уже к концу царствования Анируды ставшего одним из крупнейших центров ЮВА.
Слияние культур покоренных народов, обогащенное собственно бирманскими традициями, позволило Пагану сделать внушительный рывок вперед. Ни в одном из городов, покоренных бирманцами, не создавалось ничего подобного паганским храмам, паганским фрескам, паганской литературе. Имплантация монской культуры на тибето-бирманскую почву привела к качественному скачку, давшему начало феномену, известному ныне под именем Паганское царство.
Следует учитывать также, что Паган унаследовал и международные связи монских городов, которые в тот период не исчезли, а процветали, так как бирманцы контролировали всю долину Иравади – важнейший торговый путь – и Паганское государство активно участвовало в морской торговле.
Вскоре после образования Паганского государства укрепляются, в частности, отношения с Ланкой, куда Анируда посылал несколько миссий, а в начале 60-х годов царь Ланки Виджайя Ваху (Виджаябаху I, Vijayabahu I – shus ) обращался к Пагану с просьбой о помощи против общего врага – Чолов.
Созданное в 50-х годах Паганское государство к моменту смерти Анируды в 1077 г., хоть и обладало предпосылками к консолидации, еще не успело выработать приемлемой системы управления, что позволило бы обеспечить ему существование в случае ослабления центральной власти. Последние годы правления Анируды прошли в походах, направленных на подавление восстаний на юге, и даже в возродившейся в составе Паганского государства Шрикшетре.
Энергично создается система крепостей, охраняющих долины Пагана от набегов северных и восточных горцев. Но Анируда успел лишь сколотить Паганское государство, но не в его силах было обеспечить ему выживаемость.
Неудивительно, что, как только на престол в Пагане после смерти Анируды вступил Ман Лулан (Солу (Sawlu), сын Анораты – shus) по стране прокатились опасные восстания. Разумеется, первыми поднялись моны, во главе которых встал Янмакан, воспитанный, кстати, при паганском дворе.
Несмотря на первые удачные походы бирманцев на юг, восстание ширилось, и в конце концов паганский царь погиб, моны захватили Паган, произошло новое «переселение» – из чуждого им Пагана повстанцы угнали население в свои города.
Однако, захватив молодую столицу бирманцев, моны не смогли или не стали захватывать долину Чаусхе – родовые каруины бирманцев, где был избран новый царь, Тилуин Манн (Чанзитта, Kyansittha – shus), не имевший родственных связей с Анирудой, полководец, прославившийся в походах Анируды, владетель одного из каруинов.
Опираясь на экономическую базу каруинов и набрав там войско, Тилуин Манн смог изгнать из Пагана монов, а затем в течение нескольких лет восстановить наследство Анируды.
Период правления Тилуин Манна (1084-1112) важен как эпоха истинного создания Паганского государства. Происходит интенсивная «монизация» Пагана. Чисто бирманской, вероятно, остается лишь армия – моны занимают ключевые посты в администрации страны, монский язык становится равноправным с бирманским.
Тилуин Ману удается достичь в стране внутреннего мира. Единственной значительной войной, которую вел Тилуин Манн, была экспедиция против Аракана, позволившая присоединить это царство к Пагану.
Рубеж XI-XII вв. – период бурного ирригационного и храмового строительства в Паганском государстве. Там строятся гигантские храмы и пагоды. Бурно развиваются бирманский язык и литература, растет международный престиж Пагана.
Формируется административная и правовая система страны. Паган к началу XII в. уже не конгломерат покоренных земель, а единое государство, хотя окончательная кристаллизация его институтов и культуры падает на XII в.
Этот процесс был связан с новыми тенденциями в Пагане. Суть их вкратце сводится к следующему.
К моменту создания Паганского государства собственно бирманцы составляли в нем меньшинство. К тому же родовая бирманская знать предпочитала оставаться в каруинах, в стороне от наиболее драматических событий, связанных тем более с утеснением старой религии.
Бирманцы в глазах своих соседей были варварами и грабителями, наследниками Наньчжао.
Разумеется, подобное положение не могло сохраняться долго в новом государстве. За сто лет, прошедших с прихода к власти Анируды, жизнь в государстве коренным образом изменилась.
Политика Анируды и Тилуин Манна по привлечению монов к управлению страной, разумная на том этапе, стала противоречить интересам выросшей и уже образованной (в средневековом понимании этого слова) знати бирманской.
Если в момент воцарения Тилуин Мана каруины оставались еще реальным центром бирманского этноса, то к концу его царствования они превратились в глухую провинцию.
Анируда был князем Пагана, Тилуин Манн – князем каруинов. Придя к власти, он не только дал высокие места в государстве монам, но и открыл дорогу к власти новой бирманской знати, для которой дележ ее с покоренными иноязычными монами был нежелателен.
Очевидно, в какой-то степени обостряющийся конфликт отразился в известной по летописям церковной схизме, в которой ари пользовались поддержкой бирманской знати, тогда как моны и царский двор поддерживали «чистую» сангху, тесно связанную с Ланкой (в настоящее время история и влияние ереси «ари» оценивается несколько иначе – shus).
Толчком к радикальным переменам в Пагане стали смерть миротворца Тилуин Мана и последовавшие затем мятежи на юге, в монских землях, судя по всему разрозненные, не представлявшие опасности для государства, но давшие предлог новому царю, Кансу I (1113-1167), очевидно выразителю интересов бирманской знати, резко сократить влияние монов на жизнь государства.
Свидетельства тому – эпиграфические памятники Пагана. С первой половины XII в. монские надписи практически исчезают, как исчезают и имена монов из числа дарителей земель монастырям и участников судебных процессов (именно эти события чаще всего фиксировались на камнях).
К тому времени уже складывается бирманский стиль в архитектуре и искусстве, можно говорить о формировании бирманского литературного языка.
Отныне моны – не равноправные союзники, а подчиненный народ. Этот естественный для эволюции многонациональной империи процесс пагубно скажется на судьбе Паганского государства в эпоху его упадка, однако на протяжении ста с лишним лет господство бирманцев будет неоспоримым.
К середине XII в. наблюдаются также упорядочение и стабилизация экономической и социальной структуры Паганского государства. Это подтверждается выработкой и фиксацией законов, системы мер и весов, разработкой административной системы.
Тем не менее в структуре Паганского государства вплоть до его падения прослеживается определенная двойственность, проистекавшая от наложения правовых и социальных систем, унаследованных от монов и пью и разработанных в Пагане (имевших, как правило, истоком индийские образцы), на пережитки родоплеменного строя, сохранявшегося в каруинах.
Эта двойственность иллюстрируется кажущейся нелогичностью административного деления государства.
Формально центром государства считались каруины, которые в налоговом и социальном отношении имели ряд привилегий. Паган же в число каруинов не входил. В концентрической модели государства, центром которой были каруины, Паган был центром одной из провинций (клий). Провинции, делившиеся на туики, окружали со всех сторон каруины . Это были земли, присоединенные к Пагану в X-XI вв. Кстати, Паган не считался даже столицей страны. Формально этот титул носил город Пьи, наследник Тарекеттары, чем, очевидно, подчеркивалась преемственность Пагана от Шрикшетры. Внешний круг Паганского государства образовывали нуиннам – завоеванные земли. К ним относились монские города, Аракан и долины, населенные каренами и чинами. По периферии государства тянулись цепочки крепостей, которые должны были держать в вассальной зависимости горные племена и охранять долины от их набегов. Самой мелкой территориальной единицей в Пагане были деревни. В надписях встречаются названия ста пятидесяти деревень. В городах наименьшей административной единицей был арап, или квартал. Кварталы чаще всего различались по производственному принципу, объединяя ремесленников.
На вершине пирамиды власти стоял царь Пагана, являвшийся воплощением Будды, вольный распоряжаться жизнью и смертью любого подданного.
В действительности власть его была ограничена обычным правом. Непосредственно за царем стояли аматы – «министры». К концу XII в. относится упоминание о совете, состоявшем из пяти аматов. Одновременно «министры» были наместниками провинций, с которых они кормились.
Надписи оставили многочисленные упоминания о различного рода чиновниках. Система управления в Пагане была исключительно бюрократизирована, причем чиновничий аппарат находился не только в Пагане, но и в других городах. Существовали десятки судейских, налоговых, финансовых, межевых и прочих должностей, однако, к сожалению, сегодня реконструировать эту систему невозможно, так как, погибнув с падением Пагана, она уже не возродилась в последующих царствах, а значение многих упоминаемых в эпиграфике должностей не поддается расшифровке.
В социальном отношении население Паганского государства делилось на свободных и зависимых. В число зависимых, или чван, входили как пагодные и домашние рабы, так и монастырские крестьяне, платившие оброк.
Большинство же крестьян в Пагане оставались свободными земледельцами – асан. Закрепостить бирманского крестьянина при избытке свободных земель
было невозможно. Община асанов, как свидетельствует эпиграфика, выступала как равноправный участник сделок и судебных процессов против монастырей либо царских чиновников.
Соответственно земли делились на государственные, частные и монастырские. В течение XIII в. по мере ослабления центральной власти, усиления торговцев и ростовщиков, роста монастырского землевладения проявляется отчетливая тенденция сокращения фонда государственных земель (которые уже нельзя было пополнить в ходе завоевательных войн) в результате расширения земель частных и особенно монастырских.
Начиная со второй половины XII в. наблюдается постепенный упадок Паганского государства. Причины тому были внутренние – противоречие между централизованным бюрократическим характером многонационального государства и процессом его феодализации, укрепления местных бирманских правителей, превращение монастырей в основных держателей земель и в противников центральной власти, а также внешние – усиление соседей, начало активной миграции шанских племен на востоке Бирмы, стремление монов и Аракана вернуть независимость.
Уже в конце 60-х годов XII в. Паган потерпел поражение в войне с Ланкой. Ланкийские армии временно оккупировали южные порты и, возможно, Паган.
Угроза вторжений горцев, которых уже не могли сдержать пограничные крепости, привела к тому, что бирманские цари стали привлекать шанов на службу. При дворе появляются и все более обретают власть племенные вожди горцев.
Поздние бирманские хроники характеризуют паганских царей XIII в. как ничтожества, которые не смогли защитить государство от гибели. По утверждению хроник, цари пренебрегали религиозным строительством, проводили время в разврате, не стремились к завоеваниям.
Однако обращение к эпиграфике говорит об ином: государство клонилось к упадку не потому, что во главе его стояли ничтожные цари, а потому, что эти цари были бессильны противостоять объективному историческому процессу.
Ни о какой экспансии и речи быть не могло. Уже в начале своей истории Паганское государство достигло естественных границ, за пределы которых не могло выйти хотя бы в силу уникального географического положения страны, отделенной от соседей труднопроходимыми горами.
Обращение к позднейшей истории показывает, что, когда в XVI-XVII вв., движимые императорскими амбициями, бирманские государи совершали походы в Сиам и Лаос, результаты походов, даже при подавляющем военном преимуществе бирманцев, были плачевны: армии, оторванные от баз, в конце концов неизбежно терпели поражения.
В течение XIII в. Паганское государство все время сокращалось. В первую очередь под ударами шанов и каренов, которые постепенно проникли даже в долину Иравади. Очевидно, к концу XIII в. власть над монскими городами была не более чем номинальной.
В то же время государство находилось в постоянном финансовом кризисе ввиду того, что его лучшие земли были разобраны светскими и духовными феодалами, не желавшими делиться доходами с Паганом.
Возможно, Паганское государство просуществовало бы и далее, продолжая деградировать, если бы не наступление с севера. Монгольские властители Китая во второй половине XIII в. предприняли ряд походов на южные страны, стараясь присоединить их к своей империи.
Первое крупное поражение бирманцы потерпели в 1277 г. от отрядов наместника Юньнани. Вслед за этим отложились моны и Аракан. Шанские племена перестали посылать дань.
В 1283 г. новое китайское войско вторглось в Бирму и, разгромив бирманскую армию под Каунсином, двинулось вниз по Иравади. Последний паганский царь, Кансу III, бежал на юг и был убит одним из своих вельмож.
Китайцы, захватив Паган, посадили на престол марионетку и покинули Бирму, оставив там гарнизоны. Вскоре шанские князья изгнали китайцев из долины Иравади, но Паганское царство уже не возродилось. Правда, в течение многих лет формально паганский престол еще существовал и его последовательно занимали князья из ближайших владений, на которые распалась Бирма.
К 1369 г. относится последнее эпиграфическое упоминание о паганском царе.
Постепенно, с перемещением центров бирманской государственности южнее и восточнее, Паган был покинут жителями.
Паган – средоточие замечательных памятников архитектуры и раннего бирманского искусства – остался для бирманцев символом их великой и древней истории.
С конца XIII – начала XIV в. Бирма вступает в новый период исторического развития, характерными чертами которого были политическая и этническая дезинтеграция, раздробленность и попытки ее преодоления в борьбе за создание новой государственности, за власть над всей Бирмой.
Историческую традицию самостоятельного суверенного развития на территории страны продолжили араканцы и моны, которые отделились от распадавшегося Пагана и создали свои моноэтнические государства. Появились молодые варварские государственные структуры шанов – нового этноса, расселившегося в Бирме во второй половине XIII столетия.
Шаны (подобно таи и лао), завершив свое миграционное передвижение из Юго-Западного Китая на п-ов Индокитай, селились в северо-восточных и северозападных горных районах Мьянмы, охватывая полукругом равнины верховьев рек Иравади, Салуин и Ситаун, или собственно Мьянму.
Еще в паганский период они создали свои протогосударственные варварские объединения во главе с собуа (князьями) и стали совершать регулярные набеги на центральные районы страны, а также постепенно мигрировать к югу.
Государственные образования шанов появились и в Центральной Мьянме. К 1260 г. относится упоминание о поселении шанов около Мьинсайна, т.е. в традиционном родовом доме самих бирманцев – каруинах долины р. Чаусхе.
Особенно активное продвижение шанов из своих феодализирующихся княжеств по периферии страны в бирманские районы произошло с началом монголо-китайского вторжения (1277 г.), когда паганские цари не смогли противостоять внутренним конфликтам и сразу двум внешним силам.
В 90-х годах XIII в. существовали наиболее известные шанские княжества Мьинсайн, Пинле, Меккая. Их возглавляли так называемые шанские братья – три могущественных феодальных правителя, которые обладали в Центральной Мьянме реальной силой в отличие от последних правителей Пагана.
«Шанские братья» контролировали рисовую житницу страны – долину Чаусхе, опираясь на военную силу дружин, которую поставляли их единоплеменники с севера.
«Шанские братья», первоначально принятые на военную службу паганскими царями, стали занимать высокие государственные должности при дворе. Здесь они и их семьи, породнившись с бирманской знатью, вошли в правящую элиту Пагана, одновременно переняв традиции бирманской государственности, культуры и буддийскую религию.
По-видимому, именно влияние и усвоение более высокой бирманской цивилизации позволило шанам достаточно быстро перейти к государственности и создать свои собственные шанские или шано-бирманские династии в Центральной Мьянме.
Их утверждение проходило без сильного сопротивления бирманской элиты, тем более что с превращением страны в китайскую провинцию власть «шанских братьев» настолько усилилась, что они вмешивались в дела престолонаследия в Пагане, не оглядываясь на сюзерена в Пекине. Более того, шанские феодалы стали союзниками бирманских в совместной борьбе против монголо-китайской оккупации, что сыграло решающую роль в изгнании захватчиков из Мьянмы (1303 г.).
В отличие от северных шанских княжеств в Центральной Мьянме основное население было бирманским, так как шанам не удалось его ассимилировать, хотя бирманский правящий слой претерпел значительные этнические изменения.
Таким образом, в самом начале XIV в. Мьянма оказалась раздробленной на различные по этническому составу и уровню развития государства. Крупнейшим из них было государство монов на юге страны. Араканцы также отделились от Пагана одновременно с монами.
Центральная и Северная Мьянма представляла конгломерат государственных структур шанов. В составе Пагана осталась лишь небольшая территория, доходившая до Чаусхе на западе (Чаусхе находится к востоку от Багана – shus), на юге – до Прома (Пьи).
Последние паганские цари из династии, основанной Аноратхой, – Сохни (1298-1325) и Узана (1325-1369) – были признаны пекинским двором, однако не обладали никакой властью в стране,оставаясь реликтом былой империи.
Население разбежалось, да и сам город, пострадавший во время монголо-китайских нашествий и шанских набегов, пришел в упадок. Тем не менее он
сохранялся еще как культурный центр, религиозные сооружения которого привлекали паломников, о чем сообщается в эпиграфике.
Власть в Центральной Мьянме находилась в руках шанских феодалов из одной правящей семьи, некогда породнившейся с бирманской элитой.
Было несколько феодальных владений с центрами сначала в Мьинсайне (1289-1312), а позднее в Пинье (1312-1362) и одновременно в Сагайне (1315- 1364).
Их правители использовали бирманскую царскую титулатуру, исповедовали буддизм, строили пагоды. Однако это были неустойчивые феодализирующиеся структуры, с частыми сменами на троне, интригами, заговорами, убийствами.
На захват Пагана шанские правители не посягали; в своей междоусобной борьбе они прибегали к помощи северных соотечественников, стоявших на более низкой ступени развития, которые время от времени совершали набеги, опустошая долину Чаусхе.
Государственные структуры шанов Центральной Мьянмы в конечном счете были сметены шанской вольницей. В 1359 г. шанам удалось захватить и разграбить Пинью, экономический центр на Иравади, и даже удерживать его в 1362-1368 гг.
Однако создать свою государственность в Центральной Мьянме этой волне северных шанов не удалось. В 1368 г. Пинья исчезла с исторической арены; Сагайн был уничтожен еще ранее, в 1364 г. Этой высокой ценой Сагайн и Пинья задержали проникновение шанов к югу во второй половине XIV в.
В этот период проявились признаки новой консолидации бирманцев. Один из центров сосредоточения бирманского населения возник еще в 1280 г. в Таунгу – укрепленном поселении на вершине холма на берегу Ситауна. Сюда стекались бирманские беженцы из Пагана, спасавшиеся от монголо-китайских, а затем и шанских набегов.
Таунгу расширялся. Укрепление власти его правителей, бирманских по происхождению, ознаменовалось принятием в 1347 г. царского титула Тхинкабой (1347-1368) и сооружением дворца в традиционном бирманском стиле.
Его сын Пьянчи (1368-1377) построил в Таунгу несколько пагод и монастырей и совершил паломничество в Паган, где у пагоды Шуэзигон оставил надпись, в которой сообщается, как правитель и его жена устраивали в городе и окрестностях бирманских беженцев после разгрома шанами Сагайна и Пиньи.
Таунгу и позже оставался убежищем для бирманских жителей всех рангов, спасавшихся от феодальных войн и усобиц, постепенно расширяясь в сторону долины Чаусхе, где урожай риса можно было снимать три раза в год.
Однако прочной власти в Таунгу в этот период не было, она зависела в значительной степени от политической борьбы между монами и бирманцами (из другого их центра – Авы).
В 1377 г. Таунгу даже потерял на некоторое время независимость. Тем не менее экономическое благосостояние Таунгу, постоянный приток бирманского населения, религиозная политика правителей создали здесь благоприятную почву для зарождения национальной бирманской литературы.
Основанный в 1364 г. город Ава (искаженное бирм. Инва) на р. Мьинге, притоке Иравади, стал еще одним центром государственности бирманцев.
Удобное расположение вблизи долины Чаусхе, рисового эмпориума страны, и стабилизация политической власти позволили Аве несколько веков оставаться столицей одноименного государства, наиболее важным политическим центром всех бирманцев.
Основателей Авы был Тадоминбья (1364-1368), бежавший из Сагайна вместе с семьей его правителя после шанского разгрома. Будучи одновременно потомком паганского царя Наратихапате и одного из «шанских братьев», Тадоминбья стремился сделать Аву подлинным центром бирманцев.
Поэтому правитель придавал большое значение архитектуре Авы, застраивая ее в лучших традициях бирманского архитектурного стиля, образцом которого служил Паган. Все надписи в его правление были составлены также на бирманском языке.
Тадоминбья, претендуя на славу справедливого буддийского монарха, заботился о процветании подданных и религии: строил монастыри и пагоды в Аве и вокруг нее, сооружал дамбы и каналы в долине Чаусхе. Главная же цель его политики заключалась в изгнании шанов из Центральной Мьянмы, оттеснении их в горные районы севера и северо-востока страны.
Он отвоевал у шанов разоренные ими Сагайн, Пинью, Мьинсайн и присоединил их к Аве.
Политику собирания земель, некогда входивших в состав Пагана, продолжил и Минджи Свасоке (1368-1401), подчеркивавший также свое генеалогическое родство с паганской династией. Ему удалось в значительной мере объединить Центральную Мьянму, особенно с захватом в 1377 г. Таунгу.
С монским государством Минджи Свасоке провел разграничение владений (1371 г.) и обменялся подарками с его правителем Бинья У.
Препятствием для политики централизации, проводимой Авой, были активизация шанских миграций по территории Мьянмы и создание шанами своих государств на территории соседнего Сиама. Особого накала достигла борьба Авы с шанскими набегами в 1373-1383 гг.
Минджи Свасоке в 1383 г. был вынужден отправить посольство в Китай, чтобы, признав сюзеренитет императора недавно утвердившейся династии Мин, до некоторой степени обезопасить себя от шанских вторжений.
При Минджи Свасоке началась затяжная война Авы с Пегу. Бирманцы и моны претендовали на власть над всей Мьянмой, однако шанские миграции и связанная с ними раздробленность феодальных владений, особенно в Центральной Мьянме, не позволяли монам продвинуться к северу.
Ава вела войну против Пегу в союзе с шанами, часто пропуская их войска через свою территорию. Война монов и Авы проходила с переменным успехом.
В соперничество двух основных центров втягивались Аракан и другие независимые владения. В 1374 г. Минджи Свасоке посадил на араканский трон сначала своего дядю, а потом сына. Вмешательство монского царя Разадари вскоре позволило араканцам добиться независимости от авского двора, но ненадолго.
Война Авы и Пегу продолжалась и при Минкхауне (1402-1422). По-видимому, наибольшего успеха бирманцы достигли в 1415 г. (они заняли почти всю западную часть дельты Иравади, кроме Пегу и Мартабана), однако он был недолговечен, так как на Аву напали объединенные силы шанских князей.
Достигнув столицы, шаны осадили город. Это было результатом маневра Разадари, которому удалось подкупом разрушить дружеские отношения авского двора с северными шанскими княжествами.
Хотя война, продолжавшаяся 40 лет, закончилась со смертью Минкхауна, соперничество Авы и Пегу не прекратилось.
В правление Мохньинтадо (1427-1440) относительное единство собственно Мьянмы под властью Авы начинает разрушаться. В 1430 г. полностью отделился Аракан. В некоторые периоды власть правителя не распространялась далее долины Чаусхе. Все большей независимостью от центра начинают обладать члены правящей семьи, которым раздавались в «кормление» (право на получение части доходов) те или иные территории страны, города и населенные пункты.
Самые крупные из них, владельцы ряда земель, особенно Таунгу, считали правителя Авы лишь первым среди равных. В надписях, относящихся к правлению Нарапати (1443-1469), феодалы используют даже царские титулы; свои владения они стараются превратить в наследственные, строят в них укрепления, набирают личную дружину.
Процессам децентрализации в Аве способствовали также постоянные войны с шанами, противоборство с Пегу; в середине XV в. начались нашествия китайских войск. В 1446 г. они подошли к стенам самой Авы, и Нарапати пришлось признать себя данником пекинского императора.
Правление Нарапати было последним периодом относительно спокойного развития Авы. В 1455 г. были достигнуты соглашения о нормализации отношений с Араканом и демаркации границы между двумя государствами. Велась активная торговля с Китаем (через Юньнань и далее на юг к Индийскому океану).
Поддерживались культурные и религиозные связи со Шри-Ланкой. В 1456 г. богатые дары правитель Авы послал с миссией в Канди к святыне буддистов – храму Зуба Будды.
В 1435 г. до Авы добрался первый европейский путешественник – Николо ди Конти.
Религиозная политика правителей Авы была направлена на поддержку буддийских монастырей секты «лесных братьев», поскольку централизованная сангха, существовавшая в Пагане, практически исчезла в период XIV-XV вв., когда империя распалась на ряд владений. Бесконечные войны и усобицы, разорение монастырей заставляли монашество скрываться в лесах и там организовывать свои общины.
Монахи поднимали заброшенные земли и расчищали новые. К ним приходили крестьяне ближних деревень. Интересы царей и «лесных братьев» совпадали, когда последние возвращали к жизни некогда плодородные земли Центральной Мьянмы, зараставшие джунглями.
Из среды монахов лесной секты правители Авы выбирали царского наставника, который одновременно был и сангхараджей. В начале XV в. главой «лесных братьев» был Тири Дхаммасенапати. В одной из надписей говорится, что этот
сангхараджа построил семь больших монастырей и девять пагод. Однако деградация самого авского государства привела к распаду «лесной секты» в конце XV в.
К периоду Авы относятся и первые памятники национальной бирманской поэзии, наиболее известным из которых является поэма «Тола» Шина Уттамачжо.
С распадом Пагана стал полностью независимым и Аракан (южная часть Аракана и при Пагане была суверенной). Как и в предыдущий период, содержание политической истории государства араканцев определялось взаимоотношениями с государствами собственно Мьянмы и мусульманскими правителями Бенгалии, неоднократно пытавшимися поставить Аракан под свой контроль.
От набегов шанов Аракан был отчасти избавлен не только тем, что был отделен горами от центральной равнины, но и благодаря вовлеченности шанов в борьбу с государствами Пинья, Сагайн и Ава.
В правление араканского царя Минтхи (1279-1374) произошло морское нападение бенгальского флота на Аракан. Вражеские суда, перегородившие устье р. Хинья около Читтагонга, араканцам удалось потопить, забросав их камнями и спустив на них по реке горящие плоты, как сообщают источники.
В 1374-1430 гг. Аракан подвергся наибольшему нажиму со стороны основных сил, соперничавших за власть в Мьянме, – государства Ава и Пегу. По-видимому, соперники боролись, во-первых, за араканский престол, а во-вторых, за контроль над Араканом как важным пунктом на главном торговом морском пути Восток-Запад, что было особенно важно для Авы, не имевшей выхода к морскому побережью.
В 1374 г. часть араканских правящих слоев обратилась к авскому царю Минджи Свасоке назначить на освободившийся араканский трон своего ставленника, что тот и сделал. В 1381 г. он провозгласил царем Аракана своего сына, которого араканцы, однако, вскоре свергли (1385 г.).
В 1404 г. на араканском троне утвердился царь Нарамейхла (Минсоман), но бирманские войска через два года снова посадили здесь своего ставленника. Нарамейхла бежал в Бенгалию, связи с которой у Аракана стали более тесными после того, как часть его населения перешла в ислам. Помощь бенгальцев позволила Нарамейхле в 1430 г. провозгласить независимость Аракана. В 1433 г. он основал новую столицу – Мрохаун.
Расположенный на холме среди рисовых полей, пересеченных каналами, которые одновременно служили улицами города, Мрохаун был также морским портом; Мрохаун оставался столицей государства еще целых четыре столетия.
Со времени освобождения от зависимости от бирманцев Аракан стал, однако, вассалом Бенгалии и посылал туда дань. Правители Аракана начали с этого времени строить мечети, использовать в своей титулатуре арабские термины, на их печатях появилась калима (символ мусульманской веры), выполненная в арабской графике, причем если сначала эти печати вывозили из Бенгалии, то к середине XV в. их стали производить на месте.
Аракан к середине XV в. заметно расширился и к северу, и к югу. Али Хан (1434-1459) захватил Сандовей и Раму, Басопьи, или Калима Шах (1459-1482), – Читтагонг. Политические успехи были связаны с расцветом культуры при араканском дворе. Известно, что в этот период создавал свои произведения поэт Адуминньо.
О социально-экономической структуре араканского государства этого периода почти ничего не известно. Правитель Минтха, по-видимому, предпринял разработку новых положений в законодательстве, касающемся ответственности за уголовные преступления. Так, мужья должны были нести наказания за проступки детей и жен, учителя – за учеников, хозяева – за слуг (в основном
домашних рабов). Наибольший интерес представляет изменение кодекса в отношении царских слуг и рабов, которые ранее пользовались судебной неприкосновенностью даже при совершении уголовных преступлений.
Еще до полного распада Пагана добились независимости моны, восстановив, таким образом, историческую традицию своей отдельной государственности. Развитие Пегу в XIV-XV вв., повидимому, можно считать образцом наиболее полного раскрытия потенциала модели моноэтнического государства в условиях незначительной зависимости от внешних воздействий.
Китайско-монгольское нашествие и миграции шанов, прервавшие поступательные социально-экономические и политические процессы в собственно Мьянме, почти не повлияли на район Пегу.
Создание единого монского государства связано с деятельностью правителя Вареру (1287-1296), шана по происхождению. Вслед за изгнанием бирманских войск и чиновничества Вареру удалось объединить отдельные монские княжества – Татон, Мартабан и Пегу.
Столицей был выбран город Татон, который оставался ею до 1363 г. В значительной мере власть Вареру держалась за счет сюзеренитета и реальной помощи от тайских правителей Сукхотаи. Для придания ей большей стабильности Вареру признал сюзеренитет и юаньского императора Китая, чем обезопасил себя от монголо-китайских нашествий.
Имя Вареру носит наиболее ранний из известных в Мьянме кодекс законов (дхаммата), основывающийся на индуистской законоведческой традиции, восходящей к Ману. Со смертью Вареру в Пегу началась борьба за власть, престол переходил из рук в руки.
Лишь с восшествием на престол Бинья У (1353-1385) генеалогическая линия, начатая Вареру, не прерывалась в Пегу до середины XVI в. Энергия этого правителя была направлена на отражение нападения на Тенассерим со стороны созданного в 1350 г. сиамского государства Аютия, разрешение конфликтов в царской семье, строительство и восстановление буддийских святынь.
В 1369 г. Бинья У перенес столицу государства в г. Пегу, так как часть тенассеримского побережья (Моулмейн и сам Мартабан) перешла во владение Аютии в 1363 г.
Однако главную угрозу для Пегу представляла Ава, концентрировавшая энергию бирманского этноса и олицетворявшая его историческое стремление к выходу на морское побережье.
Борьба Пегу и Авы, бирманцев и монов, за гегемонию в Мьянме, проходящая красной нитью через всю историю страны, на этот раз длилась 40 лет. Она началась при сыне и преемнике Бинья У – правителе Разадари (1385- 1423). Его деяния, военные кампании, дипломатическую изворотливость прославили монские хроники так же щедро, как и его авских врагов Минджи Свасоке и Минкхауна – бирманские.
Хроники с восторгом описывают незаурядную силу правителя, неоднократно побеждавшего в единоборстве на слонах, практиковавшемся в тот период в войнах в странах Индокитайского полуострова.
Война велась с переменным успехом и только в сухой сезон. Бирманцам на первой стадии войны удалось захватить у монов важный центр на средней Иравади – г. Проме (Пьи), который с этого времени, как правило, находился под властью Авы.
И если вначале бирманские войска вели военные действия в дельте Иравади, т.е. на основной территории Пегу, то после смерти Минджи Свасоке Разадари, сумев привлечь на свою сторону шанов (бывших ранее союзниками Авы в этой войне), начал рейды в глубь бирманской территории.
В 1406 г. его флот поднялся вверх по Иравади до самого Сагайна (рядом с Авой). В 1407 г. был заключен мирный договор, стороны обменялись пленными, обозначили границу, а Разадари получил в жены сестру Минкхауна.
Но тем не менее война продолжалась. Еще в 1408 г. бирманцы нарушили мир и напали на Пегу из-за придворных интриг, а в 1415 г. войска авского наследного принца завоевали значительную часть монского государства. Лишь к 1417 г. дельта Иравади была освобождена от бирманских войск, а со смертью авского правителя война практически не возобновлялась. Таким образом, политическая ситуация в Мьянме не изменилась, ибо ни одна из сторон не получила перевеса в борьбе за власть над всей страной.
С точки зрения экономического потенциала несомненный приоритет получило монское государство,тесно связанное с морской международной торговлей. Период мирного развития с первой четверти XV до середины XVI в. вывел Пегу в ряд наиболее экономически и культурно развитых стран Юго-Восточной Азии.
Основными портами внешней торговли были Бассейн (для Индии), Дагон (совр. Рангун), где строили морские суда из бирманского тика для сбыта на Яве, и Мартабан, через который велась торговля с Малаккой.
В этот же период в Пегу появились первые европейские купцы и путешественники, высоко оценивающие торговые возможности монского государства.
В 1435 г. в Пегу провел несколько месяцев венецианец Николо ди Конти; к 1470 г. относится упоминание о торговле в Пегу Афанасия Никитина; в 1496 г. здесь побывали генуэзцы Иеронимо ди Сан Стефано и Иеронимо Адорио.
Основной статьей вывоза из Пегу был рис, а также драгоценные камни (особенно рубины) и металлы, воск, тик, бензойная смола. Широко была известна в Юго-Восточной Азии керамическая посуда из Пегу. В Южной Бирме произрастали и пряные растения, но в очень небольшом количестве.
Монские порты служили транзитными пунктами на путях торговли через Индийский океан. Из Китая через Пегу везли фарфор и шелк, из Индии – хлопчатобумажные ткани, ртуть, киноварь, с Борнео – камфару, а также некоторые европейские товары и опиум из Мекки и Камбея. Особо значительную роль играл Пегу в торговле пряностями, которые везли с Малайского архипелага (в частности, перец из Аче на Суматре).
Крупные поступления в казну от внешней торговли позволили монским правителям поддерживать буддийскую общину – сангху, вести широкое культовое строительство. В Пегу была построена известная пагода Шуэмодо, удлинили шпиль Шуэдагона (высота храма достигла 90 м).
Во второй половине XV в., когда среди потомков Разадари не осталось родственников-мужчин, престол в Пегу заняла царица Шинсобу (1453-1472), прославившаяся своей мудростью.
В хрониках ей уделяется много внимания, может быть, в связи с тем, что это был единственный случай в истории бирманской государственности, когда престол принадлежал женщине; Шинсобу выбрала преемником монаха Дхаммазеди (1472-1492), предусмотрительно выдав за него свою дочь, чтобы в какой-то мере избежать недовольства членов правящей семьи.
При Дхаммазеди монское государство достигло зенита своего расцвета, стало центром духовной и культурной жизни всей Мьянмы, генератором новых идей в буддизме. Собственно, Южная Мьянма всегда была воротами для их проникновения из Индии.
С именем Дхаммазеди связана религиозная реформа, победа в Бирме хинаянской формы буддизма.
В 1475 г. Дхаммазеди отправил с богатыми дарами на Ланку миссию из 22 монахов, чтобы они ознакомились там с деятельностью секты Махавихара при одноименном древнейшем буддийском монастыре. По возвращении монские монахи основали в Пегу монастырь Кальяни тхейн и начали проводить массовые церемонии посвящения по сингальскому образцу, одновременно распустив сангху. Разбитая на множество сект, такая сангха не могла служить централизации государства.
Несомненно, что введение реформированного буддизма еще более укрепило монское государство, тем более что посвящение в монастыре Кальяни поспешили получить и монахи из Авы.
Реформы в сангхе провели и другие государства на п-ове Индокитай (Ава, Аютия, Чиенгмай, Лаос), поскольку новая форма буддизма более соответствовала тенденциям централизации и консолидации государств, проявившимся к концу XV в.
Рассматривая историческое развитие Мьянмы после падения Пагана, нельзя не отметить, что процессы «бирманизации», доминирования бирманских государств над государственными структурами других народов и этносов на протяжении XIV-XV вв. практически не проявлялись. Потеря Пегу и Аракана оторвала бирманцев от морских побережий страны, изолировала от внешнего мира. Бирманцы были «вынуждены» развиваться в модели континентальной аграрной структуры. Шанские миграции и вторжения оказались в значительной мере более катастрофичными для экономики страны, основывающейся на поливном рисоводстве (так как ирригационные системы нельзя было привести быстро в действующее состояние после ежегодных разрушений), чем для политических структур и даже религии и культуры.
Шанские правители были ориентированы на восприятие бирманских норм государственности, ее институтов, буддийской религии. Они не только апеллировали к паганской династии в попытках подтвердить генеалогическую легитимность своих династий, но и породнились с ней путем браков с женщинами из паганской царской семьи (что было обычной нормой в странах Индокитайского полуострова).
Появление национальной бирманской литературы и процветание буддизма подтверждают концепцию исторической преемственности государств, существовавших на территории Бирмы в XIV-XV вв., и Пагана.
Характерной чертой бирманской истории XVI-XVII вв. была устойчивая тенденция к созданию имперской политической модели, к объединению государственных структур бирманцев, араканцев, монов, шанов, а также народов, находившихся на более низких ступенях развития.
На это время приходится объединение всей Бирмы под властью династии Таунгу.
Созданная ею в 1531 г. империя просуществовала до 1599 г., но вновь возникла в XVII в. А в 1752 г. произошел окончательный распад бирманского государства Таунгу, и Бирму объединила династия Конбаун.
В процессе развития имперской модели в Бирме происходил синтез социально-экономических, политических и религиозно-культурных традиций, связанных как с Паганом (черты так называемого государственного феодализма), так и с шанскими княжествами, с их вольницей периода становления государственности.
Определенное воздействие на развитие страны в начале XVI в. стало оказывать появление в регионе Юго-Восточной Азии европейцев.
В этот период Бирма была раздроблена на ряд государственных образований, созданных бирманцами, монами, араканцами, шанами. Они находились в состоянии постоянной борьбы друг с другом, осложненной вторжением шанов с северных границ страны.
Созданию единого государства, на гегемонию в котором претендовали бирманские, шано-бирманские, шанские и монские династии, препятствовали как социально-экономические, так и политические причины.
Продолжающаяся миграция шанов оставалась наиболее дестабилизирующим и дезинтегрирующим фактором истории Бирмы в начале рассматриваемого периода.
В наибольшей степени от шанских вторжений страдало бирманское население северной и центральной частей страны. Государство Ава, созданное здесь еще во второй половине XV в., с начала XVI в. уже не смогло выдерживать шанских набегов, начинавшихся обычно с окончанием муссонов.
Особенно активизировавшееся княжество Мохньин в 1524 г. захватило северо-восточную часть Авского государства с г. Бамо, а затем его войска дошли до Таемьо и Прома. В 1527 г. шаны захватили, разгромили и сожгли г. Аву.
Ее последний бирманский правитель, принимавший участие в битве, был убит на своем боевом слоне выстрелом из мушкета (считается, что это первое упоминание об использовании огнестрельного оружия в Бирме).
В дальнейшем, до 1555 г., престол в Аве занимали шанские князья, выходцы с севера. Хотя они и носили бирманские имена, но, в отличие от свергнутой ими Авской династии – бирманизированной и принявшей буддизм, – были еще, по мнению бирманских летописцев, «варварами», о зверствах которых во время набегов, разграблении буддийских пагод, монастырей, реликвий они повествовали в хрониках.
К югу от государства Ава (на р. Ситаун) бирманское княжество Таунгу, основанное еще в 1280 г. и ставшее прибежищем для бирманцев, спасавшихся от шанских набегов, сильно расширилось при правителе Минчжиньо (1486-1531) за счет присоединения плодородной области Чаусхе на центральной равнине, где системы искусственного орошения позволяли снимать несколько урожаев риса в год.
Были построены города Дваявади (Мьочи) и Котумати (современный Таунгу), который стал столицей. Ее обнесли стеной, внутри соорудили дворец для правителя и большой водоем.
Особенно многочисленным был приток бирманского населения в княжество в 1527 г., последовавший за разгромом шанами Авы. Сюда же пришли многие мелкие владетели центральной Бирмы со своими чадами и домочадцами, знатью и простолюдинами – так сообщали хроники.
Вскоре преемники Минчжиньо возглавили бирманское движение за объединение страны под эгидой династии Таунгу.
Наиболее стабильным и процветающим на территории Бирмы к началу XVI в. оставалось монское государство Пегу, занимавшее южное морское побережье. Этому способствовали два основных фактора – защищенность от шанских вторжений княжествами Ава и Таунгу и включенность Пегу еще с середины XV в. в международную морскую торговлю в Индийском океане.
Из Пегу вывозили в Малакку и на Суматру рис и другие продукты питания, небольшие суда, а также драгоценные металлы и камни, бензойную смолу (доставлявшиеся из северной Бирмы).
Импорт монского государства включал в себя преимущественно китайские товары и пряности с Малайского архипелага.
Наибольшее значение для монских купцов имела торговля с Западной Азией и Индией, особенно с Коромандельским побережьем, Бенгалией и Гуджаратом. Там закупались главным образом индийские хлопчатобумажные ткани высокого качества, которые обменивались в Пегу на бирманскую продукцию и привозимые из Малакки и с Суматры пряности.
Еще один торговый путь пролегал через монские порты Мартабан, Йе, Тавой, которые были связаны сухопутной дорогой через перешеек Кра в Тенассериме с Сиамским заливом, куда также доставлялись пряности с Малайского архипелага.
В этот же период появляется интерес к Пегу у европейских купцов и путешественников из Генуи, Венеции. Пегу упоминает и русский купец Афанасий Никитин. Наибольшую активность в Бирме проявляли португальцы – создатели первой колониальной империи на Востоке; они начали разведку торговой ситуации в Бирме в самом начале XVI в., когда в 1512 г. д’Альбукерки направил из Малакки в Пегу Нуньеса д’Акуньо, а в 1519 г. Антонио Корреа уже подписал с монским правителем Бинья Раном II (1492-1526) соглашение об учреждении португальской фактории в Мартабане (фактория просуществовала до 1613 г., а затем была перенесена в Пегу).
По этому же соглашению Бинья Ран II начал использовать впервые в Бирме португальских наемников, владевших огнестрельным оружием, в том числе и артиллерией, значительно усилив этим свои позиции в борьбе с Авским государством.
Государство Аракан, занимавшее западное морское побережье Бирмы, оказалось в этот период в наибольшей степени вовлеченным в сферу португальской экспансии. Множество португальских флибустьеров, служивших наемниками при дворе правителя Аракана в его столице Мро-хауне, вскоре расселились в районе Читтагонга, захваченного у Бенгалии еще в 1459 г., и на о-ве Дианга.
Здесь был создан португальский флот, который поначалу помогал араканскому правящему дому отстаивать свою независимость от притязаний Авы, Таунгу и Пегу.
Однако вскоре обосновавшиеся в Бирме португальцы перестали подчиняться штаб-квартире португальской империи в Гоа и выступили не только соперниками (совместно с араканскими купцами) в торговле своих компатриотов из Гоа, но и грозой всей международной торговли в Бенгальском заливе. Пиратство португальских наемников в Аракане до известной степени повлияло на торговлю мусульманских купцов в этом регионе.
Главным событием истории Бирмы рассматриваемого периода было создание объединенного государства на территории страны с приходом к власти правителя Табиншветхи (1531-1551) из династии Таунгу. Это знаменовало конец трехвековой дезинтеграции Бирмы.
Сын и преемник Минчжиньо – Табиншветхи получил от отца княжество Таунгу, население которого постоянно пополнялось за счет притока бирманцев, спасавшихся от шанов и стремившихся отвоевать у последних свои родные места на центральных равнинах Бирмы.
Двадцатилетний монарх, честолюбивый и энергичный, оказался блестящим полководцем. Он сумел вернуть бирманцам былое величие и, по словам историка Дж.Харвея, избавить страну от кошмара шанских нашествий.
Однако первым объектом завоевательных походов Табиншветхи стала не Ава, на троне которой сменялись шанские собва (князья), ослаблявшие и разорявшие своей междоусобной борьбой и набегами княжество, а богатое монское государство Пегу.
В 1535 г. Табиншветхи во главе большой армии, к которой присоединились многие бирманские феодалы со своими отрядами, быстрым маневром овладел западной частью дельты Иравади и г. Мьяунмья, а затем осадил монскую столицу Пегу. Город защищался целых четыре года и был захвачен только в результате интриг (в 1539 г.).
Полное подчинение монского государства было закончено с завоеванием богатейшего порта Мартабан (1541 г.), а также Моулмейна и территорий до границ с Аютией (Сиамом).
В борьбе бирманцев с монами в Мартабане с обеих сторон участвовали португальские наемники.
У Табиншветхи было 700 человек под командованием Жоана Карейру, вооруженных мушкетами и легкими пушками. Поддерживавшие монов португальцы, во главе которых стоял Паоло Сейхас, обладали семью кораблями, защищавшими город. Однако бирманцам удалось с помощью горящих плотов сжечь часть судов, а другие захватить.
Мартабан был подвергнут жестокому разграблению, длившемуся три дня. Огромная добыча состояла из драгоценных камней, пряностей, шелков, привезенных португальскими, греческими, венецианскими, армянскими, персидскими, арабскими, абиссинскими и суматранскими купцами в монский порт. Сам город был сожжен дотла, правитель захвачен вместе с семьей и предан жестокой казни, имущество иностранных купцов конфисковано.
Чтобы консолидировать завоеванные южные территории, Табиншветхи трижды проводил ритуал своей коронации. В первый раз, в 1541 г., он короновался в Пегу после покорения южной Бирмы, а во второй – в 1542 г. в Пагане, в соответствии с бирманскими традициями, во время предпринятого им похода на север для покорения Прома (захвачен в 1542 г.) и районов Мьинбу и Мьинджана. В 1546 г., желая продемонстрировать единство своего государства, Табиншветхи короновался в третий раз, соблюдая и бирманский, и монский ритуалы, в Пегу, объявленном столицей новой империи.
Бирманский правитель стремился привлечь монов, особенно монскую знать, на свою сторону. Он не только уравнял в правах бирманцев и монов, но и оставил в прежних владениях и на постах монских сановников; покровительствуя монской культуре, Табиншветхи щедро одаривал буддийских монахов пагоды Шуэдагон, занимался украшением монских храмов и даже сам носил прическу и одежду по монскому образцу.
Табиншветхи придавал большое значение в строительстве своей империи южному морскому побережью, через порты которого Бирма становилась участником международной торговли в Индийском океане.
Именно поэтому он выбрал для своей столицы не Таунгу, откуда вышла династия, и не древний Паган, остававшийся национальной святыней, расположенные в центральной части страны, а Пегу. Отсюда можно было быстрее проникнуть к сиамскому и араканскому побережьям.
В своих стратегических целях Табиншветхи не предпринимал поход на Аву, хотя и имел для этого возможность, а попытался в 1546 г. захватить Аракан и в следующем году – Аютию, т.е. оба государства, являвшихся активными участниками торговли в Индийском океане, контроль над которой был несомненной целью объединителя Бирмы – Табиншветхи.
Однако его планам не суждено было осуществиться: обе кампании были неудачными.
Хотя бирманские войска, усиленные новыми отрядами португальцев во главе с Диего Суарешем ди Меллу, захватили араканский город Сандовей, взять Мрохаун – столицу Аракана, хорошо укрепленный город и порт, защищаемый также с помощью португальских наемников, им не удалось.
Поход против Аютии Табиншветхи начал в холодный сезон 1547/48 г. Огромная армия двинулась к сиамской границе. Кавалерия галопом пересекла реку между Мартабаном и Моулмейном по мосту, сделанному из лодок (в качестве понтонов). Слоны, на которых доставлялись пушки и боеприпасы, были перевезены на плотах.
Во главе экспедиции на боевом слоне, в окружении своих сановников и португальской гвардии из 400 человек двигался сам монарх. Ежедневно продвигавшиеся сквозь джунгли передовые отряды и многочисленные слуги обеспечивали Табиншветхи каждый новый ночлег во временном деревянном дворце, богато украшавшемся царскими регалиями.
Город Аютию защищали надежные укрепления с пушками, а также португальские наемники Диего Перейры, в конечном счете сумевшие отстоять сиамскую столицу. Табиншветхи пришлось вернуть пленных и бесславно отступить, теряя своих людей в болотистых чащах Тенассерима.
Царь был морально сломлен повторявшимися неудачами и отошел от дел. Вскоре он был убит восставшими монами.
Власть перешла к Байиннауну (1551-1581), брату жены Табиншветхи. Байиннаун прославился как полководец еще при жизни своего предшественника, участвовал почти во всех его военных кампаниях, фактически управлял государством в последние годы жизни царя, соблюдая ему верность.
Начало правления Байиннауна было тяжелым. Страну охватил очередной мятеж монов, восстановивших на троне в Пегу своего свергнутого правителя. Властители в центральной Бирме и даже братья Байиннауна (в Проме и Таунгу) провозгласили независимость. Распад государства поставил перед новым царем ту же задачу, которую, казалось, решил Табиншветхи, – объединение Бирмы.
Призвав на помощь верных ему людей и португальцев во главе с ди Меллу, Байиннаун предпринял бросок на Таунгу. Здесь было семейное гнездо династии и имелась наиболее вероятная возможность набрать войско из бирманцев, чтобы подавить сопротивление монов, мечтавших о самостоятельном государстве.
Вскоре в его армию начали вливаться бирманцы, шаны и даже часть монов, что позволило занять всю территорию Таунгу, а также главные города центральной Бирмы – Мьедо, Сагу, Таемьо.
При захвате Пегу Байиннаун использовал европейскую тактику взятия городов – обстреливая сначала город из португальских пушек. Их грохот был подобен грому, сообщали хроники, и деморализовывал бирманских солдат.
Под стенами Пегу произошло и традиционное единоборство Байиннауна с монским правителем Смимтхо Будцакетти на слонах, в котором победа досталась бирманскому полководцу. Пегу был подвергнут жестокому грабежу. Убивали всех без разбора, в том числе женщин, детей и даже животных.
Смимтхо был пойман в горах около Ситауна и казнен. С его смертью кончилась монская династия, основанная Вареру еще в XIII в.
В Пегу началось строительство дворца для Байиннауна, короновавшегося здесь с чрезвычайной пышностью.
Восстановив свою власть над территориями центральной и южной Бирмы, объединенными при Табиншветхи, Байиннаун обратил взоры на многовекового врага бирманцев – шанов. Перед лицом этой угрозы шанские княжества, занимавшие центр Бирмы вокруг Авы, а также северные и северо-восточные районы, примыкавшие к Китаю, сумели объединиться.
В 1554 г. началось наступление бирманцев на Аву, которая была захвачена в 1555 г. (так же как и округа Монъюа и Шуэбо). В следующих кампаниях, продолжавшихся в 1569 г., Байиннаун покорил большинство шанских княжеств до границ с Китаем, а также Сиамом, в значительной мере уменьшив опасность военных конфликтов на своих границах.
Именно с периода завоеваний Байиннауна шанские государственные образования были поставлены под более строгий сюзеренитет Бирмы, хотя князья и поднимали частые восстания. Власть бирманцев в княжествах поддерживалась военной силой: во всех крупных городах стояли бирманские гарнизоны, в столицах воинские силы подчинялись бирманскому чиновнику (сикё).
Сюзеренитет подразумевал также, что князья-вассалы приносят клятву верности бирманскому монарху, уплачивают ежегодную дань, приходят в его армию со своими ополчениями, посылают дочерей в гарем, а сыновей – на службу во дворец.
Бирманское государство, пытаясь интегрировать шанов в структуру общества, проводило жесткую политику бирманизации шанских районов, часто насильственным образом. Оно также рассылало буддийских миссионеров для обращения шанов в буддизм, строило буддийские храмы и пагоды.
Часть шанского населения из различных княжеств целыми семьями выселяли на территорию бирманских опустошенных районов. Самых искусных ремесленников из шанов селили вблизи столицы. Так, наиболее известное в Бирме производство лаковых изделий возникло с переселением ремесленников лао из Чиенгмая.
Байиннаун также издал указы, запрещавшие еще бытовавшие у шанов обряды жертвоприношений рабов и животных.
Байиннаун в период побед над шанами сделал подношения в пагоде Шуэзигон в Пагане стольким монахам, сколько ему было лет, а в надписи на большом бронзовом колоколе (на языках пали, бирманском и монском) он гордо сообщил о своих имперских амбициях и покровительстве буддизму.
Единственное, что, по мнению Байиннауна, ущемляло его авторитет, – это наличие в его дворце меньшего числа белых слонов – столь почитаемой царской регалии в странах Индокитая, – чем у монарха соседнего тайского государства Аютия.
Бирмано-сиамские войны в XVI в. начинались, как правило, под предлогом отказа тайского царя Маха Чакрапата послать Байиннауну именно белых слонов. Однако подлинные причины лежали в экономической сфере, поскольку Аютия была богатым, процветающим государством, пользовавшимся своим удобным географическим положением на морских путях для широкой торговой деятельности.
Как и Табиншветхи, Байиннаун прекрасно понимал выгоды захвата Сиама.
В 1563 г., после окончания муссонов, бирманские войска довольно быстро пересекли долину Ситауна, захватили Сукотаи, а вскоре и Аютию, которая капитулировала в 1564 г. Байиннаун заставил вражескую сторону согласиться на выдачу в качестве заложников царя и его сыновей, отменить пошлины для бирманских кораблей в Тенассериме и ежегодную дань в виде 30 боевых слонов, а главное – подарить четырех белых слонов, символизировавших могущество буддийского государства.
Оставив на престоле Аютии своего ставленника – одного из принцев свергнутой тайской царской семьи, – Байиннаун с несметными сокровищами и пленными вернулся в Пегу, где во время его отсутствия началось восстание, в ходе которого была сожжена столица вместе с царским дворцом.
Со свойственной ему энергией Байиннаун подавил восстание и принялся за строительство нового города и дворца. Богатства и красоту восстановленного Пегу с восхищением описывали европейские путешественники.
В 1568 г. Байиннаун с армией более 500 тыс. человек вновь выступил против Аютии, где с помощью португальцев были возведены мощные оборонительные укрепления с пушками, в том числе и по берегам р. Менам. Тайские правящие круги искали союзника для борьбы с бирманцами и интриговали среди лаосских государств.
Осада Аютии длилась до августа 1569 г. Город оказал ожесточенное сопротивление и был взят лишь с помощью предательства. Байиннаун отдал тайскую столицу на разграбление своим солдатам. Сокровища и люди были вывезены в Бирму. Страна на целые пятнадцать лет стала вассалом Бирмы.
Империя, созданная усилиями Байиннауна, была огромна и занимала весь запад Индокитайского полуострова. Как считал венецианец Сезаро Фредериче, бирманское государство «по людским ресурсам, размеру своих владений, количеству золота и серебра далеко превосходит богатство и мощь Великой Турции».
Власть бирманцев в империи опиралась на огромную армию, дисциплина в которой поддерживалась самыми жестокими мерами. Байиннаун не прощал даже своим приближенным малейшей воинской провинности, приговаривая их к смертной казни.
Состоящая из представителей всех народов, входящих в империю, армия использовалась против любого вида неповиновения, особенно против консолидировавшегося национального движения тайцев, монов, а также шанских и лаосских восстаний.
Строитель империи Байиннаун, хотя и обращал внимание на судопроизводство и законодательство, производил стандартизацию мер и весов, всю жизнь провел в военных кампаниях, причем карательные экспедиции приходилось многократно повторять. В самой его столице Пегу восстания вспыхивали, как только правитель выступал в поход.
Управлением государства он занимался мало. Поскольку все крупные центры были оставлены во владении ближайших родственников царя, а завоеванные государства шанов, лао, таи оставались под управлением традиционных вождей (при условии вассалитета), феодальный сепаратизм буквально разрывал страну на части.
Истощение ресурсов перманентными экспедициями и войнами привело бирманскую империю на грань краха со смертью Байиннауна.
Правление его наследника и сына Нандабайна (1581-1599) прошло в бесконечных попытках сохранить громаду бирманского государства.
В 1584 г. Нандабайну пришлось выступить против сепаратистских мятежей, поднятых в Аве, Проме и Таунгу родственниками царя и его министрами. Ужасная казнь была учинена над изменниками: их заживо сожгли вместе с семьями, о чем сообщил в описании своего путешествия венецианской ювелир Гаспаро Бальби.
В 1587-1593 гг. Нандабайн направил три экспедиции против освободительного движения тайцев в Сиаме, возглавляемого Пра Наретом (приходившимся родственником Нандабайну), в 1584 г. провозгласившим независимость Аютии.
Все три сиамских похода были неудачными. С января по июнь 1587 г. бирманские армии безуспешно осаждали Аютию. Покорение Сиама стало для Нандабайна невыполнимой задачей, так как с 1590 г. Пра Нарет, занявший престол в Аютии, начал отвоевывать у Бирмы порты в Тенассериме и побуждать монов к выступлению против власти бирманцев.
Юг постепенно стал отпадать от империи. Моны совместно с тайцами захватили Моулмейн и Мартабан, а затем начали наступление на Пегу.
Столицу отстояли с помощью пришедших с севера бирманских отрядов. Однако вскоре родственники Нандабайна – владетели Авы, Прома, Таунгу и др., видя слабость центральной власти, вступили в междоусобную борьбу за престол.
В конце концов правитель Таунгу в союзе с правителем Аракана Мин Разаджи (1593-1612) начал наступление на Пегу и захватил город в 1599 г. Араканцы сожгли столицу, а Нандабайна, взятого в плен, увезли в Таунгу. Впоследствии он был там отравлен.
Бирма снова распалась на несколько враждующих между собой феодальных государств и владений. Дельта Иравади и побережье около Тенассерима были почти полностью опустошены, а наиболее важные торговые центры захвачены: Сириам – араканцами, Тавой и Тенассерим – сиамцами.
Вскоре юг страны перешел в руки португальца ди Бриту, араканского наемника, который распространил свою власть из Сириама (отвоеванного им у араканцев) на другие монские территории (восточная дельта Иравади и др.) и установил контроль над морской торговлей.
Так закончилась история первой династии Таунгу. Никогда в дальнейшем под властью бирманцев не оказывалась столь обширная держава, как при ее «великих царях» XVI в. – Табиншветхи, Байиннауне и Нандабайне.
Восстановление империи при второй династии Таунгу произошло достаточно быстро, стимул к интеграционным процессам в стране продолжал сохраняться, чему в значительной степени способствовала политика так называемой «восстановленной» династии Таунгу.
Центром собирания нового государства второй династии Таунгу, родоначальником которой был Ньяунджан (1547-1605), один из сыновей Байиннауна, стал доставшийся последнему округ Мейтхила в сухой зоне.
Здесь население меньше пострадало от войн, поборов, наборов в армию и проч. Здесь была плодородная равнина, сохранилось большое водохранилище для искусственного полива полей.
Вскоре Ньяунджан стал собирать собственное войско, в которое он привлек многих беженцев с юга и депортированных во время военных экспедиций бирманцев, монов, шанов, лао, тайцев, араканцев и др.
В 1597 г. (еще при Нандабайне) сюзеренитет Ньяунджана, провозгласившего себя царем, признали многие владетели в центральной Бирме. В 1600 г., после восстановления стен и дворца в Аве, он совершил здесь обряд коронации и провозгласил Аву столицей своего государства.
Только правители Проме и Таунгу сумели продолжить соперничество с Ньяунджаном, власть которого вскоре усилилась за счет контроля, установленного им в результате военных походов над шанами в верхнем течении Иравади. В 1601-1606 гг. были подчинены княжества Могаун и Бамо, а также более восточные шанские государства – Яунджве, Моне, Схенви и др.
Политику отца продолжил сын Ньяунджана Анаупхелун (1606-1628), с которого, собственно, начинается «восстановленная» династия Таунгу.
Стремясь к восстановлению империи Байиннауна, т.е. объединению севера и юга страны, в 1609-1610 гг. он подчинил Проме и направил свои войска в Таунгу. Захват княжества был ознаменован уничтожением царских регалий его владетеля, расквартированием в городе бирманского гарнизона и депортацией почти двух третей населения в Аву.
Затем наступила очередь «королевства» ди Бриту в Сириаме. Анархия в стране, а также европейские пушки и мушкеты помогали сохранению его власти в Бирме некоторое время.
Ситуация изменилась с началом консолидации бирманского государства при второй династии Таунгу. Кроме того, ди Бриту вызвал ненависть местного населения жестокостями, насильственной христианизацией буддистов и т.д.
Избавление от иноземца и иноверца для южной Бирмы пришло в 1613 г., когда Анаупхелун взял штаб-квартиру португальца и казнил ди Бриту.
Почти вся Бирма, за исключением Тенассерима, который не удалось отвоевать у сиамцев, оказалась объединена Анаупхелуном. Столица снова была перенесена в Пегу, куда постепенно начали возвращаться беженцы, тем более что бирманский монарх не ущемлял в правах монов.
Монские порты продолжали торговать с иностранными купцами в Индийском океане, однако этому в значительной мере препятствовал Тенассерим, остававшийся в руках сиамцев.
Анаупхелун постепенно готовился к войне против соседей. Вскоре он захватил Чиенгмай.
Пришедшего к власти Талуна (1629-1648) хроники называют самым мудрым из бирманских правителей. Именно он стал выразителем интересов той части северной бирманской аристократии, которая выступила за изоляционистскую политику государства и отказ от завоеваний. Были оставлены планы покорения Сиама, и, как свидетельствуют бирмано-сиамские переговоры 1634-1648 гг., Талун признал независимость соседней державы. Недаром тронное имя Талуна означает, что его правление было мирным.
Бирма была консолидирована в границах от Могауна и Бамо на севере до Тавоя и Чиенгмая (ошибка: Чиенгмай на востоке – shus) на юге и от шанских княжеств Кентунг и Чиенгхонг на востоке до Аракана на западе.
Столицу снова перенесли в Аву (в 1635 г.), и вплоть до английского завоевания Бирмы в 1885 г. столичный район государства оставался на севере, в родовых бирманских землях, вдали от морских торговых путей.
Однако, как считают исследователи, это вовсе не означало, что бирманское государство «восстановленной» династии Таунгу совершенно отказалось от интересов в доходах от международной морской торговли. В южные порты продолжали приходить иностранные корабли, Талун поддерживал связи с Аче, с индийскими княжествами, вел переговоры с представителями английской Ост-Индской компании.
И тем не менее это было уже другое государство, развивавшееся в традиционной для бирманцев (в отличие от монов) континентальной модели; основные доходы его снова, как и в пагановую эпоху, стали зависеть не от морской торговли, а от земледелия и ремесла.
Главное внимание при второй династии Таунгу стало уделяться консолидации государства в более или менее постоянных границах, новым взаимоотношениям между центром и периферией, между царем и всей иерархической структурой управленцев, среди которых не оставалось места байтам, т.е. элите, наместникам, имевшим царские регалии.
Самую большую роль в консолидации государства сыграли реформы Талуна, которой провел первую в Бирме перепись всего населения с указанием видов земельных владений и их владельцев, количества податных и следуемых в казну налогов и проч.
Владетели мьо (мьотуджи) были включены в списки чиновников, что означало для них переход в низшую категорию бюрократии. Тем самым сепаратистские тенденции, свойственные периоду XIII-XVI вв., были значительно ослаблены.
Другой удар Талун направил против монастырского землевладения, еще сохранявшего сильные позиции. Его указ запрещал передачу в монастырские рабы военнопленных (т.е. ограничивалась власть монастырей); последних стали поселять в районах орошаемого рисоводства на царских землях, где они должны были поддерживать в порядке имеющиеся и строить новые ирригационные сооружения, а в военное время – принимать участие в экспедициях.
Реформы Талуна были весьма действенными. Бирма добивается объединения севера и юга, консолидации страны как в экономическом, так и в политико-административном отношении.
Прежде всего уничтожение системы наместничеств и новые взаимоотношения центра и периферии привели к резкому снижению центробежных тенденций со стороны крупной местной элиты. Начиная с периода «восстановленной» династии Таунгу можно говорить о централизации Бирмы.
Даже правившие после Талуна слабые цари: Пиндале (1648-1661), Пье (1661-1672), Минъечжодин (1673-1698), Сане (1698-1714), Танинганве (1714-1733) – сумели сохранить целостность империи, избегнуть больших внутренних смут.
Этому способствовала также ситуация «затишья» в межгосударственных отношениях на Индокитайском полуострове, т.е. отсутствие крупных войн, которые были характерны для XVI в.
Лишь в 1658 и 1662 гг. вспыхнули бирмано-китайские конфликты по поводу попытки последнего минского императора укрепиться на территории Бирмы. Не возобновлялась также и борьба с Сиамом.
Консолидации и стабилизации Бирмы благоприятствовала и политика европейских держав в регионе; их торговая и миссионерская деятельность мало сказалась на внутриполитических и социально-экономических процессах в стране в тот период.
Бирма занимала достаточно второстепенное положение на морских путях через Индийский океан, да к тому же сама не производила пряностей. Это не вызывало к ней большого интереса со стороны пионеров европейской торговли в Юго-Восточной Азии – португальцев.
Последние оказали на Бирму гораздо большее воздействие не как купцы, а как военные наемники – феринджи, высоко ценившиеся за владение огнестрельным оружием в странах Индокитая в условиях перманентных войн XVI в.
В Бирме феринджи даже не были проводниками колониальной политики Португалии, так как действовали на свой страх и риск, не будучи связанными с ее администрацией в штаб-квартире в Гоа.
Лишь один из этих авантюристов, ди Бриту, как было показано, попытался в начале XVII в. создать свое «королевство» на территории Бирмы, с центром в Сириаме; но вскоре он был изгнан (захвачен в плен и казнен, см. здесь же выше и ниже – shus) из страны.
Такая же участь постигла и португальских наемников в Аракане, где они сыграли значительно большую роль в развитии этого государства, занимаясь не только торговлей, но и пиратством и разбоем в устье Ганга и Бенгальском заливе, что заставило мусульманских купцов несколько изменить свои торговые маршруты в Индийском океане. Феринджи были изгнаны из Аракана в 1622 г., причем захваченный ими ранее Читтагонг снова отошел к империи Великих Моголов.
Монопольные Ост-Индские компании Великобритании и Нидерландов также не добились в XVII в. заключения выгодных торговых соглашений с Бирмой, которая усилилась в правление династии Таунгу.
Ее правители не позволяли европейским торговцам вести здесь выгодную торговлю, устанавливая государственные монополии на вывоз драгоценных металлов и камней.
Резкое падение роли бирманского побережья из-за разорения монских портов в результате войн и усобиц XVI в. уменьшило их участие в международной торговле, что также снизило интерес Ост-Индских компаний к этой стране, особенно после жестокого уничтожения ди Бриту, а с середины XVII в. – и перенесения столицы в центр страны.
В 1679 г. закрыла свою факторию в Сириаме (основанную в 1636 г.) Нидерландская Ост-Индская компания. Еще раньше, в 1665 г., она ликвидировала факторию в Аракане (была создана в Мрохауне в 1610 г.).
Неудачи с торговыми факториями в Бирме преследовали и английскую Ост-Индскую компанию. В Сириаме фактория существовала всего 10 лет – с 1647 по 1657 г. Причины ее закрытия заключались не только в политике противодействия бирманских властей, но и в невозможности конкуренции англичан, в частности английского флота с более сильным голландским, а также с индийскими и армянскими купцами, уже укрепившимися в стране.
Однако Великобритания все же не хотела терять Бирму и неоднократно пыталась заключить торговое соглашение с правителями Таунгу. Кроме того, в Бирме появились новые конкуренты англичан в Азии – французы.
Конец XVII в. стал переломным моментом в колониальной политике держав, которые после закрытия факторий перешли к новому этапу в этой политике – попытке захвата плацдармов в странах Индокитая, в том числе и в Бирме, еще сохранявших независимость. Укрепление страны при династии Таунгу, централизаторская политика позволили противостоять экспансионизму западных держав.
Консолидация Бирмы в XVII в. привела не только к упорядочению социально-экономических и политических основ государства Таунгу, но и к процветанию культуры. Национальная историография считает этот период «золотым веком» бирманской словесности.
Прозаическая литература и поэзия представлены огромным количеством жанров. Как представляется Ю.М.Осипову, исследователю литератур Индокитая, бирманская поэзия в этой период обнаруживает новые тенденции в своем развитии, а именно ослабление ее функциональности в отношении прославления государства и государя и проявление личностных мотивов человека – любви, страданий, описаний красоты природы и пр.
В эпических произведениях серьезные религиозно-дидактические обобщения дополняются романтически-авантюрными сюжетами. Наиболее известными в литературе Бирмы периода Таунгу были Навадей из Прома (1498-1588), Шин Каравика (1588-1648) и др.
Исторический жанр – как правило, хроника: династийная, монаршья или местная, – распространенный в Бирме в этот период, сохраняет средневековый характер, т.е. отличается переплетением исторической правды и авторского вымысла, который, основывался на использовании палийской буддийской мифологии. Легендарные сведения обычно затмевали исторический контекст.
Гораздо большее значение для историков имела бы кадастровая книга, составленная при Талуне, сохранись она до наших дней. Однако, записанная на бумаге (пайебай), сделанной из пальмовых листьев, она почти полностью исчезла, не утратив характер крупного фактора культурной (и экономической) жизни периода Таунгу.
В государстве Таунгу большое внимание уделялось также архитектуре и градостроительству, особенно если вспомнить, сколько раз переносилась при династии Таунгу столица из Пегу в Аву и обратно, частые войны и пожары, в которых деревянные бирманские города исчезали в один миг.
Лучшее описание Пегу принадлежит венецианцу Сезаро Фредериче (1569 г.), подтвержденное в 1587 г. английским путешественником Ральфом Фитчем.
Авторы указывали на широкие красивые улицы, обсаженные пальмами, которые шли к 20 воротам, охранявшимся специальными частями гвардии правителя. Город, построенный в форме квадрата, имел в центре великолепный царский дворец с многочисленными строениями для придворных. Как правило, эта часть города обносилась стеной, кроме того, его защищали рвы, полные воды, с живущими в них крокодилами.
В пределах столичных городов или вблизи них существовало множество буддийских пагод и монастырей. Большинство из них получали крупные дары, в том числе и буддийские реликвии, от правителей династии Таунгу.
Шуэдагон, наиболее известная пагода Пегу, (здесь ошибка: в Пегу находится знаменитая ступа Швемодо (Shwemawdaw), главная ступа страны Шведагон (Shwedagon) расположена в нынешнем Янгоне, далее речь идет именно о ней – shus) уже в XVI в. была сформирована как целый ансамбль пагод, храмов, домов для паломников и проч., причем каждый из правителей считал за заслугу перед Буддой увеличить ее шпиль в высоту и украсить еще более щедро, чем его предшественник.
Несомненно, что достижения в литературе, религиозном и культурном строительстве в период Таунгу заложили основы для расцвета бирманской культуры в следующий период развития страны – при династии Конбаун.
К первой половине XVIII в. политическая и социально-экономическая система государства Таунгу получила определенную законченность.
В период его собирания при «великих царях» в XVI в., очевидно, оно еще носило черты более ранней модели развития, традиционно относимой к Паганскому царству, трансформированной в период дезинтеграции под влиянием феодализирующегося шанского этноса в XIII-XVI вв.
Удержание под властью центра разнородных в социально-экономическом плане этносов и государственных структур бирманцев, монов, араканцев, шанов, т.е. периферии в широком смысле слова, сохранявших автономию или полуавтономию, было основной заботой, с которой с трудом справлялись правители династии Таунгу.
В процессе завоевания консолидация периферии покоилась в значительной степени на лояльности прежних владетелей, получавших статус наместников (байт).
Наместники назначались также из числа родственников правящей династии. Соподчинение центра и периферии, зависимое от кровных связей, дополнялось передачей части харизмы правителя своим наместникам, которые имели царские регалии, т.е. бирманский монарх был не столько неограниченным деспотом, сколько первым среди байинов.
Сепаратизм наместников был бичом государства при первой династии Таунгу. Частые выступления байинов против центральной власти, огромные размеры созданной империи вызывали дезинтеграционные процессы.
Учитывая, что столица государства находилась на юге, в Пегу, правителям было достаточно сложно отмобилизовать людские и материальные ресурсы (базировавшиеся в основном в центральном районе) для военных экспедиций против Сиама или мятежей.
В эпоху второй, или «восстановленной», династии Таунгу Бирма сделала решающий шаг по пути создания ее классической, доколониальной модели, которую историки называют централизованной.
Структура ее в соответствии с космологическими идеями, заложенными в доктрине буддизма тхеравады, представляла собой как бы три зоны, образующие не совсем правильные концентрические круги от центра к периферии в зависимости от притяжения силы (или власти), исходящей от ядра (или центра).
Уподобление государства вселенной придавало огромное значение центральной, или нуклеарной, зоне, по терминологии западных исследователей. Здесь располагались столица, двор правителя и находился сам монарх – буддийский абсолют, даже трон и регалии которого, в соответствии с религиозной символикой, имели магическую силу, способную дать их обладателям власть для установления порядка.
Столичная область вокруг Авы, в междуречье среднего течения и притоков Иравади, меньше пострадала в воинах и усобицах XV-XVIII вв. по сравнению с морским побережьем, куда снова переместился центр государства.
Кроме того, первые монархи второй династии Таунгу предприняли массовые депортации населения из дельты Иравади и горных районов северо-востока. В результате земли вокруг Авы радиусом 100- 120 км, орошаемые реками Чаусхе, My, Чиндуина, оказались опять густо заселенными. Восстановление старых ирригационных систем и строительство новых каналов помогли этому району вновь стать житницей государства.
Уничтожение системы наместничеств и отмена прерогатив и обязанностей местной знати, упорядочение разрядов населения, налогов и повинностей, фиксирование земельных владений, переписи, начавшие проводиться со времени правителя Талуна (1629-1648), – все эти мероприятия позволили превратить центр страны, царский домен в подлинную опору власти бирманской монархии, которой уже в меньшей степени грозила периферия.
Здесь создавались материальные богатства, сюда притекали налоги со всей страны и всех видов деятельности.
Военные подразделения ахмуданов, расселенные на домениальных землях, всегда находились под рукой монарха, в непосредственной близости от его дворца, так же как и запасы риса в царских хранилищах.
Это позволяло не только снабжать двор правителя, а главное, его гвардию необходимым количеством риса и другого зерна и содержать армию во время крупных военных экспедиций, но и создавать запасы на случай неурожаев в период стихийных бедствий.
Вторую зону составляли земли по нижнему течению Иравади, в том числе ее дельта и Тенассеримское побережье на юго-востоке страны. Эта зона, населенная монами, состояла из провинций во главе с наиболее крупными городами, управлявшимися губернаторами, назначенными правителем.
В провинции входили мьо (округа), на которые традиционно делилась территория Бирмы. В них жило податное население – ати. Мьо возглавляли мьотуджи, наследственные владетели, с эпохи Таунгу поставленные под контроль центральной власти.
И наконец, третья зона, где центральная власть была чисто номинальной (как наиболее удаленная от «ядра»), включала горные районы, окружавшие две первые с трех сторон полукольцом горных хребтов: Аракан Йома и Чинские горы на западе, Качинское нагорье на севере и Шанское плато на севере и северо-востоке.
Местное население этой зоны, стоявшее на более низкой ступени развития по сравнению с бирманцами, монами, араканцами, находилось под юрисдикцией традиционных вождей, приносивших бирманскому правителю клятву вассальной верности.
Таким образом, в Бирме, как и в других странах буддизма тхеравады, в основе политической доктрины государства лежала гармония с космическим пространством, причем сами эти государства, по известному выражению Хейне Гёльдерна, были микроскопической репродукцией макрокосмических концепций вселенной.
Управление государством строилось в соответствии с описанной выше трехступенчатой структурой.
Ее вершиной (вернее, центром) был монарх, по-бирмански минджи, – средоточие воли и власти, «хозяин земли и воды», обязанный обеспечивать своим подданным жизненные блага и безопасность.
Главной функцией правителя считалось поддержание в обществе, как и в природе, космического равновесия, порядка и справедливости путем соблюдения дхаммы – буддийской морали (или учения), на которую опирались религиозно-этические и юридические постулаты тхеравады. Об этом свидетельствуют и наиболее часто применяемые к монарху эпитеты: минтаяджи – «царь справедливости» или дхаммаяза – «царь, носитель дхаммы» и проч.
Природные, социальные, экономические или политические катаклизмы в стране, согласно этой доктрине, не имели иных причин, кроме отклонения правителя от дхаммы, что, в свою очередь, приводило к исчезновению его царской кармы, т.е. права на престол. Подобное толкование дхаммы как бы легитимизировало свержение плохого или исчерпавшего карму монарха, что не раз бывало в бирманской истории.
И наоборот, степень совершенствования дхаммы (в том числе покровительство религии и даже войны за обладание буддийскими сокровищами) усиливала царскую карму и три основных качества буддийского монарха (пон – харизму, летйон – силу и, главное, воинские успехи, она – властность), приближая его к «просветлению», т.е. к ипостаси Будды.
Особую приверженность бирманские правители испытывали к достижению идеала чакравартина – буддийского покорителя вселенной, деяния которого предвосхищают появление мессии – Будды Майтреи.
Наиболее известные полководцы из бирманских правителей считали, что войны, в которых они захватывают буддийские реликвии, позволяют им еще при жизни называться Чакравартином, хотя, согласно доктринальному буддизму, чакравартин завоевывает мир, т.е. обращает всех в буддизм, мирными средствами.
Таким образом, наряду с образом минджи в качестве «отца народа» бирманский правитель рассматривался как божество, с помощью которого (или под властью которого) народ достигнет нирваны, т.е. в социальном смысле – счастливой жизни.
Материализация отношений между верховной властью и всеми подданными выражалась в выработанном буддизмом тхеравады особом понимании общественного устройства. Оно заключалось в том, что, с одной стороны, праведная жизнь, высоконравственные деяния (или заслуга) каждого индивида в предыдущих рождениях способствуют получению им более высокого статуса в настоящем.
Однако, с другой стороны, это зависит не только от самосознания личности, но и от поощрения монархом народа к соблюдению дхаммы – моральной этики буддизма.
Так религиозно-идеологическая концепция буддизма тхеравады освящала связь правителя с народом и способствовала консолидации государства.
Бирманский минджи был вершиной правящего слоя общества, построенного по должностной иерархии. Ему ежегодно приносили клятву верности все лица, имевшие чиновничий ранг, начиная от самого незначительного, но возвышавшего его над простонародьем.
Церемония сопровождалась определенным ритуалом и подношением даров правителю, который в ответ раздавал должности, владения, звания, отличия для каждого ранга.
Теоретически правитель назначал всех должностных лиц государства. Однако, как правило, срабатывали отношения «патрон-клиент», пронизывавшие по вертикали всю структуру управления. Поэтому минджи назначал лишь первый эшелон администрации и своих фаворитов.
Далее все назначения производились по традиционной лестнице клиентуры. Министры определяли кандидатуры следующих за ними по рангу чиновников, а те, в свою очередь, нижестоящих. Высшие начальники защищали своих клиентов от царской немилости, помогали им в судебной защите и т.п. В ответ чиновник-клиент обязан был отплатить патрону личной преданностью, услугами и периодическими подношениями.
Подобная система таила в себе опасность злоупотреблений со стороны высших сановников, которые могли использовать государственные земли и труд населения, подвластного их клиентам-чиновникам низших рангов.
Чтобы противодействовать этой тенденции, центральная власть сохраняла патриархальные традиции нечеткой дифференциации функций, их дублирования и дробления административной ответственности.
Столица была наполнена множеством правительственных учреждений и чиновниками всех рангов, особенно высшего. Это были и придворные сановники, и военачальники, и губернаторы провинций, и судьи, и крупные чины буддийского ордена – сангхи, и главы царских ремесленников и крестьян, обрабатывавших домениальные земли.
Верховным органом управления был Высший совет или Совет министров (Хлудо), в штат которого входили четыре главных министра (вун-джи), четыре младших министра (вундау), глашатай, главные писцы и еще около 40 чиновников среднего и низшего звена.
Через Хлудо шла передача царских указов и распоряжений по всей стране в территориальные и департаментские управления.
Одной из главных функций департаментов было управление царским доменом и населением, обязанным службой правителю (ахмудан).
Второй совет назывался Бьедай, или Тайный совет. Его возглавляли четыре атвинвуна. Бьедай отвечал за безопасность покоев правителя, осуществлял контроль за передачей указов от правителя в Хлудо, следил за состоянием казны (шуэдай) и документации о назначениях чиновников. Находившиеся в постоянном контакте с правителем атвинвуны действовали как его личные советники, и часто их влияние было большим, нежели министров Хлудо, формально имевших более высокий ранг.
Из царской семьи, большого, разросшегося клана родственников (учитывая наличие не только нескольких «главных» цариц, но и целого гарема наложниц и фавориток), черпали кадры для элитарного слоя бюрократического аппарата государства.
Представители царствующего дома составляли регламентированную иерархическую общность, где вершину представлял минджи (правитель), а близость кровного родства с ним определяла статус человека и соответственно размер содержания, т.е. налогов, получаемых им с определенных населенных пунктов, районов или видов деятельности.
Первыми на этой иерархической лестнице стояли сыновья и братья правителя, преимущественное положение занимал старший сын от «главной» царицы, наследник престола (эйншемин, или ювараджа). Он имел право не только на роскошный дворец и двор, повторявший в миниатюре царский, но и на трехтысячную гвардию и большое содержание от владений (или «кормлений» – мьоза), число которых в соответствии с «табелью о рангах» доходило до семи. Сыновья же наложниц получали в «кормление» не более одного владения.
Сыновья и братья правителя были, как правило, наиболее опасными его соперниками. При первой династии Таунгу узурпации трона имели место, однако при второй династии проблема престолонаследия в государстве была теоретически разрешена: старший сын «главной» жены минджи получал титул ювараджа и соответственно приоритет при смене власти.
Как явствует из генеалогической таблицы правящего дома, правило это в большинстве случаев соблюдалось при второй династии Таунгу.
Указы центральной власти, издававшиеся с конца XVII в., о запрещении членам царского клана жить вне столицы (причем сами бывшие наместники лишались титулов и прерогатив и должны были управлять своими владениями через агентов, губернаторов, фаворитов правителя) резко сократили возможность возникновения сепаратизма и нестабильности в верхнем эшелоне правящего слоя, поставив его представителей под неусыпный контроль центральной власти через своих назначенцев и осведомителей.
Если институт наместничества был уничтожен, то и другие крупные чины теперь, согласно источникам (при второй династии Таунгу), основную массу владений получали в центральной зоне, вблизи столицы. Доля таких владений составляла здесь 70% всех раздаваемых территорий.
Мьоза имели право на взимание той части налогов с населения, которая обычно шла государству при отсутствии на данной территории кормления. Обычно это составляло 7-10% общей суммы, кроме того, им поступали судебные штрафы.
Если во времена Талуна проведение переписей и усиление центральной власти не позволяли мьоза сильно превышать свои полномочия, то к началу XVIII в. казна стала катастрофически пустеть из-за усилившихся вымогательств мьоза и коррупции аппарата. Это заставляло население нуклеарной зоны бежать на окраины страны, в джунгли, отдаваться под покровительство сильных лиц, переходить в долговое рабство или менять свой разряд ахмуданов, только чтобы избежать службы государству и лихоимства чиновников.
Во второй зоне высшего чиновничества было значительно меньше, чем в центральной, тем более что при восстановленной династии Таунгу наместников (байтов) практически ликвидировали, заменив их губернаторами – мьовунами из назначенных минджи(*); владения мьоза были в большинстве случаев перенесены в нуклеарную зону, а сами «кормленщики» должны были переселиться в столицу.
————————————————————————————————————————————————————
(*) Согласно исследованиям, байинов во второй зоне вообще не отмечено, а из 347 мьо-вунов в период между 1635 и 1740 гг. лишь пять носили титул мин, т.е. были из родственников правителя.
————————————————————————————————————————————————————
Таким образом, в этой зоне население – налогоплательщики-ати (ахмуданов здесь было немного) – находилось преимущественно под юрисдикцией местных традиционных властей, которые носили титул мьотуджи (юватуджи и др.), т.е. глав мьо.
Мьо было сельской округой, состоящей из нескольких деревень, правда, число их сильно варьировалось – от нескольких сотен до единиц. Мьо носило название по главному населенному пункту, где жили мьотуджи, его семья, в которой статус главы мьо передавался по наследству. Для крестьян-ати, проживавших в мьо и занимавшихся преимущественно земледелием или рыболовством, мьотуджи были практически полновластными хозяевами, ибо они (или их помощники) собирали налоги, назначали на общественные работы, вершили суд, набирали солдат в армию и т.п.
С периода реформ Талуна централизаторские тенденции в государстве династии Таунгу привели к тому, что мьотуджи хотя и сохранили право на наследование этого титула, но должны были регистрироваться и утверждаться в столице, где они были обязаны предъявить документы (ситтаны) на право наследования мьо, сообщить о генеалогии семьи и ее владении мьо в предшествующих поколениях, рассказать о границах мьо, его размерах, землях, количестве населения и следуемых с него налогов (т.е. фактически отчитаться перед казной).
И хотя мьотуджи были введены в иерархическую структуру администрации государства, их положение отличалось от положения чиновников низшего или среднего звена (особенно не связанных с правящей фамилией) стабильностью, преемственностью власти, что благотворно влияло на жизнь населения мьо, да и самого государства в целом.
Если мьоза как временщики были заинтересованы в извлечении максимальных доходов в кратчайшие сроки, то мьотуджи, наоборот, старались защитить население своих владений от жестокой фискальной политики мьоза и государства, удержать его от бегства в джунгли. Таким образом, мьотуджи на местном уровне были подлинными владельцами своих мьо и наиболее стабильной стратой системы администрации в стране. В качестве наследственных должностных лиц они способствовали интеграционным процессам в государстве Таунгу.
В первых двух зонах все свободное население четко делилось на два социальных слоя (если считать царскую семью отдельной стратой, то на три) – управляющие (ахмудата), или чиновный люд, начиная с низших постов и до самых верхних, и управляемые, или простонародье – синьета.
Существовал еще слой рабов, эксплуатация которых отличалась патриархальностью. Это были либо слуги, либо рабы при буддийских пагодах, либо зависимые должники. Последние получали свободу при условии выплаты долга.
Синьета как сословие в целом отличались от чиновников по своим правам и обязанностям: 1) они несли отработочные повинности и платили налоги (от чего были освобождены члены правящего клана и лица, входившие в иерархическую структуру чиновничества) и 2) не имели права участвовать в ежегодной церемонии присяги правителю, являвшейся привилегией и долгом «управляющих».
Ахмуданы, теоретически считавшиеся привилегированной частью простолюдинов, так как они служили правителю лично, несли военную службу, обрабатывали царский домен (одна из категорий ахмуданов – ламайны), выполняли натуральные повинности в пользу двора: например, работали гребцами, тюремщиками, различного рода мастерами в царских мануфактурах по производству утвари, специальной одежды, вышивки и т.д.
Как уже указывалось, ахмуданы составляли основную часть простолюдинов в нуклеарной зоне и были потомками тех, кого Талун вывел из Пегу в 1635 г., когда перенес столицу на север, а также военнопленных из шанских княжеств и Нижней Бирмы (монов и каренов), захваченных во время походов и войн первой четверти XVII в.
Некоторые ахмуданы происходили от служилых людей, живших в так называемой «сухой зоне» еще с XIII-XIV вв., деревни которых были реорганизованы при Ньяунджане и Талуне.
Ахмуданы, как правило, жили в военных поселениях и разделялись на отряды (асу). Глава деревни, в которой располагались ахмуданы, был одновременно и командиром асу. Ахмуданы получали от государства землю, либо полностью освобожденную от поземельного налога, либо обложенную по 1/4 обычной ставки. Эта земля могла обрабатываться самим ахмуданом, либо сдаваться в аренду.
Определенная часть очередников из асу постоянно находилась на службе, выполняя свои наследственные обязанности. В случае войны все ахмуданы подлежали мобилизации в бирманскую армию и составляли наиболее сильный ее контингент. В мирное время на них падала основная тяжесть работ по поддержанию ирригационных сооружений в домене, строительству дорог, ремонту дворцовых сооружений, городских стен и т.д.
К XVIII в. теоретически стройная система разрядов простонародья, при которой был возможен переход (по браку) в другой разряд, получивший название каппа, оказалась подорванной значительно изменившимися экономическими условиями.
Усиление эксплуатации ахмуданов, попавших в зависимость от огромного количества чиновников-начальников, наводнивших нуклеарную зону при второй династии Таунгу, привело к тому, что ахмуданы стали стремиться избавиться от государственного давления: переходили в другой разряд, бежали в джунгли, укрывались в монастырях, в домах богатых людей (тпугаун) и даже предпочитали попадать в долговое рабство.
Документы периода Таунгу изобилуют указами, запрещающими переход ахмуданов в другие асу или разряды. Бегство ахмуданов наказывалось клеймением беглого и припиской его с помощью татуировки к покинутому асу.
Ати – податное сословие преимущественно второй зоны – платило значительные налоги: подушный, а также поземельный в пользу государства или мьоза (если таковой имелся над мьо).
Ати выполняли также различные общественно-принудительные работы (от которых теоретически освобождались ахмуданы) – работали на строительстве ирригационных сооружений, храмов, пагод, дорог.
Во время войны ати составляли ополчение, на которое падали вспомогательные работы при движении армий: перевозка артиллерии, расчистка дорог в джунглях, строительство мостов и т.п. В целом ати находились под более слабым контролем государства и даже спасались от него с помощью своих традиционных наследственных лидеров – мьотуджи.
Рабы занимали наиболее низкую ступень в бирманском обществе. Основную их массу составляли должники, численность которых возросла к началу XVIII в., когда часть свободного населения, особенно в нуклеарной зоне, пыталась избавиться от государственного тягла и найти покровительство «сильных людей», возможности которых противостоять чиновничье-бюрократическому аппарату возросли с ослаблением государства Таунгу в 20-40-х годах XVII в.
Как полагают некоторые исследователи, «сильные люди» появились в начале XVII в., когда при второй династии Таунгу интеграция страны помогла восстановлению торговых связей центральной и южной Бирмы, что способствовало включению всей страны в морскую международную торговлю.
Доходы от этой торговли получало не только государство, но и отдельные его представители, которые сумели обогатиться и привлечь на свою сторону часть беглого населения из нуклеарной зоны, лишив таким образом правителя материальных и людских ресурсов и соответственно ослабив казну.
Третью зону государства составляли в основном шанские и тайские княжества по северо-восточным и юго-восточным окраинам страны, а также территории, где обитали отсталые горные племена, жившие деревнями или общинами.
Степень зависимости шанских князей (собва) от центральной власти была различной. Многие из них признавали двойной вассалитет – и от Бирмы, и от Китая или Сиама, причем играли на противоречиях своих соседей, неоднократно сталкивая их в войнах.
Со времени династии Таунгу часть шанских князей приняла или была поставлена под сюзеренитет Бирмы. Это означало приносить присягу верности правителю, отдавать часть налогов или традиционной продукции княжества, принимать военный бирманский гарнизон во главе с ситке, который отвечал за положение в княжестве перед центральной властью.
Кроме того, дети князя со времени династии Таунгу должны были жить в Аве (дочери – в гареме, сыновья – в услужении или гвардии), а сам он был обязан приходить с ополчением во время военных экспедиций.
Существовала разработанная система взаимоотношений государства Таунгу с шанскими князьями. Часть из них платила ежегодную дань, а некоторые могли признавать двойной суверенитет. Время от времени в период Таунгу Ава была вынуждена направлять военные экспедиции против проявлявших неповиновение княжеств или племен, обычно завершавшиеся уводом части населения для пополнения рядов ахмуданов нуклеарной зоны.
* * *
С конца XVII – начала XVIII в. бирманское государство вступило в период упадка и дезинтеграции, как это уже не раз происходило в истории страны.
Главным фактором внутренней нестабильности оказалась, как и прежде, неспособность центральной власти контролировать правящую элиту (несмотря на все реформы), которая экспроприировала доходы и права центра и сузила базу, на которой держалась вся система государственного управления.
В обстановке не до конца урегулированных отношений престолонаследия (хотя и принявших более четкие формы при второй династии Таунгу), отсутствия корпоративизма в среде правящего класса в сочетании со всеохватывающей системой «патрон-клиент» существовала постоянная возможность создания группировок вокруг отдельных министров, каждая из которых выдвигала своего претендента на трон (обычно предпочтение отдавалось слабой личности, чтобы иметь возможность воздействия на нее).
Так, в начале правления Сане (1698-1714) в результате борьбы двух соперничающих кланов министров Немьотихату и Твинтинджи первый был физически уничтожен и к власти пришел в качестве главного министра Твинтинджи, который поставил своих людей на все ключевые посты в государстве и фактически правил при Сане и его сыне Танинганве (1714-1733).
При последнем правителе династии Таунгу, Махадхаммаязадипати (1733-1752), этот клан потерпел поражение в столкновении с новыми соперниками из кланов, возглавлявшихся другими министрами.
Все эти группировки и кланы стремились увеличить число своих клиентов в первую очередь за счет ахмуданского населения центральной зоны. Ахмуданы и ати, уклоняясь от возраставших налогов и повинностей, преимущественно со стороны государства, становились слугами или долговыми зависимыми «сильных домов» либо клиентами более сильных патронов.
Делались попытки укрываться в монастырях, вступая в монашеский орден. Именно поэтому последние цари династии Таунгу постоянно издавали указы и распоряжения о запрете ахмуданам менять разряд, становиться долговыми рабами и монахами (см., например, эдикт Танинганве от 1728 г.), обязывая чиновников возвращать ахмуданов в их прежние подразделения.
Участились также побеги населения из центральной зоны в другие под покровительство местной знати. В результате возрастали налоги и повинности тех ахмуданов, которые оставались в своих подразделениях в непосредственной близости от столицы.
К этому добавилось соперничество между фракциями элиты за возросшие в начале XVIII в. доходы от морской торговли (когда дельта начала оправляться от разорительных войн), а неразбериха во многих отраслях управления и переплетение функций между территориальными и департаментскими учреждениями способствовали обогащению «сильных домов», в руки которых попадали не только значительные материальные средства, но и людские ресурсы.
По-видимому, это стало причиной сужения государственного сектора экономики в нуклеарной зоне, а следовательно, и ослабления самого государства.
В условиях падения авторитета центральной власти и контроля ее учреждений, возрастания бандитизма, бродяжничества усилилась роль местных лидеров – мьотуджи. Стремясь защитить себя от бандитов и иноземных вторжений (см. ниже), население сельской местности сплачивалось вокруг мьотуджи.
Последние укрепляли мьо, набирали дружины для охраны населенных пунктов, а перестав посылать налоги в центральную казну, даже начинали борьбу с соседями за увеличение своих владений.
К внутренним неурядицам в государстве Таунгу в начале 30-х годов XVIII в. добавились и внешние, в основном связанные с вассальными шанскими и лаосскими княжествами.
Возмущенные новыми поборами, в 1727 г. восстали жители крупнейшего из них – Чиенгмая. Они разгромили бирманский гарнизон, убили губернатора и пригласили на трон лаосского принца. Все три бирманские экспедиции против княжества успеха не имели.
Другие северные княжества – Нан, Кентунг, Могаун и др. – также отпали от Авы.
Хотя Сиам, Китай, а также Аракан не вмешивались в бирманские дела (*), у Авы появился другой враг – вассальное княжество Манипур.
————————————————————————————————————————————————————
(*) Лишь при араканском правителе Сандавизае (1710-1731) было совершено несколько набегов на долину Иравади, но после его смерти в Аракане снова началась анархия.
————————————————————————————————————————————————————
Раджа Манипура Гариб Наваз (1714-1750), при котором завершилась трансформация этого горного княжества, начавшаяся в XVI-XVII вв. под влиянием канонов и стандартов индуизма, предпринял энергичные набеги на слабевшую бирманскую империю.
За первым (неудачным) походом 1723-1724 гг. последовала целая серия новых начиная с 1736 г. Ежегодно манипурские всадники появлялись в долинах Иравади и Чиндуина, выжигая дотла деревни, разрушая буддийские храмы, разоряя поля. Жителей уводили в плен.
В 1739 г. манипурцы дошли до Сагайна, города, расположенного на берегу Иравади, напротив Авы, и разорили его. Лишь вторжение в Манипур соперника Гариб Наваза – раджи Трипуры помешало манипурской коннице разгромить Аву в 1740 г.
Хотя при династии Таунгу в Бирму по-прежнему входили северная и южная части страны, при ее последнем правителе, Махадхаммаязадипати (1733-1752), внутренние противоречия привели к дезинтеграции государства.
Центральная власть не смогла удерживать в повиновении зоны, находившиеся в отдалении от столицы. Начали возрождаться местничество и регионализм, а губернаторы провинций стали превращаться в полновластных наместников.
В правление Махадхаммаязадипати огромную власть имел губернатор Авы Маун Пу, который вскоре стал главным министром, ибо способствовал приходу к власти этого правителя. Как сообщает источник, Маун Пу фактически контролировал половину государства через свой клан, члены которого занимали ключевые посты в администрации, а также благодаря своей должности губернатора столицы. В 1735 г. он, например, создал собственные вооруженные силы в тысячу человек (из беженцев-ахмуданов), не согласовав это с правителем.
В 1748 г. в Сагайне (а затем в Таунгу) брат государя получил, практически отделившись от центральной власти, права байина или даже соправителя (мин-байин).
Роковой удар по государству Таунгу был нанесен с юга извечными соперниками бирманцев на территории страны – монами, которые к первой половине XVIII в. возродили Пегу. Сюда устремлялись беженцы из нуклеарной зоны, которых привечали местные власти.
Благосостояние южной части страны также начало быстро возрастать с расширением в этот период морской торговли. В 1740 г. был убит бирманский губернатор Пегу, а моны провозгласили независимость и посадили на трон Пегу Смимтхо Буддакетти.
Последний, хотя и был монахом, возглавил армию монов, которая, уничтожая бирманские гарнизоны в населенных пунктах, стала продвигаться вверх по Иравади на север.
Захвативший в 1747 г. власть в Пегу Бинья Дала пообещал монам возродить былую славу Пегу. Полагая, что в воинской доблести ему подобает слава Байиннауна, он объединил силы монов своей армии с шанами и монами, поселенными около столицы, и весной 1752 г. захватил Аву. Махадхаммаязадипати с семьей был захвачен в плен и увезен в Пегу.
Монская армия покинула центральную Бирму, считая, что с бирманской империей покончено.
Действительно, империя Таунгу погибла, но ее место очень скоро заняло новое бирманское государство.
Бирма в XVIII – начале XIX в. была наиболее значительным государством Юго-Восточной Азии.
Занимавшая западную часть Индокитайского полуострова, она граничила с Китаем на севере и северо-востоке, Сиамом на востоке, на западе – с колониальными владениями Великобритании в Индии (Бенгалией).
Юг и юго-запад страны омывались Андаманским морем и Бенгальским заливом.
Наиболее крупными народами Бирмы являлись бирманцы (мьянма, мранма), населявшие центральные районы страны по верхнему и среднему течению Иравади – главной речной артерии, и моны, занимавшие дельту Иравади, южное морское побережье и Тенассерим.
Бирманцы и моны на протяжении столетий вели борьбу за гегемонию над всей Бирмой, вовлекая в это соперничество и другие народы, прежде всего араканцев (родственных бирманцам), живших на юго-западе страны, в Аракане, примыкавшем к Бенгалии, и шанов, населявших Шанское нагорье на востоке и северо-востоке Бирмы.
По горным окраинам страны жили народы, стоявшие на более низкой ступени
развития: чины – в Чинских горах на западе, качины (чинпо) – в горных районах, окаймлявших бирманскую равнину с северо-запада, карены (близкие монам) – на востоке по границе с Сиамом и другие (палауны, ва, каду, лису, лахо).
Тенденция создания имперской политической модели – объединения всей территории под эгидой бирманского этноса, – успешно развивавшаяся при династии Таунгу (1531-1752), продолжилась и при новой династии Конбаунов во второй половине XVIII – XIX в.
Способствовал процессу консолидации и централизации бирманского государства в этот период внешний фактор- колониальная экспансия европейских держав, устремившихся в Индию, Юго-Восточную Азию и Китай.
Бирма в силу своего географического положения испытывала давление преимущественно со стороны Великобритании, создававшей свою колониальную империю в Индии, и Франции, активно действовавшей в Сиаме, Камбодже и Вьетнаме.
Династия Конбаунов в борьбе за объединение страны
В начале 40-х годов XVIII в. бирманское государство династии Таунгу с центром в городе Ава (Инва) вступило в полосу упадка.
Сепаратизм наместников и вассалов, этническая рознь и вторжения соседей поставили государство перед катастрофой. Наместники поднимали мятежи в центре и на юге страны; воинственные всадники из индийского княжества Манипур совершали непрерывные набеги на ослабевшую Бирму, опустошая страну и уводя в плен население деревень, расположенных на правом берегу Иравади; восставали шаны, некогда поселенные в окрестностях столицы.
Но самый сильный удар нанесли извечные соперники бирманцев – моны.
Монское население дельты Иравади восстало под руководством своей знати, которая провозгласила независимость монского государства Пегу во главе с правителем Смимтхо Буддакети (1740-1747).
Традиционная бирмано-монская борьба за гегемонию осложнилась вмешательством европейцев – англичан и французов, создавших свои фактории на южном побережье Бирмы.
В течение ряда лет династии Таунгу удавалось противостоять врагам, но в 1752 г. наступила развязка.
В 1747 г. монская знать отстранила от власти Смимтхо Буддакети и возвела на трон Бинья Далу (1747-1753), который провозгласил главной целью своего правления объединение всей Бирмы под своей властью. Соединенные силы монов и шанов, возглавляемые монским полководцем Талабаном, сумели сломить сопротивление бирманцев и в 1752 г. захватили их столицу Аву.
Последний правитель Бирмы, Махадхаммаяза Дипати, был увезен в Пегу. Верхний эшелон бирманской элиты подчинился монскому правителю.
Бинья Дала посчитал свою миссию выполненной и увел войска на юг, в Пегу, оставив в Аве Талабана со сравнительно небольшим гарнизоном. Династия Таунгу окончательно прекратила свое существование. Тогда казалось, что вместе с ней закончилась и власть бирманцев в Бирме.
Однако ситуация в стране вскоре изменилась: бирманский народ поднялся на борьбу с монской властью. Ее возглавили мелкие и средние феодалы – мьотуджи, которые выдвинули на политическую арену энергичного вождя, сплотившего вокруг себя национальные силы в этот критический для Бирмы момент.
Знамя освободительного движения поднял Маун Аун Зея, мьотуджи округа Моксобо. Он собрал население подвластных ему 46 деревень в построенное в Моксобо укрепление, сжег окрестные поселения, засыпал колодцы и ручьи, вырубил деревья и уничтожил все посадки в радиусе десяти километров, превратив окрестности Моксобо в пустыню, где вражеская армия не могла найти приюта и пропитания.
Аун Зея отбил атаки монов на Моксобо, после чего к нему стали стекаться крестьяне, ремесленники, солдаты и бывшие чиновники со всей страны.
Вскоре, в 1753 г., Аун Зея провозгласил себя правителем Бирмы и принял тронное имя Алаунпая, а Моксобо, переименованный в Шуэбо («Город золотого вождя»), сделал новой столицей.
Затем Алаунпая нанес поражение Талабану под Шуэбо и разгромил шанов, лишив Пегу союзника в центральной Бирме.
В конце 1753 г. Алаунпая осадил Аву. Монский гарнизон, опасаясь восстания бирманцев в городе, ночью покинул Аву и ушел вниз по Иравади.
В 1754 г. Алаунпая двинулся на юг, предварительно поставив под свой контроль шанские районы (к северу от Авы) и пополнив войска шанскими отрядами. Преследуя монов, в январе 1755 г. он разбил их армию под городом Пром (Пьи), занял Таунгу, Хензаду и другие города, а в феврале, после победы под Мьянауном, полностью освободил территорию, населенную бирманцами.
Военные действия в монских районах начались и закончились в том же, 1755 г. изгнанием монов из Дагона (в дельте Иравади), где находилась почитаемая во всей Бирме пагода Шуэдагон. Алаунпая переименовал Дагон в Янгоун (Рангун) – «конец войне».
Однако на юге Пегу и Сириам еще оставались в руках монов, которые прибегли к помощи французов и англичан, получая от них оружие, преимущественно пушки.
Алаунпая для захвата главных монских крепостей также нуждался в огнестрельном оружии европейского производства и до поры до времени закрывал глаза на лицемерную политику англичан, которые, обещая свою помощь Бирме, одновременно снабжали монов артиллерией.
В начале 1756г. он подписал соглашение с представителями Английской Ост-Индской компании, по которому в обмен на военную помощь признал захват ею острова Негрэ (1753 г.) и дал согласие на создание фактории в Бассейне (Патейн).
В июле 1756 г. Алаунпая отвоевал у монов их главный порт Сириам (Танхлин) и уничтожил там французские факторию и док, взяв в плен агента фактории де Бруно. Бирманцы захватили также два французских корабля с военным снаряжением и артиллерией, которые были высланы на помощь де Бруно из Пондишери.
В 1757 г. Алаунпая захватил и разрушил столицу монов Пегу, завершив тем самым борьбу за объединение Бирмы. В 1759 г. он подавил восстание монов в дельте Иравади и совершил победоносный поход в Манипур, поставив это княжество в вассальную зависимость от Бирмы.
Теперь наступила очередь изгнания из страны англичан. В ноябре 1759г. бирманские войска высадились на Негрэ, перебили английский гарнизон, захватили в плен нескольких человек и вернули остров Бирме.
Английская Ост-Индская компания была вынуждена ликвидировать также факторию в Бассейне и на долгие годы прервала официальные сношения с Бирмой.
Алаунпая, идеалом которого был бирманский правитель-завоеватель XVI в. Байиннаун, в 1760 г. предпринял завоевательный поход в Сиам. Поход развивался удачно, и в апреле Аютия – столица Сиама – была окружена бирманцами.
Однако Алаунпая получил ранение (или заболел) под Аютией, начал отступление и скончался на обратном пути. Престол перешел к его сыну Наундоджи (1760-1763), которому удалось упрочить положение центральной власти в объединенной Бирме, подавив многочисленные мятежи.
При третьем правителе династии Конбаун, также сыне Алаунпаи – Синбь-юшине (1763-1776), который перенес столицу из Шуэбо в Аву, бирманские армии снова двинулись на Сиам.
В 1767 г. Аютия пала. Бирманцы угнали десятки тысяч пленных (захват людей для заселения земель, обезлюдевших в результате войн и разрухи, являлся одной из основных целей походов в Сиам), вывезли сокровищницу сиамских королей в Аву.
От окончательного разгрома Сиам спасли начавшиеся бирмано-китайские войны: Синбьюшин вынужден был отозвать войска из Сиама для защиты Бирмы от северного соседа.
Этим воспользовался сиамский полководец Пья Так Син, который поднял народ на борьбу за независимость в начале 1768 г. и освободил от бирманцев центральную часть страны.
Алаунпая и его преемники расширили влияние Бирмы на своих северных и северо-восточных границах – в шанских и лаосских княжествах, что стало причиной бирмано-китайских войн в 1765-1770 гг.
Император Цяньлун, при котором Китай вступил на путь широкой завоевательной политики, решил воспользоваться тем, что вассальное Бирме шанское княжество Кентунг (Чентун) вело войну с другим шанским княжеством, Кенхунг – вассалом Китая, чтобы реализовать традиционные китайские претензии на сюзеренитет над Бирмой.
В 1765 г. губернатор пограничной с Бирмой китайской провинции Юньнань с большой армией вторгся в Кентунг. Князь Кентунга и подошедшие бирманские войска нанесли жестокое поражение маньчжуро-китайской армии, командующий которой был вынужден покончить с собой, чтобы, по китайскому обычаю, не «потерять лица».
Каждый последующий год с окончанием муссонных дождей Китай посылал свои войска в Бирму и регулярно терпел поражения, хотя экспедиция 1767 г. дошла почти до Авы, но была остановлена бирманцами в 50 километрах от нее.
Весной следующего года бирманская армия нанесла поражение вторгнувшемуся врагу под Каунтоном, крепостью на Иравади несколько южнее Бамо, главного города северной Бирмы.
После разгрома в 1769 г. под г. Шуэнь-яунбином еще одной военной экспедиции Китая в Бирму был заключен мирный Каунтонский договор: Китай отказался от претензий на те шанские княжества, которые признавали суверенитет Бирмы, и обе стороны согласились обмениваться посольствами один раз в десять лет.
После подавления в 1773 г. с необычайной жестокостью нового восстания монов, Синбьюшин в 1775 г. снова двинул свои армии против Сиама.
Завоевательные бирманские походы в Сиам наносили самой Бирме ущерб, не меньший, чем Сиаму. Ставший во главе сиамских войск Пья Так Син перенес столицу из Аютии, неоднократно подвергавшейся разгрому, в Тонбури и прибег к партизанским методам ведения войны с бирманцами, нанося им чувствительный урон. Боевой дух бирманских войск падал, солдаты стремились домой.
Сведения о тяжелом положении армии, находившейся в Сиаме, побудили монов в южной Бирме вновь выступить против власти бирманцев. Они даже захватили и сожгли Рангун. После жестокого подавления восстания тысячи монов бежали в Сиам и присоединились к борьбе сиамцев против Бирмы.
Смерть Синбьюшина и восшествие на престол его миролюбивого сына Сингу (1776-1782), возведенного на трон группировкой бирманской знати, противников агрессии, на время приостановили войны с Сиамом.
Новый правитель отозвал войска из Сиама и погрузился в дворцовые и религиозные заботы. Однако чем больше интересы Сингу и его сторонников замыкались в стенах авского дворца, тем быстрее усиливалась оппозиция, намеревавшаяся посадить своего ставленника на престол и снова начать завоевательные походы, приносящие военную добычу.
После цепи дворцовых заговоров к власти пришел сын Алаунпаи, Бодопая (1782-1819), который начал новые походы в Сиам (1785-1787), присоединил к Бирме Аракан (1785 г.) и укрепил бирманский контроль над шанскими княжествами.
Но войны против Сиама закончились поражением Бирмы, которая в конце XVIII в. утратила и сюзеренитет над лаосскими районами, признавшими власть нового короля Сиама Рамы I.
Бирмано-сиамские войны, продолжавшиеся (хотя и не в столь широких, как прежде, масштабах) до 20-х годов XIX в., ослабляли оба соседних государства. В результате были разорены и опустошены северные владения Сиама и южные провинции Бирмы (особенно Тенассерим).
Общественный и государственный строй конбаунской Бирмы
Объединение Бирмы династией Конбаунов означало окончательную ликвидацию монской государственности и упрочение гегемонии бирманского этноса во всей Бирме.
Пегу, Аракан и шанские княжества стали частью единой государственной структуры, в рамках которой происходили интеграционные процессы; особенно ускорился синтез бирманской и монской идентичности, происходивший на всем протяжении истории Бирмы.
В конце XVIII в. в Бирме насчитывалось около 5 млн. человек (из них в Аракане – около полумиллиона, в Тенассериме – триста тысяч, в Пегу – семьсот тысяч). Большинство населения проживало в центральной части страны, включая долину Иравади и прилегающие районы.
Целостность государственной территории обеспечивалась как утверждением границ с соседними странами, так и созданием достаточно единообразной административной структуры, различающейся лишь степенью централизма.
Система управления, действовавшая при Конбаунах, опиралась на космологические идеи буддизма тхеравады.
Согласно им, государство уподоблялось вселенной, где из центра (ядра) распространялось притяжение (власть) тремя концентрическими кругами, постепенно ослабевая по мере приближения к периферии.
Первая, или нуклеарная, зона располагалась в центральной Бирме, здесь находился минджи – бирманский абсолютный монарх, его дворец, трон, столица, обладавшие, как считалось, магической силой. Население этой зоны как бы непосредственно покорялось силе власти – в лице монарха и многочисленного чиновничества различных ведомств.
Во второй зоне, в южной части страны, управление было менее централизованным в силу большей удаленности от ядра государства.
К третьей зоне относились окраинные горные районы, где население, жившее еще родоплеменным строем, находилось в подчинении своих племенных вождей и старейшин.
Вся Бирма была разделена на провинции во главе с губернаторами – мьовунами, провинции состояли из округов – мьо, возглавлявшихся мьотуджи. Все должностные лица были ответственны перед правителем.
Подобное укрепление центральной власти произошло вследствие коренного изменения взаимоотношений «центр-периферия», когда были уничтожены наместники – байин, прежде владевшие определенными территориями и распространявшие свою власть над округами или целыми провинциями, получая доходы с них в свою пользу. Байины, связанные узами кровного родства с правящей династией и имевшие царские регалии, часто претендовали не только на феодальные права в своих владениях, но и на власть в стране, соперничая с правителем и создавая угрозу распада государства.
Уже при династии Таунгу начался процесс централизации Бирмы, в ходе которого система наместничества была отменена. При Конбаунах этот процесс был завершен, и последнее наместничество – Таунгу было ликвидировано в 1760 г., сразу же после смерти Алаунпаи. Статус родовой знати, лишенной владений, был очень сильно подорван.
Борьба против феодализировавшейся знати выразилась и в том, что, например, мьовуны и высокопоставленные чиновники провинциальных ведомств должны были жить не в подведомственных им областях, которые часто менялись, а в столице под неусыпным надзором царских соглядатаев.
Управляли же провинциями чиновники низких рангов, назначенцы правителя, целиком от него зависимые.
Мьовуны и чиновники высших инстанций – советники, министры, судьи, казначеи, главы царских ремесленников, – как и придворные сановники, многочисленные члены правящей семьи (учитывая многоженство правителей) назывались мьоза, поскольку получали доходы с той или иной приписанной им территории («кормления»).
Обычно в пользу мьоза поступали 7-10% суммы государственных налогов и некоторые судебные штрафы. Таким образом, в эпоху Конбаунов система мьоза была формой существования государственной собственности на землю.
Основная социально-политическая единица бирманского общества – мьо (при Конбаунах их насчитывалось до пяти тысяч)- на протяжении столетий претерпела мало изменений.
Мьо представляло собой сельский округ, состоявший из нескольких деревень. Оно называлось по главному поселению, в котором жил мьотуджи, его семья и помощники по управлению.
Мьотуджи был связан с населением своей округи личностными связями и сохранял над ним свою власть. Он собирал с жителей налоги, назначал на общественные работы, рекрутировал в армию, вершил суд и т.д.
Мьотуджи, из среды которых вышел основатель династии Алаунпая, сохранили свою феодально-патриархальную власть и право наследования мьо. Однако централизаторские тенденции ввели их в должностную иерархию государства, причем центральная власть контролировала утверждение в должности мьотуджи всякий раз, когда мьо переходило по наследству, и требовала документального подтверждения (ситтана) наследственных прав и отчета перед казной о размерах мьо, числе его жителей и причитающихся с них налогах.
Как свидетельствуют источники, во многих семьях мьотуджи мьо переходило по наследству в течение нескольких поколений.
Положение мьотуджи на местном уровне в качестве феодального собственника и одновременно чиновника (или квазичиновника) способствовало интеграционным процессам в государстве Конбаунов; особенно это касалось двух частей Бирмы: собственно бирманской – в центре страны и монской – на юге, ибо мьо как социальная единица существовало здесь издавна.
Отличия касались лишь центра – так называемого столичного района – вокруг Авы и прилегающих территорий, где располагался домен правителя и земли, на которых жили ахмуданы, служилые крестьяне.
Последние занимались земледелием и поставляли солдат (лучников, гребцов и др.) в гвардию правителя, а также во дворец для различной службы – тюремщиками, мастерами в царских мастерских и пр.
Они селились в специализированных деревнях, во главе которых стояли начальники отрядов, а сами их поселения могли входить в юрисдикцию какого-либо мьотуджи либо подчиняться непосредственно столичным чиновникам.
Это усиливало консолидацию страны, так как в случае объявления войны войска рекрутировались достаточно быстро и находились «под рукой» у правителя, как и царские зернохранилища и склады продовольствия.
Статус ахмуданов был выше, чем остального крестьянства – ати, составлявшего основную категорию земледельческого населения в дельте Иравади, занимавшегося выращиванием риса на заливных полях или на землях, очищенных от деревьев и кустарников подсечно-огневым способом.
Ати платили налоги в казну через мьотуджи, а ахмуданы были освобождены от них, так как несли службу в пользу государя.
От ахмуданов практически не отличались ламайны, обрабатывавшие домениальные земли и также не платившие налогов.
Крестьяне, налогоплательщики и обязанные разного вида службой на государство считались простонародьем (синьета); в отличие от них управляющие, чиновный люд различных рангов (ахмудата) не платили налогов. Высшая страта чиновников состояла из царской семьи, получавшей содержание – «кормление» из казны.
Объединение в едином государстве собственно бирманских районов центральной части страны – наиболее экономически развитых и плотно заселенных, где поливное рисосеяние давало до трех урожаев в год и куда стекались налоги со всей Бирмы, – с араканскими и монскими областями, которые были включены в международную морскую торговлю, придавало значительный импульс экономическому развитию Бирмы в эпоху Конбаунов.
Укрепление нуклеарной зоны, где создавались материальные богатства (преимущественно в аграрной сфере) и концентрировались власть и сила (армия), уничтожение частного феодального землевладения, системы наместничества и концентрация земельной собственности в руках государства означали возврат конбаунской Бирмы к аграрной модели развития, основанной на государственной собственности и бюрократической организации правящего слоя.
Бирма эпохи Конбаунов была гораздо более централизованной державой, чем ранние государства, существовавшие на ее территории. Несмотря на традиционную социальную структуру и патриархальные политические институты, возникновение новых государств Индокитайского полуострова явилось результатом как внутренней эволюции, хотя и протекавшей очень медленно, так и следствием вовлечения этих стран в складывающийся мировой рынок и необходимости противостоять натиску европейских держав.
Колониальная политика европейских держав в Бирме. Первая англо-бирманская война (1824-1826)
До первой четверти XIX в. Бирма не подвергалась прямой угрозе захвата со стороны европейских держав.
На ее территории, преимущественно в южной Бирме, на морском побережье, существовали европейские фактории: в 1695 г. Английская Ост-Индская компания основала в Сириаме факторию и судостроительную верфь, а в 1729 г. там обосновалась и Французская Ост-Индская компания.
Фактории, как форпосты колониальной политики держав, проявили себя активно в период бирмано-монской борьбы за господство в стране после распада государства Таунгу, причем и Французская и Английская компании помогали обеим сторонам, стремясь добиться торговых преимуществ.
От создания факторий европейские державы переходили в Юго-Восточной Азии к захвату плацдармов и проникновению на рынки. Появившийся в Сириаме в 1751 г. де Бруно, действовавший в качестве агента губернатора французских владений в Индии Дюплекса, планировал ввод в южную Бирму французских войск.
Хотя этот план не был одобрен в Париже Советом директоров Ост-Индской компании, он все же обеспокоил англичан, которые в 1753 г. отправили военную экспедицию в Бенгальский залив и захватили остров Негрэ, где построили свой форт.
При Алаунпае надежды Франции и Англии закрепиться в Бирме потерпели крах. В ходе объединения Бирмы первые Конбауны, начиная с Алаунпаи, встали на путь закрытия страны для европейцев.
В отличие от Японии или Кореи это закрытие не носило формального характера, но осуществлялось на практике.
Бирманское правительство строго придерживалось монополии внешней торговли на ряд важнейших товаров и препятствовало их вывозу. Бирманские портовые чиновники в Рангуне, ставшем при Конбаунах главным портом Бирмы, и в других портовых городах осуществляли надзор за внешней торговлей и не позволяли иностранным купцам нарушать законы страны.
В Бирме, как и в любой другой восточной стране, имели место вымогательство и другие злоупотребления со стороны портовых чиновников. Все это вызывало негодование европейских торговцев, пытавшихся добиться исключительных привилегий для своей торговой деятельности и отмены тех бирманских законов, которые препятствовали завоеванию бирманского рынка.
В самом конце XVIII в. начался новый этап английской экспансии в Бирме, порожденный несколькими причинами. Главными из них были стремления «открыть» страну, установить официальные дипломатические и торговые отношения, использовать ее территорию для проникновения в Китай «с черного хода», а также не допустить к естественным богатствам Бирмы свою соперницу в Юго-Восточной Азии – Францию.
В этот период у Великобритании появилась возможность оказывать давление на бирманскую сторону, используя пограничный конфликт, так называемый араканский вопрос, ибо с завоеванием Бирмой в 1785 г. Аракана у Английской Ост-Индской компании (ее индийских владений в Бенгалии) и Бирмы появилась общая граница.
Присоединение Аракана, с одной стороны, положило конец междоусобицам в этом государстве, но, с другой – причинило немало бед араканцам. Начались грабежи и насилие со стороны завоевателей, увеличились поборы, население стали угонять на общественные работы и рекрутировать в армию.
Расхищались араканские святыни. Многие араканцы (особенно антибирмански настроенные группировки араканской знати, большей частью мусульмане), спасаясь от ассимиляторской политики бирманских властей, бежали на малонаселенную территорию пограничных районов Бенгалии, во владения Ост-Индской компании, где с согласия британских властей расселялись в дистриктах Читтагонг и Дакка.
Беженцы стали использовать английскую территорию как базу для вторжений и грабительских набегов на Аракан, поднимая его население на восстания против власти бирманцев. Восстания вспыхивали одно за другим, например в 1791 г., 1794 г. и позже.
Бирма настойчиво требовала от британских властей в Калькутте выдачи главарей мятежей за преступления, совершенные ими во время рейдов на бирманской территории. Эту заинтересованность бирманского государства в решении араканского вопроса британская сторона стала использовать как фактор давления.
В конце XVIII – начале XIX в. к бирманскому двору от генерал-губернатора Британской Индии было направлено несколько посольств с целью установления коммерческих отношений, урегулирования как торговых, так и пограничных конфликтов сторон, а также сбора сведений о Бирме и особенно о бирмано-китайской торговле, ведущейся через бирманский город Бамо и китайскую провинцию Юньнань.
Результатом работы миссии Майкла Саймса в 1795 г. стало соглашение о принятии в Рангуне английского резидента для наблюдения за британской торговлей (в частности, за закупкой тиковой древесины) и предоставлении английским торговцам льгот по уплате таможенных пошлин, однако урегулировать араканский вопрос, выросший в настоящую пограничную проблему во взаимоотношениях Великобритании и Бирмы, не удалось.
В 1798 г. началось новое обострение ситуации на бирмано-бенгальской границе, когда один из влиятельных араканских феодалов, Нга Тан Де, бежал в Бенгалию с многочисленными приверженцами и оттуда начал совершать набеги на Аракан.
Именно тогда бирманские войска под началом талантливого военачальника Маха Бандулы появились в пограничной полосе, угрожая перейти на территорию Бенгалии для взятия в плен Нга Тан Де.
В такой обстановке в 1802г. снова был направлен в Бирму Майкл Сайме. Благодаря такту и выдержке и вопреки воинственным инструкциям генерал-губернатора Британской Индии Саймсу удалось уменьшить напряженность в англо-бирманских отношениях, но ненадолго.
В мае 1811 г. Чинбьян, сын Нга Тан Де, собрал на английской территории значительное войско,
перешел пограничную реку Нааф и штурмом захватил араканскую столицу Мрохаун. Провозгласив себя независимым правителем, он обратился за помощью к англичанам. Бирманские войска сумели выбить Чинбьяна из Аракана, но вплоть до своей смерти в 1815 г. он боролся против властей Бирмы, совершая регулярные рейды на ее территорию (не без помощи англичан).
В 1817 г. Бодопая, продолжая завоевательную политику, которая возвела его на трон, вмешался в междоусобицы в Ахомском государстве в Ассаме. В результате бирманская армия вторглась в это княжество, и в 1821 г. командовавший войсками Маха Бандула возвел на ассамский престол бирманского ставленника. Другие претенденты нашли убежище в английских владениях.
В 1819г. бирманцы возвели на трон княжества Манипур нового раджу, обвинив прежнего в том, что он не присутствовал на коронации бирманского правителя Баджидо (1819-1837).
В январе 1824 г. бирманская армия вторглась в княжество Качар, где обосновался свергнутый раджа Манипура. В Качар двинулся и английский отряд под предлогом защиты его раджи от манипурцев. Раджа Качара признал себя вассалом Английской Ост-Индской компании, как и князь соседней Джайнтии, также оккупированной бирманцами.
Обострилась и обстановка на араканской границе, где разгорелся спор из-за острова Шахпури в устье пограничной реки Нааф.
В январе-феврале 1824 г. произошли столкновения в Качаре. Расквартированная по границе с Бенгалией и при преследовании беженцев не раз переходившая р. Нааф во владения Ост-Индской компании бирманская армия стала восприниматься англичанами как «бирманская угроза», хотя бирманцы, укреплявшие свою власть в пограничных княжествах, не помышляя о нападении на Бенгалию, предлагали английской стороне решить все конфликты путем переговоров.
Однако дело шло к войне. Закончив войны с маратхами и Непалом, англичане резко ужесточили свое отношение к Бирме и открыто разрабатывали планы военных действий.
В марте 1824 г. власти Калькутты посчитали момент весьма подходящим для развязывания войны, и 5 марта генерал-губернатор Британской Индии опубликовал манифест о начале войны.
Правительство Бирмы недооценило британскую угрозу. Бирманский двор, ослепленный превращением Бирмы в сильнейшее государство Индокитайского полуострова, которое с успехом противостояло Китаю, побеждало Сиам, покоряло шанские и индийские княжества, не сумел предвидеть истинных масштабов грядущей опасности.
Свою роль сыграли переоценка своих сил и пренебрежительное отношение к европейцам, свойственные тогда многим, еще не испытавшим на себе силу натиска колонизаторов государствам Востока.
Правители Бирмы и их окружение, имея весьма приблизительное представление об Англии и ее индийских владениях, считали ниже своего достоинства обращать внимание на генерал-губернатора Британской Индии, который для бирманцев был «Бангала мьоза» (наместник Бенгалии).
Война велась на два фронта. Один из них проходил по границе с Араканом, Ассамом, Манипуром и Качаром, где активно действовала бирманская армия под руководством Маха Бандулы, который нанес поражение англичанам под г. Раму.
Однако этот успех не был закреплен, так как с известием о высадке английского десанта в Рангуне открылся южный фронт и бирманская армия была переброшена туда. Аракан был занят английскими войсками в апреле 1825 г.
Маха Бандула сумел организовать блокаду Рангуна с суши, отрезав британский десант, двигавшийся вверх по Иравади, от снабжения боеприпасами и продовольствием. Особенно тяжелой для английских десантников оказалась обстановка в самом Рангуне, который англичане заняли без боя (так как население покинуло город) и подвергли жестокому разграблению.
Английские войска, вынужденные остаться на весь дождливый сезон в Рангуне без продуктов и медикаментов, попали в очень тяжелое положение из-за эпидемий тропических болезней.
Продвижение английских войск по Иравади бирманцы попытались остановить у г. Данубью. Но апреля 1825 г. во время артиллерийского обстрела был убит Маха Бандула. Бирманская армия, боевой дух которой был подорван потерей главнокомандующего, отступила на север.
Английские канонерки прошли по Иравади до г. Пром (Пьи) и заняли его. В то же время пограничные войска оккупировали Аракан, часть Манипура и Ассама, а также Тенассерим.
Правитель Баджидо начал мирные переговоры в конце 1825 г. Они шли с трудом, и лишь после нового английского наступления, поставившего под угрозу саму столицу – Аву, бирманцы согласились на английские условия.
По договору, подписанному в местечке Яндабо вблизи Авы 26 февраля 1826 г., Бирма отказывалась от вмешательства в дела Ассама, Качара и Джайнтии, признавала английского ставленника раджой Манипура, передавала англичанам две собственные провинции – Аракан и Тенассерим, выплачивала победителю большую контрибуцию (1 млн. ф. ст.), принимала английского резидента в столице, обязывалась заключить торговый договор с Англией и возместить убытки, причиненные войной британским подданным.
Таким образом, Яндабоский договор положил начало превращению Бирмы в английскую колонию.
Договор также поставил британских торговцев в Бирме в привилегированное положение и открыл Англии путь к последующему ограничению независимости страны.
Реформаторство 1840-1868 гг.
Период после захвата части бирманского государства Конбаунов английскими колонизаторами в результате первой англо-бирманской войны 1824-1826 гг. и особенно после второй войны, 1852-1853 гг. (см. ниже), был ознаменован новыми явлениями в развитии Бирмы, а именно попытками со стороны правящего слоя трансформировать государственную и экономическую структуру страны с помощью реформ и нововведений.
Фактор все усиливавшегося внешнего воздействия на страны Индокитайского полуострова со стороны европейских великих держав вызвал к жизни и в традиционных обществах Вьетнама и Сиама реформы, которые в условиях сосуществования этих стран с европейскими колониальными империями, созданными в регионе, были совершенно необходимы.
От степени радикальности проводимых реформ в сфере традиционных структур, институтов, мировоззрения зависело дальнейшее развитие стран Индокитайского полуострова – суверенное или зависимое.
Реформаторство в Бирме прошло несколько этапов, имевших свои отличительные особенности и тесно связанных с ходом английского завоевания страны.
Период 1826-1852 гг., т.е. между первой и второй англо-бирманскими войнами, носил печать переходности. Страна испытала глубочайшее национальное унижение в результате военного поражения, и правящий класс Бирмы должен был отрешиться от прежних методов взаимоотношений с другими государствами, основывавшимися на «бирмоцентризме» и претензиях на господство в буддийском мире, и начать прежде всего с урегулирования отношений с Великобританией, ставшей на юге и западе страны непосредственным ее соседом и назначившей британского резидента в столицу Бирмы.
Страна, разоренная в ходе военных операций, вынуждена была выплачивать огромную контрибуцию. Выплата ее первой половины в размере 5 млн. рупий привела к взрыву массового недовольства населения, неспособного вынести увеличения налогового бремени, а в ближайшие годы необходимо было собрать деньги на вторую половину контрибуции.
Бирманское правительство заняло большую часть суммы для выплаты контрибуции у богатых родов и чиновников, а также просило английского генерал-губернатора Индии об отсрочке платежей.
Конфликты сторон по вопросу о сроках выплаты контрибуции, как и по пограничным проблемам северо-запада страны, вызывали недовольство английских властей; последние к концу 20-х годов решили назначить своего официального представителя при бирманском дворе в Аве, чтобы вовлечение Бирмы в сферу их влияния было еще более действенным.
В апреле 1830 г. в Аве с военным эскортом появился майор Генри Бёрни в качестве постоянного резидента. На Бёрни – опытного дипломата и администратора – возлагалось разрешение все усложнявшихся политических отношений с Бирмой, расширение британской торговли (особенно увеличение ввоза английских товаров), недопущение поддержки бирманским правительством партизанской борьбы в Аракане и Тенассериме против английских властей и т.п.
Именно под давлением Бёрни, угрожавшего новой английской интервенцией, англичане сумели к 1833 г. получить не только обусловленную сумму контрибуции (10 млн. рупий), но и еще почти столько же в качестве процентов за отсрочки платежей.
Английской стороне удалось также поставить под контроль резидента взаимоотношения Бирмы с иностранными торговцами и заставить бирманский двор согласиться на разведку английскими экспедициями торговых путей между Бирмой и английскими владениями в Индии, а также пограничными районами на западе и северо-западе (Аракан, Манипур, Ассам), а главное – путей из Бирмы в Китай как через бирманский город Бамо (на севере), так и через юго-восток страны и южные шанские княжества.
В условиях всевозрастающей экспансии Великобритании большая часть правящего слоя Бирмы во главе с правителем Баджидо находилась в растерянности; многие верили в случайность поражения Бирмы в войне, прислушивались к различным пророчествам о скором возрождении страны, наивно полагали, что англичане сами вернут ей Тенассерим и уничтожат резидентство.
Баджидо, чтобы смягчить горечь поражения страны, издал в 1826 г. указ о создании полной истории Бирмы «Хманнан Язавин» («Хроника Стеклянного Дворца»). В хронике описывалось былое величие Бирмы, победоносные походы правителей, грандиозное строительство буддийских храмов, пагод, монастырей.
Баджидо пытался восстановить в глазах народа свой престиж: он заставлял английских послов придерживаться традиционного обычая снятия обуви во дворце и принимал их в день Кадо, когда все чиновники и вассальные князья приносили дары правителю и присягали ему на верность.
Другая часть столичной бюрократии и крупных правительственных чиновников была настроена против английского проникновения в страну и считала, что наилучшим способом для разрешения сложной ситуации является изгнание английского резидента, возвращение к условиям существования государства до Яндабо, и прежде всего «закрытости», изоляции Бирмы от внешнего мира.
Во главе их стояли Май Ну – жена Баджидо и ее родственники (в частности, брат – Минтаджи), захватившие ряд ключевых постов в административном аппарате при почти полном устранении от дел самого правителя.
Наиболее дальновидные бирманские сановники группировались вокруг принца Таравади. Они хотели знать о положении в мире, интересовались достижениями европейской науки, понимали, что в стране необходимо осуществить перемены, чтобы обезопасить ее от дальнейшей экспансии Англии.
Реформаторство началось с изменений, правда очень незначительных, в системе налогообложения. Были предприняты некоторые шаги к централизации и упорядочению сбора налогов, а также пресечению наиболее вопиющих фактов коррупции провинциального чиновничества.
Вторым направлением стала реорганизация армии: были унифицированы воинские подразделения, введены регулярные армейские учения, назначены новые офицеры и т.д.
Несмотря на весьма ограниченный спектр преобразований, их проведение вызвало обострение противоречий в господствующем классе, вылившееся в открытый конфликт в 1837г. И хотя он имел традиционную форму борьбы за престол, на этот раз конкурирующими группами выступали сторонники реформ во главе с принцем Таравади и их противники – группировка Май Ну-Минтаджи.
Последний ссудил государству большую часть денег для выплат по контрибуции и сосредоточил в своих руках главные экономические позиции в стране (сбор налогов, внешнюю торговлю и т.д.).
Фактически возглавив регентский совет при больном Баджидо, Минтаджи попытался захватить власть в стране.
Однако Таравади удалось взять верх в соперничестве и покончить со своими противниками (и родственниками) путем грубой физической расправы, поскольку на его стороне выступили крестьянское население Бирмы и часть армии. 9 апреля 1837 г. он обьявил о низложении Баджидо.
В правление Таравади (1837-1846) мероприятия по укреплению обороноспособности страны были значительно расширены. Правитель, сам принимавший участие в первой англо-бирманской войне, считал, что бирманская армия потерпела поражение из-за устаревшего вооружения. Он обратил самое серьезное внимание на перевооружение своей армии европейским оружием.
Мушкеты, амуницию, пушки стали ввозить в основном из британских портов. Для обучения своих войск Таравади использовал как дезертиров из англо-индийской армии, так и французских военных инструкторов.
Он усиливал пограничные гарнизоны, укреплял Рангун, рассматривая его как наиболее важный стратегический пункт, прикрывающий дельту Иравади. Здесь строились оборонительные укрепления и доки, реконструировался порт. Таравади издал указ о постройке нескольких больших судов и более двух десятков военных лодок.
В 1840-1842 гг. был практически построен новый Рангун, хорошо спланированный и укрепленный город, обнесенный земляной насыпью и деревянным палисадом. Центром города стала пагода Шуэ Дагон, обновленная и заново позолоченная.
Проводя политику, направленную на усиление военной мощи Бирмы, Таравади демонстрировал англичанам, что готовится отразить их новую агрессию, слухи о которой постоянно циркулировали в стране, тем более что новый бирманский правитель уже при вступлении на престол обьявил о непризнании договора в Яндабо и отторжения бирманских провинций Аракан и Тенассерим.
Он запретил английским разведывательным миссиям появляться на территории Бирмы, а главное – практически сумел дезавуировать деятельность британского резидента в Аве – Г.Бёрни.
Последний был вынужден в 1837 г. перевести резиденцию из бирманской столицы в Рангун; вскоре, в 1840 г., резидент был вообще отозван из страны, а дипломатические отношения сторон прерваны.
Вторая англо-бирманская война
Британское правительство Индии готовилось к войне против Бирмы еще с конца 30-х годов, но только по окончании войн Великобритании в Афганистане, Синде, Панджабе и с назначением в 1848 г. на пост генерал-губернатора Индии лорда Дальхузи, сторонника жесткого экспансионистского курса на Востоке, англичане начали оказывать на бирманское правительство давление в ответ на постоянные жалобы британских торговцев на притеснения и вымогательства со стороны бирманских чиновников.
18 ноября 1851 г. англичане отправили внушительную экспедицию из военных кораблей Ост-Индской компании, которые блокировали рангунский порт и уничтожили стоявшие там суда.
И хотя правительство Бирмы, чтобы избежать войны, согласилось принять требования коммодора Ламберта (возглавлявшего экспедицию), Дальхузи в феврале 1852 г. предьявил новому бирманскому правителю Паган Мину (1846-1852) ультиматум, в котором предлагалось до 1 апреля 1852 г. извиниться за действия бирманского губернатора Рангуна, якобы обиравшего английских торговцев, уплатить контрибуцию в размере 100 тыс. английских фунтов, а также принять британского резидента.
Поскольку Паган Мин не ответил на ультиматум, в первых числах апреля в бирманских водах сосредоточились крупные английские военно-морские силы (19 кораблей с 8 тыс. человек), а из Дакки через Аракан и Рангун были направлены сухопутные сипайские части (артиллерию везли 300 слонов).
Штурм Рангуна начался 11 апреля. Бирманцы хорошо подготовились к обороне: укрепили порт и особенно холм, на котором возвышалась пагода Шуэ Дагон, создали склады боеприпасов и продовольствия, подвезли новые пушки (их было около сотни, в том числе и тяжелые).
Именно артиллерия бирманцев, установленная на холме и платформе Шуэ Дагона, нанесла наибольший урон наступавшим английским войскам.
Несмотря на упорное сопротивление бирманцев, Рангун был сдан английским войскам, которые начали грабить и разрушать оставленный населением город. В течение первых трех месяцев войны были взяты кроме Рангуна города Бассейн и Мартабан.
Поскольку генерал-губернатор Индии считал, что продвижение английских войск к северу, на Пром и далее к Амарапуре – столице Бирмы, будет обременительным в финансовом отношении и довольно трудным для армейских частей, он предложил захватить южную часть Бирмы с городом Пегу до похода на Пром, который предполагалось отложить до окончания муссонного периода, а дожди переждать в Рангуне.
Рангун как штаб-квартира экспедиционных сил стал укрепляться на этот раз европейскими военными инженерами и саперами, которые в течение всего дождливого сезона подвергались атакам и налетам бирманских отрядов.
Наиболее упорные бои во второй англо-бирманской войне развернулись за Пегу: город несколько раз переходил из рук в руки. Английские войска именно здесь понесли самые значительные потери; по свидетельству очевидца, мадрасская пехота потеряла половину своего состава при штурме Пегу, который был взят 21 ноября 1852 г.
Захват южных районов, начавшийся с г. Пегу, фактически закончил вторую англо-бирманскую войну, так как 20 декабря 1852 г. была подписана декларация об аннексии Южной Бирмы и ее присоединении к английским владениям в Индии.
Пришедший к власти в феврале 1853 г. правитель Миндон, сторонник скорейшего окончания войны, не признал аннексии Пегу (собственно, половины страны), и англичанам пришлось согласиться не на договор, а лишь на молчаливое признание обеими сторонами окончания военных действий (30 июня 1853 г.).
Однако война продолжалась в форме партизанского движения, которое англичанам удалось подавить не ранее 1862 г., когда Аракан, Пегу и Тенассерим были слиты в единую провинцию Британская Бирма.
С этого времени в историографии за этой частью страны утвердилось название Нижняя Бирма, а независимое бирманское государство с центром в Амарапуре, отрезанное от морского побережья, стало именоваться Верхней Бирмой.
Реформы Миндона
В отличие от периода Баджидо и Таравади, при Миндоне уже большая часть господствующего класса пришла к осознанию необходимости серьезной перестройки общественно-политического устройства страны, без которой невозможно отстоять ее независимость, и укрепления национального единства путем централизации и модернизации.
Эпоха реформ выдвинула целый ряд выдающихся деятелей, сплотившихся вокруг Миндона, человека мягкого, гуманного, но обладавшего политической волей и умом, что и позволило провести в традиционной Бирме реформы.
Наиболее близким человеком к правителю был его брат, принц Канаун, а также сановники У Чейн (Кинвун Минджи), Маун Шуэ О (Панджет Вун) и некоторые другие европейски образованные люди.
Реформы начали проводиться с 1853 г., т.е. с первого года правления Миндона. Основными стали административная, судебная, налоговая и военная.
В рамках административной реформы первой мерой реформаторов была борьба с системой мьоза (или «кормлений»), по которой принцы и высшее чиновничество получали для своего содержания доходы с тех или иных областей, деревень: кормления поглощали 50% всех налогов.
Однако пожалование было ненаследственным и при изменении служебного положения заменялось другим. Перемещение обладателя мьоза (он также назывался мьоза) было способом борьбы центральной власти с сепаратизмом и попытками превратить кормления в частные владения, точно так же, как и запрет на жительство в этом владении. Мьоза должны были проживать при дворе правителя.
Будучи по сути временщиками, мьоза выколачивали из населения своих владений суммы, значительно превышающие дозволенную им официально долю доходов. Кроме того, они пытались захватить наиболее удобные земли в своих владениях в полную собственность.
В появившемся в марте 1853 г. первом указе Миндона говорилось, что «жители различных городов, областей и деревень, у которых царские сыновья, братья, жены, знать или чиновники отняли рисовые поля и суходольные земли, острова, принадлежащие этим жителям по праву наследства или купленные ими… настоящим уведомляются, что подобные незаконные действия запрещены и что они имеют право обратиться в Хлудо (Высший совет) и получить разрешение правительства на возвращение своего имущества».
Второй указ Миндона (апрель 1853 г.) запрещал мьоза требовать от населения своих владений личных услуг и облагать его дополнительными налогами.
Ограничение произвола мьоза кроме стремления к централизации государства и пресечения сепаратизма обьяснялось намерением ограничить их частнособственнические настроения. В указе подчеркивалось, что действия мьоза лишают государство солдат и налогоплательщиков. Таким образом, Миндон пытался восстановить тающие ресурсы государственного сектора.
Неподчинившихся мьоза смещали, лишали «кормлений», а их земли возвращали в государственный фонд. Одновременно бирманское правительство приступило к переводу мьоза на денежное жалованье. Массовый перевод чиновников и принцев на ежемесячное жалованье произошел в 60-х годах, когда раздача земель за службу была отменена.
Так, вунджи (высшие чины, или министры Хлудо) получали 1000 джа в месяц, атвинвуны (главные советники) – 650, вундау (заместители вунджи) – 500, другие крупные столичные чиновники- от 100 до 300 джа, средние чиновники столицы – 25-50 джа; мьовуны (губернаторы) получали от 200 до 600 джа. Различные чиновники провинциального управления – от 25 до 100 джа.
Введение денежного жалованья, выплачиваемого централизованно из казны, подрывало старую структуру административного аппарата, ограничивало процесс складывания частной собственности во владениях мьоза, вело к большему контролю центра над провинцией.
Одновременно проводилось более четкое деление на провинции, что превращало их в подлинно территориальные единицы с унифицированным штатом провинциального аппарата.
Миндон, как истинно буддийский монарх, принимал самое непосредственное участие в реформе судебной системы, где наряду с огромными пошлинами, штрафами, судебными издержками были широко распространены подкуп и вымогательства. Как правило, деньгами можно было откупиться от наказания за любой проступок, за исключением государственной измены и святотатства.
Уголовные и гражданские дела могли решаться в одной и той же инстанции, а для крестьянина этой инстанцией был суд мьотуджи, главы того мьо, где он проживал. Любая апелляция требовала непомерных расходов.
Практически все должностные лица чиновной иерархии и монахи могли проводить судебные разбирательства, вынося произвольные решения. Часто применялись различные пытки (огнем, расплавленным оловом).
Реформирование судопроизводства началось с его специализации и отделения гражданских дел от уголовных. В апреле 1853 г. Миндон распорядился уничтожить пять судов при Хлудо, в которых рассматривались апелляции на решения мьовунов.
С 1853 г. апелляции по гражданским делам следовало рассматривать в Тайяйоне – главном гражданском суде, по уголовным – в Шейоне – главном уголовном суде; дела же, связанные с земельной собственностью и наследованием, подлежали рассмотрению только в Хлудо. Одновременно были установлены точные размеры судебных пошлин.
В 1860г. была ограничена судебная власть губернаторов-мьовунов, которые ранее имели право приговаривать к смертной казни любое лицо (кроме чиновников), обвиняемое в совершении тяжкого уголовного преступления, без права осужденного апеллировать к вышестоящим властям. Теперь смертные приговоры должны были выноситься только в Хлудо.
В 1865 г. правительство назначило новых чиновников, именуемых кундотинами, которые должны были контролировать практику судопроизводства в провинциях.
Вслед за тем, в 1867 г. Миндон издал указ о назначении отдельных судей и сборщиков пошлин по гражданским делам, что лишило местные административные власти (мьотуджи и мьовунов) значительной части их доходов, связанных с судопроизводством, и ограничило их власть над населением.
Позже, в марте 1871 г., вышел указ, в котором разграничивались дела, решаемые мьотуджи и мьовунами, и дела, подлежащие ведению судей, назначенных правительством; был облегчен прием судебных дел в Хлудо.
Правитель регулярно издавал указы, направленные против взяточничества. Были установлены различные меры наказания чиновников Хлудо и провинциальных судей, берущих взятки. В целом все эти мероприятия способствовали упорядочению судопроизводства и контролю над ним государства.
Целями налоговой реформы были централизация сбора налогов, изыскание средств для выплаты жалованья чиновникам, уменьшение вымогательств местных властей.
В Бирме до периода правления Миндона не было четкой фискальной системы: отсутствовал единый фиксированный налог, в разных районах существовала и различная система налогообложения, налоги собирались практически с любого вида производственной деятельности. При этом в неодинаковом положении находились различные разряды, на которые делилось население страны.
Ахмуданы, обязанные личной службой правителю и содержавшие «очередников» для службы в гвардии или во дворце, в отличие от ати – податного населения, которое уплачивало налоги, традиционные для района их проживания и вида деятельности, этих налогов не платили.
Более унифицированными формами обложения были подушная подать с некоренных жителей страны, населявших периферию, и десятина – традиционное обложение в пользу правителя с серебряных рудников, добычи рубинов, торговли с иностранцами и урожая на казенных землях.
Огромное количество дополнительных поборов ложилось тяжким бременем на население страны.
Чиновники, не получавшие денежного жалованья, существовали за счет казнокрадства и взяточничества. Особенно отягощала положение финансов страны система «кормлений» – мьоза.
С 1857 г. бирманское правительство начинает вводить единый подворный налог татамеду, заменявший прежние разнообразные платежи. Его должно было платить все податное население страны независимо от занятий – крестьяне, ремесленники и торговцы. От налога освобождались родственники правителя, чиновники, ахмуданы, монахи и их родители, а также старики, вдовы,
ученые. Формально налог составлял 1/10 доходов налогоплательщика, но практически размеры татамеды варьировались в зависимости от требований правительства, оценок сборщиков и т.д.
На основании данных источников можно установить, что в конце 50-х – начале 60-х годов татамеда равнялась 1-3 дока с каждого дома, а в 70-х годах выросла до 8-10 джа Размеры татамеды особенно выросли после введения в 1861 г. бирманской чеканной монеты и установления денежных форм платежей вместо натуральных.
При определении денежного размера налога учитывались местоположение города или деревни, плодородие земель, близость к коммуникациям. Принимались во внимание стихийные бедствия – пожар, засуха, наводнение.
Сбором татамеды занималась местная администрация – мьотуджи и их уполномоченные.
Расширение административно-фискальной власти мьотуджи усилило их роль как государственных чиновников и привело к определенному стиранию граней между различными разрядами бирманского крестьянства: были сокращены площади ахмуданских поселений, а многие ахмуданы были переведены в положение ати, т.е. стали платить татамеду и перешли под юрисдикцию мьотуджи.
Налоговая реформа дала значительный эффект: ее введение позволило сконцентрировать в казне средства, необходимые для дальнейшей реформаторской деятельности государства. В 60-70-х годах XIX в. татамеда давала две трети всех поступлений государства.
Военная система бирманского государства также подверглась изменениям. Традиционно она основывалась на принципе разделения всего населения страны на обязанных службой, прежде всего военной (ахмудан), и податных (ати).
Ахмуданы в мирное время обрабатывали коронные земли за 1/4 урожая и поставляли очередников в столичную гвардию, пограничные гарнизоны, дворцовые службы, а в военное время становились солдатами, кавалеристами (на лошадях и слонах), артиллеристами, моряками. Жили они с семьями военными подразделениями во главе с командирами и были в значительной мере профессионалами по сравнению с ати, которых набирали в ополчение (от 16 до 60лет) только во время войны.
Кризисные явления в бирманской армии выразились прежде всего в том, что государство не могло собрать достаточное количество солдат для военных экспедиций. Ахмуданы покидали свои подразделения, чтобы не быть обязанными военной службой. А в отдаленных провинциях можно было откупиться от службы или дать вместо себя замену.
Миндон запретил ахмуданским военачальникам брать деньги за отказ от службы, а также провел в 1864г. перерегистрацию ахмуданских поселений, сильно сократив последние. Оставшиеся ахмуданы стали получать за службу значительные денежные и натуральные выплаты из казны.
Таким образом, наметилась тенденция к созданию регулярной армии, завершившаяся уже после смерти Миндона переводом солдат на денежное жалованье и, соответственно, отменой системы служебных ахмуданских земель, которые были возвращены в государственный фонд.
При Миндоне продолжалась деятельность, начатая правителем Таравади, по вестернизации армии.
Главным военным советником правительства стал француз де Фуко, служивший ранее в англо-индийской армии, артиллерией командовал также европейский офицер; в 1879 г. близ Мандалая был создан лагерь на 16 тыс. солдат, которых обучали и тренировали европейские инструкторы.
Перевооружение армии было по-прежнему настоятельно необходимо, так как не хватало ружей, мушкетов, солдаты зачастую были вооружены только холодным оружием. Бирманская артиллерия располагала небольшим количеством английских пушек и орудиями, захваченными у португальских конкистадоров в XVI-XVII вв.
Реформаторы армии, среди которых выделялся принц Канаун, рассчитывавшие получить иностранное оружие, испытывали противодействие английских властей Нижней Бирмы, которые не разрешали ввозить в Верхнюю Бирму порох, пушки и мушкеты.
Отмену этого запрета англичане обусловливали согласием бирманской стороны на заключение неравноправного торгового договора, в котором были бы аннулированы правительственные монополии, понижены импортно-экспортные пошлины, а Великобритании предоставлены исключительные права на торговлю в Верхней Бирме.
Однако Миндон начал проводить политику «опоры на собственные силы», чтобы ослабить зависимость страны от импорта оружия и боеприпасов.
В 1855 г. в Амарапуре был открыт завод по изготовлению пороха, причем сырье привозили из шанских княжеств, так как из Аракана его запретил вывозить английский комиссар этой провинции. В этот же период начал работать завод по выпуску ружей.
Во всех этих начинаниях бирманцы использовали французских и итальянских военных специалистов. Однако этого было недостаточно, и необходимость в передовой военной технике Запада заставляла Миндона требовать от британских властей снятия запретов на ввоз в Бирму вооружения из других европейских стран и включения этого пункта в обсуждавшийся проект англо-бирманского договора 1867 г. Было очевидно, что разницу в военно- экономическом потенциале с передовыми капиталистическими державами небольшой азиатской стране было не преодолеть «опорой на собственные силы».
Миндон пытался отстоять продовольственную самостоятельность Верхней Бирмы, перейти на самообеспечение рисом, тем не менее рис приходилось ввозить из Британской Бирмы. Хотя Чаусхе, рисовая житница страны, находилась в Верхней Бирме, после аннексии Пегу в независимой Бирме риса недоставало. Это было вызвано как увеличением числа жителей, часть которых ушла из Британской Бирмы, чтобы не оказаться под иноземной властью, так и упадком ирригационной системы в период войн с англичанами.
Под руководством принца Канауна начался ремонт каналов и водохранилищ в районе Шуэбо, Мейтхилы и Мандалая. Были восстановлены оросительные системы, введенные в строй еще при Алаунпае, и даже более древние.
Несмотря на приведение в порядок систем искусственного орошения, в Верхней Бирме в начале 50-х годов случилась засуха, а в 60-х годах уровень паводка рек был недостаточен, чтобы наполнить каналы и водоемы. Так что Миндону приходилось снова и снова закупать рис у англичан в Пегу, чтобы избежать голода в стране. Для этих закупок требовалось все больше финансовых средств, тем более что закупки риса правительству приходилось делать и на свободном рынке.
Поэтому Миндон пытался с помощью традиционной политики правительственных монополий на минеральное сырье (уголь, нефть, цветные металлы), лес, продовольствие, а также установления экспортно-импортных цен и таможенных пошлин поддерживать доходы государства на таком уровне, чтобы казна была в состоянии продолжать финансировать правительственные затраты.
Реформаторская деятельность бирманского правящего слоя меняла облик страны, делала ее более открытой для общения с Западом.
Жители могли свободно передвигаться из независимой Верхней Бирмы в английскую колонию в южной части страны, знакомиться с европейской системой труда там и на иностранных концессиях внутри страны.
Новая столица Мандалай стала средоточием не только традиционных ценностей буддийских святынь, монастырей, пагод, дворца правителя.
Распланированные европейскими специалистами жилые кварталы и парки производили большое впечатление на местных жителей и иностранцев. В городе работали арсенал, пушечные и оружейные заводы, монетный двор (с 1861 г.).
На Иравади действовавали судостроительные верфи, два парохода (из десятка закупленных Миндоном в Европе) совершали регулярные рейсы между Верхней и Нижней Бирмой. Мандалай был наводнен европейскими специалистами, торговцами, дельцами, миссионерами.
В 1870г. была построена первая телеграфная линия, связавшая Мандалай и Рангун, в 1874 г. в столице начала выходить первая газета на бирманском языке. Врач из Германии открыл больницу, а протестантский миссионер Маркс – европейскую школу, в которой обучались, в частности, дети Миндона и Канауна.
Появилось большое количество европейских технических и естественнонаучных книг в переводе на бирманский язык. Молодежь из знатных семей стала ездить учиться в Европу, в основном во Францию; предпочтение отдавали военным и инженерным специальностям. Бирманцы, получившие европейское образование, всегда могли рассчитывать на высокую должность в административном аппарате.
Проведение реформаторской политики облегчалось тем, что время Миндона было довольно мирным периодом в истории страны. Все исследователи отмечали не просто миролюбивый характер Миндона, истинного буддиста, но и его стремление улучшить жизнь своих подданных и установить добрососедские отношения с английскими властями.
Поэтому Миндон шел на многие уступки англичанам, навязавшим Бирме торговые договоры 1862 и 1865 гг., давшие значительные преимущества английским торговцам. Твердо он придерживался только одного: непризнания захвата Пегу.
Новый англо-бирманский договор 1867 г. свидетельствовал о дальнейших уступках Миндона. Были отменены все правительственные монополии (за исключением монополий на нефть, лес и драгоценные камни), экспортно-импортная пошлина на 10 лет была ограничена 5%, английским подданным было предоставлено право экстерриториальности и т.д.
За все эти уступки бирманская сторона получила сомнительное право на закупку европейского вооружения. Сомнительное потому, что провоз оружия через территорию Британской Бирмы был возможен только с разрешения английского резидента.
Во всех англо-бирманских договорах 60-х годов особое место занимал пункт о разрешении английским разведывательным экспедициям следовать в Китай по территории независимой Верхней Бирмы.
Англичане рвались в Китай через «заднюю дверь» и к началу 70-х годов, подогреваемые французскими захватами в Юго-Восточной Азии (1867г.- создание французской колонии Кохинхина), начинают новый этап своей экспансии в Бирме.
Во взаимоотношениях с Великобританией Миндон долгое время рассчитывал на установление непосредственных контактов с правительством королевы Виктории в Лондоне, но англичане все посольства из Бирмы отсылали к генерал-губернатору Британской Индии (в юрисдикцию которого входила Британская Бирма), подчеркивая тем самым, что Бирма отнюдь не является суверенным государством.
Попытка преодолеть это унизительное положение, тяжело воспринимаемое бирманским правительством, отразилась на еще одной стороне реформаторской деятельности Миндона – его внешней политике, установлении дипломатических контактов с западными государствами и Россией.
Миндон первым из бирманских правителей стал рассылать своих послов в страны Запада. Сначала это были просто ознакомительные поездки. Позже целью этих дипломатических отношений стали попытки Бирмы противостоять английской агрессии с помощью европейских соперников Англии.
Первой бирманской миссией в Европу (1856г.) было посольство во Францию – традиционную соперницу Англии. Во главе этой типичной миссии «доброй воли» стоял французский авантюрист д’Оргони (Л. Ж. Жиродон), деятельность которого сразу же вызвала ревнивые подозрения английских властей.
Внешнеполитическая активность Бирмы, с самого начала воспринятая в штыки английскими властями Индии, тем не менее в 70-х годах приняла широкий размах. Были подписаны конвенции Бирмы с США, Италией, Францией, установлены контакты с посольствами Нидерландов, Швеции, Дании в Париже и Лондоне. В этот же период Бирма пыталась завязать отношения с Российской империей, обменяться посольствами и послать бирманскую молодежь в российские учебные заведения.
Бирманские дипломаты были достаточно хорошо осведомлены о расстановке сил в «европейском концерте», и их обращение к Франции и России, наиболее мощным противникам Англии, свидетельствовало об умении бирманского правительства маневрировать, противопоставляя Британской империи ее колониальных соперников.
Заключение в 1872 г. бирмано-итальянского договора о дружбе и торговле и в 1873 г. бирмано-французской торговой конвенции было наиболее крупным достижением бирманской дипломатии, которое подтвердило суверенность Бирмы и укрепило у бирманцев чувство национального достоинства, в очередной раз в 1872 г. попранного в Англии, где бирманское так называемое великое посольство было представлено королеве государственным секретарем по делам Индии, а не министром иностранных дел.
Смерть Миндона в 1878г. подвела черту под периодом наиболее важных преобразований в независимой Бирме.
Реформы в сфере налогообложения и поземельных отношений Бирмы вышли за рамки норм, диктуемых обычаем и буддийскими понятиями о справедливости, а также традиционных устремлений бирманских монархов и вновь занявшего престол правителя расширить государственную собственность за счет сокращения частного условного землевладения.
Уничтожением системы мьоза и переводом всех членов царской семьи и чиновников на денежное жалованье Миндон подрывал основу для складывания частной собственности в руках верхушки правящего слоя.
Именно эта реформа встретила наибольшее противодействие, выразившееся в попытке дворцового переворота 1866 г. (когда был убит Канаун – брат правителя).
Однако, препятствуя процессу сосредоточения земельной собственности в руках мьоза, в отношении землевладения мьотуджи Миндон не предпринял подобных запретительных мер (исключая некоторое ущемление судебных прерогатив главы мьо). Наоборот, унифицируя категории населения (ахмудан и ати), реформы закрепляли частнособственнические тенденции во владениях мьотуджи. Эта категория мелких и средних феодалов-чиновников была опорой правительства Миндона, его деятельности.
Внутренняя противоречивость реформ состояла в том, что они, открывая путь развитию товарно-денежных отношений, введению купли-продажи земли, уничтожению различий между категориями зависимого крестьянства, унификации феодальной земельной собственности, вместе с тем способствовали укреплению государственной земельной собственности и базирующегося на этой собственности государства.
Превращение Бирмы в британскую колонию
Период с 60-х годов XIX в. и вплоть до аннексии страны в 1885 г. для бирманского государства династии Конбаун прошел под знаком ухудшения внутреннего и международного положения страны, при всех попытках противостоять возраставшей экспансии Британской империи. С переходом власти в руки Тибо, сына Миндона, не обладавшего мудростью, а главное – широтой взглядов отца, правящая элита в борьбе за власть и богатство развалила структуру государства, которое уже не смогло выдержать натиска колониализма.
Миндон умер в октябре 1878 г., не назначив преемника из страха спровоцировать этим борьбу за престол между многочисленными сыновьями, памятуя о событиях 1866г., когда обьявление наследником (эйншемином) его брата и сподвижника по реформам принца Канауна не только привело к заговору элиты, в результате которого Канаун был убит, но и сам Миндон едва не лишился трона.
Интриги вокруг наследования власти в Бирме начались еще во время болезни Миндона. В них приняли участие различные группировки придворных, образовывавшиеся вокруг отдельных претендентов на престол из семьи Миндона, а также английские власти Нижней Бирмы (в частности, резидент в Мандалае полковник Э.Дж.Слейден).
Кроме того, нарастало взаимное противостояние в среде бирманской элиты – сторонников реформ и их противников, традиционалистов.
Наиболее вероятными кандидатами на престол считались старшие сыновья Миндона – принцы Тунзе, Мекхара и Ньяуньян – дети главных жен правителя (этот приоритет был закреплен установлением Миндона о престолонаследии). Самым образованным из них был Ньяуньян, которого предпочитал и сам Миндон за благочестие и религиозность.
Младший из сыновей Миндона – Тибо не имел официальных перспектив занять трон, будучи восемнадцатилетним и к тому же сыном шанской принцессы, однако именно он оказался на бирманском престоле в результате заговора, организованного в его пользу властолюбивой женой Миндона Аленандо, или Синпьюмашин.
Для достижения своей цели – получения главных позиций во дворце – ею был разработан план, согласно которому, женив Тибо на одной из своих дочерей – Супаяле, посадить юного и слабовольного принца на трон, чтобы воспользоваться его неопытностью в дворцовых хитросплетениях.
Синпьюмашин, определявшая внешнюю политику страны, играя на противоречиях великих держав, привлекла на свою сторону наиболее видных сановников государства – Тайнда Минджи, рассчитывавшего на еще большее расширение своих финансовых операций, и Кинвуна Минджи, соратника Миндона по реформаторской деятельности, приобретшего решающее влияние в Хлудо – Высшем Совете государства. Кинвун
Минджи рассчитывал, что при слабовольном Тибо ему удастся продолжить реформирование и вестернизацию административной системы Бирмы, в отличие от ситуации, при которой трон получит кто-либо из старших сыновей Миндона, не стремившихся к продолжению политики отца.
Заговорщики начали действовать 12 сентября 1878 г. Все сыновья Миндона, за исключением Ньяуньяна и его брата Ньяун О, предупрежденных англичанами и вскоре переправленных в Калькутту, были арестованы. Тибо, по указу Хлудо (принятому под давлением Кинвуна Минджи), был обьявлен престолонаследником.
Последний представитель династии Конбаун оказался действительно не подготовленным психологически к самостоятельной деятельности. Сначала он находился под влиянием Синпьюмашин, приведшей его к власти, но вскоре оказался в полной зависимости от своей жены – царицы Супаялы, не менее честолюбивой, чем ее мать, и взявшей в свои руки бразды правления государством.
Тем не менее Кинвуну Минджи в первое же время после воцарения Тибо удалось провести в жизнь свою идею вестернизации бирманского правительства: в ноябре 1878 г. он создал кабинет министров, состоящий из 14 ведомств, четыре из которых – царского хозяйства и земель, общественных работ, военное – возглавляли вунджи; три – атвинвуны, занимавшиеся доходами государя от торговли, земельного налога, пошлин, закладов, его расходами, буддийской общиной, сбором единого налога – татамеды. В компетенции одного ведомства находились управление столицей, контроль мер и весов, попечение инвалидов; остальные ведали апелляциями из провинций, военным флотом, иностранными послами, а также телеграфом, мануфактурами и пр.(1.)
————————————————————————————————————————————————————
(1) Уже позднее, в 1881 г. был создан институт кайяинвунов (из 10 округов), наблюдавших за деятельностью провинциальных губернаторов, и прежде всего за составлением налоговых списков в провинциях и судебными решениями.
К 1885 г. относится утверждение закона о земле и земельном налоге, по которому всем держателям государственных и других земель предоставлялось право собственности при условии уплаты земельного налога в размере 10% от урожая.
————————————————————————————————————————————————————
Несмотря на то что вскоре кабинет министров утратил свое влияние, так как сторонники Кинвуна Минджи и он сам были смещены со своих постов, в Бирме сохранилось разделение властей, а позднее было проведено и дальнейшее определенное укрепление центральной власти (создание упомянутого института кайяинвунов), т.е. импульс к реформаторскому направлению в развитии страны, заложенный при Миндоне, продолжал действовать.
Кинвуна Минджи вскоре заменил Тайнда Минджи, другие ставленники Тибо и Супаялы заняли освободившиеся места в высшем эшелоне правящего слоя.
К 80-м годам в Бирме оформилась и консолидировалась новая элита, к которой примкнула и ее региональная часть – более гомогенная и устойчивая, ориентированная на сохранение традиционных ценностей и выступающая с националистических, антиевропейских и антиреформаторских позиций.
Укреплению их позиций способствовала и политика правящей четы, проводившей физическое уничтожение как семьи Миндона, так и соратников правителя-реформатора.
В середине февраля 1879 г. царица Супаяла предприняла попытку расправиться с находящимися в заключении уже бывшими, но еще возможными претендентами на престол родственниками Тибо.
В результате экзекуции было убито около 80 человек из царской семьи и их приближенных, в том числе 8 братьев Миндона, 31 из его 48 сыновей (Тунзе и Мекхара тоже), 9 из 62 дочерей.
Исполнителями массовых казней были офицеры дворцовой охраны, традиционно рекрутировавшиеся с юга страны, из Тавоя. Именно представители этих армейских частей получили после операции повышения, награды, денежные вознаграждения и стали служить опорой новой бирманской элиты, сложившейся вокруг Супаялы и Тибо. Последние продолжали и в дальнейшем (в 1881-1882 и 1884 гг.) уничтожение своих мнимых и истинных соперников.
Таким образом, группировка бирманской элиты – реформаторы, «западники» – практически перестала существовать.
Проведенный в 1879 г. Супаялой с единомышленниками counter-coup был не просто еще одним переворотом в истории бирманской государственности – отказ от политики Миндона и реформ в условиях наступления колониализма, по нашему мнению, не позволил Бирме отстоять свою независимость, как соседнему Таиланду.
Массовые казни 1879 г., естественно, претили европейскому менталитету, хотя они были достаточно традиционными в Бирме при смене правителя. Они послужили великолепным предлогом для возбуждения английского общественного мнения против Тибо и за аннексию Бирмы (или превращение ее в протекторат), а также за защиту английских подданных, которым якобы грозила смертельная опасность в этой стране.
В октябре 1879 г. англичане практически разорвали отношения с Бирмой, закрыв свою резиденцию в Мандалае. От нападения на Бирму в конце 70-х годов Англия отказалась лишь из-за трудностей в англо-афганской войне и борьбе с бурами в Южной Африке.
Но постоянные провокации против Тибо продолжались путем организации выступлений претендентов на бирманский престол: в мае 1880г.- принца Ньяун О, в конце 1882 г. – принца Мьингуна (также сына Миндона).
Прямым давлением англичане добивались своих целей как в экономической, так и политической сферах (в 1882 г. были отменены все правительственные монополии в торговле, подтверждена необходимость присутствия военного гарнизона в Мандалае, отторгнута часть территории Каренни, допущены экспедиции через Бирму в Китай и т.д.).
Тем не менее Бирма продолжала демонстрировать желание урегулировать взаимоотношения с Великобританией и посылала дружественные миссии.
Однако британские власти отсылали бирманских послов к вице-королю Индии или к английским властям Нижней Бирмы, тем самым унижая последних и показывая им, что они не являются представителями суверенного государства.
Попытки Бирмы в 80-х годах установить равноправные отношения с Россией и Францией, главными соперниками Великобритании на международной арене, а также с другими европейскими государствами, чтобы противодействовать английской экспансии и защитить свою независимость, практически не помогли.
Хотя были заключены договоры с Францией, Германией, Италией и прогнозировался таковой с Российской империей – ни одна из указанных стран не решилась оказать помощь Бирме в ущерб собственным взаимоотношениям с Великобританией.
Для последней географическое положение Бирманского государства: близость к Индии, возможность проникновения через Бирму в Китай (наличие общих границ), за раздел которого обострилась борьба держав в конце XIX в., – предопределило аннексию страны.
Предлог был найден в октябре 1885 г. Бирманский Высший совет Хлудо наложил штраф на английскую лесозаготовительную компанию (Бомбейско-бирманскую торговую корпорацию) за превышение в два раза квоты на вывоз тиковой древесины.
Англичане увидели в этом «ущемление интересов британской торговли». Верховный комиссар Британской Бирмы Ч.Бернард не признал законными претензии бирманского правительства и, угрожая аннексией, предьявил Бирме ультиматум: до 10 ноября согласиться с требованиями английской стороны.
Бирманцы 9 ноября приняли все требования, кроме одного – поставить внешние сношения Бирмы под контроль вице-короля Индии, т.е. ликвидировать суверенитет страны.
Этот отказ и послужил предлогом для начала военной экспедиции: 15 ноября 1885 г. английская флотилия пересекла границу Бирмы, по Иравади достигла и захватила город Минхла, оборонявшийся с необыкновенным упорством.
В Мандалае был слышен гул английской артиллерии, обстреливающей уже Мьинджан, но во дворце царила неразбериха.
Бирманское правительство не было готово к отпору: не успели даже мобилизовать ополчение – под ружьем оказалось не более 15 тыс. человек. Такая «армия» не могла противостоять европейской экспедиции с современным вооружением, владевшей тактикой и стратегией колониальных войн.
24 ноября сопротивление бирманцев было сломлено; в мандалайском дворце в лихорадочной атмосфере Тибо советовался то с Тайнда Минджи, то с Кинвуном Минджи (его снова приблизили в это тяжелое время), пока 27 ноября правитель не принял решение о капитуляции и отказе от престола ради сохранения жизни себе и своей семье.
В тот же день английские войска вошли в Аву и Сагайн, не встретив сопротивления. Бирманские солдаты разошлись по окрестным деревням, создав партизанские отряды, еще целое десятилетие боровшиеся против колониального господства.
Наиболее крупной военной операцией в молниеносной третьей англо-бирманской войне был захват города Бамо, вблизи китайской границы, где был поставлен сильный английский гарнизон.
Формальное отречение Тибо от бирманского престола принял главнокомандующий английскими войсками генерал Прендергаст, о чем было обьявлено в манифесте от 2 декабря 1885 г.; 1 января 1886 г. было провозглашено, что Бирма отныне является частью владений английской королевы.
В то время как британские войска, расквартированные в Мандалае, празднуя победу, грабили и разрушали бирманскую столицу, дворец, монастыри и пагоды, сдирали позолоту с их крыш, Тибо и Супаяла навсегда покидали Бирму.
Они ехали под дождем в повозке, запряженной парой буйволов, по дороге к пристани, вдоль которой стояли бирманцы, провожая бывшую царскую чету и связанное с ней былое величие монархической Бирмы. Страну ждал новый период ее истории, связанный с реалиями колониального и постколониального развития.
Аннексия Верхней Бирмы в 1885 г. положила конец бирманской государственности в ее изначальной колыбели в центре страны, разрушила источник легитимности и преемственности этой государственности и подорвала основы религиозных (буддийских) и культурных традиций страны.
Первый период колониальной истории Бирмы охватывает 1885-1914 гг. Началось довольно быстрое экономическое развитие страны в колониально-капиталистическом русле на основе Нижней Бирмы, но с постепенным втягиванием и Верхней Бирмы.
Происходили трансформация старых и формирование новых социальных слоев. Появилась современная система просвещения. Такое развитие вводило Бирму в русло мирового исторического процесса.
Первые десять-пятнадцать лет после аннексии бирманское общество, оглушенное фактом полного иностранного завоевания, пребывало в состоянии политической летаргии (если не считать нескольких первых лет вооруженного сопротивления завоевателям, проходившего под руководством традиционной элиты).
В первые годы XX в. началось национальное пробуждение, которое развивалось уже по инициативе и под руководством новых бирманских социально-политических сил, возникших на новом уровне развития страны и соединивших новые знания и новую систему ценностей с собственными культурными традициями.
Но в 1885-1914 гг. противоречия между иностранными завоевателями и национальными силами еще не проявились в полной мере, также как и масштабы колониальной эксплуатации страны.
Антиколониальная борьба бирманского народа в 1885-1890 г.г.
Отдельные антианглийские вооруженные выступления произошли уже в середине – конце декабря 1885 г. Но пик движения сопротивления в основных районах страны пришелся на 1886-1888 гг.
Дольше всего длились волнения на окраинах, в горных районах, населенных этническими меньшинствами. Здесь они продолжались и в 90-е годы, и даже в начале XX в.
Первыми руководителями бирманского сопротивления стали члены правящей семьи, многие подлинные или мнимые претенденты на бирманский трон. Среди них на первом месте были принц Мьинзайн (сын Миндона), два «принца Чаунгва» – братья Со Ян Наин и Со Ян Пайн (внуки Миндона), принцы Хтейтин Хма и Хтейтин Теин (сыновья брата Миндона – принца Канауна). Они стали во главе неразоруженных частей бирманской армии, призвав население начать борьбу с захватчиками.
Высшие официальные лица при дворе не играли значительной роли в движении сопротивления. Они примирились с происходившим и как бы перешли на службу иной власти. Кроме некоторых членов Хлудо, так поступили, например, командующие бирманской армии Хлетин Атвинвун и Пин Атвинвун.
В отличие от ряда высших официальных чинов, главы средних и нижних шеньев феодальной администрации в округах (мьотуджи) были во многих случаях самыми стойкими лидерами движения сопротивления. Среди них следует назвать У Та Джи из Паджи, старосту Тейнгона, особенно же Бо Све, который был наследственным главой г. Минда.
Активную роль в движении сопротивления сыграло буддийское монашество. Наиболее известным стал буддийский монах У Отама (1848-1889), который боролся против оккупантов с оружием в руках. Он действовал по приказам принца Мьинзайна и имел связь с лидером сопротивления Бо Све.
Основной же массовой силой вооруженного движения сопротивления было крестьянство Верхней Бирмы. Ядро движения составляли части бирманской армии, разбившиеся на группы под руководством разных лидеров.
Эта война была партизанской: неожиданные маневры, налеты, отходы и засады. Происходили нападения и на города, но сравнительно редко. Основным полем борьбы служила сельская местность с ее джунглями и холмами, где вооруженные партизанские группы и объединения в условиях бездорожья могли легче и незаметнее передвигаться. После проведения операции партизаны рассредоточивались по своим деревням. Надо отметить, что патриотическое освободительное движение сопровождалось также разгулом бандитизма.
Движение сопротивления было подавлено англичанами железной рукой. Столкнувшись с массовым вооруженным сопротивлением населения, они в первое время шли на крайние жестокости, описанные в исторической литературе.
Бирманцев, захваченных с оружием, тут же расстреливали или вешали для устрашения. Сжигались целые деревни, замеченные в связях с повстанцами. Систематически устраивались карательные экспедиции в непокорные районы, где чинились всяческие расправы.
Основной рядовой состав английской армии и полиции в Бирме состоял из индийцев, которые были орудием карательной политики Англии в чужой для них стране.
Именно в целях пресечения участия крестьян в антианглийском движении был принят Закон 1887 г. о деревенском регулировании для Верхней Бирмы. Согласно ему, деревенский староста становился низовым звеном британской администрации и вводился принцип коллективной ответственности крестьян за правонарушения в пределах деревенских границ.
Что касается районов этнических меньшинств, то антианглийское движение развилось и в Шанских княжествах, и в качинских и чинских районах. У шанов в 1886-1887 гг. против англичан выступила так называемая Лимбинская конфедерация (по имени принца Лимбина, сына бирманского принца Канауна). У качинов сопротивлением прославился глава княжества Вунто У Аун Мья. У чинов ожесточеннее всего сопротивлялись племена сийинов. Только среди каренов, подвергшихся значительной христианизации, движение сопротивления развилось слабо. Карены нередко служили проводниками британских войск.
Движение перекинулось и на юг, в Нижнюю Бирму, находившуюся под английским управлением уже более трех десятилетий. Но здесь оно получило все же ограниченные масштабы. Наиболее крупные волнения в Нижней Бирме произошли в дистриктах Бассейн (Патейн), Хензада и Таравади и в треугольнике Шведжин-Папун-Ситаун.
Партизанские отряды обычно насчитывали от 100-200 до нескольких сотен человек. В некоторых объединениях было более тысячи партизан. В районе Швебо в конце 1885 – начале 1896 г. действовал отряд в 2000 бойцов.
В осуществлении плана принца Мьинзайна по захвату г. Мандалая, намеченному на май 1886 г. и сорванному усилиями англичан, должны были участвовать несколько частей бирманских войск и группы партизан общей численностью свыше 5 тыс. человек, из них примерно 4 тыс. мушкетеров и 1150 мечников.
К югу от р. Манипур, в Чинских горах в целом действовало не менее 5 тыс. повстанцев, из которых две трети были вооружены ружьями. Чины наряду с качинами прославились как самые стойкие воины (что позже англичанам очень пригодилось при наборе солдат в бирманскую колониальную армию).
Но дело было не только в численности партизанских отрядов, но и в той широкой поддержке, которую они получали от местного населения.
Ход и динамика движения сопротивления в Бирме хорошо иллюстрируются статистикой англо-индийских вооруженных сил, участвовавших в захвате страны. Экспедиционные силы генерала Прендергаста, развернутые против Бирмы в ноябре 1885г., составляли 10 тыс. человек. В декабре 1886г. полевая англо-индийская армия насчитывала уже 25 тыс. человек, в 1887 г. ее численность была доведена до 32 тыс.
Кроме того, шло увеличение численности военной полиции, которая в 1886 г. составляла 16 тыс., а в конце 1887 г. – свыше 17 тыс. для Верхней Бирмы и 9 тыс. для Нижней Бирмы. Армия и полиция в период пика сопротивления составляли, следовательно, 58 тыс. человек. Сокращение британской армии и передача ее функций военной полиции стали происходить с апреля 1888 г., когда вооруженное движение пошло на убыль.
Управление колониальной Бирмой
1 января 1886 г. было объявлено о присоединении всех территорий, управлявшихся королем Тибо, к владениям Ее императорского величества королевы Виктории. Отныне все прежние владения и монополии (леса, недра, земли) становились собственностью британской короны.
Оставался нерешенным вопрос о форме управления Бирмой. Первоначально была идея использовать Хлудо – Государственный совет – в качестве органа, осуществляющего волю завоевателей и работающего под их руководством. Но он дискредитировал себя в глазах бирманцев согласием на принятие продиктованных англичанами постановлений и приказов, начиная с декабря 1885 г.
С другой стороны, не все члены Хлудо были готовы безоговорочно служить англичанам. Вскоре стало ясно, что использовать Хлудо не удастся. Его деятельность после 31 марта 1886 г. была прекращена. Тем не менее англичане, создавая позже свою администрацию, стали привлекать в качестве своих советников некоторых членов бывшего Хлудо, которые согласились на такое сотрудничество; наиболее известным среди них был Кинвун Минджи (1822-1908).
В конце концов было принято решение о прямом колониальном правлении. Бирма была включена в состав Британской Индии в качестве одной из ее провинций. Англичане исходили из прагматических соображений административного удобства и сокращения издержек управления, хотя им было понятно, что Бирма – не Индия.
Административное объединение Бирмы с Индией, сохранявшееся до 1937 г., оказало существенное воздействие на жизнь Бирмы. Индийцы преобладали в колониальной армии и полиции Бирмы.
Иммиграция индийцев в Нижнюю Бирму, шедшая достаточно активно еще до полной аннексии страны, теперь еще больше усилилась и привела к «индианизации» целых сфер жизни страны, к постепенному превращению столицы – Рангуна в город иноземцев, по преимуществу индийцев.
В 1872 и 1881 гг. индийцев в Бирме (Нижней) было соответственно 136 тыс. и 243 тыс. В 1891, 1901 и 1911 гг. во всей Бирме их стало соответственно 421 тыс., 568 тыс. и 743 тыс. В Нижней Бирме в указанные три года они составляли 7,6; 9,2 и 10,4% всего населения.
Новые иммигранты представляли собой мощную конкурирующую силу на рынке труда Бирмы и усложняли картину межнациональных отношений.
Индийский фактор в жизни колониальной Бирмы, конечно, не следует рассматривать только в негативном для нее плане. Индия в сравнении с Бирмой была более развита в экономическом и социально-политическом отношениях, имела больший опыт общения с внешним миром, хотя бы преимущественно через Англию, располагала более просвещенной интеллигенцией современного типа.
В Бирму притекали индийские профессионально-производственные кадры, индийский капитал, опыт индийской производственной жизни и освободительного движения, воздействие которого на Бирму стало в начале XX в. значительным.
Но в колониальный период Бирмы сложился и другой образ Индии – Индии как конкурента и дополнительного эксплуататора Бирмы.
Бирма стала единой колониальной провинцией (правда, ее горные районы управлялись отдельно от собственно Бирмы). Прежнее (до 1885 г.) политическое различие между Верхней и Нижней Бирмой было нивелировано, и они в начале XX в. стали различаться в основном (но не исключительно) как разные природно-экономические зоны.
Во главе Бирмы стоял главный комиссар, подчинявшийся вице-королю Британской Индии. Страна была разделена на административные единицы: области (дивизионы), округа (дистрикты), районы (тауншипы) и деревни или группы деревень.
Возглавляли каждое подразделение соответственно комиссар, заместитель комиссара, районный чиновник (мьотуджи, или мьоу) и деревенский староста (туджи). Деревня стала низовой административной единицей, и деревенский староста – низовым звеном колониальной администрации.
На первые три уровня администрации, начиная с главного комиссара, назначались исключительно британцы. Посты заместителя комиссара в округе начали предоставляться бирманцам только в XX в. (с 1908 г.). На посты районного чиновника некоторое время тоже назначались британцы, но здесь в целом бирманцы все же стали со временем преобладать. Деревенскими же старостами становились исключительно местные жители.
Закон 1887г. о деревенском регулировании для Верхней Бирмы и бирманский закон о деревне 1889 г. сформулировали сферу и меру ответственности деревенского старосты и жителей деревни.
Первый закон был принят еще в разгар движения сопротивления и, как уже упоминалось, ставил прежде всего задачу пресечения участия деревни в этом движении и наведения в ней порядка и дисциплины, особенно в отношении хранения и использования оружия и помощи повстанцам.
Включение прежнего института туджи в новую систему территориального управления формально узаконило традиционные формы управления на низовом уровне, однако фактически была создана новая вертикаль власти, только прикрывавшаяся терминологическим и кадровым шлейфом прошлого.
Управление стало единым, единообразным, централизованным, с четкой иерархией и соподчинением его различных уровней.
С 1897 г. Бирмой стал управлять губернатор вместо «главного комиссара». При нем был создан Законодательный совет, состоявший из девяти назначаемых членов, включая четырех неофициальных (т.е. не из правительственных служащих): в их числе были два европейца, один бирманец (им стал Кинвун Минджи) и один шан.
В 1909 г. в соответствии с общеиндийскими реформами (так называемыми реформами Морли-Минто) Законодательный совет при губернаторе был расширен до 17 членов, из которых все, кроме двух, назначались, а эти двое избирались соответственно британской Торговой палатой Бирмы и британской Торговой ассоциацией Рангуна. Из состава Совета шесть были официальными, остальные – неофициальными членами (среди последних было четыре бирманца, один индиец и один китаец).
Законодательный совет Бирмы конца XIX – начала XX в. не был выборным органом и имел мало полномочий, хотя там выдвигались проекты резолюций, были обсуждения, проводились голосования, власти отвечали на запросы, т.е. процедура работы имитировала парламентскую. Но Законодательный совет представлял преимущественно англичан и английские интересы.
Управление горными районами строилось иначе. Англичане и здесь были верховными правителями: леса и недра также стали собственностью колониального государства. Но система колониальной администрации в этих районах, населенных этническими меньшинствами – шанами, каминами, чинами, кая и другими, – была косвенной.
Управление княжествами и кланами малых народностей и племен Бирмы, как и во времена независимости, осуществлялось через местную традиционную политическую элиту – князей, племенных вождей и др. В рамках признания новой британской власти княжества и племена пользовались, как и раньше, автономией. Тем самым англичане добивались стабильности и эффективности контроля над малыми горными народами, в то же время не восстанавливая их против себя.
Параллельно шло образование новых государственных ведомств и служб.
Были созданы департаменты финансов (налогов), лесоводства, здравоохранения, юридическая, медицинская, санитарная службы, департаменты просвещения, общественных работ, земельного кадастра, аграрной статистики, кооперативного кредита и т.п.
С 70-х годов в семи городах Нижней Бирмы появились первые муниципальные корпорации как ростки городского самоуправления, хотя бы и на основе (сначала) европейского населения. В 1883 г. две трети Рангунского муниципального совета уже избирались, и в составе 17 избранных членов были пять бирманцев, один карен, пять британцев, два китайца, два индуса, два мусульманина.
Наиболее значимым было создание Главного суда для Нижней Бирмы в 1900 г. (Верхняя Бирма оставалась до 1920-х годов под контролем Юридической комиссии). Тем самым процесс отделения судебной власти от исполнительной, чего не было в старой Бирме, зашел уже довольно далеко, хотя состав этого суда назначался и смещался английским губернатором.
Отдельно следует сказать о департаменте просвещения, созданном в Нижней Бирме еще в 1867 г. Роль его в развитии светского образования в стране на протяжении десятилетий все возрастала. До конца XIX в. в Бирме преобладали традиционные буддийские монастырские школы, однако количество светских англо-бирманских школ постепенно увеличивалось.
В начале XX в. число тех и других примерно сравнялось, а в 1910/11 уч. г. работало уже более 2600 светских школ против примерно 2200 монастырских. Популярность светского школьного образования объяснялась тем, что его получение обещало лучшую работу и продвижение по службе.
Департамент просвещения положил начало и высшему образованию в Бирме, создав Рангунский колледж. Еще в 1878 г. на базе выпускников Рангунской средней школы, существовавшей тогда в стране в единственном числе, стали готовить первых абитуриентов для поступления в Калькуттский университет.
В 1884/ 85 уч. г. Рангунский колледж стал филиалом этого университета. В 1885-1890 гг. колледж дал четверых выпускников, в 1896-1900 гг. – 23, в 1906-1910 гг. – 38, в 1911-1915 гг. – 111.
Всего за период 1885-1915 гг. было выпущено 220 человек. В 1904 г. статус колледжа был поднят, и он в 1904-1920 гг. носил название Государственного колледжа, который с созданием Рангунского университета стал называться Университетским колледжем.
Понимая значение и роль монашеской буддийской общины – сангхи в жизни бирманского общества, англичане стремились по возможности не портить с ней отношения, но интересы колониальной политики нередко приходили в противоречие с интересами сангхи.
Главой сангхи в Бирме был татанабайн, назначенный в 1883 г. еще бирманским королем, который считался главным покровителем религии в стране. Ликвидация бирманской монархии сразу же ослабила позиции татанабайна и самой сангхи.
Англичане пошли на то, чтобы сузить сферу компетенции татанабайна, исключив из нее Нижнюю Бирму. После аннексии Верхней Бирмы они заставляли его и других старших монахов осуждать движение сопротивления.
Позже они создали прецедент, по которому допускалось вмешательство властей в решения духовных судов, а монахи стали подсудны гражданскому суду.
Когда татанабайн в 1895 г. умер, возник длительный спор вокруг его преемника. Выборы состоялись лишь в 1903 г., но сферой влияния татанабайна осталась только Верхняя Бирма; его юрисдикция ограничивалась чисто духовными вопросами, и было подтверждено, что монахи, в отличие от прошлого, подсудны светскому суду в случае соответствующих правонарушений.
Пренебрежение властей к буддийской монашеской общине сыграло свою негативную роль: в ней участились случаи нарушения дисциплины, усилились разброд и шатания.
Экономическое развитие
Экономические мотивы были главными при английском завоевании Бирмы. Захватив страну, английские колонизаторы получили контроль над ее огромными природными богатствами – лесами, недрами, землями.
Политическая монополия позволила им проводить экономическую политику в интересах британского капитала и в направлении извлечения наивысших прибылей. Бирма превратилась в один из аграрно-сырьевых придатков метрополии (и в какой-то мере придаток колониальной Индии).
Следует оговориться, что аграрно-сырьевой тип развития, который наблюдался в колониальной Бирме (как и в других колониях), был исторической неизбежностью. Он постепенно создавал заделы и для вторичной, промышленной сферы хозяйства, не говоря уже о том, что в большой мере содействовал успешному развитию современной транспортной инфраструктуры и торговли. Иными словами, нельзя отрицать, что в колониальный период в Бирме имел место экономический прогресс.
Началось с бирманского тика. Тиковые леса в Бирме давно привлекали европейцев. К концу XIX в. из Бирмы ежегодно вывозилось свыше 270 тыс. т прекрасного строительного материала – тиковой древесины и страна стала крупнейшим экспортером тика в мире. Здесь ведущее место заняли такие английские компании, как «Бомбей-Берма трейдинг корпорейшн» и «Фукар энд К°».
Однако к концу века первое место в экспорте страны занял рис.
Период 1885-1914 гг. занимает в экономической истории Бирмы особое место. Ускорилась внутренняя трансформация, невиданных темпов достиг экономический рост. Были освоены миллионы акров плодородных земель Нижней Бирмы, страна превратилась в крупного производителя и мирового экспортера риса.
Подъем рисового производства начался после аннексии Нижней Бирмы в 1852 г. Именно Нижняя Бирма с ее чрезвычайно благоприятными условиями для ведения сельского хозяйства стала основной базой нового экономического развития, особенно ускорившегося после открытия Суэцкого канала в 1869 г., который революционизировал всю торговлю между Востоком и Западом, удешевив доставку товаров в оба конца. Первая прямая пароходная линия между Рангуном и Европой была открыта в 1871-1872 гг.
Развитию рисового хозяйства в Нижней Бирме способствовали отмена запрета на экспорт риса (существовавшего при бирманских королях) и высокие мировые цены на бирманский рис.
В 1851/52 г., в год аннексии Нижней Бирмы, средняя цена 100 корзин необрушенного риса (пади) составляла в Рангуне 18 рупий, а в 1861-1865 гг. – 40 рупий, затем в 1871-1875 гг. – 63, в 1876-1880 гг. – 89, а в 1911-1915 гг. – 122 рупии.
«Рисовая лихорадка» привела к миграции в Нижнюю Бирму больших масс людей, в основном крестьян из Верхней Бирмы, и введению ими в сельскохозяйственный оборот миллионов акров болот и джунглей. Основным сельскохозяйственным полем стали низменности юга Нижней Бирмы (особенно дельты рек Иравади и Ситауна), где муссонные дожди способствовали выращиванию риса.
Произошел резкий рост численности населения в Нижней Бирме. В 1856г. он оценивался в 1,3-1,5 млн. человек, в 1872 г. – 2,7 млн., в 1891 г. – 4,6 млн., в 1901 г.- 5,6 млн. и в 1911 г.- 6,4 млн.
Не менее впечатляющим был и рост площадей под рисом. В 1851-1852 гг. они составляли 1 млн. акров, в 1871-1К75гг. – 2,1 млн., в 1891-1895 гг. – 5,1 млн., в 1901-1905 гг. – 6,9 млн., в 1911-1915 гг. – 8,2 млн. акров.
Соответственно рос экспорт риса. В 1855 г. он едва превышал 162 тыс. т, в 1870 г. составил 374 тыс. т, в 1890 г. – уже 1,2 млн. т, и 1900-1901 гг. – 2,3 млн. т, в 1913-1914 гг. – 2,6 млн. т. Иными словами, за три десятилетия, с 1870 г. по начало XX в., население Нижней Бирмы более чем удвоилось, площади под рисом выросли в 3-4 раза, а экспорт риса увеличился почти в 6 раз.
Введение в оборот не обрабатывавшихся ранее земель было достигнуто усилиями не только бирманских крестьян, но и индийских мигрантов. Среди иммигрантов из Индии надо выделить, с одной стороны, сельскохозяйственных рабочих, а с другой – банкиров-ростовщиков, особенно из касты четти (четтияры).
Первые помогали осилить возросший объем сезонных земледельческих работ, вторые финансировали расчистку и освоение новых земель. Если индийские рабочие создавали конкуренцию на рынке труда, то индийские ростовщики в годы падения цен на рис становились собственниками земель бирманских крестьян из-зa неуплаты ими долгов.
Торговля рисом стала самой важной и прибыльной сферой приложения английского капитала в стране. Главная британская фирма, связанная с экспортом бирманского риса, – «Стал бразерс энд К°» – была создана еще в 1870 г.
Высокие уровни мировых цен на рис и разница между внутренними закупочными и внешними продажными ценами создавали источник высоких прибылей.
Прибыль получали и крестьянские хозяйства. По имеющимся данным, большинство рисоводческих крестьянских хозяйств в рассматриваемый период получало прибыль от 200 до 500 рупий в год, что по тем временам для данного социального слоя было немало. Это не означало, что положение крестьян было безоблачным. Над ними висела угроза периодического снижения цен на рис, а с конца 1890-х годов и начавшееся отчуждение крестьянских земель за долги в пользу ростовщиков.
С последней трети XIX в. началось промышленное развитие Бирмы, первоначально связанное с необходимостью первичной обработки сельскохозяйственного и минерального сырья.
Наибольшее развитие получила рисоочистительная промышленность, которая счала важнейшим элементом и одновременно стимулом рисового производства в стране.
До расширения экспорта риса Бирма обходилась ручными рисорушками (толкушами или дробилками). В 1859г. в г. Бассейн (Патейн) в Нижней Бирме была построена первая паровая рисовая мельница. Она принадлежала иностранному капиталу. В 1869 г. таких мельниц было 13. В 1880 г. из имевшихся в стране 74 фабричных заведений 49 были рисорушками, в 1900 г. из 136 фабричных заведений- 83 рисорушки, а в 1910г. из 301 фабричного предприятия 165 рисоочистительных. Накануне Первой мировой войны, в 1913 г., из 424 всех фабричных предприятий 240 были рисорушками (из них 16 были расположены в Верхней Бирме). Главными владельцами рисовых мельниц были такие английские фирмы, как «Стал бразерс» и «Иравади флотилла К°».
Одновременно с развитием рисоочистительной промышленности строились паровые лесопилки, принадлежавшие английским компаниям «Бомбей-Берма трейдинг корпорейшн», «Фукар», той же «Стил бразерс». Согласно статистике, в 1892г. их было 41, в 1901 г. -58, в 1911 г. – 82.
Рисоочистительные и лесопильные предприятия иностранного капитала концентрировались в Нижней Бирме, особенно в районе Рангуна и неподалеку от него.
В конце XIX в. в Бирме появились первые механизированные рисоочиститель-ные и лесопильные предприятия, принадлежавшие бирманцам, правда, они были мелкими и малопроизводительными. Это был новый качественный момент в социально-экономическом развитии Бирмы: началось местное промышленное предпринимательство на современной основе.
Заметное развитие получала добывающая промышленность. Английские промышленники со второй половины XIX в. стали проявлять все больший интерес к месторождениям нефти в центральной части Бирмы (район Йенанджауна). В 70-х годах они построили под Рангуном нефтеперегонный завод, работавший на сырье из Йенанджауна, которое переправлялось оттуда водным путем по р. Иравади.
В 1886 г., сразу же после аннексии всей страны, была основана «Берма ойл К°». Она стала главным владельцем нефтяных промыслов в Верхней Бирме и вскоре превратилась в самую могущественную компанию во всей Азии («Англо-иранская нефтяная К°», созданная в 1909г., возникла как ее филиал).
Добыча бирманской нефти с 5,9 млн. галлонов в 1901 г. выросла до 254,6 млн. галлонов в 1914 г.
В первом десятилетии XX в. при участии английского капитала началась разработка рудных месторождений в Бирме, особенно серебряно-свинцовых в северных шанских княжествах, вольфрамовых в княжествах Каренни (Кая) и оловянных в Тенассериме. К началу Первой мировой войны добыча свинцовой руды составила 10,5 тыс. т, вольфрама – свыше 2,3 тыс. т.
О масштабах колониального развития Бирмы в конце XIX – начале XX в. свидетельствуют данные о внешнеторговом обороте страны в тот период. В 1866/67 фин. г. этот оборот составил 48,6 млн. рупий, в 1891/92 г. – 231,7 млн., накануне же Первой мировой войны он поднялся до 668 млн. рупий.
Экспорт из страны постоянно рос и регулярно превышал импорт. Основными статьями вывоза были рис, древесина, позднее – нефть, руды.
Примерно с 1905 г. экспорт нефти и нефтепродуктов обогнал экспорт древесины и прочно встал на второе после риса место. В 1900 г. из 162 млн. рупий всего экспорта рис давал 115 млн., древесина- 17 млн., нефть- 4 млн. рупий, а в 1910г. из 302 млн. рупий – соответственно 212, 17 и 34 млн. рупий.
Экспорт из Бирмы в начале XX в. достиг уровня 30-40% чистого внутреннего продукта. Импорт в абсолютном выражении также непрерывно увеличивался. Главными его статьями были потребительские товары (в том числе хлопчатобумажные ткани), машинное оборудование и другие товары производственного назначения.
Нарастая с конца XIX в., их импорт в 1910г. составлял соответственно 120, 20 и 63 млн. рупий. Импорт хлопчатобумажных изделий и пряжи нанес большой ущерб ручному прядильно-ткацкому производству, существовавшему в традиционной Бирме, но ее население все охотнее переходило на импортные штучные товары и пряжу, которые отличались дешевизной и новизной.
Главными английскими торговыми компаниями в Бирме были многоотраслевая «Стил брачерс» и «Иравади флотилла К°», державшая с 1865 г. судоходство по р. Иравади.
Огромную роль в экономическом развитии колониальной Бирмы в конце XIX – начале XX в. играл фактор быстрого роста морского и речного судоходства и энергичное дорожное и железнодорожное строительство. В результате основные районы страны были соединены между собой современными транспортными системами.
Колониальное производство в Бирме финансировалось на верхнем уровне английскими банками, на среднем и нижнем уровне- индийскими и китайскими финансистами-ростовщиками и отчасти – бирманскими.
Большие прибыли утекали из Бирмы, однако значительная их часть реинвестировалась в Бирме, иначе невозможно объяснить быстрый и продолжительный экономический рост страны в первые десятилетия колониального режима.
Таким образом, в конце XIX – начале XX в. колониальная Бирма все сильнее втягивалась в крупнотоварное капиталистическое производство. Цены, рынок, наемный труд и капитал становились существенными факторами экономической жизни страны. Растущий капиталистический уклад был многоступенчатым и многослойным по своим фазам, по составу капитала и труда.
Можно сказать, что капитализм в Бирме начал развиваться как сложная смесь европейских, иммигрантских и туземных факторов, как некое плюралистическое противоречивое единство, соседствующее с докапиталистическими укладами, которые он размывал и подчинял.
Темпы и характер экономического развития были уникальными не только для самой Бирмы, но и для других колониальных стран. В эти десятилетия Бирма совершила переход от замкнутой потребительской экономики феодального типа к экономике открытой, рыночной и ориентированной на экспорт. Основы этой структуры, заложенные тогда, сохраняются до сих пор.
В колониальный период Бирма превратилась в рисовую житницу Британской империи, Европы и Азии, мирового поставщика древесины и тика, целого ряда руд, крупного производителя нефти, в рынок сбыта потребительских товаров Англии и Индии.
Социальная структура
Социальная структура колониальной Бирмы конца XIX – начала XX в. изменялась в соответствии с новыми экономическими и политическими условиями.
Разрушались и видоизменялись феодальные структуры, появлялись различные коммерческие, промышленные и интеллектуальные слои и группы, которые отражали и выражали потребности развивающегося колониального общества.
Перемены начались уже после захвата Нижней Бирмы в 1852г. Аннексия всей страны придала некоторым изменениям общебирманский характер, но существенные различия как в экономическом, так и в социальном плане, между Нижней (экспортно-ориентированной) и Верхней Бирмой, в основном все еще ориентированной на потребительское хозяйство, сохранялись. Можно говорить об экономическом и социальном дуализме Бирмы в рассматриваемый период.
В колониальный период наверху новой социальной пирамиды страны были представители британского капитала и бюрократии; средние этажи пирамиды занимали торгово-промышленные и ростовщическо-землевладельческие слои и среднее чиновничество: здесь были представлены разнородные этнонациональные группы, но в экономическом и во многом в административном отношениях ведущими среди них были индийцы, отчасти китайцы. Собственно бирманцы («туземцы») были представлены землевладельцами, торговцами и многочисленным мелким чиновничеством низших ступеней городской, а в основном – деревенской администрации.
Здесь же возникали начатки современного бирманского делового класса, находившегося, правда, под постоянным давлением более сильных инонациональных конкурентов.
Внизу колониальной социальной пирамиды пребывало местное крестьянство. Это уже не было прежнее социально однородное и существовавшее на базе натурального хозяйства земледельческое население. Со временем оно все более дифференцировалось и в главных экономических районах страны все более втягивалось в товарное экспортное земледелие (фермеры – собственники и арендаторы, сельскохозяйственные рабочие).
Здесь основную массу составляли местные люди, бирманцы, но было также немало индийцев; внизу социальной лестницы появились растущие слои транспортно-строительного промышленного пролетариата, составленного из разных и этнически разделенных групп с большим преобладанием индийцев.
Складывание колониальной социальной структуры в Бирме лучше всего описать в понятиях концепции «плюралистического» общества, выдвинутой в первой половине XX в. английским востоковедом-бирманистом проф. Дж. С. Фёрниволлом (1878-1960) и разработанной на основе изучения бирманского и индонезийского колониальных обществ. Позже эту концепцию в отношении Бирмы дополнили западные ученые М. Адас и Р. Тейлор.
Суть этой концепции – в признании особой профессионально-функциональной и культурно-языковой разделенности и обособленности различных этнонациональных групп общества, складывавшихся в условиях колониального господства и колониального рыночного хозяйства.
Общество оказывается составленным из разнородных этнических и социальных групп, каждая из которых выполняет свои определенные экономические и иные функции, занимая в нем свою определенную нишу. Представители этих групп соприкасаются и общаются на рынке товаров и труда, но не смешиваются друг с другом (или почти не смешиваются).
Плюрализм колониального общества как раз и выразился в том, что европейцы, индийцы, китайцы и коренные жители страны заняли волею колониальной истории свои определенные экономические,
политические, административные, социальные, культурно-языковые и религиозные ниши, в которых они и пребывали, редко нарушая предписанные условиями границы.
Конечно, социальная мобильность проявлялась и в колониальном обществе, но лишь частично, с трудом, на минимальном уровне, не меняя соотношения разделенных и обособленных этнонациональных и социальных групп.
В рамках многосложного плюралистического общества главный контраст состоял в факте подчинения бирманского общества британскому колониализму.
Отсюда проистекало и главное противоречие- противоречие между бирманским обществом в целом и британским колониализмом.
Однако в силу разных уровней (фаз) развития британского капиталистического класса и новых бирманских предпринимательских слоев прямые противоречия между ними проявлялись менее остро, чем противоречия последних с более близкими им по уровню индийскими или китайскими конкурентами, хотя и те и другие в разных формах также испытывали колониальный пресс.
У бирманских предпринимателей были, например, более жесткие противоречия не с английскими банкирами, которые обычно не финансировали бирманцев, а с индийскими финансистами-ростовщиками.
Подобные примеры можно продолжить, распространив их также на бирманское крестьянство, которое получало кредиты не в английских банках, а от индийских четтияров, предоставлявших займы под залог земли под сравнительно невысокие проценты. В конце XIX-начале XX в. они начали понемногу отбирать крестьянские земли за долги.
Первый ярус колониальной социальной структуры был однородно британским (европейским).
Второй же и третий ярусы состояли из нескольких национальных элементов. Среди землевладельцев численно господствовали бирманцы и другие коренные группы, но сюда же можно отнести довольно многочисленные и финансово значимые группы индийцев, британцев, китайцев.
В составе землевладельцев-индийцев с конца XIX в. стали появляться представители южноиндийской ростовщической касты четти. Еще большую долю занимали индийцы (как индусы, так и мусульмане) в торгово-коммерческом секторе, где они были в финансовом отношении на втором после англичан месте.
Значительную долю занимали также китайцы, которые концентрировались преимущественно в деревенской торговле.
Вытеснение бирманцев из торговли, землевладения, ростовщичества, промышленности, транспортно-строительных отраслей началось в конце 1880-х годов. Несмотря на этот процесс, бирманское предпринимательство упорно выживало, искало для себя новые ниши, причем это касалось предпринимательства не только на низшем, но и на среднем уровне.
Данные 1895 г. по предприятиям торговли, промышленности, финансово-ростовщической деятельности и т.п. показали, что разного рода бирманские предприниматели обосновались в малых городах (57% всех предприятий) и в
окружных (дистриктных) центрах (ок. 44%); в Рангуне же их доля была незначительной (менее 10%).
В 1898г. бирманским предпринимателям в Нижней Бирме принадлежало 15% всех рисовых мельниц (европейцам почти 64%, китайцам- 13 и индийцам- 9%).
В 1910г. 19 бирманцев было включено в число виднейших предпринимателей Бирмы, причем почти половина из них были заняты в рисоочистительной промышленности г. Бассейн. Некоторые были брокерами больших европейских фирм, а 9 человек были заняты новыми видами предпринимательской деятельности.
Среди лиц свободных профессий и государственных служащих еще с конца XIX в. установилось преобладание индийцев, больше работавших с британскими властями и лучше знавших английский язык. Но с начала XX в. в этих сферах наметилась устойчивая тенденция к росту доли бирманцев, прежде всего получивших образование и занятых в адвокатуре и культуре.
На нижнем – крестьянско-рабочем – ярусе пирамиды с конца XIX в. наметилась весьма сложная ситуация.
Крестьяне были преимущественно коренными жителями, но в Нижней Бирме было немало и индийских хозяйств. Среди сельскохозяйственных рабочих с самого начала была велика доля индийцев, которые после уборки урожая перебирались в города для сезонной же работы на рисоочистительных предприятиях.
Здесь имелась как конкуренция с бирманцами, так и известное добровольное разделение труда между ними (надо учитывать, что уровень зарплаты в Бирме был выше, чем в собственно Индии, а к работе по найму бирманцы были менее привычны).
Среди арендаторов земли также была конкуренция между бирманцами и индийцами, причем она обострялась по мере исчерпания фонда годных к обработке земель.
В промышленности почти с самого начала большую роль стали играть индийцы (они сохранили эту роль до конца колониальной эпохи), но в ней нашлось место и для представителей как коренных, так и некоренных групп.
В лесном хозяйстве были заняты в основном коренные народности. Бирманцы добились также для себя прочного положения на современных нефтепромыслах Центральной Бирмы: их доля в этой сфере показывала тенденцию к увеличению.
Национальный состав армии и полиции был с самого начала преимущественно «чужеземным». Основу их до конца колониальной эпохи составляли индийцы (включая непальцев), хотя в начале XX в. к службе стали в возрастающем количестве привлекать представителей малых коренных народностей Бирмы. Собственно бирманцам, а также шанам колонизаторы не доверяли.
Интегратором мирного колониального развития Бирмы выступала экономика. Она развивалась бескризисно, если не считать временного падения цен на рис в 90-х годах и в 1907 г. Политический же контроль над страной находился в руках колониального правительства, которое твердо следило за сохранением единства государства.
Национальное пробуждение
В начале XX в. в Бирме сложился социально-психологический климат, который лучше всего передать понятием «национальное пробуждение».
Бирманцы втягивались в новые отношения, но их положение было политически и социально-экономически подчиненным. Они чувствовали себя уязвленными, «третьесортными» людьми в собственной стране. Горечь бирманцев вызывало забвение традиционных ценностей культурно-буддийского комплекса. Среди некоторых бирманцев даже распространилось пренебрежительное отношение к собственной культуре и традициям.
Бирманский язык стал третьестепенным, литература и искусство, имевшие ранее щедрых покровителей в лице бирманских монархов, были в упадке.
Роль и значение буддийского монашества – носителя духовного начала и стабильности в обществе – все больше уменьшались. В Бирме всегда слова «бирманец» и «буддист» были синонимами, и бирманец с рождения до самой смерти (и даже – по буддийской доктрине -после нее), жил неотделимо от религиозных, нравственных и философских представлений и ритуалов (1).
————————————————————————————————————————————————————
(1) Степень соединенности буддизма и каждодневной жизни бирманца и его языка хорошо иллюстрирует тот факт, что по-бирмански «монастырь» (буддийский) и «школа» выражаются одним и тем же словом (чаун). Одним словом обозначаются также понятия «религия» и «язык» как средство общения (бата).
————————————————————————————————————————————————————
Поиски самоидентификации выражались в стремлении с помощью предоставляемых историей новых политических и общественных средств и институтов, пришедших с Запада, сохранить и модернизировать национальное культурное наследие и бытие, утвердить свою национальную самобытность и вдохнуть оптимистическую веру в грядущее освобождение.
Национальное пробуждение в Бирме началось с повышения внимания к культурно-религиозным, просветительским, социальным и нравственным вопросам, воспитанию и образованию, развитию языка, литературы, искусства и науки.
Национальное пробуждение в этот период характеризуют три события: создание Буддийской ассоциации молодых людей (БАМЛ), основание бирманской национальной газеты «Турия», открытие Исследовательского общества Бирмы (ИОБ).
Еще в 1897 г. в Верхней Бирме, в Мандалае, считавшемся центром бирманского буддизма, была создана первая светская организация защиты и распространения буддизма Будда сасана ноггаха атин (Буддийская миссионерская ассоциация). Ассоциация занималась социально-просветительской деятельностью, основала школу, которая впоследствии дала Бирме ряд видных общественных деятелей. Подобные же ассоциации возникли в городах Мьинджан и Моулмейн (Моламьяйн).
В 1902 г. в г. Бассейн было создано Общество Ашоки (по инициативе англичанина, обращенного в буддизм). В 1904г. была образована Буддийская ассоциация Рангунского колледжа.
Наряду со светскими ассоциациями во многих городах страны после 1905 г. стали создаваться ассоциации религиозного характера, в которых изучались буддийские тексты, заповеди, правила, велась пропаганда буддизма.
Кульминацией процесса образования светских буддийских ассоциаций было создание в 1906г. Буддийской ассоциации молодых людей как всебирманской национальной организации. Инициаторами ее создания были студенты Рангунского колледжа У Ба Пе (1883-1971), У Маун Джи и У Хла Пе.
Идея образования организации под таким названием возникла по аналогии с Христианской ассоциацией молодых людей, существовавшей в Англии и имевшей отделения в Рангуне. Основными целями БАМЛ было способствовать защите и развитию «расы (в смысле – нации), языка, буддизма и просвещения».
В 1908 г. в БАМЛ пришли молодые адвокаты, только что получившие это звание, – У Мей Аун, У Пу, У Сан Ба Ба, У Ба Си, У Маун Теин и У Сейн Хла Маун. Затем в нее стали вступать чиновники государственной службы и даже вполне лояльные колониальному правительству люди (У Пе, У По Бье, У Тин, У Кхин, Дж. А.Маун Джи и др.). В БАМЛ вступали даже некоторые члены Законодательного совета при губернаторе.
После реформ Морли-Минто в Британской Индии в 1909 г. ряды БАМЛ еще более расширились, В нее вошли не только бирманские адвокаты и чиновники, но и брокеры, торговцы, учителя, клерки.
По мере роста популярности БАМЛ создавались ее филиалы в разных городах страны, возникали школы (с преподаванием бирманской культуры), библиотеки.
БАМЛ стала издавать еженедельник «Бирманец» на английском языке и ежемесячный журнал «Бирманский буддист» на бирманском, английском и на языке пали, поддерживала тесные связи с основанным в 1907 г. Обществом
пропаганды буддизма. Совместно с последним БАМЛ содержала типографию. В 1909/10 г. в БАМЛ было официально 346 членов, в Обществе пропаганды буддизма – 1210 членов. В 1910/11 г. БАМЛ имела уже 15 местных отделений и организаций.
БАМЛ вела просветительскую работу среди населения, настаивала на введении бесплатного начального образования, соблюдении равенства между англичанами и бирманцами в получении образования, боролась с вредными национальными традициями (например, с обычаем чрезмерных трат на праздники, церемонии и т.п.), способствуя воспитанию патриотических чувств народа.
Формально БАМЛ возникла как неполитическая организация, но она стала выразителем пробуждавшегося бирманского национализма, первым шагом в направлении политической деятельности.
По воспоминаниям У Ба Пе, основатели БАМЛ с самого начала думали о том, чтобы с помощью этой ассоциации распространять политические взгляды, а они у них уже тогда были вполне антиколониальные. За буддизмом, просветительством скрывался национализм многих молодых членов этой организации. БАМЛ тогда еще не требовала, а лишь надеялась на реформы сверху. Она была в целом лояльна властям и даже открывала свои конференции (первая состоялась в 1910г., вторая- в 1914г.) пением британского гимна «Боже, храни короля» (позже появилась поправка – «Будда, храни короля»).
На национальное пробуждение в Бирме большое воздействие оказали международные события того времени. Огромное впечатление на общественность произвело поражение «европейской» России от «азиатской» Японии в войне 1904-1905 гг. Бирманский историк писал, что «появление Японии в качестве великой мировой державы в Бирме приветствовалось как заря новой эры, в которой азиаты наконец станут равными в социальном и политическом отношениях господствующим европейцам».
Буддийский монах У Огама (1879-1939) в начале века поехал в Японию, провел там несколько лет и вернулся на родину полный восхищения успехами Японии.
Немалый патриотический эффект произвело и сопротивление буров англичанам в англо-бурской войне 1899-1902 гг. Характерно, что имя бурского генерала Л. Бота, прославившегося партизанскими действиями против англичан, в Бирме полусерьезно связывали с именем бирманского партизанского лидера По Та, которому в период антианглийского движения сопротивления удалось-таки бежать из страны.
В Бирме тяжело переживали поражение буров. Как раз в начале века в Бирме были открыты первые кинотеатры, и публика громко реагировала на соответствующие кадры, рассказывавшие об успехах японской армии или о сопротивлении буров.
Особое значение для Бирмы имело развитие национально-освободительного движения в Индии. Бирма в политическом отношении смотрела на Индию как на образец для подражания и использовала ее опыт антиколониального движения.
Хотя БАМЛ организационно не была связана с Индийским национальным конгрессом (ИНК) и национализм БАМЛ был исторически менее зрел, идейно и структурно БАМЛ была близка ИНК. Агитационную работу вели и индийские националисты, которых центральные власти Индии за революционные выступления ссылали в Бирму.
Другим важным событием общенационального звучания можно назвать возникновение бирманской журналистики и печати.
4 июля 1911 г. лидеры Буддийской ассоциации молодых людей У Ба Пе и У Хла Пе начали выпускать бирманскую газету национальной ориентации, ставшую знаменитой, – «Турия» («Солнце»- на языке пали). С 1913 г., после создания солидной издательской компании, она стала ежедневной.
До этого в Бирме было две ежедневные английские газеты, несколько еженедельников и зависимых от них бирманских бюллетеней новостей. В последних помещались только переводы сообщений из английских газет.
«Турия» же в своих редакционных статьях и независимых комментариях обсуждала национальные вопросы. Она стала трибуной для пробужденного бирманского национализма и одновременно вдохновительницей его дальнейшего развития.
«Турия», не будучи официальным органом БАМЛ, широко освещала ее деятельность, инструктировала местные отделения и тем самым способствовала дальнейшей популяризации и росту влияния этой организации. Долгие годы редактором и издателем «Турий» были поочередно У Ба Пе и У Хла Пе. У Ба Пе был связан с издательством «Турия» до середины 30-х годов, его по праву можно считать одним из «отцов бирманского национализма» и основателем бирманской журналистики.
Важные процессы в начале XX в. происходили и в бирманской литературе. Выходившие в то время художественные произведения рассказывали о прошлом Бирмы, прослеживали связь времен, поднимали различные проблемы современной жизни бирманцев. Появляются новые «актуальные» жанры излюбленной в Бирме драмы.
Под влиянием европейского романа рождается бирманский роман как совершенно новый жанр национальной литературы (У Хла Джо и У Чжи). С особым жанром литературного творчества выступил Такин Кодо Хмайн, который в своих тика (эссе или комментариях) брался за самые злободневные темы. Он сотрудничал в газете «Турия».
Третьим важным событием начала XX в. в Бирме было создание Исследовательского общества Бирмы (ИОБ), которое с 1911 г. регулярно издавало свой журнал («Journal of the Burma Research Society»).
Инициатором создания ИОБ был Дж. С. Фёрниволл, тогда колониальный чиновник, горячо любивший Бирму и ставший со временем патриархом ее научного изучения. Он задумал объединить усилия бирманцев и европейцев, интересующихся бирманской историей и культурой.
Помимо Дж. С. Ферниволла основателями общества были бирманский адвокат У Мей Аун, президент БАМЛ, и Ш.Дюруазель, французский ученый, профессор языка пали в Рангунском колледже.
Торжественное открытие состоялось 29 марта 1910 г. Общество ставило своей целью изучение всех аспектов бирманского культурного прошлого: литературы, языков, археологических памятников, религии, искусств, промышленности, музыки, драмы, фольклора, обычаев. Общество проводило регулярные заседания, на которых зачитывались и обсуждались научные доклады. Главной же работой общества было издание научного журнала, который выходил трижды (затем дважды) в год.
ИОБ было внеполитической организацией с чисто научными интересами. Даже экономика не была первоначально включена в предметы изучения, поскольку колониальные власти опасались, что Общество «поощрит национализм» и «подрывные тенденции». Все же губернатор Бирмы Х.Т.Уайт поддержал проект создания Общества, хотя при этом вычеркнул из проекта пункт о том, что возрастающее внимание должно быть уделено бирманской археологии, ибо опасался что данный пункт может быть воспринят как косвенная критика властей за пренебрежение к памятникам старины.
Он же был назван первым патроном Общества и председательствовал на некоторых его заседаниях (с тех пор традицией стало считать патроном Общества официального главу страны) ИОБ и его журнал сыграли существенную роль в становлении современной бирманской науки, собирании и анализе бирманских исторических источников в подготовке бирманских научных кадров.
Материалы журнала за многие годы стали уникальной коллекцией знаний о Бирме, не имеющей себе равных Но дело было не только и не столько в этом. Создание научного общества и его журнала в Бирме стало событием общенационального значения, частью национального пробуждения и его стимулом.
Эти события, прежде всего создание БАМЛ, готовили почву для политической борьбы за независимость, которая стала содержанием следующего периода развития Бирмы после Первой мировой войны.
Политическая летаргия бирманского общества в первые два десятилетия после аннексии всей страны, порожденная завоеванием, сменилась национальным пробуждением в первые годы XX в. Развивалось современное просвещение.
Это был в целом именно период спокойного эволюционного развития, при котором противоречия между иностранными завоевателями и национальными силами еще не выявились в полной мере, а колониальная эксплуатация страны еще не приняла широких масштабов.
В рассматриваемый ниже период 1914-1945 гг. положение существенно изменилось. Некоторое время еще наблюдался экономический бум, до начала 30-х годов в целом росли производство и торговля.
Расширялось формирование новых социальных слоев. Развивалось светское образование, в том числе на университетском уровне. Но это экономическое и социальное развитие утратило плавность, вскрыло нараставшие противоречия.
Неконтролируемый рынок вызвал углубление социальной дифференциации. Произошло ускорение процесса обезземеливания, стремительное падение жизненного уровня некоторых слоев, что подстегнуло недовольство иноземными властителями Бирмы.
Национальное пробуждение перешло в национальный подъем, который охватил политико-идеологическую сферу и выразился в появлении широкого антиколониального движения, фактически уже почти не прерывавшегося вплоть до Второй мировой войны.
Значительную роль в этом сыграло распространение современного образования и вообще идей современного мира.
Насильственное включение бирманцев в систему колониального капитализма, наряду с изменениями их экономической жизни и социальной структуры, породило также и осознание ими своего национального своеобразия и социокультурной идентичности.
Вместе с тем, особенно в начале рассматриваемого периода, значительную роль сыграло чувство национальной гордости бирманцев, сложившееся у них исторически. Бирманцы как народ, этнически сформировавшись уже много веков назад, создали в свое время в Юго-Восточной Азии государство-империю, завоевавшую ряд соседних народов и державшую их в вассальной зависимости на протяжении столетий.
Они не раз характеризовались иностранными путешественниками и дипломатами как «воинственная раса». Стоит вспомнить о бирмано-монских войнах, о сиамских походах бирманских королей, о том, что первая англо-бирманская война была непосредственно спровоцирована завоевательной политикой Бирмы в отношении индийских пограничных княжеств, на которые она претендовала, но на которые уже стала претендовать и Англия.
И вот после столь блистательной (в целом) имперской истории Бирманское государство само стало жертвой иностранного завоевания, а бирманцы – подданными заморского монарха, да еще включенными в его более крупное владение – Индию.
В связи с этим вполне закономерно, что в специфических условиях Бирмы национализм, постепенно возрождаясь и «распрямляясь» после поражений ХIX в., базировался как на оскорбленном чувстве попранного завоевателями былого «имперского» величия, так и на новых антиколониальных устремлениях нарождавшейся модернизированной части общества.
При этом бирманский национализм приобретал не только антибританскую, но и антииндийскую направленность. Подобная «двухэтажность» лишь содействовала особой стойкости, активности и интенсивности национализма бирманцев, до 1914 г., казалось, подавленного и приглушенного.
Тем неожиданнее выглядела его вспышка на фоне предыдущего «тихого» периода, внешне логично определявшегося общими моральными заповедями буддизма. События 1914-1918 гг. содействовали яркости этой вспышки.
Первая мировая война задела Бирму и оказала заметное влияние на ее внутреннее положение. Страна была важным источником сырьевых и отчасти людских ресурсов для метрополии, предоставив ей 18,6 тыс. солдат. Их основную часть составили рекруты из числа малых народов страны (каренов, шанов, качинов и чинов), а не собственно бирманцев (им еще не доверяли).
Но прежде всего Бирма была крупным поставщиком продовольствия, особенно риса, а также строительной древесины. Бирманский вольфрам, нефть, кожи, помимо риса и тика, также усиленно использовались в военных целях.
Вообще война очень подчеркнула стратегическое значение Бирмы для Англии. К концу войны Бирма стала давать до 1/3 мировой добычи вольфрамовой руды. Производство нефти в стране в 1916 г. достигло почти 300 млн. галлонов.
Мировые цены на стратегическое сырье в годы войны поднялись, принеся процветание ряду английских компаний в Бирме. Благоденствовали «Бирма Ойл К°», вновь появившиеся горнорудные монополии «Моочисмайнз» и «Бирма Корпорейшн».
За годы войны произошло увеличение общего числа промышленных предприятий. В 1912 г. в стране насчитывалось 438 фабричных заведений с 50,7 тыс. рабочих, в 1918 г. – 549 с 71 тыс. рабочих.
Условия войны создали определенную защиту для внутреннего бирманского рынка (сокращение импорта), и это стимулировало национальное предпринимательство (в сфере производства риса, древесины, кустарной продукции).
Но в годы войны ухудшилось положение основных масс населения. Из-за колебаний в производстве и сбыте риса (так как свободный мировой рынок сузился) пострадали доходы крестьян-рисоводов. Рост внутренних цен на продовольствие и промтовары коснулся многих. Сокращение импорта ограничило не только рынок ширпотреба, но и поставки машин и запчастей для промышленных целей. Выросла безработица. Военные условия тормозили активные проявления недовольства бирманского народа своим положением. Однако росло сопротивление деревенского населения уплате налогов татамеда (подворного) и подушного.
Произошла (неслыханное дело!) стачка учеников государственной средней школы в Рангуне. На местах прежде всего в деревнях, примерно с 1915 г. стали появляться общества антиколониального, политического характера. Они получили название «вунтану атины» – патриотические (или национальные) общества (1).
————————————————————————————————————————————————————
(1) Вунтану (пали) – «поддерживающий свою расу, нацию», т.е. патриотический, или Национальный; атин – общество, ассоциация.
————————————————————————————————————————————————————
Первоначально они не были связаны с Буддийской ассоциацией молодых людей (БАМЛ). Но когда в 1917 г. доступ в БАМЛ был расширен, вунтану атины, в основном деревенские организации, стали входить в ее общую структуру. К концу войны в БАМЛ было уже 50 местных отделений.
Они придерживались принципа неучастия в политической деятельности и были вполне лояльны колониальным властям. Но в середине войны положение стало меняться. На авансцену БАМЛ начали выходить молодые лидеры, младо-бирманцы (У Ба Пе, У Чит Хлайн), которые проповедовали новые идеи и желали повернуть БАМЛ к политическим вопросам. Они были больше знакомы с современной жизнью Запада, внимательно следили за событиями в более политизированной Индии.
И вот, на очередной (пятой) конференции БАМЛ, состоявшейся в г. Пьинмана в 1917 г., политические вопросы непосредственно вышли на поверхность, – прежде всего в связи с заявлением британского министра по делам Индии Э.Монтепо 20 августа 1917 г., в котором говорилось о «самоуправлении» и о создании «в конечном итоге ответственного правительства в Индии как неотъемлемой части Британской империи».
Бирма входила в состав колониальной Индии, и это заявление о предстоящих реформах ее прямо касалось. Поэтому конференция БАМЛ в Пьинмане приняла решение о посылке делегации в Калькутту для встречи с Э.Монтепо и вице-королем Индии лордом Челмсфордом. Она состоялась в декабре 1917 г., делегация БАМЛ вернулась домой как будто удовлетворенная.
Конференция в Пьинмане приняла также некоторые другие вполне политизированные резолюции (против расовой дискриминации, о противодействии переходу земель в руки иностранцев и др.).
Одна из резолюций решительно протестовала против ношения обуви в буддийских пагодах, что позволяли себе европейцы. Этот «башмачный вопрос» вызвал повсеместное возбуждение в Бирме в 1917-1918 гг., став сильнейшим
катализатором и символом растущих антиколониальных настроений в обществе.
Решения конференции 1917 г. были только началом политизации БАМЛ. Надежды младобирманцев на политические реформы в Бирме питались всей обстановкой в мире, в котором чем дольше шла война и рушились устои, тем шире распространялись освободительные, демократические и революционные настроения и действия.
В России было свергнуто самодержавие, произошла Октябрьская революция. На глазах разваливалась Османская империя. В Бирме знали и о «14 пунктах» президента США В.Вильсона (январь 1918 г.), среди которых пункт 14 предусматривал «генеральную ассоциацию наций» с «взаимными гарантиями политической независимости и территориальной целостности в отношении как больших, так и малых государств одинаково».
Особые импульсы шли в Бирму из собственно Индии. Через Индию в Бирму должны были прийти обещанные политические реформы.
Антиколониальное движение в Индии, усилившееся с начала века, лозунги Индийского национального конгресса, деятельность Махатмы Ганди – все это служило наглядным примером для бирманских националистов-патриотов.
Индийцы в Бирме (а их по переписи 1911 г. было здесь уже около 750 тыс. – примерно 6% населения провинции) были в ряде случаев непосредственными инициаторами или участниками антиколониальных выступлений. Первая крупная забастовка рабочих в Бирме была проведена в августе 1918 г. индийскими докерами рангунского порта.
С 1918 г. процесс политизации в Бирме пошел с резким ускорением. Его вызвал внезапный поворот дела с политическими реформами. Опубликованный в апреле 1918 г. в Англии официальный доклад об этих реформах, получивших название реформы Монтегю-Челмсфорда, исключил Бирму из этих реформ. В докладе говорилось: «Бирма – не Индия. Ее народ принадлежит к другой расе, находится на другой стадии политического развития, и ее проблемы совершенно особые… Стремление к выборным институтам в Бирме не развилось… Проблема политической эволюции Бирмы должна быть оставлена для отдельного рассмотрения в будущем».
Это своеобразное отделение Бирмы от Индии было ударом по надеждам политически мыслящих бирманцев. Это было также национальным унижением для Бирмы, так как исключение из конституционной реформы мотивировалось ее политической отсталостью.
Конституционная реформа Монтегю-Челмсфорда воплотилась в 1919 г. в Закон об управлении Индией. Он был введен в действие в 1921 г. Сохраняя основы политического и экономического контроля Англии над Индией в целом, он расширял элементы выборности и подотчетности колониальных законодательных и исполнительных органов.
Восемь провинций Британской Индии получили статус так называемой провинциальной диархии. Согласно ей, основная часть Законодательного совета избиралась путем прямых выборов, но губернатор сохранял почти абсолютную власть.
Однако Бирме в 1918-1919 гг. угрожала не диархия, а план Крэддока, названный по имени тогдашнего английского губернатора и отрицавший саму идею прямых выборов. В связи с этим планом начались (впервые) публичные митинги протеста, была создана Лига борьбы за реформу, посланы делегации в Англию. Всем этим руководили младобирманцы из БАМЛ. В движение включилась и часть буддийского монашества.
Вернувшийся вскоре после войны из Индии в Бирму радикально настроенный буддийский монах У Огама (1897-1939) публично бросил лозунг «Крэддок, убирайся домой!», что было беспрецедентно для бирманской общественной атмосферы. Он возглавил движение за политизацию буддийского монашества, был центральной фигурой в организации кампаний несотрудничества и бойкотов в Бирме на индийский манер.
Недаром некоторые сравнивали его с Махатмой Ганди, и недаром он за свои антиколониальные выступления не раз сидел в тюрьме. «Его голос был первым смелым и радикальным голосом в бирманской политике, и массы толпой шли его послушать и передавали его слова другим», – так сказал об У Огама один из наиболее известных политических деятелей Бирмы доктор Ба Мо (1893-1971).
В октябре 1920 г. на очередной (восьмой) конференции в г. Пьи (Пром) произошли реорганизация и переименование БАМЛ в Генеральный совет бирманских ассоциаций (ГСБА), который и стал первой чисто политической организацией страны и доминировал на общественной арене все 20-е годы, оставив в истории Бирмы глубокий след. (Неполитические же элементы БАМЛ остались в рамках прежней культурно-просветительной организации, сохранившей свое название и существующей до сих пор.)
Президентом ГСБА стал активный младобир-манец У Чит Хлайн (1879-1952), принадлежавший к верхушке формировавшегося бирманского среднего класса и чрезвычайно популярный в стране (в 20-е годы его называли «некоронованным королем» Бирмы). Вице-президентом стал уже упоминавшийся У Ба Пе (1883-1971).
ГСБА открыл двери для всех патриотических сил и быстро превратился в массовую организацию с широким социальным составом. Если в 1919 г. БАМЛ объединяла не более 400 организаций, то в 1921 г. их было уже примерно 12 тыс. На конференциях ГСБА участвовало до 10 тыс. одних делегатов, а гостей собиралось до 100-200 тыс. (на вольном воздухе).
В ГСБА вошли многочисленные местные деревенские общества – вунтану ати-ны. Поэтому период ГСБА в истории Бирмы иногда называют «периодом вунтану атинов». Но руководство ГСБА было в основном городским.
Конференция БАМЛ-ГСБА 1920 г. осудила «план Крэддока», выдвинула программу бойкота иностранных товаров и выборов в центральные индийские органы и потребовала вернуть бирманским крестьянам земли, захваченные у них за долги индийскими ростовщиками.
Другим важнейшим событием в 1920 г. был знаменитый университетский бойкот, начавшийся 5 декабря (эта дата, меняющаяся по лунному календарю, отмечается в Бирме ежегодно как Национальный день). Этот бойкот возник как студенческая забастовка – протест против порядков, введенных в только что созданном тогда Рангунском университете и ограничивавших возможности обучения в нем выходцев из бедных слоев.
ГСБА поддержал бойкот и всячески способствовал его расширению. Вскоре бойкот охватил школы и перерос в широкое антиколониальное движение. Этот бойкот породил движение за национальные школы с их патриотическим уклоном и упором на изучение гуманитарных бирманских дисциплин. Была также сделана попытка основать Национальный колледж.
Финансовые затруднения и нехватка кадров, однако, явились труднопреодолимыми препятствиями, и движение за национальные школы в конце концов выдохлось. Сравнительно долгий срок продержались лишь несколько национальных школ, и одна из них воспитала будущего (первого) премьер-министра независимой Бирмы – У Ну.
Наиболее своеобразной чертой положения в Бирме в это время была начатая У Отамой активизация буддийского монашества, представленного многочисленными местными организациями, а затем и центральной организацией, созданной в 1920-1921 гг. в лице Генерального совета Сангха саметджи (ГССС)(2).
————————————————————————————————————————————————————
(2) Сангха (пали) – буддийская монашеская община; саметджи – единство, объединение.
————————————————————————————————————————————————————
ГССС стал тесно взаимодействовать со светским ГСБА. Монахи были особенно активны в деревне, где они поддерживали и разжигали антиналоговые и другие антиправительственные настроения и выступления крестьян. Они организовывали тайные общества бу атины (общества отрицания, или «несотрудничества»), которые применяли насильственные методы, и «экономические общества», создававшиеся для борьбы с индийскими ростовщиками-четтиярами.
Активность и влияние буддийской сангхи в 20-е годы были таковы, что некоторые бирманские исследователи пишут даже о «захвате» ГСБА сангхой, об установлении ею контроля над ГСБА. Так, видимо, и обстояло дело в ряде случаев. Но это было свидетельством не зарождения «буддийского ренессанса», а скорее, политизации определенных низовых слоев сангхи.
Основное различие между ГСБА и ГССС состояло не столько в том, что первый был светской, а второй – монашеской организацией, сколько в том, что национализм ГСБА был в целом мирным, умеренным, можно сказать, цивилизованным или вестернизированным по формам, а национализм ГССС был часто экстремистским, фанатичным, насильственным, а иногда даже просто разжигающим темные инстинкты, хотя он также исходил из патриотизма. Поэтому движение ГССС внесло новизну не в буддизм как религию, а в политическую жизнь.
При этом, конечно, не все монашество включалось в политику, так как буддийская иерархия в высших и средних звеньях считала участие в политике нарушением монашеских правил.
Дух политической активизации и определенной радикализации распространился и в самом ГСБА. В 1921 г. он уже ставил вопрос о самоуправлении для Бирмы, о чем-то вроде доминиона, причем слова «в пределах империи» были исключены, т.е. впервые, хотя и в неясной форме, был поставлен вопрос о независимости.
Английские власти вынуждены были пойти на уступки. В июне 1922 г. был принят Закон о реформах в Бирме. Он был в деталях даже несколько либеральнее Закона 1919 г. для Индии.
В ноябре 1922 г. были проведены выборы в Законодательный совет, а в январе 1923 г. в стране была официально введена новая система управления. Но эта мера явно запоздала.
Меньшинство руководства ГСБА во главе с У Ба Пе сочло, что в выборах необходимо участвовать для того, чтобы использовать легальные возможности для борьбы за национальные цели. Это меньшинство в составе 21 человека вышло из ГСБА и, составив Партию 21-го (или Националистическую партию), приняло участие в выборах и затем в работе законодательно- исполнительных органов.
В радикальных кругах ГССС и ГСБА их обозвали «оппортунистами» и «предателями». Большинство же ГСБА во главе с У Чит Хлайном бойкотировали выборы.
В результате бойкота в первых выборах в Законодательный совет участвовало около 7% избирателей. Из 103 мест на выборах оспаривалось 80, остальные заполнялись назначенцами губернатора. Партия 21-го получила 28 мест.
Помимо борьбы вокруг конституционных реформ и агитации в деревне, новым явлением для послевоенной Бирмы были забастовки рабочих, в основном индийцев, составлявших до 70% рабочего класса страны (по переписи 1921 г.).
В 1919-1922 гг. произошло не менее 15 трудовых конфликтов с 35 тыс. участников, в том числе на нефтепромыслах Центральной Бирмы, где к этому времени большинство рабочих составили бирманцы.
В 1922 г. в районе нефтепромыслов был нелегально создан Рабочий союз Бирмы, в который входили рабочие бирманцы и индийцы. Он возник по инициативе левых деятелей ГСБА.
К 1923 г. первая волна широкого национального подъема в Бирме стала ослабевать. Лидер Партии 21-го У Ба Пе стал заместителем председателя Законодательного совета, его коллега по партии У Маун Джи – министром образования и здравоохранения. Другие бирманцы, в прошлом члены БАМЛ, получили другие официальные и неофициальные должности.
Выборы во второй совет (1925-1928) прошли тоже при малой активности избирателей (16,3%). Но в этом случае, кроме Партии 21-го (Националистической), в выборах приняли участие и провели своих лидеров две другие группы – Партия самоуправления, созданная также за счет выходцев из ГСБА (лидер – У Пу из Таравади), и Партия сварадж («Самоуправление»), которая защищала индийские интересы в Бирме (лидеры – У По Тун и д-р Ба Мо).
Все три партии объединились в коалицию, названную Народной партией, для проведения совместной политики в качестве оппозиции. В выборах третьего совета (1928 г.) участвовало 18% избирателей, и в нем сохранилась коалиция Народной партии, хотя она и ослабла из-за внутренней борьбы. Ее лидеры не принимали официальных постов. В целом их можно считать консервативными националистами с определенным антииндийским оттенком. Лозунгом их большинства был «Бирма для бирманцев».
ГСБА в целом оставался все же единой массовой организацией, действующей совместно с монашеским ГССС. На конференции ГСБА 1924 г. в г. Паунде под нажимом «политических монахов» и местных организаций была принята резолюция в поддержку движения крестьян против налогов.
Но это «явное грехопадение» дорого обошлось ГСБА. И без того внутри организации шла внутренняя борьба между более радикальными и более умеренными элементами. Резолюция о налогах явилась в сущности призывом к анархии.
Наконец в 1925 г. появились два ГСБА. Один был умеренно-центристским. Во главе его остался У Чит Хлайн. Другой стал радикальным. Во главе его был У Со Теин. Этот ГСБА настаивал на расширении тактики бойкота и перешел от требования статуса доминиона для Бирмы к требованию независимости.
ГСБА У Со Теина был теснее связан с массовым, особенно крестьянским, движением, в то время как ГСБА У Чит Хлайна более отражал интересы вестернизированных городских слоев. ГССС также раскололся на соответствующие фракции. Одна часть его активно поддержала радикальный ГСБА.
В 1923-1928 гг. продолжало развиваться забастовочное движение. В 1928 г. число фабричных предприятий в Бирме составляло 968 со 101,6 тыс. занятых на них (в 1919 г. соответственно 567 и 77,4 тыс.).
С 63 в 1921 г. до 369 в 1929 г. возросла численность горнорудных предприятий. Число работников на них, считая вместе с нефтепромыслами, увеличилось за те годы примерно с 25 тыс. до 40-45 тыс. человек.
За 1921-1928 гг. в Бирме было официально зарегистрировано 58 трудовых конфликтов, в которых участвовало примерно 95 тыс. рабочих и служащих.
В 1926 г. в Бирме был введен общеиндийский закон о профсоюзах, легализировавший профсоюзную деятельность. Однако в силу слабости рабочего класса в целом собственно рабочие профсоюзы стали появляться в Бирме лишь в 30-х годах.
Политико-идеологически Бирма в эти годы оставалась изолированной от внешнего мира. Крепкие связи существовали лишь с Индией. Возможно, благодаря индийским связям (а возможно, как-то иначе) в бирманской печати в те годы появляются статьи, в которых с симпатией рассказывалось об Октябрьской революции, о Ленине, о коммунизме. Имеются сведения о статьях на эту тему, напечатанных в 1923 и 1924 гг. в газетах «Непьидо» (г. Мандалай) и «Рангун мейл».
Волнения среди крестьян в 20-е годы под руководством различных обществ шли фактически беспрерывно.
Крестьяне отказывались платить налоги, игнорировали местные власти, нападали на деревенских старост, иностранцев, особенно индийских ростовщиков-четтияров. Некоторые тайные крестьянские общества (типа «бу атинов») выдвигали политические требования достижения «своей власти».
Болевыми точками в экономическом положении крестьян были налоги и неуклонный процесс обезземеливания. Налоги рассматривались вообще как несправедливость, а потеря земли крестьянами за долги приводила к деклассированию, к разрушению привычного традиционного уклада жизни.
В 1927 г. помещикам и ростовщикам в стране в целом принадлежало почти 20% сельскохозяйственных земель, а в Нижней Бирме- рисовой житнице – около 27%.
В самых же рисопроизводящих районах Нижней Бирмы в руках этих категорий оказалось 40-60% земли, причем до половины ее принадлежало собственникам-абсентеистам, среди которых самыми крупными были индийские ростовщики-четтияры.
Неудивительно, что все это подготавливало взрывчатый материал в деревне, особенно с учетом интенсивной националистической агитации, проводимой радикальным монашеством в крестьянской среде.
Мировой экономический кризис 1929-1933 гг. был важным рубежом и для бирманской истории. От кризиса пострадали, хотя и в разной степени, все социальные слои и группы – от иностранных и местных предпринимателей до рабочего класса, крестьянства всех категорий и интеллигенции. Падение цен, замедление и падение производства в основных отраслях, рост безработицы (открытой и скрытой), падение доходов и уровня жизни рабочих и служащих, разорение крестьян, ремесленников, банкротства национальных предпринимателей, тяготы студенчества и лиц свободных профессий – все это в полной мере затронуло бирманское общество.
В эти годы особенно усилился процесс пролетаризации крестьянства. Непосредственным агентом обезземеливания выступали ростовщики, особенно индийские. К ним переходили крестьянские земли в результате просрочки платежей по долгам, ибо у крестьян в годы падения цен не было даже мизерных средств. К тому же возросло и налоговое бремя крестьянства.
С 1928 по 1933 г. крестьянское землевладение, по данным официальных отчетов, сократилось с 7,6 млн. до 6,3 млн. акров, а ростовщическо-помещичье увеличилось с 3 млн. до 4,5 млн. акров.
В 1931-1934 гг. крестьяне ежегодно теряли по нескольку сот тысяч акров. В таких масштабах обезземеливание не происходило ни в одной из стран Юго-Восточной Азии.
Неудивительно, что «взрывные» формы крестьянского движения в Бирме в этих условиях вполне соответствовали «взрывным» формам социальной трансформации крестьянства.
Крестьянское восстание 1930-1932 гг. в Бирме не имело себе равных по своему размаху во всей Юго-Восточной Азии. Оно было организовано и планировалось заранее. Во главе восставших стояла организация галонов. Галон (гаруда) – по бирманской мифологии, сказочная птица, в поединке убивающая дракона-нага. Птица галон в данном случае выступала символом бирманского патриота, борющегося за свободу Бирмы против иностранного угнетения, олицетворенного драконом-нага.
Организацию галонов создал и возглавил Сая Сан, который и был руководителем восстания. В 20-х годах он входил в радикальный ГСБА У Со Теина. Затем, разочаровавшись, вышел из ГСБА и приступил в 1929-1930 гг. к созданию своей тайной организации. При этом были использованы уже существовавшие деревенские общества. В подготовке и проведении восстания важную роль сыграли и некоторые буддийские монахи.
Наличие центральной повстанческой организации серьезно отличало восстание 1930-1932 гг. от прошлых выступлений крестьян. Важно было и то, что главные цели повстанцев были не локальные, а общеполитические – освобождение Бирмы от иностранного господства и восстановление ее независимости. Вместе с тем непосредственными лозунгами были отмена несправедливых налогов, свободное пользование лесом для крестьянских нужд и т.п.
Начавшись 22 декабря 1930 г. в округе Таравади, традиционно беспокойном, восстание быстро распространилось по другим округам Нижней Бирмы и перекинулось в Верхнюю. Вскоре после начала восстания вождь галонов в соответствии со стародавней традицией бирманских повстанцев провозгласил себя королем Бирмы и заложил новую королевскую столицу в джунглях.
Отряды повстанцев, вооруженных пиками, секачами и небольшим количеством старинных или самодельных ружей и пушек, первоначально придерживались тактики открытых нападений.
Однако это привело к большим потерям (магическая татуировка ради неуязвимости в бою и различные амулеты, конечно, не помогали), и они были вынуждены перейти к тактике партизанской войны, устраивая налеты на деревни, сжигая податные списки, отменяя долги ростовщикам, уничтожая имущество богачей, особенно индийских ростовщиков.
Они нападали на пункты охраны лесов, железнодорожные станции, разрушали мосты, линии связи. Среди первых мишеней восставших были деревенские старосты – местное олицетворение иноземной власти.
За первый (главный) год восстания 38 старост было убито и 250 ранено. Наибольший размах восстание приняло в июне-июле 1931 г., когда оно, по подсчетам английских военных, охватило территорию примерно в 400 км с севера на юг и свыше 150 км с востока на запад.
Сочувствие к крестьянам было широко распространено в бирманском народе. Но массовой поддержки он не получило. Всего свыше 1300 повстанцев были убиты, неизвестное число ранено, 9 тыс. были вынуждены сдаться, взяты в плен или арестованы.
Схвачен был и сам Сая Сан. Он и еще 125 повстанцев после суда были повешены, 1389 отбывали срок в тюрьме или на каторге. Сая Сан мужественно и спокойно принял смерть (16 ноября 1931 г.). Незадолго до казни он завещал причитавшийся ему небольшой гонорар за свою книгу по медицине на создание библиотеки. Среди первых закупленных книг была литература левого толка – работы Ленина, Троцкого, К.Маркса.
Библиотека имени Сая Сана существует и сейчас. Сая Сан вошел в историю Бирмы как один из самых главных национальных героев-мучеников, как выдающийся вождь бирманского крестьянства. Он широко почитается среди народа и на официальном уровне.
Среди главных причин поражения восстания 1930-1932 гг. были огромное неравенство сил, военное превосходство колонизаторов, крайняя необеспеченность восставших оружием, недостаточная организованность и координация их сил, отсутствие поддержки горожан.
Сказались также отсталость и ограниченность идеологии повстанцев. В западной бирманистике принят взгляд на него как на «взрыв средневековья» или «последний вздох традиционной Бирмы». В последнее время было высказано мнение, что это «восстание возвестило скорее новую эпоху, чем последний вздох старой».
Еще до начала восстания, в марте 1929 г., Бирму посетил индийский апостол «ненасильственного несотрудничества» Махатма Ганди, пользовавшийся большим авторитетом и в бирманском народе.
В апреле того же года умер в тюрьме буддийский монах-патриот У Визара, последователь У Огама. Его смерть вызвала большое общественное негодование в адрес колониальной власти.
В мае 1930 г. в рангунском порту произошли индо-бирманские столкновения (убито и ранено было около 3 тыс. человек). Они возникли уже в годы экономического кризиса на почве усилившейся конкуренции в среде докеров разных национальностей.
Произошли существенные перемены в ведущих национальных политических организациях Бирмы.
В 1929 г. от ГСБА, возглавлявшегося У Со Теином, откололся новый более умеренный ГСБА во главе с У Су. В результате с учетом ГСБА У Чит Хлайна стало три ГСБА, т.е. налицо было раздробление сил (считалось, что численность сторонников всех трех ГСБА могла составлять 1,5-2 млн. человек).
В 1930г. ГСБА У Со Теина был запрещен властями, а два других ГСБА открестились от восстания, что спасло их от официального запрещения. Однако все ГСБА в начале 30-х годов утратили былой авторитет и поддержку снизу, поскольку отошли от массовой борьбы и переключились на верхушечную политику. Период социально-нерасчлененного, недифференцированного освободительного движения на этом закончился.
Добама асиайон (Ассоциация «Наша Бирма», далее – ДА) первоначально возникла как небольшой кружок патриотически настроенной бирманской университетской молодежи, исполненной решимости бороться за освобождение Бирмы от иностранного господства.
Она появилась в 1930г. во время индо-бирманских столкновений в рангунском порту. Члены ДА стали вскоре добавлять к своему имени обращение такин («господин», аналогично индийскому саиб), подчеркивая этим, что подлинными господами, хозяевами Бирмы являются сами бирманцы.
Это обращение вошло затем (временно или навсегда) в личные имена членов этой организации. Поэтому ДА называют часто просто партией такинов, а ее членов – такинами.
Такины резко критиковали консерватизм и оппортунизм руководства ГСБА и других партий. На идеологию первых такинов оказали воздействие различные западные и восточные теории. Они увлекались Руссо, Гарибальди, Ницше, фабианцами.
Первоначальный глава ДА Ба Таун был поклонником Ницше. Влияние на них оказали также ирландские националисты с их радикальными требованиями и тактикой («Шин фейн», Ирландская республиканская армия).
Но со временем в Добама асиайон особое распространение получила левая, революционная идеология, и страной особого почитания со стороны левых такинов стал Советский Союз.
1930-1932 годы были начальным периодом движения такинов. Их связи тогда были еще очень узкими даже в рамках Рангунского университета. Там их база расширилась после начала в 1933 г. тесного сотрудничества Добама с Союзом студентов Рангунского университета и Всебирманской лигой молодежи, возникшими в 1930 г.
Новый этап деятельности Добама начался с середины 30-х годов, когда такины вышли за пределы университетского городка, «пошли в народ».
На положение дел в Бирме тогда большое влияние оказал вопрос об отделении (или неотделении) от Индии.
Конституционная комиссия во главе с Дж.Саймоном, работавшая в 1928-1930 гг. собственно в Индии и в Бирме, рекомендовала немедленное отделение Бирмы от Индии, причем, как и прежде, полностью обошла вопрос о каких-либо политических реформах.
Столкнувшись с неприятием отделения английское правительство было вынуждено собрать в конце 1931 – начале 1932 г. в Лондоне специальную бирманскую конференцию «круглого стола». Но на ней договориться не удалось: бирманские делегаты выступали за статус доминиона, а англичане обещали только конституцию колониального типа.
Чтобы спасти положение, английское правительство решило передать вопрос на рассмотрение самих бирманцев на предстоящих в ноябре 1932 г. выборах в четвертый Законодательный совет. Бирме был предложен выбор: отделиться от Индии на основе предложенной властями колониальной конституции или остаться в составе Индии без права выхода из нее.
Вопреки всем ожиданиям выборы дали большой перевес противникам отделения. В выборах приняли участие оба ГСБА, которые ранее бойкотировали колониальные органы.
Эти ГСБА вместе с другими группами создали Лигу противников отделения, которая и победила. В этой Лиге, как и во всей кампании, выдвинулся в политические лидеры д-р Ба Мо, получивший известность во время суда над Сая Саном, на котором он в числе других выступил в качестве адвоката.
Закон 1935 г. об управлении Бирмой, принятый британским парламентом и увязанный с соответствующим законом по Индии, предусматривал как отделение Бирмы от Индии, так и новое конституционное устройство страны.
Он вступал в силу с 1 апреля 1937 г. Порядки, вводившиеся в Бирме Законом 1935 г., конечно, гарантировали сохранение колониального статуса страны. Только теперь высшая власть для Бирмы исходила не из Дели, а непосредственно из Лондона.
В то же время во внутреннее управление страной были внесены изменения, которые можно охарактеризовать как ограниченную колониальными рамками внутреннюю автономию.
Избирательное право расширялось (распространялось на 23% населения). Создавался двухпалатный законодательный орган, состоящий из палаты представителей и сената. В палату представителей- нижнюю палату- избиралось 132 депутата, из них 40 по куриальной системе (от нацменьшинств, в том числе от каренов, индийцев, европейцев, от бизнеса, университета).
Сенат из 36 членов наполовину назначался губернатором, наполовину избирался нижней палатой. Создавался также Совет министров, назначаемый губернатором, но формально ответственный перед палатой представителей.
Однако при существовании полностью выборной палаты представителей и Совета министров, ответственного перед ней, всей полнотой власти на деле располагал губернатор.
На выборах 1936 г. по Закону 1935 г. наибольшее число мест получила группировка У Ба Пе, представленная объединением «осколков» старых партий (Союзом пяти цветков), которые все переживали глубокий упадок. Вновь созданная партия «Синьета» («Бедняков», или «Пролетариев») во главе с д-ром Ба Мо была на втором месте.
Но именно д-ру Ба Мо в результате подписания коалиционных соглашений удалось стать первым премьер-министром, которым он был с апреля 1937 по февраль 1939 г.
У Чит Хлайн из уважения к прошлым заслугам был избран спикером палаты представителей. В последнюю были также избраны три представителя от левой группы «Комин-кочин» («Свой правитель [король] – свой род») во главе с Такином Мья, будущим руководителем Социалистической партии. Эта группа была парламентским ответвлением Добама асиайон, партии такинов.
Движение такинов стало развиваться в середине 30-х годов, особенно во второй их половине, когда ДА стало превращаться в популярную организацию с массовыми связями, а на ее политическую линию стал оказывать влияние марксизм, особенно в его большевистских и коминтерновских трактовках.
Левые члены ДА создали в 1937 г. в Рангуне «Книжный клуб красного дракона», где обсуждались революционные теории и практика, издавалась левая литература.
Стали регулярными (с 1935 г.) легально проводившиеся конференции ДА. Поддержал ДА видный писатель и патриот Кодо Хмайн (У Лун, 1876-1964), который также стал такином (патроном ДА). Такины в новых условиях были решительными противниками колониальной конституции и откровенно говорили о том, что ведут борьбу за полную независимость Бирмы.
Они пользовались большим влиянием первоначально в студенческой среде. Из нее вышли такие такины, как Аун Сан (1915-1947), ставший в 1938 г. генеральным секретарем ДА, У Ну, Чжо Ньейн.
Такины приняли активное участие во втором университетском бойкоте в 1936 г. Эта акция прогремела на всю страну как вызов иностранным хозяевам Бирмы.
В 1935-1939 гг. такины развили большую политико-организационную работу среди рабочих и крестьян. Именно в эти годы был создан ряд профсоюзов, в том числе профсоюз нефтяников – самого крупного отряда рабочих Бирмы, и ряд крестьянских союзов, а потом и их всебирманское объединение.
Сама организация такинов все более укреплялась и делалась все более боевой. Ее отделения возникли и действовали в большинстве округов районов и городов. У нее был широкий социальный состав. Наряду с левыми и умеренными в ней были и вполне правые националисты (например, группа Такина Ба Сейна, отколовшаяся в 1938 г. от основной ДА).
Такинами были будущие коммунисты – Со, Тан Тун, Теин Пе (Теин Пе Мьин). Такином стал и Шу Маун – будущий президент Не Вин.
Вообще ДА можно рассматривать как кузницу политических кадров: из ДА, объединявшей «новых» националистов почти всех оттенков, вышло большинство политических деятелей независимой Бирмы – от крайне левых и просто левых до умеренных и правых (крайне правых в Бирме очень немного).
Под руководством ДА развернулось движение 1938-1939 гг., или, как его называют в Бирме на основе бирманского летоисчисления, «Революция 1300 г.».
Это движение началось крупнейшей забастовкой нефтяников Центральной Бирмы, завершившейся в конце 1938 – начале 1939 г. «голодным походом» в Рангун. Движение поддержало крестьянство Нижней Бирмы, рабочие других предприятий, студенты, городская беднота, ремесленники, бирманские предприниматели.
Вся Бирма бурлила, в различных местах, особенно в Рангуне и Мандалае, происходили экономические и политические забастовки, митинги, демонстрации, бойкоты. Участники движения, принявшего всебирманский характер, требовали отмены колониальной конституции, принятия законов о труде, проведения земельной реформы.
При подавлении движения сотни людей были арестованы. Еще летом 1938 г. обстановка в стране усложнилась в связи с тем, что темными силами были спровоцированы индо-бирманские столкновения на антимусульманской почве (из 1 млн. индийцев в Бирме примерно половина были мусульманами). В результате всех этих событий правительство д-ра Ба Мо в феврале 1939 г. было вынуждено уйти в отставку.
Его преемником был У Пу (из Яметина) один из лидеров Партии 21-го и сподвижников У Ба Пе по более поздним консервативным политическим группировкам.
В январе 1939 г. в Рангуне под руководством левых деятелей Добама была создана Всебирманская крестьянская организация. Всебирманский конгресс профсоюзов был официально провозглашен в январе 1940г. Обе организации под влиянием левых такинов записали в свои документы в качестве цели борьбы – социализм.
15 августа 1939 г. считается днем основания Коммунистической партии Бирмы (КПБ). Это произошло в Рангуне на встрече группы левых такинов, рабочих и студенческих лидеров. Генеральным секретарем КПБ стал Такин Аун Сан, генеральный секретарь ДА. В подготовке и создании КПБ важную роль сыграли связи с Компартией Индии.
В отличие от Добама коммунисты были на нелегальном положении. Однако они оставались в ДА и продолжали работать в массовых и других организациях. Но КПБ не продемонстрировала тогда ни организационной сплоченности, ни стабильности, ни тактического единства, особенно в условиях усложнившейся внутренней и международной обстановки в связи с начавшейся Второй мировой войной, когда разные ее деятели разошлись по ряду вопросов идеологии и практической деятельности.
———————————————————————————————————–
(1) В июне 1989 г. официальное название страны – Бирма было заменено бирманским военным правительством, и страна стала называться «Мьянма» в cooтветствии со звучанием на бирманском языке. Далее в зависимости от контекста автор употребляет оба эти названия – прим. shus.
————————————————————————————————-
Время с середины 1945 г., т.е. с фактического освобождения Бирмы от японских оккупантов, по 1947 г.- канун независимости, было последним и решающим этапом борьбы бирманского народа за свободу.
Как и другим азиатским колониям, Бирме в этой борьбе объективно способствовали новые международные условия, возникшие в результате великой победы антифашистской коалиции над германским фашизмом и японским милитаризмом и всеобщего распространения в мире духа свободы.
Косвенно на положение в Бирме оказало влияние мощное развитие освободительного движения в соседней Индии, положившее конец английскому владычеству. То же самое должно было вот-вот произойти и в Бирме. Непосредственные посылы к такому решению шли, конечно, из самой Бирмы, также охваченной освободительным движением, угрожавшим перерасти в антианглийское вооруженное выступление силами созданных за годы японской оккупации бирманской армии и партизанских отрядов.
В лице вышедшей из антияпонского подполья Антифашистской лиги народной свободы (АЛНС) в стране существовал широкий и популярный единый антиколониальный фронт, решительно выступавший за независимость от Англии.
В мае 1945 г. АЛНС заявила, что в ней насчитывается 200 тыс. членов. Возглавлял АЛНС Аун Сан – национальный лидер, которому доверяло большинство народа, в том числе большая часть национальных меньшинств. Под руководством АЛНС в стране с осени 1945 г. почти беспрерывно проходили антиколониальные акции.
В конце 1946 г. Аун Сан выступил с прямым требованием предоставить Бирме независимость в течение года. Английское лейбористское правительство было вынуждено пойти на серьезные уступки. В результате лондонских переговоров в январе 1947 г. было подписано Соглашение Аун Сан Эшли.
Главные его пункты: всеобщие выборы (по конституции 1935 г.) в Учредительное собрание, которое должно было принять конституцию независимой Бирмы и решить вопрос, останется ли она при этом в составе Британского содружества наций или выйдет из него; проведение конференции малых народов Бирмы по вопросу об их статусе в независимой Бирме; превращение Исполнительного совета при английском губернаторе в переходное правительство.
Это был мирный эволюционный путь бирманской освободительной революции и продвижения к независимости. Он был обеспечен отчасти правильной тактикой борьбы АЛНС за свободу, отчасти рациональной умеренной позицией лейбористского руководства Англии и. возможно, склонностью английского колониализма избирать по возможности правовые, договорные формы взаимоотношений со своими колониями, являя, гак сказать, «колониализм с юридическим лицом» (в отличие, скажем, от Голландии и Франции).
На прошедшей в Бирме в феврале 1947 г. Панлонской конференции большинство народов страны высказались в пользу сохранения государственного единства страны с учетом своей автономии.
Выборы в Учредительное собрание в апреле 1947 г. дали решающий перевес сторонникам АЛНС, что фактически решило вопрос о независимом статусе будущей Бирмы.
Спикером Учредительного собрания был избран Такин Ну (У Ну) – один из ближайших сподвижников Аун Сана по антиколониальной борьбе с 1930-х годов. Учредительное собрание приняло конституцию будущего независимого государства. названного Бирманский Союз. В октябре того же года был подписан соответствующий англо-бирманский договор о независимом статусе Бирмы.
Последний этап перед получением независимости был омрачен рядом негативных и даже трагических событий. Во-первых, в конце 1946 г. произошел первый раскол в АЛНС, в основном из-за левацкой, гегемонистской и максималистской позиции компартии Бирмы, в связи с чем она была исключена из АЛНС и стала мешать осуществлению курса Лиги.
Во-вторых, усилился сепаратизм одной группы из числа малых этносов страны- каренов, баптистская верхушка которых была политически связана с правыми имперскими элементами Англии.
В в-третьих, 19 июля 1947 т. в Рангуне произошло беспримерное политическое убийство, в результате которого погибли ведущие члены Исполнительного совета – переходного правительства Бирмы – во главе с Аун Саном. Оно было совершено группой бывшего довоенного премьера колониального правительства У Со, рвавшегося к власти и связанного с правыми английскими военными кругами.
После гибели Аун Сана вице-председателем Исполнительного совета стал вице-президент АЛНС и спикер Учредительного собрания У Ну. Он стал премьер-министром де-факто и одновременно президентом АЛНС, заняв, таким образом, посты погибшею Аун Сана.
Независимость Бирмы была провозглашена 4 января 1948 г., тогда же была введена конституция независимого Бирманскою Союза, Учредительное собрание ратифицировало англо-бирманский договор о независимости наряду с соглашениями об обороне и финансах. Первым премьер-министром был избран президент АЛНС У Ну.
Конституция предусматривала создание двухпалатного парламента. Приоритет имела палата депутатов – она избирала премьер-министра и утверждала бюджет. В национально-структурном отношении многоэтнический Бирманский Союз состоял из собственно Бирмы (бирманской в основном по составу), которая не выделялась в отдельную структурную единицу, и вновь созданных автономных «союзных государств» (или штатов), населенных в большинстве малыми народами.
Провозглашалась политика мира и международного сотрудничества со всеми нациями при опоре на ООН, развившаяся позже в политику «позитивного нейтралитета» – основу внешней политики независимой Бирмы на всех ее этапах. Ее опорой стали также пять принципов мирного сосуществования, принятых Бандунгской конференцией 1955 г., одним из активных инициаторов которой был У Ну.
В целом эту конституцию можно назвать парламентской, демократической и гражданской, заложившей основу новой бирманской государственности, которой ранее не существовало. Характерно, что в этой гражданской конституции ничего не говорилось об армии, хотя в новых условиях бирманская армия стала главной силовой опорой государства. К моменту получения независимости армия насчитывала 13 пехотных батальонов и 2 полка, из них 6 батальонов и 1 полк были чисто бирманскими по составу, а остальные были набраны из каренов, качинов и чинов.
Выступая в декабре 1947 г. на втором конгрессе АЛНС, У Ну сказал о послевоенной Бирме: «Наша страна сейчас выглядит чуть лучше, чем развалины и пожарище». Были почти полностью разрушены нефтяная и горнорудная отрасли промышленности, уничтожены средства транспорта, резко упало сельскохозяйственное производство, особенно продовольственною риса. Также резко сократился экспорт – главный источник иностранной валюты (до Второй мировой войны Бирма была «чемпионом» по экспорту риса – 3,2 млн. т в год).
Вместе с тем в экономике Бирмы в 1950-е годы развивались некоторые обнадеживающие процессы. Темпы ее экономического роста в 1951 1960 гг. ООН оценивала на уровне 5,4% в год. что было неплохо, если вспомнить, что в 1939-1960 гг. они составляли 0,5%, а в 1939 1948 гг. выражались в отрицательной величине – 3,6%.
С 1948 г. в Бирме приступили к формированию обширного государственного сектора экономики. Он создавался за счет монополии государства на землю, недра, большую часть экспортной торговли (рис, древесина), а также в результате национализации или приобретения акций иностранных компаний и создания смешанных фирм.
Наиболее серьезные изменения затронули аграрную сферу. Здесь были приняты закон 1948 г., а затем уточняющие его законы 1953 1954 п. о национализации земли с изъятием у крупных землевладельцев земель сверх установленного максимума (50 акров по рисовым землям) и с распределением их среди безземельных и малоземельных крестьян. Хотя в конце 1950-х годов вся программа в связи с «дефектами исполнения» была приостановлена, тем не менее старая система земельных отношений была подорвана войной и законами 1950-х годов о национализации.
Руководящей политической силой страны по-прежнему была АЛНС и входившая в нее Социалистическая партия. Президентом АЛНС все десятилетие был У Ну, он же, за исключением нескольких месяцев, был и премьер-министром Его ближайшими коллегами и соратниками были лидеры соцпартии – У Ба Свэ и У Чжо Ньейн.
Большинством массовых организаций Лиги руководили социалисты. Лига включала в себя разнородную демократическую публику и лишь отдельных представителей буржуазных кругов. Наиболее характерным для Лиги было то, что многие ее члены ориентировались на социализм в разных его видах, в том числе социал-демократический, либеральный и близкий к марксистскому или советскому варианту. Последний становился все более привлекательным в связи с политическими симпатиями к СССР.
До конца 1946 г. в состав АЛНС входила и Коммунистическая партия Бирмы (КПБ). имевшая большое влияние. В начале 1946 г. в компартии произошел раскол по вопросу о способах – мирных или вооруженных – борьбы за независимость. От КПБ откололось меньшинство во главе с Такином Со, стоявшее за бескомпромиссную вооруженную борьбу. Оно оформилось в левосектантскую Компартию красного флага. Большинство осталось в КПБ (известной в литературе как Компартия белого флага). Ее лидером стал Такин Тан Тун.
Но на пути мирной борьбы КПБ оставалась недолго. В ней тоже быстро усиливались левацкие радикальные настроения с претензией на руководство всем освободительным движением в стране и с резкой критикой АЛНС и Аун Сана за «соглашательство». В результате обострения отношений КПБ была в конце 1946 г. исключена из АЛНС, что навсегда их поссорило.
Основные нападки КПБ на АЛНС в конце 1947 – начале 1948 г. были связаны с англо-бирманскими соглашениями о независимости Бирмы («сговор с империализмом», «независимость- фальшивка» и т.п.). Но это было лишь предлогом для начала кампании по подрыву власти АЛНС с целью занять ее место: КПБ переходила от легальных методов в политике к тактике вооруженной борьбы, направленной с 1948 г. непосредственно против первого независимого правительства Бирмы.
Все эти действия происходили не спонтанно, а осуществлялись под воздействием новой сталинско-ждановской линии в международном коммунистическом движении. перешедшем в 1947 г. к тактике «боевого революционного натиска» на все позиции империализма и его «приспешников».
Эта новая линия была сформулирована в работе и документах Совещания Коминформа в Польше в конце сентября 1947 г. О новой ориентации Коминформа бирманские коммунисты узнали из контактов в декабре 1947- феврале 1948 г. с индийскими коммунистами, уже менявшими старое руководство своей партии и переходившими к осуществлению наступательной тактики.
Видную роль в политике Бирмы играла Народная добровольческая организация (НДО), но после гибели Аун Сана, своего руководителя, она оказалась на перепутье. Вскоре после начала восстания коммунистов и под их влиянием 60% ее состава перешли на их сторону. Позже НДО вышла из подполья по амнистии (1958 г.) и образовала Партию народных товарищей, заявившую о своей марксистско-ленинской ориентации.
Наиболее организованной и лучше всего вооруженной правой оппозиционной силой были каренские сепаратисты. Ими руководили соответственно политическая и военная организации – Каренский национальный союз и Каренская национальная организация обороны.
Лидеры этих организации были преимущественно христиане-баптисты и ориентированы на Англию, в консервативных кругах которой они находили моральную и материальную поддержку.
Многие карены были недовольны вхождением в Бирманский Союз и добивались от Англии, а затем от бирманских властей создания на юго-востоке и юге страны отдельного, независимого от Бирмы, каренского государства, т.е. раскола Бирмы.
Полномасштабное каренское восстание началось в январе 1949 г. Ему открыло путь восстание, поднятое КПБ и сыгравшее провокационную роль «поднятого шлагбаума». Дружбы между этими главными повстанческими группировками не было, но ряд операций они проводили согласованно или совместно.
К легальным оппозиционным группам относилась левая Рабочая партия, создавшая Национальный объединенный фронт (НОФ). К потенциальным оппозиционным группам и слоям относились студенчество и часть буддийских монахов.
Гражданская война в виде более или менее широкою повстанческого движения в Бирме/Мьянме – это феномен всего периода независимости страны с конца 1940-х годов и почти до начала XXI в.
Бирманский военный историк У Ба Таи писал, что искрой, разжегшей гражданскую войну, было «предательское» восстание коммунистов.
После него последовали ряд других, и через год в стране действовала уже сеть повстанческих группировок, насчитывавших всего более 30 тыс. вооруженных и организованных борцов, включая значительное число армейских дезертиров-мятежников. Повстанческие силы захватили контроль почти на 2/3 территории страны (У Ну говорил даже о 90%). В результате мятежа армия потеряла 42% личного состава и 45% вооружений.
Коммунистическое восстание началось 28 марта 1948 г., когда, опасаясь упреждающего удара со стороны полиции, руководство КПБ ушло ночью из Рангуна в джунгли к северу от города, на заранее подготовленные базы, чтобы организовать и возглавить широкое вооруженное восстание против правительства и раздуть его до общебирманских масштабов.
В 1948 г. КПБ, по правительственным данным, поддерживали не менее 25 тыс. активных сторонников и сочувствующих. Полностью вооруженных коммунистов было поначалу свыше 5 тыс., не считая армейских и других дезертиров, примкнувших к ним.
27 июня 1948 г. началось восстание большинства НДО. В июле августе того же года произошли мятежи в армии и полиции. В январе 1949 г., как уже отмечалось, началось широкомасштабное восстание каренских частей в армии и полиции. В огне восстания оказались обширные районы Южной (нижней). Центральной и Юго-Восточной Бирмы.
Самыми «черными месяцами» для правительства премьер-министр У Ну назвал февраль, март и апрель 1949 г., когда восставшие карены фактически осадили Рангун.
В критические месяцы и недели 1949 г. армия все же смогла с помощью верных качинских, чинских и шанских частей выстоять и даже начать теснить преимущественно раздробленные повстанческие силы. С лета 1949 т. правительство стало получать английское оружие, которое закупила для себя Индия, но по договоренности с Бирмой и Англией перенаправила Бирме.
Правительство, возглавляемое У Ну, выстояло в 1949 г. Оттеснение и разгром повстанцев, главным образом из КПБ, продолжались в 1950 г. и особенно в 1951 1953 гг., когда был сломан «становой хребет» мятежников.
К концу 1954 г. число сдавшихся властям повстанцев превысило 23 тыс. человек (из них – 4,5 тыс. коммунистов). В 1955 г. потери среди гражданских лиц составили 22 тыс. человек, среди военных и гражданских государственных служащих – около 5,7 тыс. человек. Разрушение различной собственности было оценено в 4,7 млрд. джа (около 1 млрд. долл. – сумма, сравнимая с годовым валовым продуктом страны). Однако отдельные очаги разных восстаний и их сельские базы сохранились на десятилетия.
Дополнительный негативный фактор, связанный с внешними силами, возник в конце 1949 – начале 1950 г., когда в Бирму через границу с Китаем вторглись остатки гоминьдановских войск, разгромленных Народно-освободительной армией Китая (провозглашенная 1 октября 1949 г. Китайская Народная Республика была сразу же признана Бирмой).
Гоминьдановцы свободно пересекли недемаркированную северо-восточную границу Бирмы с Китаем и оккупировали весь восточный угол Бирмы, начав с княжества народности ва и создав центр в шанском княжестве Кентунг.
Как интервенты, они стали хозяйничать в этой окраине Бирмы, пытаясь время от времени вторгнуться на китайскую территорию, но регулярно терпели поражения, несмотря на дипломатическую и военную помощь США, заинтересованных в подрыве нового Китая.
Интервенция гоминьдановцев продолжалась несколько лет. Бирма обратилась с жалобой в ООН, интервенция была осуждена, и начался тягучий процесс вывода гоминьдановцев из Бирмы. Часть их, однако, осталась и осела на окраинной территории Северо-Восточной Бирмы, смешалась с местным китаизированным населением и занялась наркобизнесом (этот район вхотит в знаменитый наркотиками «золотой треугольник»).
В 1951-1952 гг. в Бирме впервые проводились парламентские выборы согласно конституции 1947 т. Правящая коалиция АЛНС и соцпартии подтвердила свое превосходство, получив 60% голосов и около 200 мест из 250 (с союзниками). Оппозиция – этнические партии, левые и независимые – выиграла 33 места.
Вторые парламентские выборы состоялись в апреле 1956 г. уже в условиях спада повстанческого движения. Снова решающее большинство в палате депутатов обеспечила правящая коалиция АЛНС и соцпартия (с союзниками 173 места из 239). Созданный к этому времени левый Национальный объединенный фронт завоевал 48 мест, другие оппозиционные группы и умеренные – 20.
Из этих данных видно, что у коалиции АЛНС и соцпартия появилась значительная и организованная оппозиция. Это был шаг вперед в развитии многопартийной парламентской системы.
Но избирательная кампания 1956 г. выявила внутренние противоречия в правящем лагере, приглушавшиеся ранее условиями гражданской войны. Речь шла о разногласиях и противоречиях между У Ну, главой Лиги и правительства, и социалистами. Вокруг У Ну Тина формировалась одна фракция Лиги, вокруг социалистов У Ба Свэ и У Чжо Ньейна – другая.
Нарастали также противоречия между правительством У Ну и армией, которая с каждым годом набирала силу и превращалась в отдельного и грозного игрока на политическом поле страны. К тому же приближалась десятая годовщина ратификации конституции 1947 г., принятой 4 января 1948 г. Это предусматривало возможность постановки вопроса о статусе автономий – Шанской и Кая, которая была оговорена в конституции и в принципе допускалась ею. В атмосфере запахло духом сепаратизма.
Противоречия в правящем лагере и взаимные претензии оппонентов весной 1958 г. привели к угрозе раскола в верхах. Генсек соцпартии У Ба Свэ поставил в парламенте вопрос о доверии правительству У Ну. Голосование состоялось 9 июня. Оно дало перевес У Ну в восемь голосов (127 против 119). Тем самым У Ну остался премьером, а его фракция – правящей (до поры до времени).
Далее события развивались с ошеломляющей быстротой и в неожиданном направлении. В июне 1958 г. фракция Свэ-Ньейна сместила У Ну с поста президента АЛНС и поставила на его место У Ба Свэ. Новая АЛНС стала называться «Стабильной», или «Настоящей». (В дальнейшем она вернулась к первоначальному названию – АЛНС.) А в июле фракция Ну – Тина изгнала фракцию Свэ-Ньейна из АЛНС и приняла название «Чистой АЛНС».
Раскол прошел мирно, но оказался бесповоротным. Основные его причины состояли, во-первых, в борьбе и соперничестве за власть и посты; во-вторых, в личностном факторе, в накопленной усталости и раздражении лидеров Бирмы от 10 12-летнего совместного каждодневного руководства страной при одном и том же раскладе сил.
У Ну был старше других, он приобрел харизму, вел себя с коллегами нередко свысока, мог не считаться с мнениями других и при этом проявлял организационную слабость, отстраненность от дел, объясняемую буддийским мировоззрением. Требовалась «кадровая встряска» или «элитная революция». Так и получилось.
Амнистия вызвала большое беспокойство в армии («мятежник сегодня получает амнистию, а завтра он опять уйдет в джунгли!?»). Атмосфера в стране все более накалялась. Если считать армию, получалось противостояние трех сторон.
В августе 1958 г. У Ну объявил, что регулярная сессия парламента, посвященная бюджету, отменяется, он будет принят на основе президентского декрета, а парламент («расколотый») будет распущен. Это было выражением глубокого политического кризиса в стране. Тогда же средства информации стали сообщать о приближении к Рангуну и к другим местам армейских и полицейских частей. Пошли разговоры о возможности переворота в стране.
26 сентября 1958 г. наступила развязка. У Ну выступил по радио и заявил, что намечавшиеся на ноябрь всеобщие выборы из-за «внешних условий и событий» (следствие раскола правившей АЛНС) не могут быть проведены как «свободные и честные». Поэтому он договорился с генералом Не Вином, главнокомандующим бирманской армией, о том, что тот займет пост премьер-министра во временно создаваемом правительстве, задача которого будет заключаться в создании необходимых условий для проведения «справедливых и честных» выборов в парламент.
Правительство Не Вина было тогда создано юридически в рамках конституции и формально являлось вполне парламентским. Но к гражданским министрам были приставлены полторы сотни военных советников, т.е. армия получила возможность направлять и контролировать работу правительства.
Можно ли считать все это «переворотом»? У Ну в своих мемуарах называет его «первым государственным переворотом» (вторым стал «главный переворот» 1962 г.). Однако надо признать, это был весьма своеобразный переворот – по мирной договоренности сторон, но с пистолетом в кармане у получающего власть.
Первое правительство генерала Не Вина (1958-1960) было временным по статусу, но период его правления явился подготовительным этапом к постоянному вмешательству армии в руководство страной.
Не Вин обещал защищать конституцию, демократию и подготовить страну к парламентским выборам, указав на угрозу нового вооруженного выступления левых сил и каренов. Он высказался за необходимость укрепления ослабленной государственной власти, внедрения дисциплины, ведения борьбы с «экономическими повстанцами», «спекулянтами» и за снижение цен на товары народного потребления.
Он заявил также, что будет против массовой амнистии повстанцам и прямых переговоров с ними. К началу правления Не Вина в стране насчитывалось 9 тыс. различных повстанцев (у КПБ – свыше 3,1 тыс, у каренов – 3,7 тыс.). За 14 месяцев правления Не Вина число повстанцев сократилось на 6 тыс. человек.
Помимо наведения порядка в административной сфере и сдерживания роста цен правительство Не Вина осуществило две крупные меры особого государственного значения.
Первая состояла в отмене (за компенсацию) в апреле 1959 г. наследственных феодальных привилегий князей из шанов и кая, что означало введение демократических выборов в палату национальностей.
Второй стало подписание в Пекине в январе I960 г. соглашения с Китаем о демаркации границы между двумя странами и бирмано-китайского договора о дружбе и взаимном ненападении. Таким образом, началось предварительное урегулирование давнишнего, еще с британских времен спорного пограничного вопроса (договор о границе был подписан У Ну позже).
В целом насильственные действия правительства Не Вина в отношении общественных сил (студентов, монахов, торговцев), настроенных к армии оппозиционно, несмотря на некоторые его административные, экономические и политические достижения, вызвали в стране широкое недовольство.
Основной итог деятельности этого правительства подвели парламентские выборы в феврале 1960 г., наглядно показавшие неприятие общественностью военного режима и его союзников.
Главными участниками выборов были обе фракции бывшей АЛНС. Одна из них- «Стабильная АЛНС» – поддерживала политику временного правительства, другая – «Чистая АЛНС» – осуждала. Третьей значительной силой на выборах был левый НОФ. Решительную победу по голосам одержала «Чистая АЛНС» во главе с У Ну: ее поддержали 3,5 млн. избирателей (53%); «Стабильную АЛНС», возглавлявшуюся У Ба Свэ и У Чжо Ньейном,- 2 млн. (менее 30%); НОФ же практически утратил свой вес в парламенте, получив лишь З60 тыс. голосов (против 1,17 млн. в 1956 г.).
Партия У Ну получила 159 мест в парламенте (из 250), а с союзниками – свыше 2/3. «Стабильной АЛНС» достался всего 41 мандат, причем ее лидеры У Ба Свэ и У Чжо Ньейн не набрали необходимого количества голосов и не попали в парламент.
Выборы 1960 г. можно считать историческими – это были последние в XX в. выборы в Бирме при парламентской системе. Они были триумфом «Чистой АЛНС» и лично У Ну, ставших главными выразителями гражданских н демократических предпочтений избирателей (в противовес армии и ее союзнику – «Стабильной АЛНС»).
Придя к власти в апреле 1960 г., партия У Ну стала называть себя Союзной партией. «Стабильная» же АЛНС после этого стала называть себя просто АЛНС, считая себя преемницей прежней единой АЛНС, что было не совсем обоснованно.
Несмотря на громкую победу на выборах I960 г., ситуация для правительства У Ну и для страны в целом в последующие 18 месяцев (перед вторым государственным переворотом) стала развиваться в неблагоприятном направлении.
Правильно принятая установка на развитие и улучшение демократической системы сама по себе не решала практических проблем государства и правящей партии. Объективные трудности сочетались с субъективными. Идеализм некоторых взглядов У Ну столкнулся с суровой реальностью. В ситуации жестких противоречий У Ну иногда предлагал выход в виде следования буддийскому принципам «всеобщей любви» (метта).
В стране возникали отдельные, но связанные между собой острые ситуации, или кризисы: ухудшение экономического положения; конституционный кризис, связанный с проблемой федерализма и опасениями по поводу угрозы распада страны; кризис из-за разрастания повстанческого движения ряда малых народов страны; обострение межрелигиозных отношений из-за объявления буддизма государственной религией; фракционная борьба внутри самой правящей партии между группировками «традиционалистов» такинов и «модернистов» у-бо (борьба, подогретая намерением У Ну уйти от власти в партии, а затем и в государстве); и, наконец, нараставший кризис в отношениях между армией и гражданским правительством У Ну, что непосредственно, хотя и на базе других факторов, привело к перевороту.
В ночь на 2 марта 1962 г. военные перешли к прямым действиям. Они устроили государственный переворот с установлением над страной прямого контроля армии. Гражданскому, демократически избранному правительству Бирмы пришел конец. У Ну и другие деятели правительства были надолго арестованы вместе с князьями из шанов и кая, заподозренных в реальных или придуманных намерениях выйти со своими княжествами из состава Бирмы («заговор феодалов»). Закончился и 14-летний период многопартийного парламентаризма в стране (по крайней мере – в XX в.).
К утру, пока жители спали, дело было сделано. Главнокомандующий генерал Не Вин в своем радиообращении информировал граждан о том, что «вооруженные силы взяли на себя ответственность и задачу обеспечения безопасности страны в связи с крайне ухудшившимися условиями в Союзе».
Власть в стране взял Революционный совет – организация высших офицеров вооруженных сил во главе с Не Вином. Все 17 членов первоначального Ревсовета были бригадными генералами или полковниками. Все они стали министрами созданного сразу же правительства (только МИД возглавляло гражданское лицо).
Ревсовет был объявлен средоточием всех ветвей власти. Его председатель – глава государства и правительства – тоже наделялся всеми законодательными, исполнительными и судебными полномочиями, т.е. имел неограниченную власть.
Ревсовет распустил парламент, приостановил действие конституции 1947 г.. ликвидировал существовавшие в автономиях прежние госсоветы и заменил их новыми во главе с военными. Была создана также специальная система «комитетов управления и безопасности».
Сразу же в день переворота военные власти опубликовали декларацию о внешней политике страны, стержнем которой был «позитивный нейтралитет».
Основным программным документом Ревсовета стала политическая декларация «Бирманский путь к социализму», ставшая принципиальной базой всех революционных реформ в Бирме.
Она была принята 30 апреля 1962 г. командованием вооруженных сил. Декларация отвергала экономические системы эксплуатации человека человеком, предусматривала национализацию всех жизненно важных средств производства и объявляла государственную собственность на них основой социалистической экономики с допуском кооперативной и в «разумных пределах» – частной. Опорой социалистического демократического государства должны быть главным образом крестьяне и рабочие. Отрицалась система парламентской демократии.
В июле 1962 г. был объявлен план создания руководящей политической силы, получившей название Партии бирманской социалистической программы (ПБСП).
В начале 1963 г. ПБСП издала документ под названием «Философия ПБСП. Система взаимоотношений человека и окружающей его среды».
В нем была сформирована философская платформа партии: буддийское отношение к принципиальным вопросам бытия и буддийская диалектика (три мира в природе, равноценность материи и сознания), сочетающиеся с положениями марксизма, исторического материализма (социально-экономические формации, соотношение производительных сил и производственных отношений и др.).
В 1964 г. был принят Закон о защите национальной солидарности, по которому распускались все политические партии, кроме ПБСП. Это было важным толчком к формированию совершенно новой однопартийной военно-тоталитарной политической структуры.
Сразу же основное внимание было уделено строительству правящей ПБСП, затем новых «массовых и классовых» организаций – Рабочей, Крестьянской, Молодежной организации «Ланзин» (соответственно РОБ. КОБ, МОЛ). («Лан-зин»- от краткого бирманского наименования ПБСП «Путь».)
Оформление ПБСП произошло на ее 1-м съезде в 1971 г. Всего с 1971 по 1988 г. состоялось пять очередных и пять чрезвычайных съездов. В члены ПБСП сначала принимали только военных, а со временем – и гражданских лиц.
По мере выхода ряда военных высшего и среднего звена в отставку (в их числе были сам генерал Не Вин, Сан Ю и др.) шел процесс «огражданствления» партии. Доля военных в ЦК ПБСП сократилась за 1970-е годы с 71 до 23%, но военные или бывшие военные кадры оставались ведущей силой как в партии, так и в государстве.
К началу 1980-х годов партийно-общественная структура Бирмы стала представлять собой широко разветвленную сеть организаций, охватывающую большинство активного населения страны. Членов ПБСП (с сочувствующими) было 1,5 млн., членов РОБ – 1.6 млн.. КОБ – 7,6 млн., МОЛ – 1,2 млн. Иначе говоря, в Бирме была создана мощная социально-политическая сверхструк1ура тоталитарного типа, призванная под руководством ПБСП строить бирманский социализм. Однако вся эта сверхструктура, кроме партийной верхушки, была рыхлой и пассивной, миллионы людей значились членами этих организаций лишь на бумаге.
С 1962 г. и до начала 1970-х годов Ревсовет провел крупнейшую национализацию всей сферы хозяйства и услуг. Были национализированы все иностранные и национальные частные банки, внешняя торговля, страховые компании, рудники, транспортные агентства, многие предприятия обрабатывающей промышленности, газеты, кинотеатры, школы и т.д. Была объявлена госмонополия на торговлю важнейшими видами потребительских товаров и услуг. Была подтверждена госсобственность на землю.
Кроме банков под национализацию попали известные западные компании («Бирма Ойл», «Стил Бразерс» и др.). То же произошло со многими фирмами и предприятиями, принадлежавшими индийской, пакистанской и, в меньшей мере, китайской буржуазии.
В результате из Бирмы начался отток иммигрантского населения, в основном азиатского. В 1963-1966 гг., например, из страны эмигрировало свыше 177 тыс. человек, в большинстве (примерно 153 тыс.) – выходцев из Индии.
По данным декабря 1973 г., в стране было национализировано 15,5 тыс. различных предприятий и учреждений (в том числе 12 тыс. торговых). За период 1961-1971 гг. доля госсектора в валовом продукте увеличилась с 29 до 40%. В середине 1960-х годов, в период «плотной» национализации, удельный вес госсектора поднимался в общем ВВП до 50-53%, в торговле – до 90-94%.
Динамика роста ВВП на такой основе была «рваной» и упала в 1963-1967 г.г. до минусовых показателей. Только во второй половине 1970-х годов, после принятия военным руководством корректирующих мер. показатели прироста валового продукта поднялись до 5-6% в год. Кризисные явления в Бирме в 1960-х – начале 1970-х годов усугублялись ее возросшей изоляцией от мировой экономики и тенденциями к автаркии.
Положительные перемены в экономике Бирмы стали появляться лишь после смягчения крайностей экономического курса (решения 1-го съезда ПБСП в 1971 г.): подготовлен план долгосрочного (20-летнего) экономического развития (с 1974 г.); сельское хозяйство было объявлено приоритетной задачей; был взят курс на мобилизацию всех производительных сил страны, в том числе и частного сектора.
В 1976 г. был создан международный консорциум помощи Бирме, она стала ежегодно получать от него немалые финансовые средства. И все же экономику страны можно было охарактеризовать как слабую, склонную к кризисам.
Но, несмотря на это, некоторые ее отрасли и направления показали заметное продвижение вперед. Был достигнут значительный успех в сельском хозяйстве: производство риса с 7-8 млн. т до войны за 1960-1970-е годы выросло к началу 1980-х до 14 млн. т (с помощью методов «зеленой революции»). Был начат перевод госпредприятий на хозрасчет, сделаны шаги в сторону расширения частного сектора, приоткрыты двери для иностранной помощи.
Серьезным нововведением был закон об отмене арендной платы крестьян землевладельцам (1965 г.). Произошли положительные перемены в социальной сфере (большой рост числа школ, университетов и колледжей, в 1984 г. было покончено с неграмотностью в 223 из 314 районов страны, выросло число больниц и докторов в сельской местности).
|
|
