<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

Территория о-ва Ланка была заселена уже несколько тысячелетий тому назад. В различных районах страны обнаружены стоянки каменного века и памятники более поздних археологических периодов, свидетельствующие о протодравидской миграции из Южной Индии.

В VI-III вв. до н.э. происходило последовательное заселение острова индоарийскими пришельцами из областей Северной Индии. Основным занятием индоарийских поселенцев было земледелие, а важнейшей культурой – рис.

Первоначально были преимущественно освоены северо-западные и юго-восточные районы, так называемая сухая зона, и создана система искусственного орошения, состоящая из сети каналов, водохранилищ, дамб и водосливных плотин. Первое упоминание в хрониках о строительстве ирригационных сооружений относится к IV в. до н.э.

Первым единовластным правителем Ланки стал царь Деванампиятисса (III в. до н.э.) из династии Мория. С его правлением палийские хроники связывают прибытие на остров из Индии буддийского проповедника Махинды, посланца императора Ашоки, и утверждение буддийской религии.

Преемники Деванампиятиссы на сингальском престоле продолжали политику покровительства буддизму и всячески способствовали его распространению.

В I в. н.э. династия Мория была свергнута, и власть захватил Васабха (67-111), положивший начало новой сингальской династии – Ламбакарна, правившей страной следующие два столетия.

Первые века нашей эры ознаменовались религиозными распрями между крупнейшими буддийскими монастырями – Махавихарой, центром хинаянистского буддизма, и Абхаягиривихарой, главным противником Махавихары, поддерживавшим постоянные контакты с неортодоксальными сектами Индии и воспринявшим многие идеи махаяны.

Раздоры религиозного характера, связанные с возникновением многочисленных школ и сект в ланкийском буддизме и достигшие своего апогея в конце III в. в царствование Махасены, нередко приобретали политический оттенок. В непрерывной борьбе буддийских монастырей принимали самое активное участие сингальские правители и двор.

Последним царем династии Ламбакарна стал Маханама (406-428).

Сингальский престол был захвачен тамилами из Южной Индии, изгнанными затем с острова взошедшим на трон Дхатусеной из династии Мория.

В правление Дхатусены (455-473) было построено значительное число ирригационных сооружений, в том числе знаменитое водохранилище Калавэва, оросившее огромные площади в междуречье Кала-ойи и Малвату-ойи.

Дхатусена был живым замурован в стену плотины своим сыном Кассапой, захватившим престол и перенесшим столицу сингальского государства из Анурадхапуры в Сигирию.

Там была построена неприступная скальная крепость, до сих пор поражающая своими неповторимыми архитектурными памятниками и великолепными фресками, сохранившимися на стенах грота.

Кассапа царствовал в Сигирии 18 лет (473-491), пока не был побежден своим братом Могталланой, приведшим на остров войска из Южной Индии и разгромившим армию царя-отцеубийцы в 491 г.

Могталлана и его потомки (Кумарадхатусена и Киттисена) правили страной до 517 г., когда в результате дворцовых интриг династия Мория была низложена и престол вновь перешел в руки клана Ламбакарнов.

На престол взошел ставленник Ламбакарнов Упатисса II (517-518), продержавшийся у власти всего один год. Полтора века (VI- первая половина VII в.) были периодом непрекращающейся смуты, ожесточенной междоусобной борьбы претендентов Мориев и Ламбакарнов.

Непрерывные гражданские войны, отсутствие сильной власти пагубно сказывались на экономическом развитии страны, истощали ее ресурсы. Среди 21 правителя, сменившегося за это время на престоле, выделяются фигуры лишь трех царей – Моггалланы II (531-551), Аггабодхи I (571-604) и Аггабодхи II (604-614), правление которых было отмечено относительной внутренней стабильностью, широким ирригационным строительством и реформами управления.

Хотя формально столицей острова считалась Анурадхапура, на ранних этапах сингальской государственности единая централизованная система создана не была.

Теоретически верховный правитель был облечен всей полнотой власти, но сохранение патриархально-общинных обычаев и традиций с глубокой древности существенно ограничивало его единовластие: местные князьки, признавая правителя Анурадхапуры своим сюзереном, на деле осуществляли самостоятельное управление.

В IV-V вв. происходит усиление царской власти и последовательное разрастание государственно-административного аппарата.

Огромное влияние на решения царя оказывал царский совет – раджагана, осуществлявший контроль над всей системой управления и выполнением приказов царя. Он включал в себя военачальника (сенапати), хранителя царской сокровищницы (бадакарика), царских министров и высших сановников. Большую политическую роль при дворе играли представители высшего буддийского духовенства. Сингальский двор отличала сложность иерархии и этикета.

Территория страны была разделена на три части (отсюда и одно из названий острова – Три-Синхала): центральными провинциями государства – Раджаратой – управлял царь; южными провинциями «сухой зоны» – Майаратой – престолонаследник (махапа); юг страны – Рухуна – находился в ведении второго претендента на престол (ana).

Области, непосредственно управлявшиеся царем, делились на четыре провинции, и во главе их стояли чиновники царской службы. Провинции состояли из районов, каждый из которых включал в себя около десятка деревень, представлявших собой административные, фискальные и юридические единицы.

В первые века нашей эры сингалы достигли заметного прогресса в технике и масштабах ирригационного строительства.

Остатки древних ирригационных сооружений позволяют судить о глубине познаний в области гидравлики и тригонометрии. Сингальские мастера древности достигли высочайшей точности при нивелировании, создали систему водоснабжения водохранилищ в Анурадхапуре не только через каналы на поверхности, но и через подземные трубы, научились сооружать постоянные каменные дамбы на реках (вместо ранее использовавшихся временных глиняных).

Дамбы имели широкое основание, способное выдерживать сильный напор воды, в нижней их части были расположены выходные отверстия для спуска воды, снабженные клапанами. Сведения о том, какими инструментами пользовались древние мастера и какие делались расчеты при сооружении плотин, не дошли до наших дней. Известно лишь, что все необходимые формулы были сведены в специальное руководство, но все эти записи ныне утеряны.

Искусственные водоемы, обслуживающие не одну деревню, как ранее, а целую округу, впервые начали строиться при царе Васабхе. Палийские хроники приписывают ему строительство 11 водохранилищ, самое крупное из которых достигало в периметре около 5 км, и 12 каналов. Среди них особо выделяется знаменитый канал Алисара длиной порядка 50 км.

В III в. началось строительство резервуаров-колоссов. Царь Махасена (274-301) построил 16 гигантских водоемов, самым крупным из которых стало водохранилище Миннери.

Широкомасштабные ирригационные работы проводились в начале нашей эры, при использовании воды из Махавели-ганги и других рек, берущих начало во влажной зоне. К началу IV в. на острове существовало два крупных комплекса ирригационных сооружений – на базе Махавели-ганги и ее притоков и на базе рек Малвату-ойа и Кала-ойа. Совершенствование этих комплексов делало возможным дальнейшее расширение площадей под рисом.

К VII в. на острове существовали 4 крупные системы отводных каналов и 6 резервуарных систем для сбора сезонных осадков. Общая протяженность искусственных каналов в VII в. превысила 400 км. Созданная на острове система ирригации обеспечивала водой три крупнейших очага орошаемого земледелия «сухой зоны» – районы Анурадхапуры и Полоннарувы на севере и Махагамы на юге.

Основной хозяйственной единицей на острове была сельская община, представлявшая собой единый экономический организм.

Сингальская «водоземельная» община несла коллективную ответственность за поддержание в порядке деревенского водоема, дамб, шлюзов, водоотводных каналов и являлась организатором землепользования и водоснабжения. Во главе ее стоял деревенский староста, избираемый членами общины, и деревенский совет – гансабха. Деревенский совет осуществлял все управленческие функции на местах: хозяйственные, административные и судебные.

Сингальская сельская община в древности была в значительной степени самостоятельна в своих внутренних делах. Общины были изолированы друг от друга и являлись самодовлеющими институтами. Общинная замкнутость основывалась на соединении земледелия и ремесла, приводившем к системе натурального взаимного обслуживания. Изолированность общин друг от друга обусловливалась также существовавшей в древности практикой ирригационного строительства, в соответствии с которой, как указывалось выше, каждой общине вменялось в обязанность сооружение и поддержание в рабочем состоянии водоема и отводных каналов, обеспечивающих влагой общинные земли. Строительство гигантских ирригационных сооружений постепенно вело к укрупнению общинных образований.

На острове утвердилась практика наделения и регулирования пользования землей, максимально уравнивавшая возможности всех членов общины.

Поскольку земельные наделы, расположенные ближе к водоему, обеспечивались водой лучше, вся орошаемая земля делилась на несколько категорий в зависимости от удаленности от водоема.

Каждая семья получала в личное пользование из каждого массива по участку. Во избежание потерь воды весь цикл сельскохозяйственных работ – сроки вспашки, сева, сбора – были строго регламентированы. Существовавшая система землепользования и организации работ обеспечивала в целом стабильно высокие урожаи риса.

Строительство крупных ирригационных сооружений, обеспечивающих водой целые районы и округа, сделало необходимым координацию хозяйственной деятельности отдельных общин, а также детальную разработку правил пользования водой для орошения и введение пропорциональной платы за воду.

Было создано специальное ведомство 12 великих водоемов («Долос маха вэтэн»), состоявшее из штата чиновников, инспекторов ирригационных сооружений, обладавших полномочиями по привлечению общинников к ремонтным ирригационным работам и надзору за их выполнением, а также по распределению воды на участки и соблюдению правил пользования водой из искусственных каналов и водоемов. Общинники, нарушившие общий распорядок, подвергались штрафу.

Во избежание перепроизводства одних культур и недопроизводства других сельскохозяйственные работы осуществлялись в соответствии с планом, координирующим хозяйственную деятельность одной или нескольких соседних общин.

Поначалу избираемый общим собранием общинников, староста деревни стал со временем утверждаться государственной властью, превращаясь постепенно в представителя царской администрации. С усилением феодализации крупные общины начали терять автономию и преобразовываться в административные единицы, подпадавшие под контроль чиновников центрального аппарата.

В первые века нашей эры вся земля практически находилась в наследственном владении у обрабатывавших ее свободных крестьян-общинников. Царь за пределами принадлежащих ему земель не выступал их собственником, но в качестве суверена всей территории мог осуществлять государственные функции. В случае, когда ему требовались для дарения земли, находившиеся во владении частных лиц, он вынужден был платить за них выкуп.

Однако процесс имущественной дифференциации начал проникать в сингальскую общину, и наряду с общинниками, собственным трудом обрабатывавшими свои участки, выделилась общинная верхушка, эксплуатировавшая наемный и рабский труд.

Некоторые общинники разорялись и вынуждены были работать в качестве арендаторов. На основании данных, приводимых в ланкийской историографии, можно утверждать, что в I-III вв. происходил процесс накопления земельной собственности и постепенного подчинения мелких производителей представителями общинной верхушки и родовой знати.

На раннем этапе развития сингальского государства земельные дарения осуществлялись царем или членами царской семьи из числа пустующих или собственно царских земель в пользу буддийских монастырей.

Дарения земельных угодий частным лицам до IV-V вв. широкого распространения не получали. Частные лица, однако, имели право на самостоятельное освоение новых земель в неограниченных размерах и строительство на них ирригационных сооружений при условии выплаты ими налогов в казну соответственно площади владений.

Наиболее ранним типом пожалований собственности стало дарение пещер под жилье монахам и монастырских строений – сангхе.

В первые века нашей эры получило распространение пожалование источников дохода. Сангхе дарились земли под посевы риса и других зерновых, сады, огороды, скот. В хрониках особо отмечаются каналы и водоемы, вырытые по указанию царей и пожалованные монастырям. Им передавалось также право на сбор налогов за пользование водой из этих водоемов.

Сангха была наделена правом присвоения штрафов, которыми облагались обвинявшиеся в нарушениях закона жители приписанных к монастырям деревень. Собственность монастырей, как правило, полностью освобождалась от налогообложения в пользу царя. Никто, даже сам царь, не имел права посягать на земли монастырей и присваивать их.

Хроники зафиксировали лишь один случай такого посягательства за всю историю страны – со стороны Махасены, который всю свою последующую жизнь бесчисленными дарами старался замолить свою провинность перед сангхой. Дарение земель монастырям сопровождалось особыми церемониями, а для определения границ собственности устанавливались пограничные камни.

Приобретение монастырями огромных земельных владений превратило их уже к V в. в крупнейших землевладельцев после царя, сделало не только самостоятельной экономической силой, но и дало основания непосредственно вмешиваться в дела мирских правителей и самым решительным образом влиять на ход событий в государстве. К материальной помощи монастырей нередко прибегали даже цари.

Данные источников позволяют говорить о существовании на Ланке в раннесредневековый период значительного числа укрепленных поселений городского типа.

Наиболее крупными были такие города, как Анурадхапура и Полоннарува на севере «сухой зоны», Махагама на юге и порты Махатиттха и Помпариппу на северо-западном побережье.

Управление городом осуществлял муниципальный совет во главе с нагарагуттикой, в распоряжении которого имелся штат служащих, отвечавших за поддержание порядка и чистоты. Нагарагуттика являлся членом царского совета. Большая роль в системе городского управления отводилась сеттхам – главам городских торговых и ремесленных корпораций. Жители города расселялись по кварталам в зависимости от социального и профессионального статуса.

Рост городов сопровождался развитием ремесел и внутренней торговли. Источники указывают на обязательное наличие в городах помимо базаров также постоянных торговых точек у городских стен. В хрониках упоминаются купцы, странствующие по стране в повозках, запряженных буйволами, и осуществляющие торговлю между горными районами и прибрежными.

Значительного развития достигла и внешняя торговля. Близость Ланки к Индии способствовала установлению между двумя странами самых разнообразных связей с глубокой древности, в том числе и тесных торговых контактов. Постоянный обмен товарами между цейлонскими портами Махатиттха и Помпариппу и Арикамеду на юге Индостана существовал, видимо, с I в. до н.э.

Остров еще на заре океанского судоходства привлекал мореплавателей как транзитная опорная база в центре Индийского океана, где можно было пополнить запасы воды и продовольствия, сделать перерыв в долгом путешествии.

С незапамятных времен остров посещали не только индийцы, но и греки, римляне, китайцы, арабы, что способствовало раннему развитию торговли. Карта ветров и карта течений Индийского океана показывают, что порождаемые юго-западным и северо-восточным муссонами мощные течения проходят через южную оконечность острова. Корабли всех направлений (следующие от берегов Аравии и Передней Азии в страны Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока и наоборот) неизбежно огибали юг острова, служившего своеобразным перевалочным пунктом, рынком, где купцы всех стран и народов обменивались товарами.

Он был не только центром оживленной торговли между иноземными купцами, чьи пути пересекались в портах острова, но и сам активно участвовал в торговых операциях. В индийских источниках остров выступает под названиями Ланка, Тамбапанни, Сиелидиб, в греческих – Тапробан, в арабских – Сарандиб.

Мореплаватели и путешественники древнего мира наделяли его различными эпитетами, символизировавшими богатство и процветание: «остров, не знающий печали», «райский сад», «остров пряностей», «жемчужный остров» и т.п.

Первое упоминание Ланки в европейских источниках принадлежит греческому послу в Индии Мегасфену, писавшему о слонах, золоте и драгоценностях, в изобилии имеющихся на острове. Другими предметами ланкийского экспорта были жемчуг, пряности, благовония. Имеются сведения и о поставках на внешний рынок риса. Ранние тамильские источники упоминают ланкийский рис в числе продуктов, привозимых кораблями в Каверипаттинам.

При раскопках древних портов острова было найдено немало римских монет; о расцвете торговли Ланки с Римом в первые века нашей эры свидетельствуют находки монет в глубинных районах страны. Комментарий к «Махавамсе» упоминает торговую миссию, посланную в Рим царем Бхатика Абхайей (22 г. до н.э. – 7 г. н.э.). «Расавахини» также содержит прямые указания на то, что ланкийские купцы плавали через море. В ранних надписях на брахми среди дарителей часто фигурируют купцы (ваниджа) с именами, составной частью которых является самуда/самудра (море, океан).

Хотя первые сведения о буддизме проникли на остров задолго до миссии Махинды, массовое принятие местными жителями новой религии и основание буддийской сангхи относятся именно к III в. до н.э. Официальной религией на острове стало учение тхеравадинов – хинаяна, – в наибольшей чистоте сохранившее идеи и представления первоначального буддизма.

Первыми буддийскими святынями Ланки стали привезенные из Индии ветвь дерева Бодхи, под которым Будда достиг просветления, правая ключица Будды и чаша для сбора подаяний, которую традиция связывала с Буддой.

Посадка дерева Бодхи в Анурадхапуре имела символический смысл учреждения буддизма на острове. Чаша для сбора подаяний, местом хранения которой был царский дворец, со временем стала считаться символом защиты государства (как в более поздние времена реликвия – зуб Будды). Мощи Будды были заключены в раку специально построенной дагобы Тхупарама (первой на острове) и рассматривались буддистами как подтверждение пребывания его на земле Ланки.

Число буддийских монастырей и монахов быстро росло. Представители высшего буддийского духовенства являлись членами царского совета. Монахи были учителями, воспитателями и наставниками царских сыновей, продолжая держать их в сфере своего влияния и после восшествия на трон.

Данные палийских хроник и эпиграфики свидетельствуют о процессе огосударствления буддизма, с одной стороны, и приобретения государством целого ряда теократических черт – с другой. Только освященная буддийской религией власть считалась законной. Цари несингальского (чаще всего тамильского) происхождения, властвовавшие временами на острове, обычно вынуждены были если не сами принимать буддизм, то править страной согласно дхарме и местным законам.

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

Освобождение острова от власти Чолов, продержавшихся на Ланке в течение 75 лет, связано с именем сингальского царя Виджаябаху, венчавшегося на царство в 1073 г.

Вскоре после этого сингальский двор оставил разграбленную отступающими тамильскими войсками Анурадхапуру и обосновался в Полоннаруве, ставшей в XI в. новой столицей сингальского государства. Полоннарува была расположена на северо-востоке «сухой зоны» и занимала стратегически важное положение, контролируя территорию Рухуны, оплот и убежище мятежной сингальской знати.

Немаловажным обстоятельством было то, что она находилась вдали от северных границ государства, что могло обеспечить ее безопасность в случае войны с южноиндийскими правителями. Перенос столицы имел не только военно-стратегическое, но и экономическое значение. Близость к Махавелиганге, самой крупной реке острова, а также созданная с IV по IX в. ирригационная система, вокруг гигантского водохранилища Миннери, служили надежной основой растущего экономического потенциала района.

Развитие торговых отношений со странами Юго-Восточной Азии и Китаем привело к повышению значения порта Гоканна (совр. Тринкомали) на восточном побережье, который на протяжении веков являлся основным центром торговли северо-восточных областей острова.

Свидетельством экономической и политической значимости Полоннарувы начиная с VI в. было выделение ее как отдельной административной единицы, отданной в управление наследнику престола.

Став правителем Ланки, Виджаябаху I укрепил северные границы, построив линию фортификационных сооружений и усилив охрану на побережье. Он провел ряд реформ по восстановлению прежней, существовавшей до Чолов административной системы.

При нем была произведена реконструкция разрушенных ирригационных сооружений, осуществлены мероприятия по поднятию продуктивности пришедшего в упадок сельского хозяйства.

Большое внимание Виджаябаху I уделял возрождению буддизма на острове и реформе буддийской сангхи. Он восстановил разгромленные буддийские храмы и монастыри, наделив их земельными угодьями и богатыми дарами.

Состав сангхи был существенно обновлен, и она была очищена от монахов, не соблюдавших дисциплинарный устав.

Пытаясь найти в сангхе надежную опору и поддержку, Виджаябаху I всячески выказывал приверженность ее верхушке. Так, он публично расправился со своей супругой-царицей, не угодившей придворным ученым – тхерам, лишив ее всех владений и званий и выдворив за пределы столицы с железным ошейником на шее.

В то же время Виджаябаху оказывал поддержку брахманам при дворе и субсидировал из государственной казны строительство новых индуистских храмов (при нем, в частности, был построен знаменитый Виджаяраджа Ишварам – шиваитский храм в Канталаи).

Поддержка буддийским царем индуизма объяснялась тем, что уже к XI в. на острове постоянно проживало значительное число лиц тамильского происхождения, которые представляли собой политическую и военную силу.

Начиная с VIII-IX вв. упоминания тамильских имен и фиксация актов дарения земельных угодий тамилам, находящимся на службе у сингальских царей, заметно учащаются. В надписи, датируемой последним десятилетием IX в., упоминается государственное ведомство Демала-адхикари («Ведомство по делам тамилов»).

В области внешней политики деятельность Виджаябаху I была направлена на развитие связей с враждебными Чолам силами Южной Индии – государствами Пандьев и Чалукьев, с которыми в его царствование осуществлялся постоянный обмен посольствами. Виджаябаху закрепил установившиеся отношения заключением брака между своей сестрой Миттой и наследником престола Пандьев.

За период его правления (1073-1110) хрониками не зафиксировано ни одного случая нападения на остров извне.

Однако внутри страны обстановка дважды осложнялась: в результате восстания 1074-1075 гг., поднятого в Рухуне, Малайе и Даккхинадесе тремя мятежными принцами, пытавшимися с помощью Чолов захватить сингальский престол, и восстания велаиккаров – тамильских воинов-наемников на острове, отказавшихся по приказу царя выступить в поход против Чолов, десять лет спустя.

После смерти Виджаябаху I в стране наступил смутный период. Три области, из которых традиционно состояло сингальское государство, – Раджарата, Майарата (Даккхинадеса) и Рухуна – стали управляться независимыми друг от друга правителями, каждый из которых, однако, претендовал на господство над всем островом. Власть царей Полоннарувы Джаябаху I, Викрамабаху I, Гаджабаху II была номинальной и распространялась только на Раджарату.

С 1140 г., когда правителем Даккхинадесы стал Паракрамабаху, начинается история ее возвышения.

Паракрамабаху укрепил границы своего княжества, создал хорошо обученную и организованную армию, состоящую из иноземных наемников, преимущественно выходцев из Кералы (Индия).

Он произвел реорганизацию административной системы Даккхпнадесы, поставив во главе ее двух высших должностных лиц, обладавших равными полномочиями: сенапати, управлявшего военным ведомством, и верховного чиновника по гражданским делам.

Было налажено широкое ирригационное строительство, результатом которого явилось существенное расширение посевных площадей.

Даккхинадеса осуществляла торговлю с иностранными державами. Главными портами княжества были Урувела, Калпитийа и Колантота (будущий Коломбо). Столицей Даккхинадесы стал г. Паракрамапура (недалеко от совр. Хеттиполы).

Усилив экономическую и военную мощь Даккхинадесы, Паракрамабаху начал боевые действия против правителя Раджараты Гаджабаху II и правителя Рухуны Манабхараны. В течение десятилетия на острове с переменным успехом для трех сторон шла кровопролитная война, из которой победителем вышел Паракрамабаху.

Завершающим этапом военных действий явилось завоевание им Рухуны, где хранились атрибуты верховной власти сингальских царей – зуб и ключица Будды. Только завладев ими, Паракрамабаху мог рассчитывать на всеобщее признание его полным властелином сингальского государства. В 1153 г. он венчался на царство в Полоннаруве.

При царе Паракрамабаху I (1153-1186) сингальское государство со столицей в Полоннаруве достигло своего наивысшего расцвета. Паракрамабаху сумел подавить сепаратистские движения и установил единоличное централизованное управление всем островом. Период его правления часто называется в ланкийской историографии «золотой осенью сингальского величия».

Устойчивое положение в государстве позволяло Паракрамабаху выделять значительные средства не только на расширение и украшение столицы, ставшей одним из крупнейших городов Южной и Юго-Восточной Азии, но и на возобновление беспрецедентного по своим масштабам в истории страны ирригационного строительства.

Еще Виджаябаху I после изгнания Чолов из страны восстановил крупнейший канал Алисара, ирригационную систему на базе старинных водохранилищ Миннери, Кавудулу и Канталаи, построил новое водохранилище, Буддхагунавапи, в юго-восточной части страны. После его смерти, во время междоусобных войн, длившихся 25 лет, система искусственного орошения вновь пришла в упадок.

Ирригационное строительство Паракрамабаху распадается на два периода. Еще будучи правителем Даккхинадесы, он восстановил и расширил 53 водохранилища в Даккхинадесе, перекрыл тремя дамбами р.Дэдуру-ойа и соорудил водохранилище «Море Паракрамы» около своей резиденции Паракрамапуры.

Став правителем всего острова, он осуществил строительство самого крупного ирригационного сооружения XII в. – второго «Моря Паракрамы» (Паракрамасамудра) в Полоннаруве. Дамба Паракрамасамудры сохранилась до настоящего времени и имеет около 13 км в длину и 12 м в ширину.

Всего Паракрамабаху I было построено и восстановлено 165 дамб, 3910 каналов, 163 крупных водохранилища и 2376 мелких. Это характеризует ХI-ХII века как время возрождения и развития ирригационной системы на Ланке.

Централизаторская направленность политики Паракрамабаху I нашла свое отражение в проведенной им реформе буддийской общины. Он распустил сложившиеся к XII в. монашеские братства, враждовавшие между собой, и создал единую сангху, состоявшую из монахов, вновь пришедших обряд посвящения и призванных строжайше соблюдать единый для всех категорий духовенства дисциплинарный устав.

Эти меры хотя и не устранили доктринальных разногласий внутри общины, несомненно, способствовали восстановлению численности и мощи буддийской сангхи острова. Внешняя политика Паракрамабаху I носила активный, наступательный характер.

В течение нескольких лет он вел дорогостоящую войну на юге Индии в поддержку одного из претендентов Пандьев на престол. Сингальские войска проникли далеко в глубь территории государства Пандьев, захватили и сожгли их столицу – Мадураи. Большое количество пленных было доставлено на Ланку и использовалось здесь на тяжелых строительных работах.

В 1164-1165 гг. Паракрамабаху I, в течение пяти месяцев построив военный флот, отправил морскую экспедицию в Мьянму. Поводом к этому послужило недружественное поведение государя по отношению к сингальской торговой миссии.

XII век стал временем бурного развития внешней торговли сингальского государства. Был создан специальный департамент – Антаранга-дхура – для контроля над территориями, производящими продукцию на вывоз.

Предметами ланкийского экспорта были пряности, благовония, ценные породы дерева, жемчуг, драгоценные камни, изделия из золота и серебра, лекарственные травы и высококачественный шелк.

Государство наряду с частными торговыми корпорациями принимало непосредственное участие в торговых операциях, скупая у иноземных купцов оптом привозимые ими товары и перепродавая их населению по собственным ценам. Так, аль-Идриси, арабский путешественник XII в., писал о том, что привозимые на остров из Ирака и Персии вина приобретались царем, а затем распродавались.

Доказательством широких торговых связей Ланки с внешним миром служат найденные на острове в результате археологических раскопок китайские, арабские, южноиндийские и персидские монеты.

Иноземным торговцам, прибывавшим на остров, гарантировалось покровительство царя. Арабские, индийские и китайские купцы имели свои постоянные торговые поселения на побережье острова.

На Ланке находились филиалы крупных торговых корпораций Южной Индии валанджияр и нанадеши. Проживали здесь и торговцы из стран Юго-Восточной Азии. Так, известно о существовании поселения камбоджийских купцов.

Ланка имела свой торговый флот. Хотя большинство морских судов было иноземного происхождения, они строились и на самом острове.

Деятельность Паракрамабаху I, направленная на усиление мощи сингальского государства, неизбежно вела к усилению феодальной эксплуатации ланкийского крестьянства, к повышению земельного налога и введению различных дополнительных поборов, связанных с нуждами ирригационного строительства и военными расходами.

Период его пребывания у власти был отмечен двумя крупными восстаниями: в самом начале правления – в Рухуне и в 1169 г. – в северо-западной прибрежной провинции неподалеку от Махатиттхи (совр. Мантаи). Оба восстания были жестоко подавлены царскими войсками.

Период после смерти Паракрамабаху I вплоть до заката Полоннарувы в середине XIII в. называют «периодом Калингских царей». Преемник Паракрамабаху I, Виджаябаху II, был убит через год после восшествия на престол выходцем из старинного сингальского рода Кулинга, венчавшегося на царство под именем Махинды VI, которому, в свою очередь, была уготована та же участь со стороны Китти Шри Нишшанка Маллы, принца из Калинги, захватившего сингальский трон.

Нишшанка Малла (1187-1196) продолжал активную внешнюю политику Паракрамабаху I и совершил несколько успешных военных экспедиций на континент. Ему удалось также удерживать власть над всем островом, несмотря на участившиеся случаи временного выхода отдельных районов из-под контроля центрального аппарата. Из источников известно, что Нишшанка Малла совершал ежегодные инспекционные поездки по стране в сопровождении большого войска, опасаясь выступлений вышедших из повиновения вассалов.

Нишшанка Малла на пять лет упразднил земельный налог. По истечении этого срока налог не взимался еще в течение одного года. Были отменены и все дополнительные налоги, введенные Паракрамабаху I.

Хроники интерпретируют деятельность Нишшанка Маллы как благотворительную, направленную на повышение жизненного уровня подданных. Очевидно, однако, что подобные меры носили вынужденный характер. Они были вызваны крайней степенью бедности податного населения, разоренного поборами чиновников при его предшественниках на троне, которые, по словам хрониста, «выжали из крестьян все соки, подобно тому как пресс выжимает сок из сахарного тростника».

Паракрамабаху I, ведший широкое и дорогостоящее ирригационное строительство, несомненно, намного превысил обычную норму налогообложения – 1/10 урожая. И не случайно Нишшанка Малла в сохранившейся надписи обвиняет своего предшественника в полном разорении земледельцев.

Тяжелой обязанностью была раджакария – повинность трудом. Виды ее зависели от кастовой принадлежности исполнявшего ее населения.

Еще царем Паракрамабаху I было упразднено деление страны на три части (Раджарату, Майарату и Рухуну) и установлено централизованное управление всем островом.

Унифицированная для всей территории единая административная система предполагала непосредственное подчинение местных властей центру. Была создана эффективно действовавшая система пограничной охраны на побережье, предотвращавшая частые попытки вторжения из соседних южноиндийских государств.

Подобная централизованная система управления сохранялась недолго. В XIII в. в употребление входит наименование управляющих внутренними районами острова (ванна) – ваннияры. Они подразделялись на две категории: махаваннияры (их было 18) и сириваннияры (364). Нередко ваннияры выходили из подчинения центральному аппарату, самостоятельно управляли своей территорией и издавали свои законы.

Но уже с конца XII в., после смерти Нишшанка Маллы, на острове возобладали центробежные силы, и за 19 лет (1196-1215) на сингальском престоле сменилось 12 правителей. Многие из них удерживали власть лишь в течение нескольких недель или месяцев.

В этот период, характерный отсутствием сильных царей, способных управлять государством, резко повышается статус и влияние при дворе высших государственных сановников, прежде всего сенапати, в ведении которых находилась реальная сила – войско.

В сингальскую историю вошли имена нескольких военных министров, вершивших управление государством под прикрытием политически немощных царей.

Так, командующий войском Китти возвел на престол царицу Лилавати (1197-1200), которой еще дважды удавалось вернуть себе власть с помощью военных министров Викканта Чамунакки (1209-1210) и Паракрамы (1211-1212). Главнокомандующий сингальским войском Айасманта привел к власти царя Сахассамаллу (1200-1202). Традиция приписывает ему также возведение на престол царицы Кальянавати (1202-1208), сменившей на троне Сахассамаллу, и последующее отстранение ее от власти в пользу трехмесячного принца Дхармашоки. Айасманта фактически правил страной в течение 10 лет, успев за это время посадить на трон трех царей и двух лишить власти.

Междоусобицы ослабили Ланку экономически и политически. В 1212 г. остров был завоеван неким Паракрама Пандьей, а в 1215 г. на севере страны высадилось войско правителя Магхи из Калинги. Северные и северовосточные районы – центры древней сингальской цивилизации – были разрушены и разграблены. Магха под именем Виджаябаху продержался в Полоннаруве 21 год. Его правление вошло в историю как режим террора и насилия, экономика страны была приведена в состояние полного упадка.

Во второй четверти XIII в. большинство феодальных правителей территорий юго-запада острова, не вошедших в состав созданного Магхой государства, объединились вокруг сингальской царской династии Дамбадении и под предводительством Виджаябаху III (1220-1224) сумели освободить Майарату. Позднее сингальский царь Паракрамабаху II (1236-1271) отвоевал Полоннаруву и оттеснил тамилов на п-ов Джафна. В период его правления сингальское государство испытало недолгий подъем. Дважды одерживавший крупные победы над тамильскими войсками, Паракрамабаху II на всем протяжении своего царствования осуществлял контроль над большей частью северо-восточных районов, Рухуной и центральным нагорьем.

В 1247 г. на острове высадились войска под предводительством Чандрабхану, правителя Тамбралинги, небольшого государства на Малаккском полуострове. Чандрабхану подчинил северные районы Ланки, где была сосредоточена основная часть тамильского населения острова, и двинулся в глубь страны. Его войска осадили Япахуву, одну из резиденций сингальских царей, и потребовали выдачи важнейших ланкийских царских регалий и буддийских реликвий – зуба Будды и чаши для подаяний.

Войско Чандрабхану было разбито, но сам он бежал в Джафну и сделался ее правителем. Вскоре Джафна была завоевана Пандьями, низведшими Чандрабхану до положения своего вассала.

С середины XIII в. тамильское государство Джафна на севере острова стало представлять постоянную угрозу для сингальских правителей. Последний царь, правивший в Полоннаруве, – Паракрамабаху III (1278-1293) – то и дело восстанавливал город из руин после опустошительных набегов тамилов.

Запустевшая и обезлюдевшая столица постепенно теряла свое былое экономическое и политическое значение. В хрониках не содержится ни одного упоминания о строительстве ирригационных сооружений в XIII в. Можно считать, что древняя цивилизация, основанная на системе искусственного орошения с центрами в Анурадхапуре и Полоннаруве, восстановленная и существенно развитая в XII в., спустя столетие перестала существовать.

***

Культурное единство сингалов возникло на основе синтеза автохтонной протоведдоидной и индоарийской традиций. Наиболее важным выражением его было складывание языкового единства и обретение общего этноисторического самосознания в рамках буддийской религиозной идеологии.

Буддизм оказал решающее воздействие на сингальскую культуру. Религиозные мотивы, связанные с жизнью и деяниями Будды, органично вплетены в фольклорную и литературную традиции, пронизывают большинство произведений зодчества, скульптуры, живописи, созданных в русле закрепленных каноном тем и образности.

Вместе с тем определение «буддийская» применительно к средневековой культуре Ланки не отражает все особенности ее бытования: оно одновременно и шире, так как объединяет в единое целое культуры несхожих между собой стран распространения буддизма, и уже, так как памятники ланкийского искусства и общественной мысли не сводились только к памятникам буддийским.

Географическая близость к Индии обусловила большую степень влияния субконтинента на историю и культуру острова. С древнейших времен решающее воздействие на политическое, социально-экономическое и культурное развитие Ланки оказывали как севере-, так и южноиндийские державы: Маурьев, Сатаваханов, Гуптов, Паллавов, Пандьев, Черов, Чолов.

Административно-политическое устройство Ланки, структура города и сельской общины, система землевладения, землепользования и налогообложения, многие элементы духовной культуры и социальной психологии ланкийцев имели целый рад черт, схожих с социально-экономическим строем и культурой соседних индийских государств.

Эстетические принципы изобразительного искусства и литературы, музыка, искусство танца, театр при дворах сингальских правителей во многом восходят к традициям индийской культуры.

Ланкийская культура изначально впитала в себя и заимствовала на протяжении исторического развития многие элементы домашнего уклада, обрядности, представлений о мире, характерные как для дравидийских, так и для индоевропейских народов Индии.

Благодаря усвоению санскритского наследия и перевода многих индийских трактатов на сингальский язык ланкийская культура обогатилась познаниями в области математики, астрономии, медицины, философии. Однако, органически включившая в себя и переработавшая достижения индийской науки, искусства и литературы, ланкийская культура не являет собой образец «отраженного» типа культуры, она самобытна и своеобразна, имеет глубокие местные корни. Оставаясь, по сути, частью общей южноазиатской цивилизации, Ланка утвердила неповторимость и специфичность своей культурной традиции.

Островное положение, предполагавшее самостоятельность и обособленность существования, а также сохранение архаичных традиций, восходящих к культуре протоведдоидов, способствовали развитию автономного начала. Ведущая религия острова – буддизм – наложила отпечаток на всю его средневековую историю, во многом обусловив несхожесть с преимущественно индуистской Индией.

Использование языка пали, а позднее и сингальского в литературных произведениях и исторических хрониках отрывало Ланку от общеиндийской санскритской литературной традиции.

На всем протяжении средних веков Ланка поддерживала тесные религиозные, дипломатические и культурные связи со странами Юго-Восточной Азии, элементы культуры и домашнего уклада народов которой также вошли в жизнь ланкийцев.

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

Остров Цейлон (Ланка), занимавший важное стратегическое положение в Индийском океане, расположенный на пересечении торговых путей, ведущих из стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии в Переднюю Азию, и обладавший богатыми природными ресурсами, стал одной из первых стран Азии, попавшей в колониальное подчинение.

Политическая раздробленность и экономическая слабость Цейлона облегчали проникновение европейских колониальных держав, первой из которых была Португалия.

В 1505 г. португальцы впервые посетили остров. Убедившись в доходности местной экспортной торговли, португальские власти Гоа взяли курс на строительство торговых факторий на побережье, которые постепенно должны были стать опорными пунктами для военного захвата Цейлона.

В 1518 г. на остров была направлена португальская миссия, возглавляемая Л.С. д’Альбергария, для установления торговых отношений с Котте, наиболее крупным и могущественным государством на Цейлоне.

Переговоры завершились тем, что португальцам разрешили построить торговую факторию близ столицы и обещали ежегодные поставки корицы в качестве платы за обещанную помощь царю Котте в его борьбе за верховную власть на острове.

Государство Котте к началу XVI в. было разделено на провинции, находившиеся под управлением царских наместников, носивших, как и сам царь – правитель Котте, титул раджа. Провинции обладали большой автономией. Процесс децентрализации государства Котте был ускорен политическими интригами правителей соседних цейлонских государств – Канди и Джафны, стремившихся ослабить своего главного противника.

Так, велика была роль правителя Канди Джаявиры (1511-1552) в подготовке и осуществлении убийства царя Котте Виджаябаху в 1521 г. его тремя старшими сыновьями, недовольными тем, что их отец объявил наследником престола младшего, четвертого брата. После убийства Виджаябаху его государство распалось на три враждующих между собой объединения с центрами в Котте, Ситаваке и Райагаме.

Государство с центром в Котте – основной район произрастания коричного дерева на острове, – доставшееся старшему из братьев, Бхуванаикабаху, представляло наибольший интерес для португальской стороны, заинтересованной в экспортной торговле корицей. Португальцы постарались получить прочные позиции при дворе этого княжества. В частности, они поддерживали своим флотом правителя Котте Бхуванаикабаху.

В 1528 г. правитель Райагамы умер, и подвластные ему территории были присоединены к государству Ситавака. Заключив союз с одним из южноиндийских правителей, чей военный флот не уступал по численности португальскому, раджа Ситаваки Маядунне решил захватить также и Котте.

Однако превосходство военной техники португальцев обеспечило победу правителю Котте, и Маядунне был вынужден просить мира. Мир был заключен на условиях, крайне унизительных для него – португальцы потребовали, чтобы им были присланы головы казненных военачальников-малабарцев, союзников Ситаваки.

Хотя первая война за престол Котте окончилась поражением для Маядунне, он сумел за короткий срок частично одолеть, частично склонить на свою сторону многих провинциальных наместников Котте. К 1541 г. большая часть территории этого государства оказалась фактически под властью Ситаваки; номинальным сувереном Котте продолжал оставаться Бхуванаикабаху.

Решающую роль в завоевании правителем Ситаваки расположения населения Котте сыграло его отрицательное отношение к португальцам. На территории Котте активно вели прозелитическую деятельность католические миссионеры-францисканцы. Бхуванаикабаху дал им разрешение на строительство католических храмов и свободную пропаганду христианского учения среди населения. Самого Бхуванаикабаху не удалось склонить к изменению веры. Однако зависимость его от «союзников» и их роль в управлении Котте все более увеличивались.

Так как у Бхуванаикабаху не было сыновей, Маядунне, следующий по старшинству брат царя, согласно сингальской традиции, имел все основания рассчитывать на провозглашение его наследником. Однако в 1540 г. Бхуванаикабаху объявил наследником престола Котте своего внука Дхармапалу (сына его дочери Самудрадеви) и направил посольство в Лиссабон ко двору португальского короля Жоао III с целью получить его одобрение и благословение.

В 1543 г. португальский король торжественно короновал присланную ему золотую статую Дхармапалы, санкционировав тем самым столь необычный и беспрецедентный для Цейлона порядок наследования.

Государства XVI в. на территории Цейлона – Котте, Ситавака, Канди и Джафна, увлеченные борьбой между собой за верховное господство в стране, не только не стремились противостоять проникновению в нее португальских колонизаторов, но, напротив, сами в значительной степени способствовали их усилению. Все они, включая Ситаваку и Канди, в разные годы пытались добиться военной помощи португальской короны и заключения союзных договоров.

В 50-е годы XVI в. в ходе военных действий между Котте и Ситавакой был убит правитель Коте Бхуванаикабаху. Это послужило началом второй войны за престол в Котте. Маядунне, объявив себя законным наследником, двинул войска к столице, португальцы же при поддержке значительной части знати провозгласили правителем Дхармапалу. Регентом до достижения царем совершеннолетия был назначен отец Дхармапалы Видийе Бандара. Объединенные сингало-португальские войска изгнали Маядунне с территории Котте и вступили на землю Ситаваки. Маядунне бежал, оставив свою резиденцию на произвол судьбы. Союзные войска прекратили преследование и вернулись в Котте.

Видийе Бандара пытался добиться большей независимости. Пойдя на уступку португальцам и приняв католичество, он направил свои усилия на уменьшение их военного присутствия в Котте и политического давления. Избежав в 1553 г. тюремного заключения, которому намеревались подвергнуть его португальские власти, недовольные его деятельностью, он поднял восстание против засилья португальцев. Видийе Бандара был поддержан Маядунне, и в результате совместной боевой операции войск Котте и Ситаваки португальцы были отброшены на побережье.

Однако успех сингальских армий закреплен не был, так как Маядунне, увидев в Видийе Бандаре соперника, поспешил вступить в союз с разбитыми португальскими частями и разгромил войско Видийе Бандары.

Неожиданный альянс с португальской стороной был вызван также опасностью, нависшей над Ситавакой со стороны внутренних районов страны: кандийская армия подошла к границам Ситаваки и требовала немедленной выдачи получившего там убежище смещенного с престола правителя Канди Джаявиры.

Причиной повышения престижа Ситаваки на политической арене Цейлона в 60-е годы XVI в. послужило проведение португальцами ряда мероприятий, направленных на подрыв экономического могущества правящего клана Котте, что заставило последний перейти в лагерь оппозиции португальской короне.

Ставленник португальцев на престоле Котте – Дхармапала в 1557 г. был обращен в католичество и в доказательство истинности своей новой веры конфисковал все земли буддийских и индуистских монастырей, передав их в качестве дара францисканским монахам.

Потеряв в результате подобных акций поддержку своих подданных, Дхармапала был вынужден в 1565 г. последовать за португальцами, оставившими Котте перед наступающими войсками Маядунне, и обосноваться в португальском форте Коломбо, став, таким образом, царем без царства.

В 60-80-е годы государство Ситавака, осуществлявшее контроль над большей частью территории острова, переживало период расцвета своего могущества.

Сын Маядунне Раджасинха продолжил завоевательную политику своего отца и в течение более чем двадцати лет сдерживал португальцев на побережье.

В 1574 г. португальцы выступили инициаторами заключения брачного союза между Дхармапалой и кандийской принцессой. Усмотрев в этом браке угрозу потенциального военного союза португальцев и кандийцев, Раджасинха двинул свою армию в поход на Канди. Поход был прерван внезапным нападением португальской военной эскадры с юго-западного побережья.

Португальские войска углубились на территорию Ситаваки, разгромили и разграбили множество сингальских деревень, буддийских монастырей и индуистских храмов.

Когда Раджасинха в 1578 г. вторично организовал военную экспедицию в Ударату (Канди), португальская эскадра повторила свою вылазку из бухты порта Коломбо.

Наличие сильного военного флота и господство на море обеспечили португальцам прочность их позиций на Цейлоне. В 70-е годы они построили еще один форт на юго-западном побережье – Галле. Их опорными пунктами на острове стали также Тринкомали и Баттикалоа на востоке и Путталам на северо-западе.

Двухлетняя осада Коломбо, предпринятая Раджасинхой, не дала желаемых результатов, так как сингальская армия была не в силах помешать регулярному прибытию португальских судов из Гоа.

В 1580 г. номинальный правитель Котте Дхармапала объявил в Коломбо, что завещает все юридически подвластные ему территории португальской короне.

В 1581 г. умер Маядунне, и Раджасинха взошел на престол Ситаваки. Вступление его на трон вызвало недовольство большой части населения, так как частые военные походы, предпринимавшиеся им в период правления его отца, приводили к увеличению налогообложения.

Быстрота, с которой разрастались территории, контролируемые Ситавакой начиная с конца 50-х годов XVI в., создавала серьезные препятствия для налаживания системы управления и сбора налогов. К тому же торговля корицей с 1565 г. стала монополией царей Ситаваки и основным источником поступлений в царскую казну.

Это требовало перестройки всей системы хозяйствования. Однако проведенные Раджасинхой меры не были эффективными: устранение неугодных ему военачальников лишь обезглавило государство и фактически приблизило его крах.

Успешная кампания против Канди в 1582 г. привела к установлению контроля Ситаваки над Ударатой. Однако вскоре началось восстание кандийцев против Ситаваки в центральном районе, которое продолжалось до 1593 г. Восстание было подавлено на территории Ситаваки, в провинции Хатара Корале.

Со смертью Раджасинхи в 1593 г. политическому могуществу Ситаваки пришел конец.

В 90-е годы португальцы существенно расширили подвластные им районы и контролировали большую часть страны. Номинальным правителем Котте, куда была включена и территория Ситаваки, стал Дхармапала; фактически же все прибрежные районы острова перешли в полное владение португальских колонизаторов.

После смерти Дхармапалы, завещавшего свои владения португальской короне, в 1597 г. португальский генерал-капитан на Цейлоне дон Иеронимо де Азеведу подписал конвенцию с наместниками всех провинций Котте, согласно которой король Португалии Филипп I был официально провозглашен королем португальских владений на Цейлоне.

Португальское вмешательство во внутренние дела государства Джафна на севере острова началось в 40-е годы XVI в. Активная миссионерская деятельность католических священников среди тамильского населения привела к созданию многочисленной тамильской христианской общины на северном и северо-восточном побережье острова.

Овладение Джафной сулило немалые экономические выгоды португальцам, заинтересованным в установлении контроля над ловлей жемчуга у северного побережья и над торговлей слонами.

Результатом военной экспедиции 1560 г. под предводительством Андре Фуртадо де Мендосы были основание военного поселения в Джафне и коронование португальского ставленника Итириманна Чинкама, согласившегося на регулярную выплату дани португальским властям Котте.

Однако год спустя индуистская тамильская знать организовала заговор против него, и он бежал в португальский форт. Португальские войска жестоко расправились с участниками заговора, и Итириманна Чинкам был вновь водворен на трон. В 1591 г. был установлен протекторат над Джафной.

После смерти Итириманна Чинкама в 1615 г. в государстве разгорелась борьба за право наследования. Власть была захвачена Санкили Кумарой, который устранил всех претендентов на престол и потребовал у португальцев признать его регентом при трехлетнем сыне Итириманна Чинкама. Португальцы пошли на это с условием предоставления свободы передвижения и действий португальским католическим священникам по территории Джафны, а также ежегодной выплаты дани.

В 1618 г. против Санкили Кумары был организован заговор группой христиан, подавляя который правитель Джафны пригласил в помощь себе войска княжества Танджур (в Южной Индии), а также запросил военную помощь от голландцев, обосновавшихся в ряде факторий на побережье Южной Индии.

Узнав об этом, португальцы в 1619 г. снарядили экспедицию в Джафну и захватили Санкили в плен. С 1620 г. здесь стало осуществляться прямое колониальное управление.

Таким образом, к концу XVI – началу XVII в. юго-западные и северные части Цейлона (территории бывших государств Котте, Ситавака и Джафна) оказались в руках португальцев.

Лишь Кандийское государство, расположенное в центральных, труднодоступных районах острова, сохраняло свою независимость.

В 1594 г. португальские власти организовали военную экспедицию во главе с командующим португальской армией Педро Лопесом де Соусой в центральные районы острова с целью подчинить Кандийское государство и посадить на престол свою ставленницу – кандийскую принцессу Кусумасанадеви, вошедшую в историю под именем Доны Катарины.

Португальцы были встречены кандийской армией под предводительством Конаппу Бандары и потерпели сокрушительное поражение в битве при Ганноруве. Захваченная в плен Дона Катарина стала женой победителя, который правил в Канди до 1604 г., приняв имя Вимала Дхарма Сурия I.

Проводимая им внутренняя политика, продолженная его преемником Сенератом (1604-1635), была направлена на усиление экономической и военной мощи Кандийского государства.

Особое внимание уделялось укреплению границ, на которых было построено значительное число фортификационных сооружений. Максимально использовались и естественные преграды: вырубка деревьев в приграничных лесах сурово каралась законом – густые, непроходимые леса призваны были служить надежным препятствием для продвижения войск противника.

Целью кандийских правителей являлось сохранение мира с португальцами на любых условиях. Португальская же сторона, стремившаяся овладеть природными богатствами внутренних районов острова и портами на северо-восточном побережье, принадлежавшими Канди, совершала постоянные опустошительные рейды в глубь кандийской территории.

Пытаясь ослабить Кандийское государство, португальские власти неоднократно предпринимали попытки организовать экономическую блокаду. Однако восточное побережье острова продолжало оставаться под контролем кандийцев, и индийские купцы беспрепятственно доставляли в восточные порты необходимые товары.

В 1617 г. между португальцами и кандийцами был заключен договор, согласно которому португальская сторона признавала Сенерата правителем Канди, кандийская же сторона – права португальцев на управление прибрежными районами острова. Кандийцы соглашались выплачивать ежегодно дань и не впускать во внутренние районы враждебные португальцам силы.

Однако, несмотря на условия договора, португальцы вскоре заняли Тринкомали, крупный порт, принадлежавший Кандийскому государству. Ответной мерой кандийского правителя Раджасинхи II, сменившего на троне Сенерата, стали постоянные вылазки отрядов сингальских воинов на подвластные португальцам территории.

В конце 20-х – начале 30-х годов португальцы организовали три военные экспедиции на территорию Канди. Самой крупной из них была экспедиция 1630 г. Но им не удалось удержать захваченных позиций, и в том же году армия под командованием Константина де Саа была разбита и почти полностью уничтожена.

В 1633 г. португальские власти заключили с кандийским правителем новый мирный договор, по условиям которого кандийская сторона сохраняла за собой всю прежнюю территорию, но обязалась по-прежнему выплачивать португальцам дань.

Португальцам так и не удалось завоевать Кандийское государство. В 30-е годы XVII в. они сумели лишь добавить к своим прежним владениям – Котте, Ситаваке и Джафне – важный стратегический пункт на восточном побережье острова – форт Баттикалоа, отошедший португальской короне по условиям договора 1633 г.

Вплоть до конца XVI в. португальские колонизаторы не выступали в качестве самостоятельной силы на Цейлоне, а попеременно оказывали помощь местным правителям, получая за это разрешения на строительство торговых факторий, которые становились опорными пунктами для дальнейшего вмешательства.

Португальское население торговых факторий было малочисленно, вело замкнутый образ жизни, строившийся по образцам метрополии, и влияние его на окружающую территорию было крайне ограниченным.

С завоеванием районов юго-запада и севера острова власть португальцев вышла за пределы этих своеобразных островков европейской цивилизации и охватила обширные территории прибрежной зоны, где проживала значительная часть населения страны.

Малочисленность собственно португальского населения, а также стремление найти социальную опору среди местной верхушки привели к тому, что провинциальное управление было практически полностью сохранено за сингальской и тамильской элитами. Португальцы монополизировали лишь центральный аппарат власти.

Во главе колониальной администрации на Цейлоне стоял португальский генерал-капитан, подчинявшийся, в свою очередь, вице-королю Португалии в Гоа. Именно там, в центре португальских колониальных владений в Азии, разрабатывались формы и методы колониального управления подвластными территориями.

Постепенно гоанская администрация поставила под контроль деятельность колониальных властей на Цейлоне, вывела из ведения последних ключевое звено колониального управления – департамент финансов, глава которого стал подчиняться непосредственно вице-королю. Руководство же военным и налоговым управлением было оставлено за генерал-капитаном.

Торговым, административным и военным центром португальцев на Цейлоне стал Коломбо.

Инструментами португальского господства на острове были колониальные войска и флот, позволявший быстро перебрасывать из Гоа военные подкрепления. Войска были крайне неоднородны по своему социальному и этноконфессиональному составу.

Главнокомандующий и высшие офицеры назначались вице-королем Португалии в Гоа и формировали военные подразделения из наемников.

Часть солдат португальской армии набиралась в самой метрополии, как правило, из беднейших слоев крестьянства и городских низов, а также нередко среди лиц, приговоренных к различных срокам каторжных работ. Наемные солдаты вербовались и в других странах. Так, например, значительную прослойку составляли индийцы из Гоа и африканцы. Кроме того, португальские власти нередко бывали вынуждены полагаться на войска правителей местных государств.

Подобный пестрый состав колониальных войск на Цейлоне легко объясняет многочисленные военные неудачи португальцев, а наличие деклассированных и преступных элементов – крайнюю жестокость при ведении боевых действий, неоднократно отмечаемую в источниках.

Португальцы вели активную кампанию по обращению местного населения в католичество. С 1543 г. на острове начала действовать первая католическая миссия (францисканская), а к концу португальского правления – еще три миссии: иезуитская, доминиканская и августинианская, укрепившиеся главным образом в северных районах.

Португальцы негативно относились к представителям всех местных религий, однако их политика в отношении различных этноконфессиональных групп – сингалов-буддистов, тамилов-индуистов и «мавров»-мусульман – не была одинаковой.

Так, наибольшему преследованию в XVI – начале XVII в. подверглись «мавры». В их руках была сосредоточена внутренняя и внешняя торговля страны, и португальцы, заинтересованные в получении торговых монополий, видели в них своих конкурентов.Они не раз сжигали мусульманские кварталы Котте, а также топили суда мавров-торговцев в Индийском океане.

В подвластных португальцам прибрежных областях (прежде всего на территории бывшего государства Котте) португальский король был провозглашен верховным собственником земель.

Для выработки основных принципов земельной политики португальцев на острове была создана специальная комиссия, состоявшая из представителей военных властей, католической церкви и департамента финансов.

Результатом ее деятельности явилось перераспределение земельного фонда в пользу чиновников колониального аппарата, находившихся на военной службе, а также представителей местной верхушки, принявших христианство и проявлявших лояльность колониальным властям.

На рубеже XVI-XVII вв. наиболее крупными землевладельцами на острове стали высшие чиновники португальской администрации и католическая церковь, которой отошла значительная часть земель, ранее находившихся в собственности буддийских и индуистских храмов, – вихарагам и девалагам. Эти земли, перешедшие католическим миссионерам, полностью сохраняли закрепленные за ними иммунные права и были освобождены от всех видов налогов.

В целях упорядочения системы налогообложения на острове в начале XVII в. португальская администрация приступила к проведению первой на Цейлоне земельной переписи (кадастрации).

Она продолжалась в течение двух лет (1613-1615) и охватила все подвластные португальцам районы юго-запада страны. Результаты переписи были изложены в четырех томах и направлены ко двору португальского короля в Лиссабон.

Земельные кадастры (томбо) не только регистрировали права на землю, но и фиксировали повинности, связанные с каждым земельным владением.

Перепись сделала возможным введение воинской повинности, устанавливавшейся в зависимости от размера дохода, записанного в томбо, с того или иного земельного владения. Воинскую повинность несли почти все категории населения, кроме представителей кастовых групп, занятых в производстве продукции, представлявшей интерес для колониальных властей. К ним относились сборщики корицы, охотники на слонов, оружейники, а также перевозчики казенных грузов.

Земельная политика администрации была направлена на создание широкой прослойки землевладельцев-португальцев и постепенную повсеместную замену ренты-налога на отработочную систему.

В 20-е – начале 30-х годов XVII в. португальские владения на Цейлоне были убыточными для колониальных властей Гоа. Такая ситуация объяснялась главным образом расходами на постоянные безуспешные боевые операции, предпринимавшиеся для захвата Канди.

С установлением мира в 1633-1634 гг. между кандийским правителем и португальским генерал-капитаном финансовое положение португальской администрации упрочилось, и доходы от колонии впервые окупили издержки на содержание административного аппарата и армии.

Росту доходности колонии в этот период способствовали увеличение спроса и беспрецедентный рост цен на корицу на мировых рынках. Экспортная торговля корицей и плодами арековой пальмы являлась наряду с земельным налогом существенным источником доходов казны правителей государства Котте уже в XV в.

С установлением португальского господства в прибрежных районах острова торговля экспортными культурами стала превращаться в ведущий источник доходов колониальной администрации. Португальцы постепенно сосредоточили в своих руках контроль над сбором корицы в прибрежных районах и последующими экспортными операциями.

В 90-е годы XVI в. Коломбо, крупнейший опорный пункт португальцев на Цейлоне, был объявлен единственным портом, через который могла легально осуществляться экспортная торговля корицей.

В 1595 г. экспорт корицы стал монополией генерал-капитана Коломбо, который должен был ежегодно продавать португальской короне установленное количество ее по твердым ценам.

Однако в 1614 г. в целях стабилизации цен на корицу было принято решение сделать торговлю ею государственной монополией. Все коричные деревья, в том числе находившиеся на землях сельских общин, объявлялись собственностью португальского короля, и сбор коры коричного дерева частными лицами карался смертной казнью.

Организация труда сборщиков корицы была детально разработана еще до прихода колонизаторов, а португальцы использовали эту систему, приспособив ее к своим целям.

Как и в доколониальную эпоху, сбор корицы оставался традиционной повинностью – раджакарией членов касты салагама. В первой половине XVII в. для увеличения сбора корицы к этому занятию были насильственно привлечены представители некоторых других каст. Имеются данные, что в 1650 г. сбором коры коричного дерева занимались касты карава, хуну и паду.

Принятые меры способствовали резкому увеличению сбора этой культуры на Цейлоне. В отдельные годы объем заготовленной корицы оказывался настолько велик, что во избежание перепроизводства и снижения цен часть ее сжигалась по распоряжению колониальных властей.

Португальские колонизаторы проявляли значительный интерес и к другим экспортным культурам Цейлона, прежде всего к перечной лиане и арековой пальме. Однако экспорт черного перца и орехов арека не являлся монополией португальских властей, а осуществлялся индийскими купцами. Колониальная администрация ограничивалась взиманием с них экспортной пошлины.

Крупные доходы поступали в португальскую казну от целого ряда промыслов, являвшихся монополией португальского короля. Среди них наиболее важными были добыча жемчуга, добыча и обработка драгоценных камней, отлов слонов.

***

Хотя пребывание португальцев на Цейлоне длилось 150 лет, прямое управление юго-западными прибрежными областями они осуществляли лишь в течение 60 лет, а северными – 37 лет.

В период с 1505 по 1597 г. португальцы выступали в качестве одной из воюющих сторон в борьбе сингальских государств за верховное владычество на острове, и их влияние на социально-экономическую жизнь страны было крайне ограниченным.

После 1597 г. внимание португальской администрации было в значительной степени сосредоточено на ведении боевых действий против независимого Кандийского государства и на ограничении военного присутствия на острове Нидерландской Ост-Индской компании.

Португальцы не стали разрушать существовавшую в доколониальный период систему управления, и конвенция, заключенная в Малване в 1597 г., закрепила действие норм традиционного сингальского права.

Вместе с тем установление колониального господства португальцев на Цейлоне имело серьезные последствия для дальнейшего политического, социально-экономического и культурного развития страны, так как заложило основы колониального типа экономики и общества в прибрежных районах. Одним из этих последствий стали оживление торговли и товаризация хозяйства.

Политика христианизации привела к созданию многочисленной общины католиков, что оказало существенное воздействие на идеологическую ситуацию в стране; из традиционной верхушки цейлонского общества выделилась христианизированная чиновничья прослойка.

Поощрение смешанных браков с представительницами местного населения привело к возникновению группы лиц смешанного сингало-португальского и тамило-португальского происхождения.

Социальная политика португальцев обусловила глубокие сдвиги в традиционном сознании названных категорий цейлонцев, приводила к ломке системы ценностей и представлений о мире, нередко к забвению собственной культуры и религии и принятию иных морально-этических поведенческих норм.

Определенное влияние оказали португальцы на материальную культуру и быт населения прибрежных городов Цейлона, в первую очередь Коломбо. Оно прослеживается в гражданской архитектуре, скульптуре, живописи. В городах вошли в обиход деревянная европейская мебель, отдельные элементы европейской одежды. В сингальском языке до сих пор сохраняются многие португальские заимствования.

На рубеже XVI-XVII вв. Цейлон оказался разделенным на две исторические области: подвластные португальцам прибрежные районы юго-запада и севера и центральные и северо-восточные районы, входившие в состав независимого Кандийского государства.

Развитие этих исторически сложившихся областей пошло различными путями и неодинаковыми темпами, что проявилось уже к середине XVII в. К моменту завоевания Цейлона Голландией, датируемого 1658 г., экономические связи двух районов оказались подорванными и хозяйственная инфраструктура существенно различной, что привело в конечном счете к складыванию на острове двух обособленных хозяйственно-культурных типов.

Нарушение контактов между центральными и прибрежными районами послужило отправной точкой для складывания двух этнических общностей среди сингальского населения – сингалов равнинных и кандийских.

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

На рубеже XVI-XVII вв. в соперничество с Португалией за господство в ряде районов Южной и Юго-Восточной Азии вступила Голландия, успехи промышленного развития которой позволили ей создать крупный торговый флот и превратиться в мощную морскую державу.

В 1602 г. в Батавии (о-в Ява) была образована Нидерландская Ост-Индская компания. Используя ослабление Португалии, попавшей в зависимость от испанской короны и участвовавшей на стороне Испании в длительной и бесперспективной войне против восставших нидерландских провинций, Нидерландская Ост-Индская компания распространила свое влияние на ряд бывших португальских колоний и зависимых территорий в Юго-Восточной Азии и Африке.

В поисках союзников для борьбы с Португалией Голландия поддержала оборонительные усилия Кандийского государства на Цейлоне. Переговоры между двумя сторонами были завершены заключением договора о совместных боевых действиях против португальской армии на Цейлоне.

За обещание военной помощи кандийскому царю Раджасинхе II Голландия получила монопольное право закупки кандийской корицы.

Узнав о кандийско-голландских переговорах, португальцы начали боевые действия против союзных войск. Цейлон превратился в арену борьбы двух крупнейших колониальных держав XVII в.

К 1639 г. голландские и кандийские войска отвоевали у португальцев Тринкомали и Баттикалоа – крупные порты на северо-восточном побережье. Ост-Индская компания добилась от Канди права на размещение в них голландских гарнизонов и фактически превратила эти порты в опорные базы своих вооруженных сил на острове.

В 1640 г. кандийско-голландские силы взяли штурмом Негомбо и Галле на юго-западном побережье, где голландцам также удалось утвердить свое военное присутствие.

Падение власти испанских Габсбургов в Португалии и заключение мира между Голландией и Португалией в Европе заставило голландцев нарушить условия договора с кандийской стороной и приостановить дальнейшее наступление на португальские владения на Цейлоне.

В 1644 г. был заключен договор о перемирии, по условиям которого португальская и голландская стороны обязались не возобновлять военных действий на острове и поделить захваченную юго-западную часть Цейлона на две зоны – к северу (португальская) и к югу (голландская) от р. Бентоты.

В 1645 г. договор о перемирии был дополнен подписанием в Галле соглашения, предполагавшего оказание взаимной военной помощи в случае нападения со стороны Канди.

В 1652 г. мир между Голландией и Португалией в Европе был нарушен, что послужило сигналом для возобновления военных действий и на Цейлоне.

К середине XVII в. превосходство голландского флота над португальским стало настолько очевидным, что голландские власти в Батавии решили окончательно завладеть португальскими территориями на острове.

Феодально-абсолютистская Португалия не могла сколько-нибудь эффективно противостоять мощному натиску Голландии, вставшей на путь капиталистического развития, во всех некогда захваченных районах мира. Поставленный перед необходимостью сделать выбор, португальский двор в Лиссабоне сосредоточил свои интересы в районе Атлантики, сделав ставку на сохранение колоний в Южной Америке. В борьбе с Нидерландской Ост-Индской компанией португальские власти в Гоа и колониальная администрация на Цейлоне были предоставлены самим себе.

Голландцам удалось вновь наладить отношения с кандийским правителем Раджасинхой II и с его помощью повести решительное наступление на позиции португальцев.

В 1656 г., после семимесячной осады, предпринятой совместно кандийскими и голландскими войсками, сдался Коломбо, главный опорный пункт португальцев на Цейлоне.

Голландские войска быстро продвигались на север. После захвата Джафны голландский флот пересек Полкский пролив и атаковал опорные пункты португальцев на южноиндийском побережье.

В 1658 г. пал последний португальский форт в этой части света – Негапатам. Таким образом, к середине XVII в. юго-западные и северные районы острова, принадлежавшие ранее португальской короне, перешли в руки голландских колонизаторов.

Голландские власти расторгли союз с Кандийским государством и направили усилия на присоединение его к своим колониальным владениям.

Подвластные голландцам территории были разделены на три военно-административные области с центрами в Коломбо, Галле и Джафне, во главе которых стояли чиновники голландской колониальной администрации в чине капитанов. Они подчинялись губернатору, который, в свою очередь, был ответственен перед Советом директоров Нидерландской Ост-Индской компании в Батавии.

Ключевые посты в центральном аппарате власти закреплялись за голландскими колониальными чиновниками, провинциальное же управление было практически полностью сохранено за сингальской и тамильской элитой.

С начала XVIII в. в среднем звене колониальной администрации прочное место заняли так называемые бюргеры – потомки от смешанных браков голландцев с представительницами местного населения, – ставшие опорой голландских властей. Подобные браки поощрялись Ост-Индской компанией, так как политика привлечения на остров колонистов из метрополии не дала желаемых результатов.

Нидерландские колонизаторы внесли ряд изменений в механизм управления, в частности в судебную систему. Были созданы три типа судов – верховные (в Коломбо, Галле и Джафне), окружные и городские, первые из которых действовали на основе европейского права, вторые и третьи – на основе кодифицированного голландцами местного обычного права.

В целях расширения социальной опоры колониального режима голландская администрация осуществляла активную кампанию по распространению христианства.

В период голландского правления имело место и обращение в христианство методами прямого насилия, как и при португальцах, однако более серьезное значение имела сеть христианских учебных заведений, находившихся в ведении администрации или миссионерских обществ. Во второй половине XVIII в. на Цейлоне действовало 163 школы с начальным образованием на местных языках, где в качестве одного из основных предметов было христианское богословие.

Большое внимание уделялось также распространению различных христианских изданий пропагандистского характера – молитвенников, сборников религиозных проповедей и т.п. Результатом этой деятельности было создание на Цейлоне значительной по числу и влиянию протестантской общины, которую составили бюргеры, сингалы и тамилы, находившиеся на службе в колониальном аппарате и исповедавшие ранее буддизм и индуизм, а также большинство неофитов католиков, появившихся на острове в период португальского владычества и перешедших при голландцах в протестантство.

Земельная политика колониальной администрации во второй половине XVII – первой половине XVIII в. имела следствием не коренное преобразование форм землевладения, бытовавших на острове, а лишь перераспределение земельного фонда страны в пользу чиновников Ост-Индской компании, протестантских миссий и местной феодальной верхушки, сотрудничавшей с колонизаторами.

Изменение механизма взимания налогов в середине XVIII в. – ликвидация системы посредников между чиновниками колониальной администрации (земельными инспекторами) и общинниками – привело к необходимости создания земельных кадастров, регистрировавших права на землю на основе данных переписи населения.

Юридическая фиксация прав на пользование земельными участками сопровождалась составлением подробного плана каждого участка с указанием его размеров, характера почв и степени их плодородия, рекомендациями относительно пригодности для выращивания тех или иных культур, а также приложением карт районов и округов, на которых четко обозначались границы владений.

Во второй половине XVIII в. голландскими властями был принят закон, обязывавший владельцев, не имевших юридических прав на землю, продавать свои участки, а также ряд законов, укреплявших частнособственнические права верхушки цейлонского общества.

Так, представители феодальной сингальской знати, принадлежавшие к основной земледельческой касте гоигама, получили право выкупа у голландских властей по установленным ценам земель, которыми они распоряжались на правах условных держаний. Был снят запрет на приобретение земель представителями среднестатусных кастовых групп, прежде всего салагама (сборщиков корицы), карава (рыбаков), дурава (сборщиков пальмового сока), связанных с производством экспортных видов продукции, в которых были заинтересованы голландцы.

Голландские власти широко использовали существовавшую в феодальных государствах Цейлона систему принудительных отработок – раджакарию.

Сохранив традиционные виды раджакарии, закрепленные за определенными кастовыми группами, власти ввели ряд таких новых повинностей в пользу колониальной администрации, как отработки на строительстве факторий, крепостей, административных зданий, мостов; рытье каналов и прокладка дорог. С середины XVIII в. эти виды раджакарии стали частично оплачиваться, хотя и по крайне низким расценкам.

Основной культурой, выращиваемой на острове, продолжал оставаться рис, но голландские власти, стремившиеся к развитию экспортной торговли, с начала XVIII в. стали предпринимать попытки внедрения в сельское хозяйство страны новых, «коммерческих» культур – хлопчатника, индигоноски, тутового, тамариндового, камфарного, шафранового, ванильного и шоколадного дерева. Наибольший успех имели опыты с разведением кофейного дерева.

Нидерландская Ост-Индская компания унаследовала от португальцев все важнейшие торговые монополии – на корицу, продолжавшую служить основным источником доходов колонизаторов, а также на перец, кардамон, плоды арековой пальмы.

В стране был установлен режим строгого контроля над торговыми операциями местных купцов, обязанных продавать свои товары на склады компании, по сути монополизировавшей закупки экспортной продукции на Цейлоне.

В целом при голландцах сохранилась традиционная система заготовки корицы и организации труда сборщиков корицы – салагама. Увеличение объема поставок этого продукта осуществлялось за счет интенсификации труда и привлечения в сезон сбора корицы членов других каст.

В 1769 г. голландцы заложили первую плантацию коричного дерева (до этого осуществлялся сбор дикорастущей корицы); во второй половине XVIII в. в районе Коломбо и Негомбо существовал ряд казенных коричных плантаций.

Однако организация производства на плантациях оставалась прежней; труд салагама расценивался как раджакария и не оплачивался. Лишь в сезон сбора частично использовалась временная наемная рабочая сила.

Крупные доходы поступали в голландскую казну от ряда промыслов, являвшихся монополией Ост-Индской компании. Среди них наиболее важными были добыча жемчуга, добыча и обработка драгоценных камней, отлов слонов.

Голландская администрация, заинтересованная в преимущественном производстве продукции, идущей на вывоз, была в известной степени безразлична к условиям самого производства.

Превращение Цейлона в важный источник финансовых поступлений в казну Нидерландской Ост-Индской компании осуществлялось не за счет изменения организационных форм хозяйствования, а на основе военно-административных мер, предполагавших усиление эксплуатации внеэкономическими методами.

Военная экспансия Португалии, затем Голландии, нарушив естественный процесс развития феодальных государств юго-запада и севера, заложила основы нового, колониального типа экономики, ориентированной на однобокое развитие экспортных отраслей.

Захват прибрежных районов Цейлона колонизаторами существенным образом отразился на судьбе Кандийского государства, обусловив его обособленность от внешнего мира, консервацию традиционных форм общественной организации и идеологии, застойность и архаичность экономики.

В центральных областях Цейлона была сосредоточена основная часть дикорастущих коричных деревьев, и Нидерландская Ост-Индская компания стремилась добиться от кандийских правителей права на беспрепятственный сбор с них коры.

XVII – середина XVIII века изобиловали военными столкновениями между кандийскими войсками и голландской наемной армией, и отношения между голландскими губернаторами Цейлона и кандийскими правителями оставались крайне напряженными.

В 1766 г., после очередной попытки голландцев подчинить Канди, между двумя сторонами был заключен договор, согласно которому ряд пограничных областей Кандийского государства переходил во владение Нидерландской Ост-Индской компании, получавшей также долгожданное право на сбор корицы во внутренних районах. Договор предусматривал установление голландского сюзеренитета над Кандийским государством.

Кандийское государство представляло собой феодальную восточно-деспотическую структуру с высокой степенью централизации и концентрации власти в руках правителей, которые принадлежали династии наякаров, имевшей южноиндийское происхождение.

Вместе с тем вряд ли правомерна распространенная среди современных ланкийских историков точка зрения, абсолютизирующая неограниченный характер царской власти в Канди. Подобные утверждения базируются, как правило, на изучении истории правления Раджасинхи II (1635-1687), красочно описанного в «Историческом повествовании о Цейлоне» английским путешественником Р.Ноксом, попавшим в плен к этому кандийскому царю и проведшим долгие годы в центральных районах острова.

Деспотическая фигура властолюбивого и жестокого Раджасинхи, тиранические порядки при его дворе и крайности их проявления дали пищу историкам для широких обобщений и распространения представлений о времени его царствования на весь период существования Кандийского государства (конец XV – начало XIX в.).

Между тем единоличное правление Раджасинхи является скорее исключением из общего правила. Источники свидетельствуют, что на протяжении всей истории Канди существенная роль при решении государственных дел отводилась царскому совету – аматья мандалая, в который входили министры, высшие царские сановники и главы крупных административных единиц.

Во главе совета стоял главный министр – адигар (или маханиламе), обладавший исполнительной властью в государстве. В середине XVII в. число адигаров было увеличено до двух, а в начале XIX в. – до трех.

Боясь чрезмерного усиления власти адигаров, кандийские цари нарушили также общий наследственный порядок передачи должностей при дворе, сделав главных министров назначаемыми на один год при возможности продления срока их пребывания на этом посту.

Адигары обычно возглавляли делегации во время переговоров с португальскими и голландскими, а затем и английскими колониальными властями, контролировали деятельность управляющих провинциями и округами и других должностных лиц провинциальных управлений. Адигары так же исполняли судебные функции в Кандийском государстве и руководили войсками во время боевых действий.

Кандийский государственный аппарат состоял из более чем тридцати ведомств (лекам), большинство которых обслуживали царя и двор. Дворцовые службы не были отделены от общегосударственного аппарата. Функции различных ведомств четко не определялись.

В Кандийском государстве существовали различные разновидности воинских обязанностей: личная царская охрана из «кафиров»-африканцев, наемные войска из Южной Индии (в основном тамилы и малаяли), а также местные воины, которые награждались за службу земельными участками хевавасам.

Кандийское государство было поделено на административные единицы – 9 рата и 12 дисавани. Дисавани по площади превосходили раты и, расположенные дальше от столицы – Канди, обладали большей автономией. Раты, в свою очередь, были плотнее заселены и занимали самые плодородные земли Кандийского государства.

Наместники рат (ратералы) и дисавани (дисавы) имели неодинаковый статус. Дисавы пользовались большей властью и были приближены к царю. Как правило, они проживали при дворе в столице и совершали регулярные инспекционные поездки во вверенную им провинцию.

Концентрация власти в провинциях в руках дисавов нередко приводила к временному выходу некоторых из них из повиновения центру. Чтобы избежать сепаратистских поползновений наместников и усиления их влияния в дисавани, кандийские правители строго следили за тем, чтобы земельные владения феодала, назначаемого дисавой, оказались за пределами вверяемой ему провинции.

На границах Кандийского государства – в северо-центральных и восточных районах «сухой зоны» – существовал ряд полунезависимых феодальных образований – ванни, правители которых являлись данниками кандийских царей.

Дисавани и раты делились на округа – короле, которые, в свою очередь, состояли из более мелких административных единиц – патту. Чиновники провинциальной администрации – гамаралы (на уровне деревни), а также мухандирамы, видане и др. – осуществляли власть на местах. Они были ответственны за своевременный сбор налогов и поддержание порядка, а также за исполнение раджакарии в пределах административных единиц.

За исполнением раджакарии представителями профессионально-кастовых групп следили специальные государственные ведомства – бадды, регламентировавшие и контролировавшие внутреннюю жизнь отдельных кастовых групп вне зависимости от территориальной принадлежности их членов. Система государственных повинностей, формы которых строго определялись обычаем и законодательно закреплялись для каждой профессионально-кастовой группы, была разработана до мельчайших деталей.

Профессиональные обязанности, права пользования землей для представителей неземледельческих каст, нормы поведения, включая правила ношения одежды, могли быть изменены только самим царем в случае государственной необходимости.

В Кандинском государстве наблюдается дальнейшее развитие системы каст, дробление их на все большее число подкаст. Свидетельством функционирования и признанием значимости кастовости в общественной жизни явилось закрепление основ кастового строя в своде законов Кандийского государства «Нити-нигхандува», в основу которого было положено обычное право.

Господствующей формой налогов в Канди был налог натурой. Коммутация налогов носила временный и нерегулярный характер.

Формы и размеры вознаграждения должностных военных и гражданских лиц и представителей буддийского духовенства оставались неупорядоченными, и перевод на жалованье осуществлен не был (хотя частично и вводился в отдельные периоды).

Система землевладения в Кандийском государстве в XVI-XVIII вв. в целом не отличалась от традиционных систем землевладения в сингальских государствах юго-запада доколониального периода.

Частноправовой принцип в поземельных отношениях, проникавший в подвластные европейцам прибрежные районы острова в XVII-XVIII вв., в Канди не был известен. Здесь, напротив, наблюдались ужесточение режима контроля правителя над земельной собственностью, пожалованной подданным за службу, и тенденция к сокращению наследственных безусловных владений и ограничению иммунитетов. Земля не являлась объектом купли-продажи; отчуждение по завещанию, а также закладывание земель строжайше запрещалось законом.

Города на территории Кандийского государства были немногочисленны и представляли собой резиденции кандийских царей и крупных феодалов, зависимые от двора и обреченные на гибель в случае перемещения ставки.

Города-порты восточного (Тринкомали, Коттияр и Баттикалоа) и западного побережья (Калпития и Путталам), связанные с внешними торгово-экономическими операциями Кандийского государства в XVI в., уже в XVII в. оказались отрезанными от него по условиям договора с голландцами, обязавшимися оказывать «помощь» кандийскому царю в борьбе с португальцами.

Денежная казна кандийских правителей была пуста. Большинство торговых операций в Кандийском государстве производилось на основе обмена; меновым эквивалентом служил рис.

Экономическая морская блокада Канди, осуществлявшаяся португальцами, которые перехватывали иностранные суда, следовавшие в цейлонские порты на восточном побережье, и последующее отторжение основных городов-портов голландцами резко сократили объем внешней торговли Кандийского государства.

Развитие внутренней торговли тормозилось не только натуральным характером экономики Кандийского государства и последовательным пресечением частной торговой инициативы со стороны кандийских правителей, взявших под контроль все основные торговые операции внутри страны, но и тем, что по соображениям безопасности строительство дорог и мостов в границах государства было строжайше запрещено. В условиях пересеченного горного рельефа и густых тропических лесов это обстоятельство делало экономические и торговые контакты между отдельными районами практически невозможными.

Во второй половине XVIII в. усилившееся соперничество между голландцами и англичанами за колониальное и торговое преобладание привело к тому, что в результате военных действий, которые велись с небольшими перерывами с 1780 по 1796 г., между голландскими, французскими и английскими войсками при участии Кандийского государства, заключившего военный союз с Великобританией, Нидерландская Ост-Индская компания была вынуждена оставить свои владения.

С 1796 по 1798 г. захваченная англичанами на Цейлоне территория входила в состав Мадрасского президентства Индии и управление островом осуществлялось представителями английского военного командования и директорами Английской Ост-Индской компании.

В 1798 г. в системе управления подвластных англичанам территорий произошли изменения. Во главе гражданской и военной администрации острова был поставлен губернатор, ответственный перед департаментом по делам колоний в метрополии. Контроль же над сбором налогов и торговые монополии оставались в руках чиновников Английской Ост-Индской компании.

Система дуального управления просуществовала вплоть до 1800 г., когда Цейлон был полностью выведен из состава Мадрасского президентства и превращен в самостоятельную английскую королевскую колонию. Британское колониальное господство над Цейлоном было закреплено Амьенским мирным договором 1802 г. между Англией и Францией.

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

Шри-Ланка (в колониальный период и до 1972 г. – Цейлон) стала одной из первых стран в Южной Азии, попавшей в колониальное подчинение: с начала XVI в. – Португалии, с середины ХVII в. – Голландии, с начала XIX в. – Великобритании.

С 1800г. Цейлон стал британской королевской колонией, наделенной самостоятельной от Индии колониальной администрацией во главе с генерал-губернатором, подотчетным Департаменту по делам колоний в метрополии, Цейлонской гражданской службой, Исполнительным советом при генерал-губернаторе и Законодательным советом, введенным в 1833 г. и состоявшим из назначаемых «официальных» и выборных «неофициальных» членов.

Движение за конституционные реформы зародилось в середине XIX в., получив распространение среди элитарных групп компрадорской европеизированной части населения, допущенной англичанами к управлению страной через представительство в Законодательном совете.

Первая общественно-политическая организация – Цейлонская лига- была создана на острове в 1864 г.

Оппозиционное движение носило умеренно-либеральный характер и было направлено на достижение отдельными национально-религиозными и кастовыми группами максимальных привилегий в условиях колониального господства при постепенном конституционном переходе к самоуправлению, не предполагавшем отделение от Британской империи.

Население Цейлона всегда отличал сложный этнический и конфессиональный состав. Здесь проживают сингалы (74%), разделяемые этнографами на две группы: равнинные и кандийские (горные), тамилы (18%) ланкийские (потомки мигрантов с субконтинента в доколониальный период) и индийские (плантационные рабочие, завезенные на остров англичанами в XIX в.), мавры-мусульмане (7%) – потомки мигрантов с Ближнего Востока и из Индии, бюргеры и евразийцы (1%) – потомки смешанных браков с португальцами, голландцами, англичанами, а также малайцы и некоторые другие малые этнические группы.

Деление населения по религиозному признаку почти полностью соответствует этническому составу. Большинство сингалов исповедует буддизм тхеравады, тамилов – индуизм (преимущественно шиваитского толка), мавры и малайцы – ислам (преимущественно суннитского толка), бюргеры, евразийцы и определенная часть сингальской и тамильской общин – христианство, представленное как католической, так и протестантскими конфессиями.

К началу XX столетия британская королевская колония Цейлон представляла собой страну с достаточно развитым (в сравнении с многими другими странами афро-азиатского колониального мира) государственно-политическим механизмом, в которой сложились основы централизованного колониального аппарата управления, включая государственную бюрократию – Цейлонскую гражданскую службу, комплектовавшуюся выходцами из метрополии. На острове были введены также буржуазные процессуальные юридические нормы.

Экономическое развитие Цейлона было подчинено интересам метрополии. Развитие торговли между Цейлоном и Англией выражало процесс дальнейшего разделения труда между английской обрабатывающей промышленностью и цейлонским сельским хозяйством.

Главными статьями цейлонского экспорта были плантационные культуры: чай, каучук, продукты кокосовой пальмы.

Активный торговый баланс позволял метрополии получать значительные прибыли. Основными объектами английских капиталовложений были железные дороги, ирригационное строительство, плантационное хозяйство, строительство предприятий фабрично-заводской и горнодобывающей промышленности.

Англичане владели наиболее крупными предприятиями страны по первичной переработке чайного листа, кокоса, а также по добыче графита и драгоценных камней.

Свыше половины всех расходов бюджета приходилось на долю колониального аппарата.

Развитие капиталистического уклада в рамках многоукладной цейлонской экономики преимущественно районами юго-запада, шло складывание промышленных и сельскохозяйственных зон, основанных на буржуазно-капиталистических формах хозяйствования и эксплуатации; в центральных районах, в северных и северо-восточных областях господствовали традиционные докапиталистические формы производственных отношений и организации ремесла и сельского хозяйства.

Развитие товарно-денежных отношений в стране, складывание внутреннего рынка, рост местного предпринимательства в прибрежной зоне юго-запада способствовали становлению местного торгово-ростовщического, а затем и промышленного капитала, представители которого, выступая первоначально на правах младших партнеров по отношению к англичанам, постепенно начинали претендовать на паритетные отношения, а затем и бороться за лидерство.

Понятие «предприниматель» на Цейлоне не сравнимо ни по количественным, ни по качественным характеристикам с аналогичным понятием в Индии: капитализирующиеся слои здесь были малочисленны и слаборазвиты по сравнению с индийскими собратьями.

Но это не означало, что предпринимательские слои сформировались на Цейлоне позже. На маленьком острове, который британцы стремились превратить в своеобразную витрину британской колониальной империи, создать так называемый образец спокойной колонии, процессы, связанные со становлением капитализма, проходили достаточно бурно благодаря развивающемуся плантационному хозяйству.

Малочисленность и слабость местной элиты обернулись для нее позитивной стороной: англичане, не видевшие в ней ни экономического конкурента, ни политического противника, как в Индии, отдали на откуп цейлонцам графитовые разработки и плантации так называемых второстепенных экспортных культур: кокосовой и арековой пальм, цитронеллы. Предприниматели здесь не были сплочены: скорее речь шла о формировании разнотипных элит, разделенных социальными, кастовыми и этноконфессиональными барьерами.

Существовала «элита колониального общества», т.е. те слои, которые непосредственно политически сотрудничали с британскими властями и составляли вестернизированную чиновно-бюрократическую прослойку, представители которой занимали официальные посты в колониально-административных службах. Как правило, это были бюргеры-христиане, а также принявшие христианство сингалы и тамилы из высших социальных страт.

Другую группировку составляла нарождавшаяся буржуазия прибрежных районов в центрах преобразовательной экономической деятельности британских властей; не все ее представители имели доступ к властным структурам – за него они и вели борьбу, включаясь в различного рода социально-политические движения под лозунгами возрождения традиционных культурных ценностей и освящавших их религий – буддизма, индуизма и ислама.

Движения религиозно-общественного протеста носили антиколониальный и антихристианский характер и обладали общей тенденцией к приспособлению религий к условиям современности.

Движение в защиту индуизма получило распространение в Северной провинции, где сосредоточивалась основная часть тамильского населения.

Мусульманское движение локализовалось на севере и северо-востоке, где проживало большинство мавров, а также частично в районе Коломбо.

Буддийское движение, наиболее массовое и организованное, охватило практически все районы острова. В нем приняли активное участие представители сингальской интеллигенции, а также значительная часть буддийского монашества.

В то время как представители чиновной элиты принадлежали к высшим стратам сингальского и тамильского общества, в том числе и по кастовой отнесенности (гоигама – у сингалов, веллала – у тамилов), представители нарождавшегося предпринимательства в основном относились к среднестатусным кастовым группам (салагама, карава, дурава).

На рубеже XIX-XX вв. Цейлон представлял собой страну с многоукладной и диспропорциональной экономикой, в рамках которой сосуществовали и переплетались между собой традиционные архаичные социально-экономические институты и современные типы организации производства, связанные с разными этапами становления капитализма.

Процесс формирования партийной системы, отразивший рост национального капитала, происходил в условиях колониально-автократической государственности. Первые общественно-политические организации, отражавшие интересы местных капитализирующихся слоев, стали возникать в наиболее развитых районах в первой четверти XX в. Требования новых организаций включали осуществление экономического протекционизма в отношении национального предпринимательства, устранение зависимости социального статуса от расовой и национальной принадлежности и прекращение дискриминации цейлонцев при комплектовании государственно-административного аппарата.

Социальные слои современного типа, формировавшиеся в центрах преобразовательной деятельности британской колониальной администрации, в то же время составили основу складывавшейся оппозиционной властям политической системы. В их деятельности эклектически соединились критика колониализма и конформизм по отношению к британской администрации.

Процесс формирования общенационального общественного мнения и общецейлонских политических интересов сдерживался целым рядом серьезных факторов: неравномерное и диспропорциональное социально-экономическое развитие, различия в административно-политической системе отдельных частей острова имели следствием разновременность подключения к политической эволюции групп населения, соотносившихся с различными стадиями развития как капиталистических, так и докапиталистических структур.

Политическая активность была наиболее характерна для территорий промышленно развитого юго-запада, в то время как в глубинных горных районах бывшего Кандийского государства процесс становления партийно-политической системы был надолго задержан и обособлен от основных центров жизнедеятельности национальных сил.

В начале XX в. возникает целый ряд общественно-политических организаций (Цейлонская лига социальных реформ, Национальная ассоциация равнинных сингалов, Национальная ассоциация Джафны, Цейлонская национальная ассоциация и др.), основными требованиями которых были: введение более широкого представительства цейлонцев в Законодательном совете и расширение его полномочий, введение принципа выборности «официальных» членов и замена назначения «неофициальных» членов по общинному признаку (европейцы, бюргеры, равнинные сингалы, кандийские сингалы, тамилы, мавры) их выборностью на территориальной основе.

Важнейшим событием политической истории страны колониального периода стало создание в 1919 г. первой общецейлонской националистической организации – Цейлонского национального конгресса (ЦНК), объединившего существовавшие в различных районах острова общественно-политические ассоциации, представлявшие интересы национального предпринимательства и интеллектуальной элиты, включая профессиональные группы – юристов, врачей, журналистов, преподавателей учебных заведений, служащих государственных учреждений и коммерческих фирм. Среди руководителей ЦНК были П. Аруначалам, Дж. Пирис, Д. Б. Джаятилака, Д. С. Сенанаяке.

Социальная база Конгресса постепенно расширялась за счет подключения все новых слоев общества к его поддержке и в результате распространения его активности на отдаленные периферийные районы.

Конгресс декларировал открытость по отношению ко всем социальным, кастовым и этноконфессиональным слоям. Это создавало предпосылки для соединения в рамках единого национально-освободительного движения деятельности элитарных националистов и участников массовых антиколониальных выступлений, отражавших соответственно современные и традиционные формы социально-политического протеста. Фактором, сблизившим различные социальные группы в рамках поддержки ЦНК, стала оппозиция колониальному режиму.

ЦНК в своей организационной структуре и практической деятельности имитировал партии в метрополии и способствовал укоренению в цейлонскую почву британских институтов и норм политической жизни.

Ориентация на политическую культуру метрополии предопределила преобладание в Конгрессе лидеров умеренного толка, выдвигавших на передний план его деятельности принципы национального и социального согласия, компромисс в отношениях с властями, конституционность и поэтапность реформ, либерализацию общественно-политической жизни.

ЦНК целиком и полностью воспроизводил в своей деятельности программу индийских «умеренных», считая своим идейным вдохновителем Г. К. Гокхале, приверженца поэтапного, сугубо мирного перехода к независимости.

Б. Г. Тилак и представители «крайних», отстаивавших необходимость выработки методов массовых действий и вовлечения в национально-освободительное движение низших малообеспеченных и социально незащищенных групп городских средних слоев, были непопулярны среди цейлонских националистов.

ЦНК возник как общецейлонская организация, отражающая интересы не только различных социальных, но и этноконфессиональных и кастовых групп. Однако социальная основа оппозиционной политической деятельности на Цейлоне оказалась ограниченной. Переплетение интересов верхушки политической элиты колониального общества и крупных землевладельцев обусловили компромисс-ность и противоречивость концепции борьбы за суверенитет.

Наряду с общецейлонским требованием предоставить стране статус доминиона, с начала XX в. отчетливо проявляется стремление наиболее развитых этнонациональных общностей к самоопределению и объединению их территории.

Идея выделения в самостоятельную провинцию северных тамилоязычных районов появилась еще в конце XIX в. В первое десятилетие XX в. были сформированы требования, отражавшие интересы мавров, малайцев, бюргеров, евразийцев. Большой размах получила борьба за воссоединение всех сингальских земель. В этот период был выдвинут лозунг реорганизации административного деления Цейлона и образования провинций на основе общности языка и населения.

Однако включение этого вопроса в повестку дня сессии Конгресса и принятие по нему позитивного решения не остановило начавшегося процесса образования региональных организаций, деятельность которых развивалась независимо от Конгресса.

Полиэтничность цейлонского общества объективно предполагала зарождение национальных движений на региональном уровне и создание организаций, представлявших интересы отдельных народов. Сложная конфессиональная структура способствовала формированию общественно-политических организаций, отражавших требования религиозных общностей и считавших недостаточным свое участие в деятельности общецейлонского Конгресса, основанного на принципах секуляризма.

Религиозная мотивация движения за независимость привнесла элемент конфронтации в партийно-политическую жизнь. По сравнению с Индией национально-освободительное движение на острове было разобщено и незрело, тенденция к преодолению межобщинной розни не возобладала.

Первой политической организации, объединившей сингальских, тамильских и мусульманских предпринимателей, – Цейлонскому национальному конгрессу – не суждено было сыграть ту роль, которая была отведена в истории Индийскому национальному конгрессу. В 1921 г. внутри ЦНК произошел раскол, приведший к отделению тамильских националистов, начавших борьбу за увеличение тамильского представительства в Законодательном совете, что закрепило традицию построения политических партий по национально-религиозному принципу. Председателем образованной партии стал П .Аруначалам, первый президент ЦНК.

Наряду с ЦНК, представлявшим интересы сингальской части населения, Цейлонский тамильский конгресс, отстаивавший права «цейлонских тамилов», сформировал Цейлонский индийский конгресс, защищавший «индийских тамилов», а также Цейлонскую мусульманскую лигу, выражавшую требования цейлонских мавров.

О слабости партийно-политической системы Цейлона в 20-е годы свидетельствует тот факт, что ни одна из многочисленных организаций, включая ЦНК, не выставляла своих представителей как партия на выборах в Законодательный совет: они выступали как независимые кандидаты, не обязанные придерживаться программы своей партии.

В ЦНК на всем протяжении борьбы за независимость преобладали умеренные конституционалисты; харизматических лидеров типа Мохандаса Карамчанда Ганди, стоявших во главе массовых кампаний гражданского неповиновения, цейлонское национально-освободительное движение не породило.

Идея сатъяграхи – ненасильственного несотрудничества – получила распространение только среди тамильской общины и использовалась не для общецейлонских акций против британского правления, а для противостояния сингальскому большинству.

ЦНК не превратился в массовую партию и в отличие от ИНК, где сосуществовали гандисты и свараджисты-конституционалисты, целиком состоял из приверженцев последних.

В Индии комплекс идей, связанных с социалистическим переустройством общества, разрабатывался внутри ИНК, где возникли фракции Дж. Неру и С. Ч. Боса и Конгресс-социалистическая партия Дж. Ларайяна. На Цейлоне разработка социал-демократических программ осуществлялась вне умеренно-консервативного ЦНК.

В 1935 г. здесь была создана Социалистическая партия Цейлона (Ланка самаса-маджа пакшая, ЛССП) во главе с Н. М. Перерой, К. Р. де Силвой, Л. Гуневардене на основе массового общественного движения, организованного активистами профсоюзных, молодежных и рабочих организаций.

Наряду с созданием очагов современной экономической жизни происходила модернизация цейлонского законодательства, введение западных норм права, распространение современного образования, включая открытие университетов в Коломбо и Канди.

Автократические методы правления постепенно уступали место более гибким формам господства. В XX в. управление полиэтнической и поликонфессиональной страной, в которой набирали мощь различные движения социального и общественно-политического протеста, методами прямого военно-политического диктата становилось нецелесообразным и малоэффективным. Британская колониальная администрация путем частичных непринципиальных уступок и ограниченного доступа к политической деятельности добивалась лояльности местных частнопредпринимательских элементов, интеллигенции, средних слоев города, различных профессиональных групп. Прагматизм политики метрополии призван был снизить антиколониальный пафос как националистического движения, так и стихийных массовых движений социального протеста низов.

Различные подходы к вопросу о формах и методах колониальной политики Великобритании на Цейлоне определялись не только степенью активности освободительного движения, но и политической направленностью сил, находившихся у власти в метрополии.

Рационализация, прагматизм, стремление к политическому компромиссу проводились достаточно последовательно сторонниками либерального курса, в то время как ужесточение колониального режима, вплоть до репрессивного подавления антианглийских выступлений, было характерно для консерваторов.

Вслед за принятием в 1909 г. подготовленного вице-королем Минто и министром по делам Индии Морли Закона об индийских советах, получившего название реформы Морли-Минто (см. главу «Индия…»), на Цейлоне также была произведена реформа Законодательного совета (реформа Маккаллума), закрепленная конституцией 1912 г.

Согласно реформе, число членов совета было увеличено до 21 человека с сохранением большинства за «официальными» членами (11 против 10 «неофициальных»). Губернатор, сохраняя всю полноту власти, назначал 6 «неофициальных» членов (2 равнинных сингала, 2 тамила, 1 кандийский сингал, 1 мавр), а 4 – избирались на основе высокого имущественного и образовательного ценза. В число избираемых членов входили 2 европейца, 1 бюргер и 1 «образованный цейлонец».

Сохранение принципа общинного представительства в Законодательном совете приводило к тому, что дальнейшее развитие движения за конституционные реформы пошло по пути борьбы различных этнических (сингалы, тамилы, мавры, бюргеры), конфессиональных (буддисты, индуисты, мусульмане, христиане) и кастовых групп (гоигама, салагама, карава, дурава – у сингалов) за увеличение своего представительства в этом органе государственной власти.

Большинство ассоциаций политического характера, существовавших в первой половине XX в., строились по этноконфессиональному принципу.

Сингальские политические организации также не были едиными. Внутри них кипела борьба между равнинными и кандийскими сингалами, а также между гоигама и представителями среднестатусных кастовых групп. Межгрупповые противоречия препятствовали осознанию единства интересов цейлонского общества. Однако при всей ограниченности в целом и неоднозначности реформы для отдельных социальных групп и конфессий цейлонского общества, значение ее состояло в расширении участия местных имущих классов в законодательных органах власти и официальном санкционировании избирательного процесса как средства политической активности определенной части колониального общества.

Обогащение цейлонских предпринимательских слоев в результате размещения английских военных заказов на местных предприятиях в годы Первой мировой войны, усиление роли Цейлона в рамках Британской империи в связи с участием в войне – как непосредственным, так и косвенным, – все это укрепило намерение политической элиты колониального общества добиваться самоуправления конституционными методами.

В 1919 г. английским парламентом был принят Закон об управлении Индией, известный под названием реформы Монтегю-Челмсфорда. В нижней и верхней (Государственный совет) палатах центрального и провинциальных законодательных собраний создавалось прочное выборное большинство.

Индийцам предоставлялись места в исполнительных советах при вице-короле и губернаторах провинций (посты министров здравоохранения, просвещения и глав ряда других ведомств колониальной администрации, не затрагивавших основ политической власти Британии).

Аналогом этой реформы стала реформа Мэннинга на Цейлоне 1921 г., вводившая представительное правление при выборном большинстве и перевес «неофициальных» членов Законодательного совета.

В 1923 г. была принята Конституция Мэннинга-Девоншира, закреплявшая диархическую систему правления. Состав членов Законодательного совета был увеличен до 49, число избираемых членов – до 34 человек (из них 23 избирались по территориальному, а 11 – по общинному принципу). За английским губернатором Цейлона оставалось право вето. Избирательное право распространялось на 4% населения.

Сохранение принципа общинного представительства имело здесь свои особенности по сравнению с Индией, где традиционная для англичан политика противопоставления индусов и мусульман получила свое законодательное закрепление: на Цейлоне основными конкурирующими группами стали два этноса – сингалы, составлявшие большинство населения острова, и тамилы, вторая по численности группа.

Конкуренция двух этнических групп отодвигала религиозную конфронтацию (буддизм – индуизм) на второй план, в отличие от Индии, где полиэтничность как индусов, так и мусульман обрекала их на поиск прежде всего религиозной идентичности.

Однако буддизм постепенно приобретал все большее значение для сингальских националистов, начинавших отождествлять понятия «нация» и «религия»: сингало-буддийский национализм формировался и набирал силу в ходе антиколониальной борьбы.

При всей своей ограниченности реформа была шагом вперед в процессе становления основ конституционной государственности. Она привела к ослаблению контроля колониальных властей над политической жизнью в провинциях в результате разграничения сфер деятельности центральной власти и ее региональных подразделений.

Провинции (Западная, Центральная, Южная, Северная, Восточная, Северо-Западная, Северо-Центральная, Ува, Сабарагамува) получили возможность осуществлять управление и проводить социально-экономические мероприятия в рамках своей юрисдикции.

Введение системы ответственного управления в провинциях изменяло характер власти на Цейлоне. На смену полной автократии пришла такая система, в которой ранее неограниченная власть вице-короля и губернаторов провинций стала сочетаться с выборным началом и ограниченной ответственностью министров-цейлонцев перед законодательными собраниями.

Со второй половины 20-х годов изменяется концепция политики Великобритании в Южной Азии в связи с приходом к власти в метрополии лейбористов.

Концепция лейбористов в колониальном вопросе заключалась в идее постепенной трансформации империи в Британское содружество наций, которое должно было представлять собой объединение суверенных народов на правах равного экономического и политического партнерства при общности демократического государственного устройства и политических традиций конституционализма.

Налаживание контактов с различными силами внутри национального движения становится главным методом колониальной политики лейбористских правительств с конца 20-х – начала 30-х годов, а концепция содружества наций реализуется в серии конституционных реформ.

Эта тенденция на Цейлоне выразилась в том, что в 1927 г. начала свою деятельность комиссия Дономора, результатом работы которой стало принятие конституции 1931 г., предусматривавшей введение всеобщего избирательного права и отмену общинного принципа формирования законодательных органов.

На смену Законодательному совету пришел Государственный совет, избираемый всеобщим голосованием по территориальному признаку. Правом решающего голоса наделялись 1850 тыс. человек (вместо 205 тыс. ранее) при установлении имущественного и возрастного цензов. Было создано семь исполнительных комитетов (внутренних дел, сельского хозяйства, местного управления, здравоохранения, образования, общественных работ, связи), руководители которых образовали Совет министров.

Парламентские выборы 1931 г., проводившиеся по территориальному признаку, обеспечили преобладание в Государственном совете ЦНК, представлявшего элитарную часть сингальского общества. В ответ представители этноконфессиональных меньшинств потребовали возвращения к принципу общинного представительства и закрепления за ними половины мест в Государственном совете и кабинете министров.

Цейлонские тамилы Северной провинции по призыву тамильской ассоциации Джафны бойкотировали выборы, победа сингальского большинства на которых была предрешена территориальным представительством.

Между тем депутаты Государственного совета выступили с требованиями ограничения власти генерал-губернатора и трех назначаемых им высших государственных чиновников, составлявших противовес кабинету министров – своеобразную форму двоевластия.

Выборы 1936 г. вновь обеспечили победу ЦНК, результатом чего явилось создание Совета министров, полностью состоявшего из представителей сингальских торгово-предпринимательских кругов.

В состав нового Государственного совета было избрано 39 сингалов (в том числе 8 кандийцев), 8 цейлонских тамилов, 2 индийских тамила и 1 англичанин. Кроме того, по назначению губернатора Цейлона в число членов Государственного совета вошли по одному представителю от мавров и малайцев, 1 бюргер, 1 индийский тамил и 4 англичанина. Отсутствие единства среди членов совета затрудняло его деятельность.

Этнические меньшинства (прежде всего тамилы, а также поддержавшие их бюргеры и мавры) продолжали отстаивать принцип общинного представительства.

Однако к концу 1937 г. английское правительство признало необходимым изменить конституцию, поручив это генерал-губернатору Колдекотту.

Предложения Колдекотта касались увеличения числа мест в Государственном совете для избираемых членов, но вместе с тем он стоял за сохранение своего права назначать ряд депутатов по своему усмотрению. Он отверг идею восстановления системы общинного представительства, отдавая приоритет выборам на территориальной основе.

Обсуждение «Депеши реформ» Колдекотта определило политическую жизнь страны во второй половине 30-х годов и продолжалось вплоть до начала Второй мировой войны, когда английское правительство пообещало внести существенные изменения в систему управления Цейлоном после окончания войны.

5 сентября 1939 г. английский губернатор Цейлона выступил в Государственном совете с заявлением о том, что Цейлон является воюющей стороной. Государственный совет одобрил решение об отпуске средств на укрепление обороны страны, а также введении нормированного распределения продуктов питания, текстиля и ряда промышленных товаров.

Английская администрация ввела закон «О защите Цейлона», дававший властям право роспуска любой политической организации, а также запрета на проведение собраний и демонстраций.

Вторая мировая война способствовала значительным изменениям как в раскладе политических сил и группировок в освободительном движении, в их отношениях с метрополией, так и в социально-экономическом положении страны.

В годы войны на Цейлоне разразился продовольственный кризис, перешедший в тяжелый голод.

Увеличение налогообложения, арендной платы, рост цен на продовольственные товары, усиление ростовщического гнета и спекуляций привели к обезземеливанию и обнищанию основной массы крестьянства и поставили на грань выживания не только городскую бедноту, но и значительную часть разорившихся мелких торговцев, ремесленников, рабочих мелких и средних предприятий.

Ситуация грозила стать взрывоопасной для британских властей, не предпринимавших сколько-нибудь действенных мер для нормализации экономики.

Возникший во время войны большой спрос на промышленные изделия, особенно на вооружение и обмундирование индийской армии, английских войск, действовавших на всех фронтах, объективно стимулировал развитие промышленного производства. В годы войны в условиях ослабления конкуренции английских товаров рост промышленной продукции произошел в отраслях непосредственно военного значения, а также в хлопчатобумажной и пищевой промышленности.

После захвата японскими войсками Малайи возросла роль производства цейлонского каучука. Заметно увеличились также доходы владельцев графитовых разработок. Усилился процесс концентрации производства и централизации местного капитала.

Появились смешанные англо-цейлонские компании. Проникновение на южноазиатский рынок в годы войны американского капитала и обострение англо-американской конкуренции объективно способствовали укреплению позиций национальной буржуазии по отношению к английским монополиям.

Со вступлением Японии во Вторую мировую войну и активизацией военных действий на тихоокеанском театре, а затем и в Юго-Восточной Азии возросло стратегическое значение Цейлона.

Порты Коломбо и Тринкомали были превращены в военные базы. В марте 1942 г. в Коломбо прибыл английский командующий вооруженными силами Цейлона Дж.Лэйтон, который стал главой не только военных, но и гражданских административных властей.

С захватом Японией Сингапура, Малайи, Бирмы и продвижением ее к границам Индии линия фронта приблизилась и к Цейлону. Близ берегов острова стали появляться японские военные эскадры, в апреле 1942 г. Коломбо и Тринкомали подверглись массированным бомбардировкам.

Для укрепления обороноспособности острова было решено превратить Тринкомали в базу флота союзников, действовавших в районе Индийского океана. На Цейлон были переброшены значительные военные силы, а также военная техника, в том числе самолеты, радарные установки, средства противовоздушной обороны. В Перадении (близ г. Канди) разместился штаб командования вооруженных сил союзников в странах Юго-Восточной Азии во главе с лордом Маунтбэттеном.

Постепенно перевес сил в районе Индийского океана оказался на стороне антигитлеровской коалиции. Цейлон оставался важным центром военных усилий союзников.

В 1942 г. на Келанийской сессии ЦНК его лидеры поставили своей целью добиться от английских колониальных властей обещания рассмотреть вопрос о предоставлении Цейлону самоуправления после окончания войны.

В соответствии с достигнутыми договоренностями в 1944 г. на Цейлоне начала работу Комиссия Соулбери для выработки основ будущего государственного устройства страны.

В октябре 1945 г. на базе предложений Комиссии Соулбери была подготовлена «Белая книга» с текстом новой цейлонской конституции, которая, однако, не предусматривала полной независимости для острова, а сохраняла его в сфере британской юрисдикции.

Пост генерал-губернатора передавался представителям цейлонского общества (его занял О. Э. Гунетиллеке), тем не менее глава законодательной власти назначался английским правительством.

Послевоенный период ознаменовался борьбой различных партий за выработку демократической конституции и предоставление Цейлону подлинного суверенитета.

К началу 40-х годов произошло расширение спектра политической активности цейлонского общества за счет появления организаций

коммунистического типа. В 1943 г. на базе существовавших кружков по изучению марксизма была образована Коммунистическая партия Цейлона (КПЦ), активно включившаяся в политическую жизнь страны. КПЦ была малочисленна, однако привнесение коммунистического и социалистического комплекса идей в общественно-политическую мысль Цейлона расширяло спектр представлений цейлонских политических деятелей о возможных путях переустройства и организации постколониального общества, существенно радикализовало национально-освободительное движение.

Значительное расширение социальной базы национального движения за счет участия в нем крестьянства, ремесленников, мелких торговцев, фабрично-заводских рабочих потребовало выдвижения на политическую авансцену деятелей, способных отразить интересы и социальную психологию самых широких слоев общества.

Среди основателей КПЦ были известные на Цейлоне представители творческой и научной интеллигенции С. А. Викрамасингхе, М . Г. Мендис, В. Арияратне.

В ходе противоборства вокруг положений Конституции Соулбери произошел раскол внутри ЦНК: из него вышла правая группировка во главе с Д. С. Сенанаяке, поддержавшая английские предложения и образовавшая Объединенную национальную партию (ОНП).

ОНП заняла ведущие позиции в Государственном совете и Совете министров, ЦНК же, ставший партией оппозиции, отошел на второй план как потенциальный правопреемник властных полномочий от английской стороны. Лидер ОНП (Д. С. Сенанаяке) сменил лидера ЦНК (Д. Б. Джаятилака) на посту председателя Совета министров.

Тамильские партии (Всецейлонский тамильский конгресс, Цейлонский индийский конгресс), а также Цейлонская мусульманская лига стояли в стороне от деятельности как ОНП, так и ЦНК, считая их просингальскими образованиями, и добивались от английской стороны установления системы «сбалансированного представительства», т.е. предоставления 50% мест в законодательных органах сингалам и 50% мест – представителям национальных меньшинств.

На протяжении первой половины XX в. последовательно нарастала напряженность в отношениях между «цейлонскими» и «индийскими» тамилами – социальные различия одерживали верх над этнической консолидацией.

«Цейлонские» тамилы, укоренившиеся на острове еще в добританский период, имели прочные экономические позиции, особенно в торговле и банковском деле. Они считали себя полноправными жителями острова, в то время как «индийские» тамилы составляли ограниченную в гражданских правах группу плантационных рабочих, лидеры которых боролись за допуск к самостоятельному политическому представительству.

Межобщинные разногласия, подогреваемые растущим противостоянием ИНК и Мусульманской лиги на субконтиненте, преобладали в отношениях тамилов-индусов и мавров-мусульман.

Массовые выступления 1945-1946 гг., охватившие Цейлон, давление ведущих политических партий, тяжелейшая экономическая ситуация в стране делали неизбежным уход англичан из «образцовой колонии».

Общие процессы демократизации в послевоенном мире наряду с новыми явлениями в развитии мировой капиталистической системы изменяли традиционное значение колоний для метрополий, политический уход из которых становился гарантией сохранения экономического присутствия.

Близящееся освобождение Британской Индии вело к изменению геополитической ситуации в южно-азиатском регионе в целом и оказывало решающее воздействие на судьбы сопредельных государств.

Развитие политических событий на Цейлоне невозможно рассматривать в отрыве от индийского национально-освободительного движения, наиболее мощного и организованного, способного поколебать основы Британской колониальной империи, два с половиной века осуществлявшей контроль над всеми составными частями Южной Азии.

События в Индии во многом способствовали демократизации общественно-политической жизни и на соседнем Цейлоне. О влиянии индийского национально-освободительного движения на Цейлоне свидетельствует название одной из наиболее авторитетных политических партий – Цейлонский национальный конгресс.

Вместе с тем стремлению к развитию политических и экономических связей объективно препятствовал ряд факторов: различный уровень социально-экономического развития, различный тип сложившихся политических культур, естественная боязнь доминирования Индии над малым государством в регионе после ухода англичан.

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>

В первое десятилетие XX в. стоимость экспорта цейлонского чая возросла до 163 млн. ф. ст. в год. Ключевые позиции в его производстве и экспорте продолжал занимать английский капитал.

С конца XIX в. на Цейлоне стали развиваться каучуковые плантации, в 10-е годы XX в. занимавшие площади в 148 тыс. акров, при объеме экспорта 49 млн. ф. ст., а также плантации кокосовой пальмы, общая площадь которых равнялась 413 тыс. акров.

В начале XX в. продукты кокосовой пальмы составляли 24% общего объема экспорта по стоимости. Часть кокосовых и каучуковых плантаций принадлежала местному капиталу. Его представители делали инвестиции в производство так называемых второстепенных экспортных культур, таких, как арековая пальма, табак, шоколадное дерево, цитронелла.

Такая же иерархия соблюдалась и в обрабатывающей промышленности: фабрики по переработке чая и других важнейших плантационных культур находились в руках английских предпринимателей, местные же капиталы вкладывались, как правило, в мелкие текстильные и пищевые предприятия, в добычу графита и драгоценных камней.

В отличие от британских плантаторов, предпочитавших нанимать на свои плантации сезонников-иммигрантов из Южной Индии, цейлонские плантаторы использовали местную рабочую силу.

Экономические «сферы влияния» британского и местного капитала были разграничены, и нарушение установившихся границ редко имело место.

К началу XX в. доля трех важнейших плантационных культур – чая, каучука и продуктов кокосовой пальмы- во всем экспорте страны составила около 90%.

Узкая специализация экономики на производстве нескольких видов сельскохозяйственной продукции прочно привязывала Цейлон к мировому рынку, обусловливала зависимость его развития от колебания цен на важнейшие экспортные и импортные товары.

Многоукладная структура колониального цейлонского общества обусловила многообразие движений социально-политического протеста. Так, для цейлонского крестьянства, а также оппозиционно настроенных представителей традиционной кандийской землевладельческой знати наиболее характерной формой общественного протеста явились вооруженные восстания, направленные на восстановление власти кандийских царей.

Представители местной пробританской элиты, заинтересованные в получении максимальных прибылей в условиях британского правления, возглавили так называемое движение за конституционные реформы, получившее распространение в наиболее развитых в политическом и экономическом отношениях западных и юго-западных районах Цейлона.

Вплоть до последней четверти XIX в. движение носило верхушечный характер и идейно вдохновлялось либерально настроенными английскими плантаторами и группой цейлонцев из среды бюргеров (лиц смешанного европейско-цейлонского происхождения) и европеизированной прослойки цейлонской элиты.

Торгово-предпринимательская сингальская, тамильская и мусульманская прослойка приняла активное участие в движениях религиозно-общественного протеста под лозунгами возрождения буддизма, индуизма и ислама. Эти движения носили антиколониальный и антихристианский характер и обладали общей тенденцией к приспособлению религий к условиям современности. Их отличал культурно-просветительский характер.

Движение в защиту индуизма получило распространение в Северной провинции, где сосредоточивалась основная часть тамильского населения.

Мусульманское движение локализовалось на востоке и северо-востоке, где проживало большинство мавров, а также частично в районе Коломбо.

Буддийское движение, наиболее массовое и организованное, охватило практически все районы острова. Представители буддийского духовенства приняли в нем активнейшее участие.

Религиозно-националистические движения сыграли заметную роль в становлении национального образования, прессы, литературы, росте грамотности, создании общественного мнения. Методы, бравшиеся на вооружение религиозными реформаторами и просветителями (дебаты, митинги, публичные лекции, в ходе которых вырабатывался разговорный язык, доступный массам), были использованы на дальнейших этапах развития национально-освободительной борьбы и становления партийно-политической системы.

Несмотря на обособленность этих трех движений, в последней четверти XIX в. намечается тенденция к их сближению. За мирные отношения между различными этноконфессиональными общинами выступали поначалу практически все крупные представители сингало-буддийского национализма.

Некоторые тамилы-индуисты вкладывали свои средства в движение буддийского протеста. Когда цейлонской образованной элите было предоставлено право посылать собственного представителя в Законодательный совет (место «образованного цейлонца»), его занял тамил.

Однако рост просингальских и протамильских националистических настроений на острове в последней четверти XIX в. возобладал. Влияние религии способствовало замедленному восприятию современных национально-освободительных идей. Процесс объединения буддийского, индуистского и мусульманского движений протеста в единое общецейлонское был сложным, медленным и остался незавершенным.

Сингальские националисты противопоставляли буддистов индуистам и мусульманам. В тяжелом положении сингальского народа обвиняли не только колонизаторов, но и другие народы, населявшие остров. Сингальские лидеры претендовали на ведущее положение в цейлонском национально-освободительном движении и объявляли буддизм главной религией Цейлона на том основании, что сингалы являются самыми первыми поселенцами острова и составляют большинство населения.

Изначально свойственная буддизму «открытость» в отношении других религиозных систем сменилась их неприятием. Борьба с христианскими миссионерами и проводимой колониальными властями политикой христианизации трансформируется в борьбу с местной христианской общиной, представленной не только принявшими христианство неофитами – сингалами и тамилами, – но и этническими группами бюргеров и евразийцев, возникшими за период длительного колониального господства европейских держав, для нескольких поколений которых христианство стало «родной» религией.

Усилению этноконфессиональной конфронтации способствовала и дифференцированная политика британской администрации в отношении различных религиозных общин, приводившая к их разобщению.

Как и в соседней Индии, где развитие национально-освободительного движения привело в конечном счете к усилению противоречий между индусами и мусульманами и к конфессионализации общественного сознания, так и на Цейлоне противостояние двух ведущих этноконфессиональных групп – сингалов-буддистов и тамилов-индуистов – имело тенденцию к последовательному возрастанию.

Религиозная мотивация формирующегося движения за независимость привнесла элемент этноконфессиональной конфронтации и в возникающую партийно-политическую систему.

Антифоринистские выступления перекликались с националистическими утверждениями о том, что только сингалы являются детьми Ланки. Религиозная форма явилась наиболее удобной для выражения национальной розни, скрывающей истинные корни конфликта, кроющегося в социально-экономических противоречиях между различными этническими группами (деление населения Цейлона по религиозному признаку почти полностью соответствует этническому составу).

Мусульмане-мавры, занимавшиеся в основном торгово-ростовщической деятельностью и наживавшиеся за счет поднятия цен на продовольственные товары, вызывали недовольство населения, зависевшего от них, а также сингальских торговцев и лавочников, видевших в них своих более удачливых конкурентов.

Сингальские городские и плантационные рабочие были резко настроены против тамильских сезонных рабочих, которых хозяева предпочитали как более дешевую рабочую силу, и не раз открыто выражали свой протест.

Буддийские торгово-предпринимательские слои были враждебны как британскому капиталу, так и капиталу национальных меньшинств.

Растущие шовинистические настроения сингальских националистов, среди которых было немало представителей различных подразделений буддийской сангхи, привели к возникновению на рубеже XX в. крайне националистического движения под руководством Мунидасы Кумаратунги, направленного на создание «чисто сингальского общества» на Цейлоне и явившегося основой для позднейшего оформления таких просингальских партий, как «Синхала бхаша перамуна» («Сингальский языковый фронт»), «Эксат бхиккху перамуна» («Объединенный фронт бхиккху»), «Джатика вимукти перамуна» («Национальный освободительный фронт»)и др.

Рост коммунализма, поддерживаемого английскими властями, находил выражение в частых столкновениях между сингалами и тамилами и между сингалами и маврами.

Конфликт между буддистами и мусульманами привел к тому, что мусульманская буржуазия открыто стала на сторону колониальных властей и выступила против передачи власти в руки цейлонцев. Лишь в 40-е годы XX в. мусульманские лидеры поддержали общецейлонское требование предоставления стране самоуправления.

Обострение противоречий между сингалами и тамилами способствовало созданию в Джафне самостоятельной тамильской организации «Тамил махаджана сабха» («Собрание великих тамилов»), основным требованием которой стало сохранение принципа общинного представительства и увеличения числа тамильских мест в Законодательном совете.

В последней четверти XIX в. усиливаются разногласия и между тамилами и маврами. Последние выступают с требованием выделения отдельного места в Законодательном совете цейлонским маврам и прекращения существовавшей практики представительства их интересов в этом органе государственной власти тамилами.

В 80-е годы XIX в. на острове развернулась бурная дискуссия о происхождении мавров, как называли всех мусульман Цейлона. Часть представителей мусульманской общины отстаивала точку зрения об арабском происхождении цейлонских мавров, которые будто бы являются потомками хашимитов, покинувших Аравию в VII в. и частично осевших на Цейлоне. Другая же ее часть стояла на позициях южноиндийского происхождения мавров, которые, согласно этой версии, представляли собой выходцев из Тамилнада, принявших ислам.

Эта дискуссия не была умозрительной, а носила сугубо практический характер. В основе поисков «арабских корней» происхождения цейлонских мавров лежало их стремление обособить себя от тамильской общины острова.

Созданный в 1833 г. Законодательный совет не включал отдельного представителя мусульманской общины. Британские колониальные власти сочли достаточным, чтобы интересы мусульманской общины в высшем законодательном органе власти представлял тамил.

Только в 1889 г. Законодательный совет был реорганизован, и в него был введен представитель мусульман.

Сингальские националистические круги участвовали в дискуссии, поддерживая версию арабского происхождения мавров. Сингало-буддийская община была заинтересована в такой позиции для ослабления своих основных антагонистов – тамилов. Радикально настроенные сингальские лидеры использовали ее также для обоснования требований депортации мусульман с острова, как не имеющих никаких генетических связей с народами Южной Азии.

На рубеже XIX-XX вв. на Цейлоне возник ряд политических организаций, представлявших интересы капитализирующихся слоев. В 1905 г. была создана Цейлонская лига социальных реформ под руководством Ананды Кумарасвами.

Требования этой организации носили умеренный характер и сводились к увеличению представительства цейлонцев в Законодательном совете и замене назначения неофициальных членов по общинному принципу их выборностью на территориальной основе.

Цейлонская лига социальных реформ, объединявшая как мирских активистов буддийского движения, так и монахов, была нацелена на разработку новых форм социальной организации, которые способствовали бы развитию цейлонского общества на основе традиционных институтов, модернизированных в соответствии с требованиями времени.

Современное общество должно было базироваться на общинной организации, социальном равенстве и имущественном равноправии, воспроизводя структуру ранней буддийской общины, «воплощения идеи демократии». В программе общества отчетливо проявились не только антиколониальные, но и антикапиталистические тенденции, нашедшие отражение в идее Ананды Кумарасвами о создании общества мелких производителей, свободных от гнета крупного капитала. Система крупного капиталистического предпринимательства была несовместима, по его представлениям, с буддийскими идеалами.

Опыт современной Европы играл заметную роль в процессе становления идеологии буддийского национализма и выработки политической программы.

Идеологи движения в защиту буддизма были знакомы с работами европейских ученых, мыслителей, политиков. Многие из них, например Анагарика Дхармапала, неоднократно бывали в Европе и Америке, и полученные там впечатления непосредственно отразились на их взглядах и мировосприятии.

Политическая и общественная практика Европы и США не могла не оказать влияние на формирование представлений о государственном устройстве общества и политических идеалах. Однако идеологи буддийского национализма в большей степени опирались на традиционные представления, трансформированные ими применительно к новым условиям.

В силу антиколониальной направленности движения и стремления к выработке языка, способного выразить современные понятия и доступного массам, они старались свои взгляды и концепции, во многом сформированные под воздействием западного опыта, обосновывать буддийской исторической традицией.

Стремясь породить у местной буржуазии иллюзию участия в управлении страной, английские власти пошли на ряд политических уступок.

В 1910 г. была осуществлена реформа Законодательного совета (реформа Маккаллума), закрепленная конституцией 1912г. Согласно реформе, число членов совета было увеличено до 21 человека с сохранением большинства за официальными членами (11 против 10 неофициальных). Шесть официальных членов (2 равнинных сингала, 2 тамила, 1 кандийский сингал, 1 мавр) назначались генерал-губернатором, сохранявшим всю полноту власти, 4 – избирались на основе высокого имущественного и образовательного ценза. В число избираемых членов входили 2 европейца, 1 бюргер и 1 «образованный цейлонец».

Сохранение принципа общинного представительства в Законодательном совете привело к тому, что дальнейшее развитие движения за конституционные реформы пошло по пути борьбы различных этнических, конфессиональных и кастовых групп за увеличение своего представительства в этом органе государственной власти. Вступление Цейлона в XX век было отмечено обострением межобщинной розни среди сингалов, тамилов и мавров.

Сингальские политические организации также не были едиными. Внутри них кипела борьба между равнинными и кандийскими сингалами, а также между гоигама и представителями среднестатусных кастовых групп. В целом антиколониальные движения на Цейлоне были разобщены и незрелы.

К началу XX в. тенденция к преодолению межобщинной розни не возобладала, а межгрупповые противоречия препятствовали осознанию единства интересов цейлонского общества.

В первое десятилетие XX в. в антиколониальном движении все более отчетливо стали проявляться центробежные тенденции. Рост так называемого среднего класса (за счет втягивания в капиталистическое предпринимательство все новых слоев населения) и усиление его позиций приводили как к обострению конкуренции между различными религиозными, кастовыми и этническими группами внутри его, так и к возникновению трений между средними слоями, стоявшими на позициях религиозного возрожденчества, и пробританской элитой, участвовавшей в движении за конституционные реформы.

Оба движения – за конституционные реформы и в защиту буддизма, – носившие антиколониальный характер, были в то же время направлены друг против друга: прозападная элита стремилась сохранить свое привилегированное положение, новая буддийская – оттеснить ее с некогда прочных позиций.

Соперничество цейлонских элит приняло религиозное и кастовое направление (религиозное – между представителями различных этнических групп, кастовое – между сингалами). Большинство ассоциаций политического характера, возникших на рубеже XIX-XX вв., не представляли интересы всех цейлонцев, а строились по этноконфессиональному или кастовому признаку.

Так, основной задачей Цейлонской национальной ассоциации, во главе которой стоял один из крупнейших предпринимателей из касты карава, была борьба не за увеличение общего представительства цейлонцев в Законодательном совете, а за включение в него представителя этой касты. Эта борьба продолжалась вплоть до 1912 г., когда была разрушена монополия гоигама в высшем органе государственной власти и карава получили там самостоятельное место.

В 1910 г., когда администрация выделила место в Законодательном совете для «образованного цейлонца», все сингалы-гоигама, входившие в него, предпочли отдать свои голоса за тамила П. Раманатхана, провалив кандидатуру представителя карава М. Фернандо: кастовая рознь оказалась сильнее этнических и конфессиональных разногласий.

Сохранение принципа общинного представительства в Законодательном совете привело к тому, что дальнейшее развитие как борьбы за независимость, так и партийно-политической системы пошло по пути противостояния различных этнических (сингалы, тамилы, мавры, бюргеры), конфессиональных (буддисты, индуисты, мусульмане, христиане) и кастовых групп (гоигама, карава, салагама, дурава – у сингалов).

К рубежу XIX-XX вв. относится зарождение в стране рабочего движения. Основной группой цейлонского рабочего класса были плантационные рабочие тамильского происхождения. Значительная часть портовых и железнодорожных рабочих также была представлена выходцами из Южной Индии.

Первые выступления портовых, железнодорожных, муниципальных рабочих, печатников, возчиков произошли в Коломбо в 90-е годы. Неразвитость капиталистических отношений, слабость и малочисленность рабочего класса на Цейлоне, его разобщенность национальными, религиозными и кастовыми перегородками, а также тесная связь с буржуазно-националистическими движениями обусловили специфику рабочего движения, носившего не антикапиталистический, а антиколониальный характер, выступавшего под буржуазно-националистическими лозунгами.

В годы Первой мировой войны усилилась эксплуатация Цейлона английским капиталом. После объявления Цейлона воюющей стороной члены Законодательного совета единогласно проголосовали за предоставление дополнительных финансовых средств метрополии.

Рост цен на продовольствие и предметы первой необходимости, острая нехватка продуктов питания, прежде всего риса, земельный голод в цейлонской деревне вели к усилению недовольства политикой британских властей, с одной стороны, и к нарастанию противоречий между различными социальными, этническими и конфессиональными группами – с другой.

Эти настроения нашли выражение в восстании 1915 г., подытожившем развитие Цейлона в новое время. В ходе восстания с одинаковой силой прозвучали антиколониальные призывы к объединению представителей всех национальных, религиозных, социальных и кастовых групп острова для борьбы с иностранным господством и одновременно проявилось стремление отдельных общинных группировок использовать восстание в своих узкокорыстных целях, добившись у колониальной администрации экономических и политических уступок за счет общенациональных интересов.

<< К оглавлению «История Шри Ланки (Цейлона)»

Следующий раздел>>