·······································

9.1 Вступление

Дэвидсон Р.М. «Тибетский ренессанс: тантрический буддизм и возрождение тибетской культуры»
<< К оглавлению
Следующий раздел >>
 

Некоторые идут в Ваджрасану (Бодхгаю), но там полно еретиков; они не обладают какими-либо достижениями. На пути много ужасных разбойников, когда они перережут тебе горло, ты раскаешься в том, что пришел туда, приняв смерть от ножа.

Другие идут к ледяному полю Кайласы, но на леднике Кайласы много кочевников. Кочевники совершают всяческие плохие деяния. Будучи убит ледником своих собственных ошибочных взглядов, ты раскаешься в том, что пришел туда, приняв смерь от ножа.

Другие отправляются в Цари Цагонг, где полно местных лало-монпа. Но там не встречается даже само понятие «язык Дхармы». Будучи убит своими собственными демонами, ты раскаешься в том, что пришел туда, приняв смерть от ножа.

Подобных мест очень много, так что не стоит носиться по всем этим «местам достижений». Вместо этого займись своим совершенствованием в уединенном затворе с благоприятными условиями, с поднятыми [знамёнами] двух медитативных процессов.

Тогда, где бы ты ни был, ты будешь находиться на Акаништхе вместе с избранным тобой божеством. Что бы ты ни ел или ни пил, это будет нектар. Не искать некоего внешнего «место достижений» – таков обет сокровенных тайных заклинаний. Так что не подхватывайте эту паломническую песню, а оставайтесь на месте и вспахивайте поле!

Да, эта моя обитель, славная Сакья, подобна месту, расположенному на небесах Акаништхи.

Дракпа Гьелцен «Песня постижения, восхваляющая это место»1

В конце двенадцатого и начале тринадцатого столетий положение Центрального Тибета в религиозной жизни Азии стало практически таким же, каким оно ранее было у Индии и, в определенной степени, у Китая. Именно в эти времена тангутские императоры начали покровительствовать учителям кагьюпы и даровать им титулы «государственного наставника» (guo shi) и «императорского наставника» (di shi), т.е. точно такие же, как те, что были присвоены сакьяпинскому владыке Пакпе в тринадцатом столетии. Тангутские монахи все чаще стали поодиночке посещать У-Цанг с целью обучения, в особенности после прибытия сюда множества индийцев, спасавшихся бегством от беспорядков, охвативших территорию Западной и Северной Индии. Порой эти индийцы проявляли интерес к тибетским учениям, и известно несколько случаев, когда индийцы и сингальцы пытались обучаться в Тибете. Все эти события кажутся довольно обособленными друг от друга, но в совокупности они ознаменовали глубокие перемены в судьбах как самого Тибета, так и Индии. Не вызывает сомнений, что тибетцы по-прежнему считали Индию священной землей, и многие по-прежнему отправлялись на поиски истинной Дхармы в страну Будды. С другой стороны ученым индийским монахам в Тибете оказывался хороший прием и обеспечивалось покровительство, поскольку они приносили с собой новейшие и наиболее эзотерические откровения. Но к 1200 году Центральный Тибет уже с успехом представлял себя тем местом, где в полной мере присутствует просветленная деятельность будд, где можно встретить воплощения знаменитых индийских монахов и где укоренились строгие стандарты медитации и учености индийских монастырей. Будучи недавно страной, отчаянно нуждавшейся в буддийских миссионерах, Тибет теперь сам посылал своих монахов к имперским дворам и иностранным монархам.

Парадокс данной ситуации заключается в том, что все это происходило в те времена, когда сами тибетцы, казалось, были плохо подготовлены к тому, чтобы стать центром распространения Дхармы. Хотя их институты уже начали обретать долговечность и стабильность, а их ученые успешно занимались формулированием своего собственного понимания Дхармы, всякий раз, когда в религиозной сфере возникала напряженность, тибетское общество по-прежнему охватывали беспокойство и волнение. В то время как тангуты и все остальные воспринимали Тибет, как территорию, объединенную единой религией, сами тибетцы испытывали очевидные трудности даже с простым поддержанием внутреннего мира, вследствие чего во второй половине двенадцатого столетия и разразился религиозный конфликт между различными линиями и школами. Одна из самых важных причин этого явления заключалась в том, что религиозные авторитеты продолжали придерживаться норм тибетской и индийской феодальных систем, оправдывая с их помощью свое идиосинкразическое поведение и устремления к личному возвеличиванию, которые они преподносили как деятельность просветленной личности. На самом деле создается впечатление, что в двенадцатом столетии тибетцы практически не обращали внимания на три абсолютно очевидные вещи. Во-первых, они не вполне осознавали свои выдающиеся достижения за два предыдущих века интенсивной буддийской литературной и монашеской деятельности. Во-вторых, они не стремились аутентифицировать независимые тибетские сочинения в качестве эквивалента текстам индийских наставников. В-третьих, они не понимали, что процесс создания религиозных институтов отодвинул на второй план вопросы политической интеграции, значительно затрудняя достижение национального единство усилиями тех, кто обладал реальной властью. Возрастание роли буддистских монастырей и их интеграция в крайне раздробленный политический ландшафт Индии теперь повторялась и на Тибете, порождая сегментацию его социально-политического поля, подобную индийской политической раздробленности, имевшей место пятью веками ранее. Вследствие всего этого, внутренняя жизнь Тибета тех времен определялась сложным хитросплетением взаимоотношений между прямыми наследниками имперской династии, местными аристократами с общетибетскими клановыми связями и набирающими силу монашескими учреждениями, которые уже разговаривали с феодалами как с равными (на самом деле так оно и было).

К концу двенадцатого столетия тибетцы уже перевели подавляющее большинство того, что они в итоге включили в свой канон. Наличие переводчиков и лиц, так или иначе связанных с переводчиками, уже не было обязательным условием тибетской религиозной жизни, а публичные персоны, занимавшиеся переводами, уже не пользовались таким авторитетом, как это было ранее. К середине двенадцатого столетия тибетцы осознали, что буддизм в Индии находится в угрожающем положении, и что преимущества обучения там уже не столь очевидны, поскольку Индия становилась для них все более и более опасной. К 1200 году великая текстовая лихорадка закончилась, и, что выглядело вполне закономерным, тибетцы уселись за переваривание содержания этой огромной массы интеллектуального, ритуального и духовного материала. Институционализация как основополагающих буддийских систем, так и их эзотерических ответвлений была почти завершена, и тибетцы теперь занимались формированием своих собственных буддистских школ, создаваемых опять же по своим собственным моделям, при этом великие монастыри Центрального Тибета все так же продолжали свое развитие и расширение зон влияния. Если в период с середины одиннадцатого по начало двенадцатого веков буддистские эзотерические лидеры довольно часто были женатыми мирянами, а не принявшими обет безбрачия монахами, то к середине двенадцатого столетия основу местных тибетских школ все чаще составляли именно монахи, и даже светские наставники нередко соблюдали целибат2.

Илл. 20. Сонам Цемо и Дракпа Гьелцен. Два патриарха сакьяпы. Тибет, начало-середина пятнадцатого столетия. Музей изящных искусств, Бостон. Дар Джона Гоэлета, 67–831. Фотография © 2004, Музей изящных искусств, Бостон.

Однако, несмотря на всю эту деятельность, тибетцев не покидало ощущение некой незавершенности, поскольку в действительности политическое объединение к 1175 году выглядело столь же отдаленным, как и в 1075, 975 или даже 875 году. Спустя более трех столетий после крушения империи создавалось впечатление, что в основе вполне очевидного самоуничижения тибетцев перед лицом индийской культуры, буддийской духовности и политической хватки других народов: тангутов, китайцев и киданей, лежит ностальгия по ее целеустремленности и целостности3. Тибетцы создавали свои духовные учреждения по образу и подобию индийских монастырских структур, а упоминания Китая были довольно распространены в тибетской литературе двенадцатого столетия, поэтому тибетцы имели достаточное представление о великолепии уже приходившей в упадок к тому времени династии Сун и о политической энергии тангутов, процветавших в бассейне Тарима (здесь ошибка: тангутское государство Си Ся располагалось севернее Ганьсуйского коридора – прим. shus). Соответственно, они понимали, что так и не приблизились к зарождению единой национальной идентичности, и поэтому в двенадцатом столетии появилось множество текстов, посвященных имперской династии. К ним относятся кодификация общепризнанных версий «Завета клана Ба» (sBa bzhed), описывающего строительство великого монастыря Самье, доработанная мифология сооружения великого храма Джокханг в Лхасе (bKa’ ‘chems kha khol ma), многие из «текстов-сокровищ», посвященных агиографиям религиозных правителей, а также работы, относящиеся к начальной стадии укрепления культа Падмасамбхавы, который объединил буддийскую идентичность с имперской наследственной линией4.

В этой главе рассматривается религиозная нестабильность, которая несла в себе реальную угрозу миру и спокойствию Центрального Тибета, и в конечном счете привела к милитаризации одной из подшкол кагьюпы. Затем мы исследуем связь кагьюпы с тангутскими князьями и сопутствующее этому превращение кагьюпы в международную буддистскую структуру. В данной главе большое внимание уделяется сакье, в частности ее наследию и карьере двух ее знаменитых лам-мирян: Сонама Цемо и Дракпы Гьелцены (Илл. 20). Поскольку именно эти два религиозных авторитета заложили духовную, интеллектуальную и институциональную основу будущего процветания сакьи под властью монголов, большую часть главы занимает рассмотрение их научной и литературной деятельности с особым упором на их вклад в становление базовой тантрической системы ламдре. Глава оканчивается смертью Дракпы Гьелцена, поскольку успешная деятельность Сакья Пандиты и Чогьела Пакпы с одной стороны опиралась на достижения их предшественников, а с другой знаменовала собой начало совершенно нового периода тибетской религиозной, социальной и политической истории.

<< К оглавлению
Следующий раздел >>
Web Analytics