·······································

1.2.3 Представление о душе

<< К оглавлению: «Народные верования населения Индокитая»
Следующая глава>>

Представление о «душе» и «одухотворенности», как и другие верования, у народов Индокитая и Юго-Восточной Азии в целом не утратили своей «вещности», конкретности, образной оформленности. Даже в тех случаях, когда душе придается способность становиться невидимкой, она все равно считается конкретно-образной.

Сохранение форм, присущих разным этапам этого процесса, т. е. сложное переплетение и взаимодействие их, определяет, по-видимому, сложность представлений о душе, существовавших в то далекое время, дух которого так трудно нам порой себе представить и еще трудней понять. Но уже тогда мир ощущений, охватывающий человека, был гораздо богаче, чем мир его чувств.

Уже при первичном, минимальном анализе своих ощущений, человек был вынужден установить причинные связи между источником ощущений и общей или частной реакцией организма на них. По-видимому, при общей коллективности (и известной однотипности) восприятия людьми каждой данной группы воздействия тех или иных раздражителей реакция каждого отдельного члена коллектива может быть частично или полностью отличной от реакции остальных. Отклонения от «нормативной», т. е. общей, реакции усложняются своеобразием отклика на один и тот же раздражитель отдельных органов человека.

Образное выражение: «всеми фибрами души» (ненавижу или стремлюсь…) отражает эту усложненную, своеобразную «клеточную реакцию». Таково, например, неосознанное состояние рефлекторно направленного «шиверинга» (от английского shivering – дрожать, трястись) – «клеточные реакции» на холод, жар, но также и эмоции страха, гнева, нетерпения и т.д. Но таким же может быть выражение состояния религиозной экзальтации, экстаза в результате нервного перенапряжения человека.

При этом не столь существенно, верна или объективно неправильна реакция на данный раздражитель. Например, порыв ледяного ветра может вызвать ощущение острого охлаждения или, наоборот, ожога (как известно, принципиальной физиологической разницы между обмораживанием и ожогом нет). Таким образом, рефлекс – подсознательная неорганизованная реакция в отличие от инстинкта – реакции подсознательной, но организованной, направленной, выработанной в результате многовекового опыта в ходе эволюции организмов предков, зачастую оказывается ложным. Еще один пример: пьянящее действие алкоголя, фактически резко ослабляющее организм, создает часто ощущение гипертрофированной физической силы.

Такую же (приблизительно) реакцию вызывает и дурман воскурений. В религиозной практике эти свойства наркотиков используются многообразно, но главных форм их применения две. Для успешного «творения чудес» жрецам и священнослужителям необходимо было одурманивать паству в прямом и переносном смысле слова. Культовые действа у всех народов Индокитая издревле включали «возжигание благовоний». А под видом благовоний в культовом помещении (и в пещере, а при густых испарениях и вне помещения) сжигаются такие растения, как дурман (Datura stramonii), полынь горькая (Artemisia absintium), стебли рододендрона (Rododendron aureum), «росного ладана» и т. п. Получаемый при сжигании их дым приводит к помутнению сознания, галлюцинациям, а главное, подготавливает к восприятию видений, навязываемых пастве пастырями.

Выступая как единственное связующее звено между людьми и божествами, жрецы присвоили себе монопольное право истолкования пророчеств. Известно, что особо восприимчивы ко всякого рода пророчествам люди с ослабленной психикой, легко возбудимые. Подвергая их воздействию дурманящих «воскурений», жрецы заранее знают и учитывают, какое именно воздействие оказывает дым благовоний или испарения из расселин в горе на пророчащего. Не случайно в первую триаду раннеиндуистского пантеона индийцев входило божество, называемое так же, как пьянящий напиток,- Сома, а древние китайцы причислили к лику божеств «изобретателя» вина и воскурений – И Ди и «изобретателя» пряных и возбуждающих яств – И Я.

В интересной работе Н. Н. Дикова о петроглифах Пегтымеля приводятся материалы о самоодурманивании с помощью ядовитых грибов мухоморов у чукчей (мухоморы представлены как навершие фигурок на петроглифах). Справедливо сопоставляя чукотский обычай самоодурманивания с культовым поеданием вытяжки из кактуса и галюциногенных грибов у потомков индейцев майя и потреблением красных мухоморов у викингов – «берсерков», Н. Н. Диков приводит, ссылаясь на В. Г. Богораза, интересное сообщение из мифов чукчей: «…мухоморы являются пьяным людям в странной человекоподобной форме. Так, один мухомор явится в виде, однорукого человека, а другой – похожим на обрубок. Это не духи, а именно мухоморы как таковые. Число их, видимое человеку, соответствует тому, сколько он их съел. Если человек съел один мухомор, то он видит одного человеко-мухомора, если съел два-три, увидит соответствующее число. Мухоморы берут человека за руки и уводят его на тот свет, показывают ему все, что там есть, проделывают с ним невероятные вещи» [27, 25-26].

Наши информаторы-гиляки говорили, что главное не в том, что «проделывают с опьяненным, но сам факт увода в иные миры». А туда человек может отправиться и во сне.

Волшебная образность снов создает уверенность в реальности виденного во сне, веру в результативность сновидений. И эта вера повсюду, и в Юго-Восточной Азии в частности, порой приводила к трагическим результатам. Например, во Вьетнаме зарегистрированы случаи убийства «колдунов», заподозренных во вредоносной магии. И «жертва» колдовства клятвенно заверяла, что «своими глазами видела» (во сне!!) злонамеренные деяния «колдуна». Такое «свидетельство» считалось достаточным для ответных деяний, направленных против «преступника», или его наказания.

Налицо двойственность восприятия: с одной стороны, это ощущение реально существующей рефлекторной реакции на реально существующий внешний раздражитель; с другой стороны – мнимое ощущение мнимой же рефлекторной реакции на вымышленный внешний или внутренний раздражитель. Вместе с тем частная реакция создает стойкое впечатление наличия особой, материализованной в энергии напряжения силы, которая и движет отдельными участками тела, отдельными органами физиологического комплекса организма человека. Создается ощущение специфической множественности органов. А затем и множественности «сил» (ману), управляющих и движущих отдельными органами.

Вероятно, большинство неточностей и ошибок в сведениях о духовном мире народов Азии (как полученных от исследователей из различных стран Европы и Америки, так и из наших собственных полевых материалов) можно отнести за счет недостаточной разработанности и нечеткости терминологии. Так, например, применительно к такому сложному кругу верований, связанных с комплексом представлений о душе, в специальной этнографической, философской и историко-культурной литературе имеется всего два термина: «анимизм» (от душа, дух) и «аниматизм» (от одушевление, одухотворение). Но даже у греков и латинян, терминология которых и взята за основу, имеется несколько различных по значению терминов. Наиболее общим для понятия «душа» как жизненная сила служил термин «вигор» (vigor). Этот термин соответствует немецкому Lebenskraft. Для понятия «душа» как внутренняя сущность, отличная от тела, но связанная с ним самой жизнедеятельностью, управляющая им, существовал термин «анимус» (animus). И только для определения силы, владеющей или управляющей отдельными частями тела или органами, применяется термин «анима» (anima).

Нет нужды говорить, что у народов Азии терминология, связанная с данной проблематикой, не менее сложна. Не имея возможности рассматривать ее здесь в полной мере, мы остановимся на смысле основных терминов. Сложность представлений о душе обусловлена бытованием веры в различное число душ и разное их качество соответственно полу и социальному положению их обладателей. Так, по мнению большинства верующих из народности акха северного Таиланда и Лаоса, живой человек состоит из тела («yogo» – його) и целого ансамбля душ – «song lа».

Такого же мнения придерживается большинство верующих – представителей различных народов Восточной и Юго-Восточной Азии: хань, корейцы, вьеты (кинь), кхонтаи, мыонг, хо, пуной, маукэн и др.

Суммируя положения своих предшественников, молодой вьетнамский этнограф Фам Данг Хиен пишет: «Анимистические представления тхай о человеке имеют некоторые особенности. У них нет представления о душе, как о единой духовной субстанции. По их поверьям, у человека есть только многочисленные хуоны (души), которые приводят в движение разные органы и весь организм (подчеркнуто мною.- Г. С.)» [80а, 18]. «В представлениях разных групп тхай, – пишет далее вьетнамский ученый, – количество хуонов разное». По сообщениям Робэра (автора труда о тхай дэн), тхай, живущие в провинциях Нгеан и Тханьхоа верят, что у живого человека имеется 120 хуонов [178а, 52], а тхай, живущие в Фонгтхо, верят, что у человека есть 32 хуона. «Многочисленные хуоны, которыми обладают живые люди, превращаются после смерти (их обладателя.- Г. С.) в три фи – духовные существа мертвого»

Следует отметить, что и в наши дни, судя по наблюдениям Данг Нгием Вана, сохраняется представление о «передних» хуонах, которых большинство (до 50 из 80) и которые определяют поведение человека, и о «задних», слабых хуонах, которые могут заблудиться и «отстать» от человека, а потерявший их начинает болеть, может упасть и разбиться. Вьетнамские исследователи считают также, что у тхайских народов Вьетнама и Лаоса распространена вера в наличие у человека хуонов, не только ведающих движением и состоянием частей его тела, где они и помещаются (легких, локтя, лба, носа, головы в целом; главный же хуон, или старший хуонтон, живет в голове, у темечка- Г. С.) [80а, 14], но и определяющих настроение человека и даже навыки его в производстве, таланты и т. д. [204, 20; 80а, 19].

Весьма важно отметить, что нематериальные сами по себе, но связанные с вполне материальным своим обиталищем, хуоны могут, по представлениям верующих тхай, покинуть тело (например, во время сна) и уноситься в иные миры и даже встречаться там с фи (или пхи) – душами умерших или душами других существ и предметов, которым они уступают по силе (из-за привязанности к телу они ослаблены). Хуоны добры. Фи могут быть и добрыми, и злыми. Но есть среди них и безразличные. К таким добрым или безразличным духам относятся фи людей, проживших долгую праведную жизнь и за это облагодетельствованных богами. Условия их загробного существования таковы, что у них нет стремления к возрождению.

Рассматривая вопрос о числовой символике, авторы работы о бытовой обрядности кхмеров пишут: «[Число] девятнадцать единодушно почитается как представляющее [все 19] жизненных духов [человека]; число девять представляет, по мнению некоторых, девять высших духов, тогда как, по мнению других, оно соответствует девяти отверстиям [человеческого] тела.

[Число] семь – это число отверстий головы [человека] и соответственно этому может рассматриваться, как число жизненных духов» [172а, 22]. Несомненно, что символика чисел не ограничивается представлениями о духах или душах, но для нас важно отметить, что былая символика числа три и числа пять как основного количества в комбинации душ не забыта, но затенена другими представлениями: культовой «троицей» и полурелигиозным космологическим представлением о «пяти» основных сторонах света.

В остальном же представление о душе у кхмеров и монов такое же, как и у их соседей лао, тхай, кхонтаи.

Но кхонтаи считают, что душ, владеющих (т. е. ведающих и управляющих) телом, насчитывается 28, а северные тхай – что их 32 или даже 34. А мыонг считают, что число душ достигает 90. Многие верующие – представители народов Юго-Восточной Азии расходятся во мнении о числе «душ» у женщин и у мужчин. Так, например, хо считают, что у мужчин всего 7 душ, а у женщин их 9; в том же Лаосе пу-нои считают, что у мужчин душ 9, а у женщин- 10. По мнению вьет, у мужчин душ больше, чем у женщин. По мнению акха Таиланда и Лаоса, а также тай, качинов (и цзинпо, и цзайва), хань, корейцев и многих других, число душ у женщин и мужчин одинаково. Но вот у простолюдинов оно не подсчитано (ведь это не имеет значения), тогда как у аристократии именно «дух» (разум?) имеет «небесное», или точнее «божественное», происхождение и потому он един; ведающих же телом душ три. Этого вполне достаточно для их раздельного существования вне тела после смерти человека.

Рассматривая представления о душе и «одушевленности» у корейцев, принадлежащих к различным социальным группам, Ю. В. Ионова (которая строит свои выводы не только на литературных данных, но и на основании материалов, собранных ею у корейцев Средней Азии) приходит к заключению о значительном различии понимания этих проблем у людей с разным уровнем образования. Автор прямо указывает, что над конфуциански образованным человеком довлеет представление о наличии «телесной» души у всех людей и «духовной» души у избранных [46а, 169 и др.].

Разбор представлений о душе у корейцев тем важнее и интереснее, что однотипные формулировки мы встретим и у большинства выходцев из среды «старой интеллигенции» (т. е. интеллигенции и чиновничества, сложившихся как социальные страты до революции 1945 г.) Вьетнама, также воспитанной на конфуцианских книжных догмах. Китайская традиция, развитая конфуцианцами, действительно предполагает наличие двух основных душ: по – души животной, присутствие которой проявляется в слухе, зрении, памяти, вкусе (Палладий дает такое пояснение: после смерти человека она расплывается по земле, а у висельника входит в землю, где обращается в мелкий уголь), и хунь – духа, энергии.

Палладий комментирует это так: «она состоит из трех элементов: дыхания, мышления и соображения. Качества ее – светлость, разумность, незримость». Сопоставляя представления об этих двух «душах», Палладий продолжает: «Хунь – дыхание, заимствуется от отца (она неразлучна с духом, т. е. чувством собственного «я».- Г. С.), сотворена небом; обитает в печени (где, как считают китайцы, сосредоточена храбрость, что по-русски идентично присутствию духа. – Г. С.); она – энергия семи страстей. По – фигура земнородная, заимствованная от матери, обитает в легких; она порождает семь злых духов в человеке. При зарождении человека первой появляется по (т. е. живое, но еще не человеческое начало. – Г. С.), а затем хунь; при смерти хунь уходит первой, а затем вместе с жизнью уходит по. Наоборот бывает редко, видимо, речь идет о том, что хилый человек «теряет» по и живет за счет дееспособности хунь (т. е. духа.- Г. С.). Или когда крепкий здоровьем умалишенный живет за счет дееспособности по, но не обладает человеческим (т. е. разумом. – Г. С.). От по происходит блуждающий огонь и плач душ, погибших в сражении (в отличие от скандинавов китайцы не единодушны в оценке войны и «героев», павших на поле брани. – Г. С). Плач их слышен при дожде. Если тело сравнивать со светильником, то по – огонь, а хунь – это свет». У хуэй, проживающих в странах Юго-Восточной Азии, сохранилось представление о наличии пяти душ.

Различие между душами или группами душ связывается у одних народов с разным происхождением самого народа, т. е. воспринимается, как вполне реалистическое воспоминание о слиянии в его составе двух и более близких или отдаленных, но генетически родственных компонентов, у других же – с различными судьбами душ после ухода человека из жизни.

Так, у мыонг Вьетнама бытовало четкое представление о том, что комплекс душ человека делится на две группы: вай тхань (wai than), что условно переводится как «твердые души» или ведающие твердостью, «укрепляющие души»; и вторая группа – вай кхань (wai khan), что часто ошибочно переводится как «сверкающие души». Но это не только «сверкающие души», а и умиротворяющие, ведающие покоем. Общее число душ делится на эти две группы примерно поровну, т. е. 90:2 = 45. По сообщению шамана По Мо, вся система символов у мыонг, и группировка душ также, связана с дуальным единством «дичь – рыба», которое вьетнамский исследователь народа мыонг Нгуен Ту Чи справедливо связывает с «более примитивными даже, чем подсечно-огневое земледелие», формами хозяйства: охотой и рыболовством. Однако даже это сопоставление и соотнесение не помогает понять смысла пословицы: «вай тхань по мыонг, вай кхань по са» – твердая душа истощает (или убивает) дичь, а сверкающая душа (убивает) истощает рыбу [169а, 85-86].

Наиболее сложным оказалось представление о душе у таких народов, как мнонг гары и их соседи – другие народы группы мнонг, и у территориально и социально близких к мнон-гам эде, зяраи и др.

В четвертой главе своей работы «Лес волшебного камня», уже упоминавшейся нами, Ж. Кондоминас сообщает сведения о религии мнонг гаров: «…каждый человек имеет несколько душ (хэенг), наделенных своей особой формой и, если так можно выразиться, ведущих себя по-своему: душа-кварц обитает непосредственно за лбом, (она ведает движениями многих частей тела.- Г. С.), душа-паук (также обитающая в голове, она ведает образами «внутреннего зрения». – Г. С.) покидает голову во время сна, душа-буйвол (помещающаяся в трудной клетке, ведает «сохранностью тела». – Г. С.) возносится на небо, где также душа – гигантский бамбук, душа-лодка и прочие. Жизнь человека тесно связана с благополучием этих душ: если jc ними приключается несчастье, человек заболевает, если они прекращают свое существование – и он умирает.

Дабы избежать рокового исхода болезни, люди обращаются к искусству шамана (инджау мхэ – дословно: шаманскому молению. – Г. С): шаман исцеляет душу-кварц, борется с духами и колдунами (тяками) за жизнь души-буйвола, которую они готовы поглотить, ищет душу-паука и заставляет ее вернуться в свое обиталище, в данном случае в тело больного. Все эти подвиги шаман совершает во время мхэ, шаманского камлания. После того как хозяин дома приносит жертву, врачеватель предпринимает в состоянии гипноза (по крайней мере, символического) путешествие в потусторонний мир, ищет там причины болезни, старается отыскать души, врачует их, договаривается с духами и колдунами о цене за освобождение душ и приводит их «двойников». Если духи решили умертвить душу-буйвола, или колдуны задумали уничтожить душу-паука, либо насытиться трупом, то человек умирает» [35а, 123 и 124].

Мы видим здесь чрезвычайно развитое представление о множественности душ, лишь функционально связанных со «своим человеком», причем у душ этих имеются «двойники». Эти двойники не просто «обманные фигурки», бытующие у многих народов для обмана духов и вообще злых сил, т. е. для того, чтобы «забрать у духов плененную душу» и оставить глупым духам ее заместителя – подобие души. Они также существуют до известной степени самостоятельно и независимо от человека; это они после его смерти отправляются в «иной мир» с его двойником.

Души, по представлениям мнонг гаров, только размещены в теле. Но это они ведают жизненными возможностями человека. Они могут покидать тело без ведома человека, который только после того, как «душа покинула тело», начинает ощущать, что ему чего-то не хватает. Души до известной степени материальны, ибо в том мире колдуны и духи пожирают их (если не получают требуемой через шамана жертвы). Если в древних, но бытующих и в наши дни верованиях кхонтаи и других тайских народов Таиланда и Лаоса «души тела», т. е. обитающие в теле и управляющие им души – кхуан, постепенно унифицировались и приобрели в сознании верующих значение основной, главной души, то у этнически близких к ним горных тхай представления о множественности душ-распорядительниц, ведающих жизнью и деятельностью тела, остаются до наших дней в полной мере весомыми и важными в системе идеологии ряда этих народов, в системе представлений о взаимосвязи земного мира и «тех, других миров».

Пути и судьбы душ, покинувших тело умершего, различны. У акха Северного Лаоса считается, что когда человек утрачивает души, то одна из них – «главная» – отправляется прямо в «обитель отошедших» – немикхан (nemikhan), где и живет с предками, не общаясь более с родными и прямыми потомками – жителями земли. Такое представление, однако, не совсем точно, так как душа «рассчитывает» на то, что родные и потомки будут общаться с ней. Душа ожидает проявления заботы и почтения в форме сжигания даров от сына и внука. Если, даров нет, то ей и живется плохо, да и само почтение также ценится в том мире. Тогда душа озлобляется. Если же должное почтение ей оказывается и дары сжигаются, то она благодушествует и соответственно отдаривает земное потомство при условии, что это не нарушает ее существования. Через некоторое время (какое именно, ни один информатор не мог сказать) душа может вернуться в мир земных людей вместе с новорожденным ребенком. Когда душа возвращается, то родители новорожденного должны приветствовать ее, а ребенок должен быть благодарен родителям за возможность «возродиться» [144, 169].

Вера в то, что ребенок – воплощение кого-либо из предков, сохраняется и у лао Северного Таиланда. Для опознания, кто именно «вернулся в мир», проводят обряд гадания на рисе: «Из вареного риса скатывают шарик, который укрепляют на нить длиной около 30 см. Самая старая из присутствующих женщин берет нить указательным и большим пальцами, так чтобы шарик висел книзу. Присутствующие называют имена родных – мужчин и женщин, и все следят за шариком. Стоит ему покачнуться или закружиться при произнесении какого-либо имени, как всем станет ясно, что в ребенке возродился именно названный «предок»« [цит. по 29, 133-134].

Существуют и другие способы гадания. У малых народов – соседей лао – ребенка обязательно называют именем «вернувшегося» предка (у лао же предка только ублажают приношениями по подсказке жреца). Но и появившись в мире людей, ребенок, как считается у многих народов тайской группы, и в их числе кхонтаи, «три дня принадлежит духам (пхи) и лишь затем людям». Е. В. Иванова, суммируя большой материал по обрядности кхонтаи, приводит обряд продажи (чисто символический и предназначенный для обмана все тех же злокозненных пхи) ребенка, отчуждения его от родной семьи. «На вопрос «кто хочет его взять?» всегда отзывается какая-нибудь женщина, которая желает взять ребенка и назваться его матерью» [29, 131]. Это условное, «названое», или «молочное», материнство, отмеченное у многих народов мира, в том числе и у русских, как правило, в дальнейшем признается; и «родство» это чтится едва ли не более, чем реальное, кровное родство. Подобные приемы условной защиты ребенка от пхи время от времени повторяются в дальнейшем; особенно нуждается ребенок в защите первые полгода жизни.

Крупнейший из числа кхонтайских и таиландских этнологов, Пья Аннуман Раджадхон, писал, что существуют даже семь пхи, которые мучают ребенка по очереди всю неделю, и беда, если им удается проникнуть в его тело. Но у ребенка кроме обманной и иной защитной обрядности, кроме многочисленных оберегов (амулетов и словесных защитных формул) имеется главная душа – его «ангел-хранитель», как образно называет ее Е. В. Иванова. Хотя, если следовать логике верующих, точнее было бы считать эту душу посланцем предков, доверенным их представителем в процессе «возвращения в мир живых». Эта душа называется кван и обитает в голове человека. Именно поэтому голову оберегают не только от травм, но и от оскорблений, считается, что оскорбительно небрежное отношение к волосам, даже в период их обрядовой стрижки. Оскорбительным считается нахождение над головой человека предметов, «оскверненных» нечистыми прикосновениями. Наиболее вредно касание головы тканью, вымазанной менструальной кровью (10), и тканью одежды человека, умершего «дурной смертью».

——————————————————————————————————————

(10) X. Э. Кауффман пишет: «Мне рассказали, что однажды дух воды был разгневан женщиной, которая стирала в ручье свою одежду, пропитанную менструальной кровью. Он наказал ее, как и других таких женщин, [страшной карой] – бесплодием.

В очень часто рассказываемой легенде о магическом противоборстве между [легендарным] королем лава Кхунь Лаунг Вилангка и монской королевой царства Харипунчжайя Чама Дэви постоянно повторяется, что она ослабляла его, послав ему шляпу, сделанную из ее юбки. Но самая суть не сообщается. А дело в том, что эта одежда была пропитана ее менструальной кровью, самым сильным и роковым колдовским средством [так рассказал об этом Пра Тхави из Чиангмая]» [152, 279].

——————————————————————————————————————

Особенно опасными считаются первые месяцы жизни ребенка, пока еще не заросло темечко, на котором волосы даже не стригут, – ведь кван может уйти через эти «ворота». Другими слабо защищенными на теле местами считаются ладони и пятки (вспомним ахиллесову пяту). И чтобы через ладони и пятки не проникли пхи, а также чтобы не ушел этим путем весь комплекс душ с кваном во главе, проводится обряд повязывания запястий и лодыжек «пятицветными» или одноцветными нитями. У кхонтаи эти нити (сайсин) считаются священными, и повитуха, повязывая нить на запястье, творит риак – кхуан – дословно «моление к квану», испрашивая для ребенка силу, здоровье и ум. Эти «браслеты» и прикрепляемые к ним амулеты (лук-пра-лам) не снимаются до тех пор, пока сами не спадут от ветхости.

Кроме комплекса личных душ, иногда имеющего в своем составе «главную» душу, а часто равноправные, признается наличие душ предков. У лава души предков именуются ла манг (11).

——————————————————————————————————————

(11) Крестовина, воздвигаемая в честь празднества с жертвенным закланием буйвола у цзинпо – -соседей лава, именуется лабанг; и это почти полное омофоническое тождество вряд ли случайно.

——————————————————————————————————————

Следует подчеркнуть, что в системе народных представлений о душе и одухотворенности в отличие от этико-философских представлений идеалистической философии Востока значительное место занимает вера в сонм духов: душ одухотворяемой природы, душ «братьев и сестер» из числа животных и отдельных растений и лишь значительно позже всей растительности, душ или духов отдельных пиков и горных кряжей, духов явлений природы и т. д.

Официальная религия ряда стран Юго-Восточной Азии – буддизм южной его ветви, вероучения Тхеравадды, – успешно использовала (или была вынуждена сама к ним приспособиться) местные верования, связанные с одушевлением природы, с духами-натами, составляющими самую суть местной религиозной системы бирманцев, качинов и других народов Западного Индокитая, и духами или божествами пхи в верованиях лава, каренов, тай и тхай и других.

Духи-пхи (по-кхонтайски пи, на языке таи дэн-фи) обгтают везде, проникают всюду, куда им не прегражден доступ специальными ограждениями. Пхи не только многочисленна, но и узко специализированы по своим функциям. Так, например, существует-представление о наличии в ручьях или речках в пределах этнической территории тай и тхай духа Ла Та (пхи Ла Та), в функции которого входит соблюдение порядка у мест, где женщины данного селения собираются не только стирать белье, но и посудачить. Поскольку при этом дело не всегда ограничивается только словесной перебранкой, но может дойти и до потасовки, то следует наказание от пхи Ла Та,

Наибольшая группа пхи связана с владычеством над определенной территорией и ее охраной. Главой духов местности у вьет почитается сам Тиенхоанг. У тай и тхай, отражая феодальную раздробленность их социальной структуры, на равных правах выступают духи Санг муонг (пхи Сан муонг) – владыки муонга. Кроме этих духов признается существование духов границ территории (пхи Сыа муонг), духов – властителей территории поселка (пхи Сань бань), покровителей границ поселка – пхи Тяу Динь, а также духа рисового поля – пхи На, духа Рэй – духа поля-перелога, духа общинного кладбища – пхи Тяу Хео, а также серии духов, связанных с домом: пхи Ланг Ка – дух из-под кровли, который опекает домашних животных, пхи Ки Фаи, пхи Хай Кхау, пхи Кон Сау – охраняющие очаг, топливо, место приготовления «палочного риса».

О проказливом пхи Сыа Мыт и злокозненном пхи Кхам Банг рассказывают, что, обернувшись человеком в темном одеянии, прячутся они в тени леса или скалы, поджидая юношу или девушку, и, обольстив их, склонят к слиянию в таком порыве страсти, что несчастные обольщенные навек остаются под обаянием этой случайной любви.

Верят и в более вредоносных духов. Пхи Са Нгань, которых много в лесах, подстерегают раненых людей, чтобы пососать свежей крови. Пхи Нгоки – драконы, обитающие в реках, топят людей, попавших в воду, а на тех, кому удается спастись, насылают глухоту. Кладбищенские, или морские, духи пхи Ла Нам особенно опасны для рожениц. Считаются злобными духи людей, умерших насильственной смертью, – пхи Бок, а также духи тех, чьи тела остались без погребения, и особенно духи, скопившиеся на старых полях сражений, – пхи Ха.

Признаются и духи, доставшиеся в наследство от первозасельщиков, изгнанных тхайскими завоевателями, и мстящие за своих поруганных хозяев, а равно и духи, мстящие тем, кто отошел от древних традиционных занятий поселян, – пхи Жа Ваи и пхи Кхам Банг. Эти духи-мстители особенно вредны для тех, кто заночует в глухом лесу и примется варить мясо животных, убитых «в чужих угодьях», или варить рыбу, выловленную «в чужих водах»; духи могут поджигать лес и стремятся «разорвать внутренности» перепуганных насмерть путников.

Pages: 1 2

Web Analytics