Дэвидсон Р.М. «Тибетский ренессанс: тантрический буддизм и возрождение тибетской культуры»
<< К оглавлению |
Следующий раздел >> |
Может показаться, что наследие древней империи, сметенное потоком новых идей, текстов, линий передачи, храмов, систем буддийской медитации и философии, исчезало прямо на глазах ее новоявленных потомков. Однако, это является обманчивым впечатлением, поскольку не учитывает всей глубины его влияния и власти над коллективным тибетским сознанием. Ведь каждый древний храм, каждая гробница, каждый монолит и каждый старинный текст или ржавый артефакт по отдельности и совокупно представляли собой свидетельства зарождения, развития или апогея политической жизни Центрального Тибета. Те, кто оберегал и поддерживал эти места и их ритуальную жизнь, никогда не забывали о своей роли хранителей имперского наследия, управляя и распоряжаясь его богами и демонами, его божественностью и сакральными текстами, а также его космологией, которая помещала Тибет в центр вселенной.
Таким образом, когда открыватели терма «обнаруживали» тексты (составленные и верифицированные в их религиозных общинах), на самом деле они открывали миру большее, чем просто слово, поскольку эти писания становились путеводными знаками, указывающими направление, в котором, по их мнению, должна была развиваться жизнь буддистского сообщества. В этих воображаемых описаниях былого и грядущего открыватели терма помещали Тибет в сферу деятельности будд и бодхисатв, и таким образом он становился не пограничной страной, а центром мифологического буддистского мира. Их новые ритуалы, доктрины и нарративы не были цельным полотном, а являлись отдельными частями, из которых составлялось новое одеяние, одновременно обнажавшее и скрывавшее истинную реальность. Используя миф о тибетском происхождении, имперскую мифологию, очарованность Авалокитешварой и чувство утраты империи, эти искатели «сокровищ» воплощали в письменной форме устные предания десятого-двенадцатого столетий.
Сокрытие «личного сокровища императора» являлось одним из основных контекстов текстуализации личности самих императоров, которые таким образом оставляли пророчества и заветы в помощь будущим поколениям. Поэтому непрерывной процесс открытия священных писаний по своей сути был ничем иным, как главной составляющей исполнения императорской воли. Ведь помимо прочего, в этих произведениях излагались мифические указы императоров, включавшие в себя сюжеты общеизвестных росписей уцелевших имперских храмов. В конце концов, местами сокрытия имперского наследия, где продолжали обнаруживать все новые и новые «сокровища», стали не только колонны и статуи древних храмов, но также внутренние пространства пещер, гор, скал и даже самой сакральной структуры Тибета. Более того, процесс, который начинался с текстуализации личности Сонгцена Гампо, закончился тем, что духовная сущность императоров стала проецироваться на весь обширный ландшафт Тибета. Боги отдельных долин (yul lha), до сих пор обладавшие только локальным авторитетом и ограниченной властью, в конечном счете стали общими для всего тибетского народа, поэтому паломничество к местам обитания теперь уже буддистских божеств, населяющих эти территории, несло в себе такой же религиозный эффект, как и посещение знаменитых буддистских святынь прошлого.
Сила воздействия данных текстов была настолько велика, что они приобрели всенародное признание на равных правах с переводными индийскими писаниями. Таким образом, индийский по происхождению буддизм трансформировался в отличный от него по масштабу охвата, внутренней сущности и территориальной принадлежности тибетский буддизм. Убедительное использование тибетцами собственного языка, а также легкость их притязаний на идентичность всего тибетского, позволили терма стать не только одним из лучших направлений во всей известной нам литературе, но и предметом непрекращающихся внутренних сомнений самих тибетцев. Однако, при этом ни одна тибетская традиция не смогла проигнорировать проблемы, связанные с обнаружением текстов и вопросами отнесения находок к имперскому наследию, а также непрекращающиеся притязания кланов на контроль над общественной религиозной жизнью.
<< К оглавлению |
Следующий раздел >> |
