Дэвидсон Р. М. «Индийский эзотерический буддизм: социальная история тантрического движения»
<< К оглавлению |
Следующий раздел >> |
Вне зависимости от источника происхождения таких эротизированных ритуалов, буддисты всегда формализовывали свою идентичность опираясь на правила и ритуалы. В Индии сообщества и до сих пор обозначают себя наборами правил, которые обычно формулируются как проступки, подлежащие ритуальному искуплению. В Главе 4 рассматривался один из списков довольно скромных ограничений, принимаемых на себя ранними эзотерическими медитаторами, ассоциированными с мандалами из «Манджшримулакальпы» (Manjusrimulakalpa). Причем, хотя такие перечни из первых глав этого текста и представляют собой типичный образец институциональной эзотерики, они никоим образом не являются абсолютным авторитетом. Встречаются и другие перечисления соответствующих обетов, а иногда различные списки можно обнаружить даже в пределах одной и той же тантры. Это не должно вызывать удивления, поскольку буддистские сообщества были склонны разделять разные подходы и обеспечивать самоопределение, основываясь как на своих собственных правилах, так и на степени их фактического соблюдения. В случае с монахами, реальное соблюдение правил, конечно же, всегда несло в себе элемент неопределенности, отчасти потому, что существовали и другие системы, определяемые идеологией трех видов обетов: монашеских, бодхисатвы и видьядхары (vidyadhara). На самом деле, если дисциплинарные правила магов-видьядхаров не предъявляли требований к общественному поведению, то монахи должны были хотя бы примерно соблюдать монашескую благопристойность, а в некоторых монастырях также и обеты бодхисатвы. Хотя монашеские обеты и нарушались в связи участием монахов в эзотерических сообществах, это не вызывало проблем, поскольку более чем исчерпывающие свидетельства указывают нам на то, что данные обеты уже становились в большей степени ориентиром, чем реальностью. В результате этого с течением времени возник подход, согласно которому дисциплинарные правила видьядхаров для монахов являются дополняющими как к монастырским, так и к махаянистским (pratimoksasamvara, пратимокшасамвара; bodhisattvasamvara, бодхисаттвасамвара). Это произошло потому, что секретность и соответствующее поведение во время тайных ритуалов воспринимались как главная составляющая новой тройственной модели.
С другой стороны, поскольку обособленных сообществ сиддхов (siddha), как правило, не касались проблемы монашеского поведения, они, по всей видимости, в гораздо большей степени нуждались в конкретных правилах поведения видьядхары (vidyadhara), чем те буддистские центры, которые пытались выносить решения сразу по нескольким дисциплинарным повесткам. По этой причине правила сиддхов имеют гораздо больший акцент на формализацию, чем институциональные эзотерические разработки. Хотя в среде общин сиддхов циркулировало несколько законченных перечней эзотерических обетов, самыми значимыми среди них со временем стали два списка: (I) четырнадцать коренных падений и (II) восемь грубых падений (см. списки ниже). Эти два регулятивных документа, по-видимому, развивались независимо друг от друга, поскольку оба списка содержат определенную избыточность, а также некоторые различия в смысловом значении конкретных пунктов. Интересно отметить, что они пронумерованы точно также во многих из сохранившихся до нашего времени каталогов (59).
I. Четырнадцать коренных падений |
II. Восемь грубых падений |
1. Неуважение к учителю. |
1. Попытка взять в духовные супруги того, кто еще не получил посвящение. |
2. Невыполнение заветов Татхагаты. |
2. Опора на несанкционированные таинства. |
3. Гнев по отношению к членам своей тантрической группы. |
3. Спор во время тантрической церемонии. |
4. Неприятие любящей доброты. |
4. Разглашение тайной Дхармы. |
5. Отказ от помыслов о пробуждении. |
5. Обучение иной Дхарме тех, кто уверовал, вызывая у них смятение. |
6. Оскорбление любой из трех колесниц. |
6. Пребывание с шраваками в течение семи дней. |
7. Разглашение тайного учения непосвященным. |
7. Утверждение об обладании статусом мантрина без достаточной реализации. |
8. Презрение к своему телу. |
8. Разъяснение тайн непосвященным. |
9. Сомнение в изначальной чистоте дхарм. |
|
10. [Неуместная] любовь или бесстрастие к злонамеренным людям. |
|
11. Одобрение отличного от недвойственности восприятия реальности. |
|
12. Пренебрежение к глубоко верующим. |
|
13. Несоблюдение правил таинств и обетов. |
|
14. Пренебрежение к женщинам, являющимся источником интуитивной мудрости. |
|
Вполне естественно, что в буддийской литературе велись дискуссии о смысловом значении этих пунктов. Например, неуважение к учителю описывалось несколькими вариантами в диапазоне от словесных оскорблений до насилия. Шакьямитра (Sakyamitra) считает неуважением, когда в наставнике видят только недостатки, или когда кто-либо поворачивается к нему спиной вместо того, чтобы поздороваться с земным поклоном (60). Кроме того, первое грубое падение может быть просто отображением неблаговидных подробностей из жизни йогинов, стремившихся к сексуальному обладанию существами любого вида: якши (yaksi), ракшаси (raksasi), животные и пр. Некоторые комментаторы считают, что духовные супруги должны иметь физические качества согласно тому, как они описаны в тантрах, при этом в большинство таких текстов высказывается мнение, что более предпочтительны дамы также получившие посвящение (61). Встречается утверждение, что женщины-партнеры любых видов должны быть ниспосланы небесами, а йогинам, страдающим от вожделения, советуют проявлять терпение (62). Кроме того, ряд комментаторов относится с пренебрежением к отдельным видам женщин, отказывая им в праве быть супругами йогинов на тантрическом праздновании, в то время как другие говорят, что очернение любой женщины является прегрешением (63). Избыточность между списками (или даже внутри них) особенно заметна в части пар I.3 и II.3 и I.7 и II.4 (или II.8), пункты которых содержат одно и то же, причем этот факт учитывается некоторыми комментаторами. Явный конфликт между пунктами I.4 и I.10 списка коренных падений также представляется вполне очевидными. В первом случае никто не должен проявлять антагонизм по отношению к другим, в то время как в последнем случае он же не должен позволять себе оставаться в компании врагов буддадхармы (buddhadharma). Поэтому пункт I.4 видится психологическим, а I.10 – поведенческим. Однако, независимо от различия мнений по конкретным прегрешениям, в отношении этих правил в целом комментаторы демонстрируют всеобщее согласие, и почти каждый из них, комментируя один из списков, также включает в свое исследование и другой.
Некоторые сведения можно почерпнуть путем совместного изучения обоих списков. Прежде всего, как уже упоминалось, их избыточность предполагает их происхождение из различных источников. В какой-то степени этот вывод подтверждает и Манджушрикирти (Manjusrikirti), который любезно отклоняется от канвы своего повествования, чтобы попытаться найти для каждого правила соответствующий источник в священных текстах. Его «Ваджраянамулапаттитика-маргапрадипа» (Vajrayanamulapattitika-margapradipa) дает реальную возможность сравнительного исследования этих правил, и, по сути, представляет собой выдающуюся научную работы в классическом понимании. Однако, сопутствующим выводом из его анализа является довольно значимое наблюдение, согласно которому ни в одном из священных текстах нельзя найти точного соответствия какому-либо из этих списков. Поэтому, похоже, что оба эти перечня были синтезированы вне основного контекста священных писаний. Во-вторых, что вполне очевидно, эти правила написаны для мужчин. Им могут следовать только те, кто выбирают женщин в качестве духовных супруг, пренебрежительно относятся к женщинам как таковым (и на тантрическом праздновании и вне его) и не могут проживать совместно с ортодоксальными монахами (sravaka, шравака) консервативных монашеских традиций более семи дней. Таким образом, формализация этих прегрешений была произведена в период изменений, происходивших в раннем буддистском монашестве, с целью обуздания потенциального (и, вероятно, фактического) сексуального хищничество, женоненавистничество, а также переходов из одной религиозной группы в другую.
Наконец, следует отметить, что в подавляющем большинстве случаев эти обеты носят социальный характер. Так многие из них имеют отношение к поведению на тантрическом праздновании, к обучению или раскрытию тайн учения другим, к отношениям между мужчинами и женщинами, к оскорблению наставника и т.п. Только в списке четырнадцати коренных падений присутствуют три правила, которые можно назвать интеллектуальными или психологическим: не отказываться от любящей доброты (I.4), не поддаваться сомнениям (I.9) и не рассматривать элементы реальности плюралистически (I.11). И все же, в действительности эти списки не являются полными правилами буддистской системы, поскольку их внимание сосредоточено на вполне конкретных видах прегрешений, к примеру, таких, как необоснованное утверждение об обладании статусом мантрина (mantrin). В этом отношении списки падений на удивление похожи на перечни проступков в ранних буддистских монашеских правилах (pratimoksa, пратимокша), но намного более просты для восприятия. Ведь любому неподготовленному человеку трудно понять пусть и идеализированную монашескую жизнь, даже просто осмысливая двести с лишним монашеских обетов. Таким образом, все эти перечни эзотерических прегрешений (впрочем, как и ранних буддистских проступков), представляют собой описание частных случаев, а не принципов фундаментального регулирования деятельности некого религиозное сообщество.
Этот раздел был бы неполным без упоминания того, что существуют и другие списки правил, также имевшие хождение в среде сиддхов (siddha), и одним из них является интригующий перечень пятнадцати тантрических прегрешений (64). Он редко упоминается даже в традиционных текстах, и я вообще не встречал его обсуждений в научной литературе. Этот альтернативный перечень не относится к популярным, и для нас он стал доступным только благодаря его толкованию Манджушрикирти (Manjusrikirti). Каждый его пункт представляет собой отдельный образ в сочетании с прилагаемым к нему объяснением.
III. Пятнадцать тантрических прегрешений |
|
Это весьма своеобразные прегрешения, и без объяснений Манджушрикирти (Manjusrikirti) многое для меня так и осталось бы непонятным. Даже с очень сокращенным описанием отдельных пунктов (см. абзац выше) мы можем видеть, что этот список гораздо более психологичен. При этом он резко контрастирует с этими двумя популярными группами правил, благодаря которым в дальнейшем акцент сместился в сторону имплицированной в них физической деятельности. В частности, ярко выраженный андроцентричный характер упомянутых списков отсутствует в повестке дня данного перечня, т.е. в нем преимущественно мужское духовное сообщество не выделяется каким-либо отдельным образом. Правила III.2, 5, 6-9, 12, 14, и 15, вне всякого сомнения, связаны с внешней активностью, но даже в этом случае поведение йогина явно рассматривается в иной манере, с акцентом на ментальные или интеллектуальные компоненты его деятельности. В то время как в предыдущих списках подчеркивается недопустимость обучения непосвященных, в этом перечне акцент делается на запрет обучение других, когда сам еще недостаточно подготовлен (III.5) или имеет неправильную мотивацию (III.8). Создается вполне обоснованное представление, что буддийский йогин может сбиться с пути либо в сторону брахманских сообществ (III.3-4, 11), либо в мирскую деятельность (III.1, 2, 6, 8, 13-15), или же обратиться к низшей буддийской практики (III.12). Очень интересен пункт III.10, который на самом деле является антитезой III.5. В этом случае йогин представляется полностью подготовленным, но незаинтересованным в обучении других, т.е. своего рода пратьекабуддой (pratyekabuddha) последнего дня или другой самоизолированной фигурой.
Одной из причин, по которой эти правила являются ненадежным источником описания реального поведения сиддхов (siddha), является тот факт, что многие тексты допускают право индивидов на множество различных видов поведения или даже на ожидаемое изменение поведения с течением времени. Последний случай особенно наглядно демонстрирует результат копирования буддистами доктрины пашупатов (pasupata). В своем духовном созревании пашупата в идеале должен был проходить через пять этапов, изменяя свое поведение в течение дискретных временных фаз. Многие буддийские системы сиддхов также разработали аналогичные этапы последовательного изменения личности, как правило, декларируя наступление антиномистического периода где-то в середине практики. Манджушрикирти (Manjusrikirti) представляет интересный взгляд на варианты буддийской практике в сочетании с идеализированным описанием процесса созревания йогина.
«Кроме того, практика представлена четырьмя вариантами. Считается, что начинающий должен практиковать образ действий Самантабхадры (Samantabhadra). Другие священные писания имеют отличные мнения и объясняют, что образ действий Самантабхадры должен применяться также и на других стадия. Если кто-то достиг уровня стабильности [в мандале визуализации], то тогда он практикует занятия с супругой [vidyavrata, видьяврата] (65). Как поясняют, те, кто использует мантры, должны заниматься этой исключительной практикой в течение шести месяцев или около того. Наконец, для тех, кто достиг стабильности в своей медитации, “Махакхьяна-тантра” (Mahakhyanatantra) [?] поясняет, что они должны оставаться в Возвышенном Образе действий [*nathasamudacara, *натхасамудачара]. Затем следует понимать, что существует две разновидности пути йоги: опора на йогу и опора на таинства искусных средств [upayasamaya, упаясамая]. Однако, есть и те, кто достиг освобождения посредством йоги даже если они опираются на таинства, и те, кто достиг освобождения посредством таинств, даже если они опираются на йогу» (66).
Выделение подобных фаз практики было обычным делом, хотя мы имеем слабое представление о том, как часто это наблюдалось в реальной деятельности. Однако, необходимо отметить, что в еще двенадцатом столетии тибетцы продолжали озвучивать похожие этапы поведения. Подобную стратегию с попеременным соблюдением и отходом от махаянистского образа действий формулирует Драгпа Гьялцэн (Drakpa Gyeltsen): от того, что является полностью благотворным (samantabhadracarya, самантабхадрачарья) и к тому, что в корне антиномистично (avadhutacarya, авадхутачарья) (67). Таким образом, руководствуясь текстом, мы можем предположить, что отдельные лица воспринимали такие смены направления практики как руководство к действию, даже если кто-то из них и задавался вопросом о необходимости практиковать в такой экстремальной манере в течение среднего этапа пути.