·······································

2.2. Понимание термина «средневековье»

Дэвидсон Р. М. «Индийский эзотерический буддизм: социальная история тантрического движения»
<< К оглавлению
Следующий раздел >>

В данной работе под термином «раннее средневековье» понимается исторический период, начавшийся после окончательного упадок империи Гуптов (Gupta) около 550 г. н.э. и перешедший в зрелую фазу после смерти Харши (Harsa) в 647 г. н.э. и последующего краха династии Пушьябхути (Pusyabhuti). В исторических исследованиях эти времена ранее были отодвинуты на второй план, но сейчас привлекают к себе повышенное внимание, и в последние несколько десятилетий можно отметить значительный прогресс в понимании движущих сил данного периода. Как правило, свидетельства этих времен базируются на данных, которые получены из записей о наделении земельными участками (sasana, сасана), обычно выгравированных на меди или на камне, и дополненных информацией из литературы, нумизматики и археологических исследований. Следствием такого подхода стало лучшее понимание основных контуров событий тех веков. Внезапное появление и исчезновение аристократических семей, роль армий в конфликтах, судьбы городов, трансформация экономики, религиозная составляющая этого периода, положение художественной литературы и искусства – все это теперь стало гораздо понятнее, чем раньше.

Частью проблемы, препятствующей осмыслению средневековья, был чрезмерный акцент на роль отдельных великих империй в истории Индии. Такой акцент сдерживал изучение порой более эфемерных, но не менее важных культур, которые существовали в течение периодов от нескольких десятилетий до более чем двух столетий. По этой причине доминировавшее в третьем веке до нашей эры государство Маурьев (Mauryan) во главе с Ашокой (Asoka) всегда было в фокусе многочисленных исследований, и продолжающийся поиск индийской идентичности по умолчанию начинается с осмысления Индии как территории, охватываемой эдиктами Ашоки (4). После Ашоки историки были очарованы гандхарской эпохой, особенно со времен индо-греков и до завоевания Гандхары (Gandhara) сасаниадами, в том числе в период с 160 г. до н.э. по 225 н.э. Индийская история в период после гандхарских Кушан (Kusana) и до полного контроля тюрок над севером страны, установленного около 1200 г. н.э., особо выделяет времена господства Гуптов и Вакатаков (Vakataka) (ок. 320-550 г.г. н.э.). Следует отметить, что четыре из пяти томов объемного «Corpus Inscriptionum Indicarum» посвящены эпиграфическим надписям Ашоки, Кушан, Гуптов и Вакатаков. При этом, мы, конечно же, имеем доступ и к многочисленной эпиграфике Гурджара-Пратихаров (Gurjara-Pratihara), Палов (Pala), Чолов (Cola) и многих других государств. Судя по всему, на сегодняшний день выбор в качестве объектов исследований и широкое представление в научной литературе маурийской, гандхарских и гуптовской династий во многом объясняется их привлекательностью с точки зрения европейской эстетики.

В отличие от них, раннее средневековье (примерно с 500 до 1200 г.г. н.э.) выглядит беспорядочным и запутанным и часто воспринимается как неинтересное и хаотичное. Это был период расцвета культурных форм, которые британским и континентальным авторам нравилось порицать, причем с их оценкой с долей досады соглашаются и некоторые индийцы. Чаще всего в этой связи упоминают тантризм, бхакти (bhakti), чрезмерно утонченную поэзию, сати (sati), укрепление кастовой системы и хищнический захват племенных земель. В историографии этих веков превалируют мотивы распада и упадка, вырождения и разложения. Такой подход продолжает сохраняться даже несмотря на то, что некоторые из династий – например, Гурджара-Пратихары (ок. 725–1018 г.г. н.э.) или Палы (ок. 750–1170 г.г. н.э.) – просуществовали столько же, сколько и династия Гуптов. Теория средневекового хаоса не признает реальности того, что в Индии Гупты никогда не имели того уровня доминирования, которого достигли Раштракуты (Rastrakuta).

Помимо прочего, такому подходу способствовала социальная или политическая повестка многих из пишущих об истории Индии. Британские авторы девятнадцатого века, когда рассматривали вопросы захвата власти на субконтиненте, постулировали моральные принципы на основании александрийской историографии (5). Индийские авторы, имеющие ограниченный набор критических моделей для применения к местной истории, или бурно реагировали на их мнения или же полностью следовали британской точке зрения (6). Более того, некоторые из них представляли свое собственное видение истории для поиска периода (индусской, hindu) консолидации, которую можно бы было противопоставить колониальным объединениям Газневидов, Маликов, Моголов и англичан (7). Как в индийском, так и в британском лагере наблюдалась тенденция к поиску «золотого века» Индии, в котором эстетические, литературные или политические ценности представляли бы все самое лучшее в цивилизации этой страны. Под влиянием британской историографии фундаментальной парадигмой были либо перикловские Афины, либо августовский Рим, хотя имперский образ македонского эллинизма также имел определенное влияние, а временной отрезок, выбираемый в качестве «золотого века», чаще всего был периодом правления имперских Гуптов. Кроме того, Гупты иногда становятся базисом для тенденциозных изысканий: идей северного индийского национализма и языковой гегемонии, претензий на превосходство индийской цивилизации, современного националистического определения «индийскости» (hindutva, хиндутва) и множества других целей.

Опора на британскую историографию побудила некоторых историков взять за основу европейские стратегии периодизации при присвоении временных категорий индийской истории. По аналогии с ослаблением и крушением Рима, вызванных набегами гуннов, упадок и окончательное падение Гуптов расценивались как результат вторжений гуннов-эфталитов в период между 460 и 530 г.г н.э. Согласно данной модели, за древним миром следует средневековье, которое занимает период, предшествующий новому времени. При этом в средневековье доминируют различные вариации политического института феодализма. Для некоторых продвижение таких аналогий было необходимо, чтобы обеспечить Индии статус равный статусу Европы и вектор развития, целенаправленно ориентированный на новое время.

Несмотря на некоторые весьма интересные сходства между европейским и индийским развитием, мы должны быть очень осторожны и не заходить в проведении таких параллелей слишком далеко. Например, в Индии не было череды исторических событий, подобных Ренессансу. Кроме того, она не имела высокоструктурированной Церкви, положение которой могла бы оспорить реформация. Также нет уверенности в существовании чьих-либо претензий на всеобщую универсальность по аналогии со Священной Римской империей. К тому же, эта модель была проблематизирована экстраординарными изменениями на субконтиненте, вызванными постепенной колонизацией Индии, которая началась с первого исламского рейда на Тхану (Thana, Thane) в 644 г. н.э. и перешла в заключительную фазу с установлением мусульманской власти после победы Муиз-ад-дина (Mu’izz ad-Din Muhammad Ghori, Мухаммад Гури ) во Второй битве при Тараине (Tarain) в 1192 г. н.э. Однако, более или менее полное признание обозначения этого периода индийской истории «средневековьем» указывает на то, что многие в научном сообществе находят его полезным, хотя и небесспорным, термином.

Возможно, что в применении европейской периодизации для истории Индии нет ничего по своей сути плохого. Тем не менее, подобное заимствование всегда влечет за собой серьезные последствия и может стать инструментом для сомнительных стратегий: дезинформации, культурного империализма или поиска националистической легитимизации. Такое положение дел, как правило, складывается в тех случаях, когда допущения, касающиеся характера средневекового периода или феодализма, препятствуют нашему сопоставлению на оси времени изменений в Европе и в Индии и поиску фундаментальных различий между ними. Только используя терминологию периодизации в качестве удобного для всех общего правила – и ничего более! – мы можем облегчить понимание этих вопросов (8). В частности, разумно используемая периодизация демонстрирует заинтересованность Индией в представлении себя обществом, для которого изменения были правилом.

В противоположность вполне очевидному объединению Индии в период великих империй, в средневековье мы сталкиваемся с перемещением системы ценностей на уровень региона и местной территории. В течение этих столетий не было единого центра ни политики, ни религии, ни экономики, ни культуры. Вместо этого мы видим новые ключевые области концентрации власти, отстаивающие свою независимость, свою собственную эстетику, свою религиозную идентичность, свои способы ведения дел, а также свои языки и персональные истории, встроенные в литературные системы и политические модели. В этот период засвидетельствовано возникновение региональных стилей скульптуры и монументальной архитектуры, повсеместное изобилие литературных языков, борьба царственных домов за имперскую гегемонию, расцвет литературных форм и быстрое увеличение количества каст и классов. Все эти события стали возможными благодаря никогда не наблюдавшимся ранее кристаллизации чувства пространственной идентичности и локальной переоценке значимости своей территории. Каждое место теперь приобретает особую ценность, освящается богами и героями, посещается святыми, приводит в восторг знаменитых любовников, увековечивается поэтами и оспаривается военачальниками.

Кроме того, это движение к регионализации внесло огромный вклад в литературную культуру, а само средневековье является источником множества индийских литературных жанров, особенно в части религиозных текстов. Что касается буддийских произведений, то большинство окончательных редакций священных текстов Палийского канона проистекают из работ Буддхагхоши (Buddhaghosa) и его современников, живших незадолго до начала средневекового периода. В это же время получили широкое распространение махаянские тексты, особенно философские труды, а также доктринальные работы и другая литература. Такой динамизм средневековых буддийских ученых не мог не повлиять на основную часть буддистской деятельности. Почти все переводы на тибетский и большинство переводов на китайский, большая часть сохранившихся рукописей, многие важные комментарии, независимые трактаты, канонические формулировки, списки священных текстов и исторические дискуссии также относятся к периоду раннего средневековья. Что касается отдельных личностей, то значительная часть самых выдающихся авторов, среди которых преобладают китайские буддистские паломники (с их записками о путешествиях), и большинство буддистских святых жили и вели свою деятельность именно в средневековую эпоху, а не в самые ранние времена существования индийского буддистского сообщества.

В более широком контексте индийской культуры данный процесс был еще более очевидным. Монархи спонсировали или поддерживали создание многих великих пьес, романов и эпосов на санскрите и пракрите, а также возведение огромных храмовых комплексов шиваитов и вишнуитов. Их деятельность была настолько впечатляющей, что в Юго-Восточной Азии наблюдалось создание индианизированных государств, в которых санскрит был официальным языком. Все эти факторы, а также многое другое, говорят нам о том, что в прежние времена богатство недостаточно хорошо обслуживалось литературными возможностями, следствием чего стало игнорирование и упадок творчества. В действительности, проблемой средних веков являлось не отсутствие активности, а ее избыток. Слишком много наследственных линий, строительных программ, претензий на власть и вызовов предыдущим парадигмам. Слишком много военного авантюризма, литературной деятельности, эпиграфических и документальных свидетельств. Чрезмерное богатство нашего материала с почти ежедневным его увеличением за счет раскопок и эпиграфических находок делает этот период, пожалуй, самой интеллектуально сложной эпохой в истории Индии. Большое изобилие несопоставимых политических стратегий, литературных циклов, военных событий, религиозных формаций вкупе с постоянно изменяющейся динамикой лояльности и политического поведения – все это предстает перед нами в виде ошеломляющего калейдоскопа быстро развивающихся отношений между географическими регионами и социальными доктринами.

И все же, в восприятии этого периода ощущается несомненный дискомфорт, связанный с наполнением его постоянной борьбой за властные полномочия и общественное положение, что свидетельствует не о коллапсе культуры, а о недостатке публичного обсуждения ответственности власти. Причем в поведение этих династий подчас просматривается чувство вседозволенности и какое-то подростковое своенравие. Кроме того, в доступных нам источниках данного периода наблюдается очень скромное присутствие альтернативных точек зрения или иных повесток дня. Предвосхищая безрезультатную политику некоторых лидеров пост-независимой Индии, период раннего средневековья оставляет у нас тревожное чувство в отношении интеллектуальных и религиозных персонажей, стремящихся к отказу от культурной критики. Низкопоклонство и отношения «патрон-клиент», как кажется, захватывают публичное пространство, в результате чего страдает все общество. Подводя некоторые итоги, можно сказать, что локальные территории стали не только местами провинциальной переоценки культурных систем и сложившегося богословия, но и изолированными от мира крепостями, защищавшимися от нападений вооруженных людей, что часто крайне ограничивало их кругозор.

 
Следующий раздел >>
Web Analytics