Введение

Предметом исследований автора в течение ряда лет были народные верования населения стран материковой Восточной и Юго-Восточной Азии. Таким образом, мировые религии — буддизм, ислам, христианство — специально в данной работе не рассматриваются. Задача предлагаемой работы — охарактеризовать народные верования населения определенной, географически ограниченной зоны, в какой-то мере выявляющей общие черты культуры трех обширнейших историко-культурных областей: Восточной, Южной и Юго-Восточной Азии. Такой областью нам представляется Индокитай.

Наряду с имеющейся сравнительно обширной литературой по географии и этнографии населения полуострова Индокитай в основу настоящего исследования мы положили материалы, собранные автором во время полевых изысканий в Бирме (Индокитай), а также во время поездки в те области Китайской Народной Республики, которые в этническом и историко-культурном отношении издревле и до нашего столетия выявляют большую близость к Индокитаю или единство с ним. Огромное значение для данной темы имеют публикации материалов и исследований учеников автора, работавших у себя на родине среди малых народов по нашей программе. Это вьетнамские ученые Фан ХауЗат, Ле ТхиНгокАй, Бе ВьетДанг, Данг Нгием Ван, Нгуен Чук Бинь, Лам Суан Динь, а также их коллеги и ученики. Следует заметить, что материалы ученых — представителей самого изучаемого народа всегда ценны и важны, особенно если материалы собирались по общей или методологически сходной программе.

Общность методологических принципов важна потому, что при изучении и собирании материалов по народным верованиям Индокитая некоторые исследователи не могут или не желают отличать прямое заимствование от взаимовлияния. Явление анализируется прежде всего в том аспекте, который ближе ученому в силу его научной специализации, взглядов и т. д. В Индокитае действительно многое кажется прямым заимствованием из Индостана. В какой-то мере это можно объяснить давними многогранными контактами населения Южной Азии (Индии, Пакистана, Шри Ланки) с народами Индокитая. Но так как контакты были обоюдными, правильнее было бы говорить о наличии взаимовлияний. С другой стороны, те исследователи, кто занимается изучением Китая, нередко видят влияние Китая там, где на самом деле речь идет о культуре и быте народов, переселившихся в пределы Индокитая из южных областей Восточной Азии. И в этом случае мы видим сохранение культуры одного и того же народа, разделенного государственными границами. Не менее часто встречается оценка населения Юго-Восточной Азии как безрелигиозного (дорелигиозного или пострелигиозного). Такая оценка религии населения стран Юго-Восточной Азии, противоречащая объективным фактам, сохранилась, по существу, До наших дней. Например, в обобщающей работе Д. Э. Софера [188а], выпущенной в Сингапуре в 1965 г., мы видим попытку не столько понять характер верований, сколько объяснить безрелигиозность части населения, например, островов Юго-Восточной Азии тем, что условия жизни морских цыган (термин, принятый для обозначения населения, кочующего по морям малайского мира) оставляют им мало времени для религиозных обрядов и т. п.

В прошлом характер суждений о населении Юго-Восточной Азии в какой-то мере определялся конъюнктурными интересами в борьбе колониальных держав за укрепление их позиций в этих странах. Буржуазные историки часто говорят об этой борьбе, как длительном «периоде проникновения», в котором даже ранняя, «подготовительная» фаза заняла более двух столетий. Известно, что Западный Индокитай (Бирма) стал колонией Англии лишь к концу XIX в. В то же время колониями и протекторатами Франции стали страны Восточного Индокитая. А раздел сфер влияния между Англией и Францией в Центральном Индокитае (Таиланд) совершился в первом десятилетии нашего века. Длительный «период проникновения» объективно оказался временем активного ознакомления со странами Юго-Восточной Азии. Появились сотни заметок, десятки статей, отчетов и других материалов. И можно без преувеличения сказать, что большинство их содержало и сведения о верованиях местного населения. Было бы ошибкой утверждать, что все эти сведения не объективны, тенденциозны и бесполезны. Среди них были и серьезные работы, дающие относительно полные описания жизни народа; один из таких обзоров [140а], был использован Ф. Энгельсом [2].

Однако первые сведения о верованиях народов Индокитая проникают в страны Европы еще в X—XIII вв. в виде причудливых и полуфантастических рассказов путешественников (Марко Поло, арабы), посетивших тот край. Более достоверные рассказы стали появляться в XV—XVI вв., после путешествия Афанасия Никитина в Индию и плаваний испанских и португальских мореплавателей, когда было принято иметь при флагманах «летописцев», которые, подобно Пигафетте при Магеллане, составили немало полезных описаний быта и культуры (конечно, в меру своего понимания) населения, с коим входили в те или иные контакты. По существу, с XVI в. начинается пора колониального захвата отдельных царств и земель Юго-Восточной Азии представителями частных и правительственных или полуправительственных компаний. Вместе с колонизаторами, а часто и опережая их, шли миссионеры — «колонизаторы в рясах», убежденные задолго до встречи со своей будущей паствой в дикости, безнравственности, умственной неполноценности «туземцев», в «греховности» их традиционной культуры, «идущей от сатаны» и потому подлежащей искоренению.

В Юго-Восточной Азии колонизаторы встретились с обществами, далеко не однородными по степени экономического и социального развития. Некоторые народы подходили по представлениям миссионеров под мерку «безрелигиозных» ввиду особенностей их социальной организации и культурной жизни; другие народы, уже пережившие эпоху порабощения более многочисленными и развитыми азиатскими народами, объявлялись «безрелигиозными» из-за «вредного» влияния на них азиатской культуры (1).

—————————————————————————————————————— 

(1) По этому вопросу ом.: Carl Tailor. The Sea Gypsies of Sulu — «Asia», № 31 (August 1931); W. J. S. С a r a p i e t. The Salons.—«Ethnographical Survey of lndia», № 2, Rangoon, 1909; В. H a g e n. Beitrag zur Kenntnis der Sekka (Sakai) oder Orang Laut sowie der Orang Lom oder Mapor, zweiere nicht mahammedanischer Volksstamme aus Insel Banka.— «Frankfurter Gesellschaft fur Anthropologie, Ethnologie und Urgeschichte Festschrifb, № 37—46, Frankfurt am Main, 1908; H. Tobias. Ferlag van cenen Togt naar Lingga, Roteh en Manda,— «Tijdscrift voor Indische Taal-, Land- en Volkenkunde», № 10 (1861). 

——————————————————————————————————————  

 Стремясь заинтересовать общественное мнение в метрополии, светские и духовные колонизаторы представляли обширную информацию о сказочных богатствах земель на Востоке (Восток в данном случае понимался широко), о якобы пользе колонизации для «трусливых безбожных туземцев», вся жизнь которых будто бы проникнута суевериями.

Россия, как известно, не имела колониальных интересов в этом районе мира. Сведения, содержащиеся в работах российских исследователей, как правило, лишены тенденциозных оценок, характерных для выходцев из «заинтересованных» стран. Но не только это обстоятельство было причиной относительной объективности русских дореволюционных авторов. Само развитие общественной мысли в России предопределяло более гуманное отношение большинства путешественников и исследователей из России к народам Азии.

В самом конце 1974 г. советским этнографом И. Н. Морозом была защищена диссертация на тему «Исследования русских ученых и путешественников как историко-этнографиче-ский источник по народам стран Индокитая» [49]. В этой работе рассмотрены сведения, сообщаемые различными русскими дореволюционными путешественниками и исследователями. Это и случайные впечатления русских моряков (капитанов, офицеров флота), и более четкие наблюдения врачей (К. М. Станюковича, А. Пещурова, С. С. Черкаса, Е. Р. Егорьева и др.). Анализируются также подробные записи путешественников (среди которых был, например, К. А. Вяземский, известный своими странствиями и по другим континентам), дипломатов (например, Г. де Воллана, Э. Ухтомского). Это, наконец, записи ученых, среди которых филолог и историк культуры народов Южной Азии И. П. Минаев [45а; 456], этнограф и антрополог Н. Н. Миклухо-Маклай [44а], специалист-театровед Г. К. Крыжицкий, геолог А. М. Жирмунский, ряд ученых-медиков, ботаников и др.(2). Для большинства перечисленных авторов характерны не просто общий антиколониалистский настрой, не просто гуманное отношение к людям «стран неведомых», но и уважение к незнакомой (и часто совершенно чуждой) культуре.

  —————————————————————————————————————— 

(2) К. М. Станюкович. Французы в Кохинхине.— «Морской сборник», СПб., 1964, т. 71, № 3; А. Пещуров. Корреспонденция с клипера «Гайдамак».—«Морской сборник», СПб., 1963, т. 66, № 5; С. С. Черкас. Бангкок — столица Сиамского королевства —«Морской сборник», СПб., 1874, т. 144, №6; Е. Р. Егор ьев. Вокруг Старого света в 1904—1905 гг., СПб., 1915; К. А. В я-земский. Путешествие вокруг Азии верхом.—«Русское обозрение», 1894, №№ 9 и 10, 1896, №№ 7, 8, 9 и 11; де Воллан Г. Г. По белу свету, СПб., 1894—1,896; Э. Э. Ухтомский. Путешествие на Восток Е. И. В. наследника-цесаревича, СПб., 1894—4895; Г. К. Крыжицкий. Экзотический театр, Л., 1927; А. М. Жирмунский. Вокруг Азии, М., 1914 и др. 

——————————————————————————————————————   

С завершением «внедрения» колонизаторов и началом колониальной эксплуатации стран Индокитая сложились две формы получения информации об этих странах. С одной стороны, колониальная администрация проводит регулярные переписи в каждой из колоний. В английских колониях переписи проводились регулярно раз в 10 лет. Очерки о населении отдельных областей содержали пространные сведения о духовной культуре народа. Среди администраторов и ученых, причастных к изданию переписей, можно упомянуть Дж.-Г. Скотта. Он известен по ряду произведений; одно из них носит претенциозное наименование: «Бирма, какова она была, какова она есть и какой ей предстоит быть». Для нашей темы интересна работа этого автора «Бирманец. Его жизнь и самосознание».

Но все сведения о верованиях населения Индокитая касались более всего буддизма и потому имеют к нашей теме косвенное отношение. Появлялись, однако, и работы, специально посвященные народным верованиям и даже местным религиозным системам. Прямым своим предшественником я считаю Р. Тэмпла, перу которого принадлежит книга о почитании 37 натов (духов-хозяев) у бирманцев [193].

С другой стороны, огромное научное и историко-культурное значение имели публикации о жизни народов колонизуемых стран в научно-популярной периодике. Здесь прежде всего следует назвать три журнала, сыгравших наиболее значительную роль в ознакомлении мировой научной общественности с фактами и явлениями культурной жизни населения стран Индокитая. Это «Журнал бирманского общества научных исследований («The Journal of the Burma Research Society» — JBRS), «Вестник Французского института Дальнего Востока» («Bulle-tin de I’Ecole Frangaise d’Extreme Orient» — BEFEO) и «Журнал Сиамского общества научных исследований» («The Journal of the Siam Society» — JSS). Создавшиеся почти синхронно (по крайней мере, два первых), журналы эти, по-видимому, были задуманы как демонстрация духа «истинного культуртрегерства» и в какой-то мере дублировали материалы переписей. Но стремление издателей привлечь внимание читателей к специфике культурной жизни в странах Индокитая позволяло постоянно сотрудничать в этих журналах настоящим ученым и искренним друзьям изучаемых народов. Здесь следует назвать В. В. Голубева (3), английских ученых Дж. Фер-ниволла и Г. Луса, голландца Э. Зейденфадэна, французов Ж. Кюизинье, Э. Порэ-Масперо, Ж. Кондоминаса, американца Р. Ф. Бартона и многих других(4).

 ——————————————————————————————————————

(3) В. В. Голубев работал в Восточном Индокитае, он сделал многое, чтобы открыть миру великолепные храмовые архитектурные комплексы Ангкора; он был одним из первых последователей, пытавшихся разгадать смысл орнамента Донгшонгокой бронзы.

(4) G. Н. Luce. The Early Siam in Burma’s History.—JSS. vol. XLVI, № 2, 1958; Major E. Seidenfaden. Notes about Chaubun.—JSS, vol. XII, 3, 1; его же. Notes on the Lawa.—JSS, XVII, 2, 101; его же. The White Meo.— JSS, XVII, 3, 153; его же. The Lu.—JSS, XIX, 3, 185; его же. The Kha Tong L’uang.— JSS, XX, 1, 141; его же. The Hill Tribes of Northern Siam.—JSS, XXV, 2, 215; его же. The So and the Phuthai.—JSS, XXIV, 2, 141; его же. The Kui People of Kambodia and Siam.—JSS, XXXIX, 2, 146; его же. The Peoples of the Menhires and the Jars.—JSS, XXIV, 1, 49 and oth.; J. С u i s i n i e r. Les Muong, geographie humaine et sociologie. Paris, 1948; G. Condominas. L’Exotique est quotidien, Paris, 1965; E. Poree-Maspero. Ceremonies des douze mois. Phnom-Penh, 1958; его же. Ceremonies privees des Cambodgienne. Phnom-Penh, 1958; R.-F. Burton. The Mythologv of Ifugao. Philadelphia, 1956

——————————————————————————————————————

На страницах указанных и других журналов начинают печатать свои произведения ученые — представители народов стран Индокитая. Первые их статьи посвящены частным вопросам культуры и быта народов своей страны. Но уже со второго десятилетия XX в. и вплоть до наших дней плодотворная научная деятельность ученых — выходцев из стран Индокитая — дает замечательные результаты. Бирманские ученые У Хтин Аунг (Маунг Хтин Аунг), Ми Ми Кхаинг [162а], У Мин Наин [223, 224 и 225], старейшина этнологов Таиланда Пья Аннуман Раджадхон [175], ряд ученых кхмеров и лао создают капитальные по научной значимости труды, выступая и в научно-популярных изданиях, и с трудами монографического характера.

Выше говорилось о деловых контактах с молодыми деятелями этнографической науки во Вьетнаме. Отметим, что ученые старшего поколения: Ла Ван Ло, Выонг Хоан Туэн, Чан Ван Зяп и другие работали в контакте с учеными социалистических стран Европы, сотрудничали со специалистами из Франции и других стран. Молодые ученые продолжают эти традиции. Примечательно, что, решая задачи государственно го строительства, вьетнамские ученые значительное внимание уделяют изучению малых народов своей многонациональной родины. Не случайно их публикации, приобретающие характер систематических серийных изданий, стали необходимым источником для всех, кто занят проблемами семейно-брачных отношений, верований, истории культуры и фольклора, т. е. вопросами, требующими длительных полевых наблюдений.

Следует остановиться на трудах еще одной группы ученых, исследования которых европейскому читателю мало доступны из-за языковых трудностей. Я имею в виду японских ученых. Многие из них: Тарио Обаяси 1226], Итиро Хори [139 и 140], Эрика Канеко, Йоширо Сиратори [184] — известны и как исследователи верований малых народов стран Индокитая. Выводы этих ученых по отдельным проблемам становятся доступными благодаря кратким резюме к их работам, что позволяет в наиболее важных работах подойти к переводу и самого текста.

И все же работ, специально посвященных народным верованиям, до сих пор крайне мало. Лишь одна тема привлекла к себе внимание не только случайных наблюдателей, но и серьезных исследователей. Это ктеические культы. Им посвящены не только значительные разделы в статьях, тематических сборниках (таких, как «2500 лет буддизма» [130]) и историко-культурных исследованиях, но и целые книги. Авторы этих работ весьма различны по своим идейным воззрениям, методологии и методике.

Обычно внимание к этой теме привлекают либо сама форма объекта изучения, либо натуралистично воспринимаемая обрядность. Серьезных исследователей влечет к себе решение проблемы генезиса ктеических культов как явления. Так, Пья Аннуман Раджадхон в своей небольшой, но важной статье о некоторых обрядах ктеического культа в Таиланде [175], устанавливает исключительную стойкость их в народных верованиях; он дает очень интересную и достаточно детальную картину таиландского «колядования», своеобразие  которого составляет ограничение участников обряда возрастной группой юношей, а также использование в молении о дожде магического приема обливания кошки. Тому же автору принадлежит и открытие представления о Вспарывателе облаков, к которому обращаются участники обрядов из цикла молений о дожде. Но и в этой работе автор ищет истоки ктеической обрядности не у себя на родине —в Таиланде, а в соседней стране (в монских областях Южной Бирмы).

Авторы теологических изысканий — индийцы (в их числе автор раздела, посвященного тантризму в сборнике «2500 лет буддизма», — Анагарика Говинда) справедливо видят корни некоторых особенностей вачжраяны и мантраяны — ветвей буддизма — в ассимиляции буддизмом местных народных верований населения широкой контактной зоны, включающей Тибет и другие районы, прилегающие к Индии с севера. Встречается и более ощутимо выраженное стремление видеть Китай как область формирования верований и культов ктеическо-фалли-ческого круга.

Однако выпущено немало работ, авторы которых призывают видеть в ктеической обрядности утонченное внутреннее философское содержание, понятное только посвященным, зашифрованное по-разному у различных групп верующих. Именно так поясняет сущность тантризма в целом и его отдельных ответвлений Анагарика Говинда. Такое толкование символики знаменитых рельефов Коджурахо мы обнаруживаем у Дасгупты [121, 122].

В солидном исследовании ван Гулика [135], которое содержит обстоятельные экскурсы в историю развития ктеическо-фаллических культов в различные исторические эпохи, для нас большую ценность представляет глава о китайской тантрике — индийском по истокам учении о бессмертии через общение мужских и женских сил природы. Ван Гулик — один из немногих западноевропейских ученых — приблизился, как нам представляется, к пониманию древних даосских трактатов, пронизанных наивно-материалистическим миропониманием.

Поистине исключительное научное значение имеют труды небольшой группы ученых, считающих, что именно ктеическая обрядность и культы основаны в значительной мере на стихийно-материалистических идеях, игравших основную роль в самом раннем периоде развития духовной культуры человечества и связанных с первым из двух основных производств того времени (воспроизводство рода человеческого и производство средств существования). Таков капитальный труд индийского ученого Д. Д. Чаттопадхьяя «Локхаята даршана». Содержание работы раскрывает подзаголовок: «История индийского материализма» [836]. Для Д. Д. Чаттопадхьяя как исследователя характерно при всем богатстве его материалов о духовной культуре народов Индии стремление строить свои обобщения с привлечением не менее богатого сопоставительного материала по духовной культуре и быту народов Индокитая, Китая и других областей Азии. Марксистский анализ этих явлений позволил Д. Д. Чаттопадхьяя дать реальную картину народных верований, показать их зависимость от социального бытия, форм производства, избежав при этом и вульгаризации, и филистерства.

Столь же важна работа советского исследователя Л. Д. Позднеевой «Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая» (Ян Чжу, Лецзы, Чжуанцзы) [56а], изданная в Москве в 1967 г. Читатель имеет возможность видеть соотношение позитивных и превратных знаний, позитивного и превратного опыта не только предков китайцев, но и народов, переселившихся в пределы Индокитая. Таким образом, читатель получает возможность проследить становление некоторых форм народных верований, сохраненных в значительной степени до наших дней. Большую научную ценность имеет и перевод творений древнекитайских мыслителей, выполненный Л. Д. Позднеевой по оригиналам, а не по комментариям (как это часто делалось западными авторами переводов).

Мне представляется, что примером четкого, тонкого и философски глубокого понимания роли ктеических верований в народной жизни и литературе средневекового Вьетнама может быть небольшая, но очень ценная работа советского филолога Н. И. Никулина, посвященная творчеству знаменитой вьетнамской-поэтессы Хо Суан Хыонг [54].

* * *

В Юго-Восточной Азии живет примерно 15% населения всей Азии, а население зарубежной Азии составляет почти 57% населения планеты. Известно, что народы Юго-Восточной Азии расселены в пределах своей этнической территории крайне неравномерно: практически плотно заселено не более 7% всей этой большой историко-культурной области. Этнический состав населения стран Юго-Восточной Азии сложен. Только Камбоджа (Кампучия) и Сингапур могут . быть условно признаны «мононациональными» государствами. Но и в этих двух странах живет несколько народов, и если в них не стоит так остро проблема составления точного списка народов, то проблема численного соотношения «пришлого» и коренного населения встает периодически и достаточно остро.

Известно, что попытки представить свою страну как некое мононациональное единство на деле часто прикрывают националистический курс правительства данной страны по отношению к угнетаемым национальным меньшинствам. Так было в гоминьдановском Китае. Так было в Таиланде, где у власти находится военно-помещичья группа. В этих условиях ученые (например Таиланда) проявили немалую гражданскую смелость, подготовив материалы местной этнолингвистической классификации.

Освободившиеся от колониального гнета молодые государства Юго-Восточной Азии с первых же шагов на пути укрепления независимости, создания экономики, проведения культурных преобразований сталкиваются с неотложнейшей задачей проведения классификации (начиная с составления нормативного перечня) народов своей страны. Совсем небезразлично для планирующих организаций при решении конкретных задач, каков этнический состав той или иной области: представляет население этой области конгломерат из нескольких различных народов, или этническую группу (т. е. группу родственных народов), или «дисперсную народность» (т. е. народность, подразделения которой территориально разобщены).

Так, в ходе культурных преобразований (например, при ликвидации неграмотности и малограмотности) часто встает вопрос о разработке письменности для ранее бесписьменных народов: для народов первой группы необходимо создание нескольких видов письменности или приспособление одной, но с дополнительными графемами. Для второй, т. е. для подразделений одной народности, возможность использования одной формы письменности не вызывает сомнения.

Сложность этнического состава населения страны, как правило, отражает и сложность процессов взаимодействия культур каждого из народов, и особенно сложность контактов и взаимовлияний их духовной культуры, а также воздействия таких элементов духовной культуры, как религия, на быт и хозяйственную деятельность трудового населения. Здесь следует подчеркнуть, что речь идет не только и не столько о численности народов. Для чиновников колониальной администрации в странах Юго-Восточной Азии было характерно именно стремление подчеркивать бесконечную языковую и этническую дробность населения колонии. Результат, столь желанный для колонизаторов (чем более сложна «этническая картина», тем легче доказать, что без «благого руководства метрополии» народам колоний не обойтись), достигался несложным приемом: приводился действительно длинный список «языков и диалектов», а следовательно, и народностей страны. При этом игнорировалась иерархическая соподчиненность называемых единиц, т. е. тот факт, что часто речь шла об этнографических группах одного народа, не учитывалась также роль данной лингвистической единицы как средства общения.

Следует отметить, что многие классификации колониального периода нарочито усложнены и искусственно отдалены от реальной ситуации.

Именно поэтому планирующим органам молодых независимых государств пришлось с помощью своих национальных кадров ученых решать проблемы этнической или этнолингвистической классификации населения своей страны. Работа по уточнению созданных и уже принятых классификаций продолжается и сейчас. Иногда наблюдается своеобразный возврат к дробным классификациям прошлых лет (например, в Бирманском Союзе). Живет еще убеждение, что дробность классификации— доказательство заботы о самых малых народах страны. Надо надеяться, что отказ от необходимых обобщений — явление временное. Дробность классификации создает впечатление изученности этнического состава населения страны и открывает широкие возможности для сравнительного изучения.

Сопоставление этнонимов сводного списка в какой-то мере приближает возможность составления их корпуса. А для исследователя-этнографа сводный список этнонимов — это источник сведений о возможных миграциях населения, а равно и о составе волн мигрантов (не только в том случае, когда в миграции участвует группа родственных народов, но и когда синхронно движутся разные народы). И это особенно важно для нашей темы: зная, какие именно народы были связаны единой волной миграции можно увереннее исследовать черты сходства, меру близости или различия их духовной культуры. Если мигрировали этнические отпочкования народов, сходных по социально-экономическому уровню развития и развивавшихся в сходных экологических условиях, то можно говорить о сходстве их духовных культур. Если мигрировали отпочкования генетически близких, родственных народов, то здесь мы имеем дело только с близостью их культур. И в этом случае ценность местных классификаций в значительной мере зависит от их стройности, четкости, выдержанности принципа, на котором они основаны.

Как уже отмечалось выше, при подготовке этой книги были использованы материалы, собранные в СРВ моими друзьями и учениками, вьетнамскими учеными Фан Хау Затом, Бе Вьет Дан-гом, Данг Нгием Ваном, Нгуен Чук Бинем, Лам Суан Динем, Ле Тхи Нгок Ай, Фам Данг Хиеном и другими. Всем им я приношу самую искреннюю и сердечную благодарность. Мне также хочется выразить глубокую признательность моей жене Анне Артемьевне Дмитриевой за неоценимую всестороннюю помощь в работе над книгой.