Увы, политик Радхакришнан взял верх над философом Радхакришнаном. В тот момент, он, как и пакистанские руководители, отверг предложение У Тана пойти на прекращение огня. Не помогло и то обстоятельство, что тогдашний министр иностранных дел Пакистана 3. А. Бхутто учился в свое время у профессора Радхакришнана в Оксфорде, что ученик и учитель тепло относились друг к другу. В конце концов, благодаря посредничеству Генерального секретаря ООН и советского руководства, удалось снять остроту индо-пакистанского противостояния.
Высокие посреднические качества У Тан пытался проявить и в вопросах, связанных с войной во Вьетнаме. Хотя эта проблема не выносилась на заседания Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи, она оставалась предметом самого пристального внимания Генерального секретаря на протяжении ряда лет.
В оценках войны во Вьетнаме У Тан исходил из того, что если бы США и были правы политически, все равно было бы аморальным вести подобную войну с применением напалма и мощных бомб. В принципе, по его мнению современная война – это не что иное, как «массовое убийство». Исходя из этого, У Тан не уставал призывать к политическим и дипломатическим методам урегулирования во Вьетнаме, в том числе и во время бесед с Хрущевым, Л. Джонсоном и Ш. де Голлем.
США были недовольны антивоенной позицией Генерального секретаря. Между бывшим учителем У Таном и Джонсоном, который также в начале своей карьеры был учителем в Техасе, часто возникали острые дискуссии на эту тему. У Тан, отдавая должное американскому президенту как крупному государственному деятелю, вместе с тем откровенно писал, что Джонсон был не способен понимать противоречивый ход международных событий, как это подобало бы главе самой мощной державы в мире. Прежде всего, это относится к войне во Вьетнаме.
Генеральный секретарь считал несерьезными так называемую теорию домино и заявления Джонсона о том что если Южный Вьетнам станет коммунистическим, то затем настанет очередь Гавайских островов.
У Тан не разделял и точку зрения о том, что вьетнамская война представляет собой противоборство между коммунизмом и либеральной демократией. На его взгляд, речь прежде всего шла о независимости, единстве и выживании страны.
Значительно позднее в США стали рассматривать вьетнамскую войну именно как последнюю крупномасштабную колониальную войну, в которую страна имела несчастье ввязаться. Оправдалась также уверенность У Тана в том, что со временем Вьетнам будет активно участвовать в региональном сотрудничестве со всеми странами Юго-Восточной Азии, независимо от их политических систем.
Анализируя ситуацию в Индокитае, У Тан подметил парадоксальное обстоятельство: США оставались так долго во Вьетнаме, чтобы не потерять лицо, что, как любят считать на Западе, характерно для азиатов. Тем самым. Генеральный секретарь нашел еще одно свидетельство, подтверждающее поверхностность стереотипных представлений о различиях между Востоком и Западом.
Весьма любопытны взгляды У Тана на историю, которой он всегда интересовался. В какой-то мере его можно считать историком, так как в своих многочисленных статьях он часто затрагивал исторические проблемы.
В 1930 г. он перевел на бирманский язык книгу «Города и их история»- о Древней Греции и Риме, в 1961 г. опубликовал учебное пособие в двух томах «История послевоенной Бирмы».
С 1931 г. У Тан состоял членом исследовательского общества Бирмы, после 1948 г. работал в Бирманской исторической комиссии. Его учителями были известные исследователи бирманской истории Д. Дж. Е. Холл и Дж. С. Фёрниволл, труды которых считаются классическими.
У Тан смотрел на прошлое, как на предупреждение и урок, а не идеал для подражания. Разделяя точку зрения о том, что страны продвигаются вперед, смотря в свое прошлое, он предостерегал от слепого поклонения прошлому, некритического подхода к историческим фактам.
Так, У Тан не боялся оспаривать содержащиеся в бирманских хрониках утверждения о том, что армия великого короля XI в. Аноратхи, основателя королевства Паган, насчитывала более 50 млн. солдат. Некоторые бирманские историки считали эту цифру обоснованной.
Откровенные оценки давал У Тан событиям и деятелям недавней истории. Р. Киплинга он считал художественно очень одаренным человеком, но политически наивным. Отдавая дань заслугам У. Черчилля как великого государственного деятеля, У Тан обращал внимание на недальновидность, несостоятельность азиатской политики английского премьера.
Анализируя события в различных точках планеты, У Тан пришел к выводу, что, вопреки распространенному мнению, «история никогда не повторяется»; на каждом очередном витке развития, несмотря на сходство с прошлым, обязательно присутствуют новые моменты. Политикам необходимо избегать такого положения, когда они оказываются заложниками истории.
У Тан считал, что СССР вредила неспособность его лидеров преодолеть исторически обусловленную психологию «осажденной крепости», в то время как на американских руководителей негативное воздействие оказывал синдром Перл-Харбора. Что касается внешней политики той или иной страны, то У Тан разделял точку зрения лорда Пальмерстона: государства не имеют постоянных друзей и врагов, а только постоянные интересы.
Известно, что решения, принимаемые ООН, прежде всего Генеральной Ассамблеей и Советом Безопасности, представляют собой совокупную волю членов организации. Очень многое тут зависит от позиции пяти постоянных членов СБ, обладающих правом вето. Отсюда вытекает важность поддержания Генеральным секретарем нормальных отношений с руководством и представителями великих держав, в первую очередь, СССР и США.
Отношения между У Таном и Джонсоном носили противоречивый характер, имели шероховатости, однако, в целом, были корректными, уважительными. Примерно то же самое можно сказать и о сотрудничестве Генерального секретаря с Кеннеди и Р. Никсоном.
Будучи уже в отставке, в январе 1973 г. У Тан отметил: «Я имел прекрасные личные отношения с президентами Кеннеди, Джонсоном и Никсоном, но я не всегда соглашался со всеми тремя в отношении их внешней политики. Я не соглашался с авантюрой Кеннеди в заливе Свиней и не был согласен с президентами Джонсоном и Никсоном в отношении их политики во Вьетнаме. Вьетнамская война была грубой ошибкой с самого начала, и, по моему мнению, это является наиболее трагической ошибкой, когда-либо допущенной США. Она является наиболее варварской войной в истории».
В отношениях У Тана с де Голлем тоже не обходилось без шероховатостей. Причем соображения высокой политики иногда перемешивались с тонкостями дипломатического протокола. Известно, что французский президент одно время низко оценивал значение ООН, ее способность играть позитивную роль в разделенном мире. Это накладывало отпечаток и на взаимоотношения с Генеральным секретарем.
В 1963 г. в Нью-Йорке выставлялась Джоконда. В честь этого события французы устроили прием, на который был приглашен У Тан. Однако, стало известно, что ему отведено неподобающее Генсекретарю ООН место за низким столиком. Разумеется, У Тан не пошел на вернисаж. Позднее он в частном порядке все же посетил выставку.
Часто контактировал Генеральный секретарь и с советскими лидерами. Очень высоко У Тан оценивал политические, дипломатические и личные качества А. Н. Косыгина, особенно проявившиеся во время Ташкентской встречи в январе 1966 г. руководителей Индии и Пакистана, когда было достигнуто соглашение о прекращении огня и отводе войск.
Подписанная Ташкентская декларация, подчеркивал Генеральный секретарь, вывела Косыгина на международную арену как супер-посредника. У Тан несколько раз встречался с советским премьером, беседовал с ним на разные темы. Позднее он писал, что никогда не встречал такого государственного деятеля, который обладал бы присущими Косыгину спокойным достоинством и учтивостью.
Взаимопонимание существовало и во взаимоотношениях У Тана и Хрущева. Благоприятное впечатление на него произвели крестьянская простота и откровенность Хрущева. Общаясь с ним, У Тан вспоминал свое сельское детство в Пантано.
Не без удовольствия У Тан описывает в мемуарах встречу с Хрущевым в Ялте в августе 1962 г., особенно получасовой заплыв в Черном море. Перед купанием Генеральному секретарю выдали безразмерные трусы, которые он кое-как приладил на манер бирманской юбки.
У Тан и Хрущев плавали вдвоем, в то время как встревоженная охрана и переводчик ждали на берегу. Хотя У Тан по-русски не знал ни одного слова, а познания Хрущева в английском ограничивались одобрительным восклицанием «окей», купание прошло очень успешно. У Тан отметил, что на даче Хрущева в Крыму он чувствовал себя комфортнее, чем в роскошном Елисейском дворце, где он вел переговоры с де Голлем перед приездом в СССР.
Любопытно, что в октябре 1964 г. У Тан обратился к новому советскому руководству с просьбой позволить Хрущеву изложить международному сообществу обстоятельства его отстранения от власти, так как неясность в этом вопросе, по мнению Генерального секретаря, негативно влияла на стабильность в мире. Никакого ответа из Кремля он не получил.
О Л. И. Брежневе У Тан отзывался как о доброжелательном, активном и эрудированном руководителе. В одном из интервью 1973 г. он так характеризовал советского лидера: «Брежнев является дипломатом. Он очаровательный человек, который лично мне очень нравится, и я думаю, что он также человек сильной воли».
Импонировали ему и невозмутимость и сдержанность А. А. Громыко.
К сожалению, трудно складывались отношения У Тана с постоянными представителями СССР в ООН В. А. Зориным и Н. Т. Федоренко. Иногда напряженность достигала такого уровня, что дипломаты не могли общаться друг с другом. И дело заключалось не только в том, что советские представители придерживались, по терминологии Генсекретаря, «жесткого курса», но и в том, что они, как чувствовал У Тан, «по-глупому» считали его «американской марионеткой».
С другой стороны, с такими советскими дипломатами, как А. Д. Добрынин, В.В.Кузнецов, Я. А. Малик, Л. Н. Кутаков, У Тан сотрудничал плодотворно.
Раздражителем в отношениях между советскими представителями и У Таном среди прочих являлась проблема засилья в Секретариате ООН граждан западных стран и незначительное число граждан СССР и других социалистических государств. Такое положение сложилось при предшественниках У Тана. Федоренко, во исполнение указаний советского правительства, неоднократно обращался к Генеральному секретарю с письмами, выражая недовольство по поводу того, что советский персонал не допускается в Секретариат и выдвигал конкретные требования о предоставлении соответствующих постов советским представителям. Чтобы исправить положение, У Тан предпринял конкретные шаги, однако советская сторона считала, что они были недостаточными и не привели к решению проблемы.
Болезненный для СССР характер носил вопрос, связанный с эмиграцией советских евреев. С конца 60-х годов представитель Израиля регулярно передавал У Тану петиции советских евреев, желающих выехать в Израиль.
Генеральный секретарь пытался оказать посреднические услуги. Однако, они были отклонены постпредом СССР в ООН Я. А. Маликом. Тогда У Тан изыскал возможность конфиденциально передавать эти петиции в Москву через своего зама по политическим вопросам и делам Совета Безопасности Л. Н. Кутакова.
Много сил и времени У Тан посвятил попыткам урегулирования взрывоопасной обстановки на Ближнем Востоке.
Пожалуй, действия Генерального секретаря на этом направлении подвергались наиболее острой критике с самых разных сторон, особенно в связи с «шестидневной» войной июня 1967 года. От нападок У Тана не спасал и тот факт, что он был известен как друг Израиля (он написал брошюру об успешной поездке У Ну в Израиль в 1955 г., которая была издана в Тель-Авиве) и в то же время, арабских государств.
Накануне начала военных действий У Тан вынужден был согласиться с требованием Египта о выводе чрезвычайных сил ООН с Синая и из сектора Газа, выполнявших функции буфера. В прессе США и Великобритании это решение называли «ужасной ошибкой», «трусостью». Однако, Генеральный секретарь считал невозможным проигнорировать желание египетского руководства, так как ООНовские силы были размещены с согласия Каира и не могли оставаться там вопреки его воле.
Кроме того, У Тан предлагал правительству Израиля временно разместить контингент ООН на своей территории, но получил отказ. В случае положительного отклика, полагал Генеральный секретарь, события развивались бы по-другому, и, возможно, войны бы не было.
Заслуживает внимания оценка У Тана, согласно которой именно Советский Союз спас арабские государства от полного поражения. В то же время он считал, что решение Москвы о разрыве дипломатических отношений с Израилем было продиктовано эмоциями, а не реальными интересами.
К концу 60-х гг. ситуация на Ближнем Востоке зашла в тупик.
У Тан, представивший в СБ за четыре года более 1000 докладов по Ближнему Востоку, был подавлен провалом попыток Совета Безопасности, четырех великих держав, двух сверхдержав и специального представителя Генерального секретаря Г. Ярринга снять остроту противостояния.
К неудачам У Тан относил также свои посреднические усилия, направленные на прекращение войны во Вьетнаме, урегулирование кипрской проблемы, отношений между ЮАР, Южной Родезией и другими африканскими странами, КНР и международным сообществом.
Последняя проблема всегда находилась в центре внимания Генерального секретаря. Он исходил из того, что КНР должна занять постоянное место в Совете Безопасности.
