·······································

Обычаи и обряды сезона дождей

<<К оглавлению «Календарные обычаи и обряды бирманцев» Следующий раздел>>

2-й месяц бирманского календаря – кесон, охватывающий примерно вторую половину апреля – вторую половину мая, кульминационный в людских надеждах и ожиданиях, связанных с будущим урожаем. В марте и апреле (до Тинджана) крестьяне вывозили на поля удобрения и заканчивали работу по очистке каналов оросительной системы от грязи и ила, оставшихся от прошлого сельскохозяйственного года [Nash М.. 1965, с. 225- 226].

Моления о дожде предыдущего месяца тагу, равно как и церемонии щедрого обливания водой, сакральной траты воды, в самом благоприятном случае могли вызвать только «дождь Тинджана» (Тинджан-мо) – первый ливень, предвестник муссонных дождей, да и то в том случае, если дождя не было до новогоднего праздника.

Усиливающаяся жара и приближение времени начала полевых работ побуждали бирманских земледельцев обратиться к ритуальным действам, которые могли бы умилостивить высшие силы природы, духов-натов и божества, заставить их оказать помощь людям. Это касалось всех, и поэтому календарные празднества бирманцев, уходящие корнями в глубокую древность, имели массовый характер, были связаны с семейными и общинными традициями и сопровождались песнями, танцами, театрализованными представлениями, различными церемониями и обрядами. Многие церемонии, имея религиозную основу, превратились в обычные зрелища, но целый ряд традиционных действ – интимно-озорная перебранка мужчин и женщин, работающих на рисовом поле, ритуальные танцы жен духов-натов (наткадо) – позволяют предположить, что в древности праздники этого календарного времени были связаны с аграрными культами, с культом природы и носили оргиастический характер.

Церемонии вызывания дождя

Если во время празднования Нового года в церемонии вызывания дождя путем перетягивания каната участвует только мужское население деревни или двух деревень, то в месяце кесон в подобной церемонии участвуют и мужчины, и женщины, и дети – все, кто может ухватиться за веревку и тянуть ее. Веревка прокладывается вдоль главной улицы деревни, назначаются судьи, следящие за процессом игры. В стороне остается лишь тот, кто нездоров или дряхл, но и они приветствуют состязающихся одобрительными возгласами. Участники же делятся на две группы – «северную» и «южную». Считается, что, если победит «южная» группа (а именно с юга, где бы ни находилась деревня или городок, идут муссонные ветры, несущие влагу), дождь выпадет немедленно и будет изобильным. Когда игра кончается, участники и зрители, опьяненные азартом борьбы и уверенностью в скором наступлении дождливого сезона, собираются в специально отведенных для празднеств местах, танцуют и поют. Бирманский историк Маун Тхин Аун, специально изучавший обряды и обычаи вызывания дождя, указывает на то, что присутствовавшие на празднике «прыгают и приветствуют громкими возгласами» победителей. Празднество обычно длится всю ночь.

Другая церемония вызывания дождя – шествие короля-рыбы. Заранее из тонких бамбуковых планок делается огромная фигура рыбы. Остов покрывается промасленной бумагой, разрисовывается. Процессия, сопровождаемая музыкантами, танцорами и группами поющей молодежи, обносит короля-рыбу вокруг деревни. Обязательная остановка делается у монастыря или пагоды. Затем все направляются к реке (ручью), где огромная рыба спускается на воду и плывет вниз по течению. До тех пор пока плывущий король-рыба виден собравшимся, играют на дудочках и флейтах, бьют в барабаны и ударные инструменты.

Этот обряд имеет магическое значение и, видимо, существовал задолго до принятия буддизма в качестве официальной религии: умилостивление Духа воды лежало в основе этой церемонии, также завершавшейся всеобщим весельем.

Однако в этом обряде прослеживается и влияние буддийской идеологии. История о самопожертвовании короля-рыбы, спасшего тем самым множество живых существ, рассказанная в одной из джатак и хорошо известная бирманцам, также нашла отражение в описанной церемонии. Добавим, что рыба (король-рыба) – одно из олицетворений Будды, и автору довелось увидеть подобное изображение (скульптуру) в священной пещере в окрестностях Мандалая, месте, посещаемом паломниками-буддистами со всей Бирмы.

Синкретизм буддийских и анимистических верований, проявляющийся в традиционных народных календарных празднествах, обогащался и государственной официальной обрядностью, истоки которой были общими с обрядностью народной. Во времена бирманских королей последние не могли находиться вне породившего их общества. Выше говорилось о «месте» и участии короля в новогодних церемониях. Не менее важным было его поведение в обрядах вызывания дождя (начало сельскохозяйственных работ). Так, в случае засухи или задержки муссонных дождей бирманский король уходил на семь дней в монастырь, дабы провести это время в молитвах и медитации. Засуха, поразившая обширные районы страны, рассматривалась как результат пренебрежительного отношения короля к десяти пунктам моральных правил королевских обязанностей.

Празднества в честь духов-натов

За три дня до полнолуния месяца кесон в земледельческих районах страны начинаются ритуальные празднества в честь духов-натов – так называемые Натпве. В крупных городах эти праздники мало заметны, тем более что в полнолуние месяца кэсон начинается один из самых крупных буддийских праздников – День рождения Будды, по времени совпадающий с Днем просветления (День открытия благородных истин, когда Готама стал Буддой, Просветленным) и Днем ухода в паринирвану (Днем смерти Будды), отмечаемыми торжественно и широко.

В сельских районах, однако, Натпве отмечаются повсеместно и носят, так сказать, комплексный характер: это – обращение людей ко всем духам, умилостивление всех натов и в целом обращение к высшим силам природы.

Выше упоминалось о довольно условном разделении на «высших» (верхних, королевских) и «низших» (земных) натов. В свою очередь, последние, и тоже условно, делятся на территориальных натов (натов данного района, горы, леса, кущи деревьев, водного бассейна), на деревенских натов-хранителей, на семейных натов (мнзайн – пхазайн) и тех натов, которые связаны со сферой действия или защитой чего-либо. Наты домов, риса относятся именно к этой категории [Nash М., 1965, с. 167].

Наты – далеко не самые добрые существа на свете. Если их не задабривать, считают бирманцы, или не обращать на них внимания, то они приносят много неприятностей. Только в том случае, если им постоянно оказывать уважение, угощать и делать подношения, прежде всего цветы и вареный рис, кокосовый орех для «обитания» (заменяемый новым каждые три месяца), только тогда наты будут «защищать» дарителя как от своих собратъев-натов, так и от других зловредных духов [Nash М., 1965, с. 168].

К началу праздника натов (Натпве) на южном конце деревни (с той стороны, откуда приходит муссон) из жердей и бамбуковых стволов строится сооружение, напоминающее длинный невысокий домик на сваях. Это дом ната (натсин).

В обычное время года он может быть неухоженным. Однако в нем находится всегда ваза с цветами, время от времени заменяемыми новыми, глиняный горшок, наполовину наполненный водой, горсть сухих рисовых зерен, иногда изображение Ната-хранителя деревни.

Во время праздника Натпве все меняется как по волшебству. К домику «основного наша» пристраивается платформа с навесом для изображений (они могут быть вырезаны из дерева или сделаны по типу кукол бирманского театра) других натов.

Центральная фигура ритуального празднества – наткадо – «жена, супруга ната». Это женщина, в которую вселился дух и которая якобы находится в мистическом брачном союзе с духом-на-том. Этот «брачный союз» позволяет нашу входить в ее тело и вещать ее устами. Институт наткадо до сих пор существует в Верхней Бирме, которая в течение нескольких десятилетий (в отличие от Нижней Бирмы) XIX в. сохраняла политическую независимость и где традиционная обрядность не подвергалась разрушительному воздействию английского влияния.

Наткадо есть во многих деревнях, причем совсем необязательно это «жены» «своих», деревенских натов. Женщины, исполняющие роль наткадо, образуют своеобразную группу, члены которой участвуют в ритуальных церемониях праздников натов в различных районах страны. Приглашения на праздник передаются как бы по цепочке от одной женщины к другой. На деревенском празднике, как правило, собирается более десятка наткадо.

Деревня, в которой проходит праздник, выделяет нескольких активно действующих распорядителей, а также двух мужчин, которые выступают в роли Яатов-хранителей деревни. К этому надо добавить группу музыкантов, исполняющих на различных традиционных музыкальных инструментах 37 специальных мелодий – по одной на каждого из «высоких», королевских натов (атхе-натов).

Каждая наткадо приносит с собой изображение «своего» ната. Все фигурки устанавливаются в ряд на платформе, и начинается церемония подношения натам приготовленного риса с различными приправами, фруктов, сладостей, т. е. того же самого угощения, которое преподносится монахам по праздничным дням. В центре внимания – нат, который должен «отвести бедствие» (засуху) и которому преподносится особый дар – шелковый тюрбан, как правило, красного цвета. Стиль обращения к нему самый высокий, используемый при общении с монахами или высокопоставленными официальными лицами. Заклинания об изгнании злых духов перемежаются молитвами-обращениями к натам-защитникам: «О наты и ваше величество главный нат! Хозяин того, что вам принадлежит, кушайте наше угощение, душистое и вкусное!.. Мы не можем защитить… У вас есть знания, как сделать это, только вы это можете… Кушайте, кушайте!» [Битука чан, 1962, с. 110]. Такими были обращения еще в начале XIX в. к натам Юказо, защищающим растительный мир и управляющим им; к нату Ламайн, защищающему поле; к нату Кава Ламайну, охраняющему все, что лежит на земле; к Нату воды, орошающей поля. Таким оно остается и сейчас.

После церемонии подношения начинаются ритуальные танцы наткадо. Шаманистические движения и танцы под ритмическую музыку постепенно вводили наткадо в состояние транса, и нат «овладевал» танцующей.

Наткадо начинала предсказывать будущее – о дожде и урожае, целесообразности строительства нового дома. Иногда наткадо прибегала к помощи нота Коджидо – большого любителя вина. На практике это означало испитие перебродившего сока сахарной пальмы и соответственно продление состояния транса. Очевидно, употребление перебродившего сока пальмы носило всеобщий характер. Во всяком случае, немало женщин, «высказывавших глубокое почтение к натам, – пишет М. Нэш, – могли быть избраны натом в качестве супруги, но, будучи схвачены им, испытывали головокружение и обморочное состояние и не знали, как справиться с силой ната, когда она входила в них» [Nash, М., 1965, с. 102].

Элементы этой церемонии вызывания дождя путем обращения к натам носят явные отголоски оргиастических празднеств далекого прошлого, имевших коммунальный характер и символизировавших соединение мужского и женского начал мироздания и начало нового земледельческого цикла.

Если дожди не приходили ни в мае, ни в июне по григорианскому календарю, то устраивалась еще одна церемония вызывания дождя, обращенная к натам «высшей» категории, натам Будды, в частности к Моунаттха – Нату дождя. Это опять-таки перетягивание каната, с той лишь разницей, что на одной стороне собирались все мужчины деревни, на другой – женщины. Канат тянули изо всех сил, и побеждала та партия, которой удавалось повергнуть наземь всех соперников до единого. Противостояние полов, по замечанию М. Нэша, должно было напомнить Нату дождя, что вода необходима для плодородия земли, а человеческая фертильность зависит от фертильности земли. Это был общинный, деревенский ритуал без приглашения наткадо и посторонних гостей и организаторов, и даже монахи не присутствовали на этой древней церемонии [Nash М., 1966 (I), с. 103-104].

Праздники, посвященные Будде

После трехдневного праздника в честь натов наступает День поминовения Будды. Согласно традиции бирманцы полагают, что все важнейшие события в жизни Будды произошли в день полнолуния месяца кэсон по бирманскому календарю. Озарение, снизошедшее на Будду, и первая его проповедь происходили под сенью баньяна (дерева бо, бирм. ньяун бин). Дерево считается священным, его отростки высаживаются у пагод и монастырей, а также у входа в деревню.

Каждый год происходят церемонии поливания этого священного дерева прохладной душистой водой. Церемониальные шествия с сосудами, наполненными водой и накрытыми банановыми листьями, которые защищают воду от нагревания, начинаются ранним утром. Монахи, как правило, не приходят на эти ритуальные действа – орошения дерева и почвы под ним.

В деревнях и городских кварталах, в учреждениях и учебных заведениях сообща готовится угощение для монахов. Предварительно создаются специальные группы мирян, которые ведают сбором денег, закупкой продуктов и приготовлением угощения. Оно происходит в дхаммайоуне – специальном помещении для чтения проповедей.

Пришедшие монахи читают буддийские молитвы: «Маха Паритту» (о защите от всяческих бедствий, в том числе от диких слонов, быков, буйволов, змей, злых духов и пр.), «Маха сутту» (дающую защиту от пожаров, в том числе лесных), «Дхаджагга сутту» (призывающую к выполнению религиозного долга, терпению и преодолению страха).

Далее следует церемония угощения монахов (схунчве), носящая коммунальный характер. Церемония схунчве означает получение коллективной, усредненной для всех дарителей «заслуги», надежно формирующей будущую карму (кан) каждого дарителя.

Каждый даритель чувствует удовлетворение, когда произносит традиционную формулу: «Ахмья! Ахмья!» («Поровну! Поровну!»), т. е. призывает окружающих разделить с ним «награду» от совершаемого им благочестивого поступка [Западова, 1980, с. 77]. Семена добрых деяний, согласно буддийкому учению, непременно дадут добрые всходы, и, так же как ритуальные действа и обряды умилостивления локальных божеств, дарения буддийской сангхе должны обеспечить благоприят­ные условия для проведения календарных полевых работ.

Праздник первой борозды

Церемонии вызывания дождя рано или поздно достигали желаемого эффекта, – разумеется, в силу особенностей тропического муссонного климата. Первые шквальные ливни быстро уступали место обильным спокойным дождям, и иссушенная земля все более пропитывалась влагой. С конца мая – начала июня начиналось время полевых работ, от результативности которых целиком зависела жизнь бирманца.

Цикл земледельческих работ был отработан в течение многих веков. Рисовые зерна предварительно высеваются на специальном, хорошо удобренном и очищенном от сорняков участке. Семенной материал нередко заранее замачивают и проращивают (если хотят получить готовую рассаду риса на несколько дней раньше) между банановыми листьями и в мелком водоеме или яме, заполненной водой. Затем сеяльщики риса разбрасывают проросшие семена из корзины. Как правило, это поручается молодым мужчинам и женщинам, во время работы перебрасывающимся озорными шутками весьма фривольного содержания. Семена лежат на размягшей почве несколько дней. Затем по мере прорастания и подрастания риса земля еще неоднократно заливается водой [Mi Mi Khaing, 1962, с. 72].

Через полтора месяца рисовая рассада готова для пересадки ее на поля. Если само выращивание рассады относительно несложное дело, то высадка рассады риса – это исключительно трудоемкая и важная часть сельскохозяйственного цикла. Ей предшествует подготовка поля. К началу пахоты оно представляет собой залитую водой, размокшую, но достаточно плотную земляную поверхность, которая требует многократного плужения, боронования и выравнивания. Только на обработку поля практически уходит все время, требуемое для выращивания рассады; обработка начинается с пахоты, и именно с ней связаны праздники первой борозды, устраиваемые в прежние времена в каждой деревне.

Празднование начала пахоты всегда носило локальный характер. Согласно поверьям, связанным с культом Дракона-нага, с началом дождей не полагается предпринимать каких-либо поездок или путешествий. Считается, что Дракон-наг все время меняет свое положение: в марте, апреле и мае его туловище и голова направлены в сторону запада. Следующие три месяца голова Дракона-нага якобы повернута к северу.

В сезон постепенного прекращения дождей (сентябрь, октябрь и ноябрь), когда долгожданный урожай начинает созревать на полях, требуются постоянные усилия, чтобы оградить рис от ненужной влаги, защитить его от потрав и вредителей. В этот период, как полагают, Дракон-наг поворачивается головой на восток.

Поскольку (под угрозой страшных болезней и несчастий) нельзя «попасть» в пасть чудовища или пересечь воображаемую линию, вдоль которой он «вытянулся», для паломничества и любых поездок остается только три месяца – когда сухо и прохладно.

К этому времени урожай риса в основном собран, и страшная пасть Дракона-нага, «уткнувшегося» в море, не грозит никому. Это неписаное, но всегда выполняемое правило, очевидно, не касается передвижений внутри округов, ибо по полям и деревенским дорогам постоянно снуют в различных направлениях крестьяне, возделывающие свои поля [Nash М., 1965, с. 189-190].

Празднование начала пахотных работ отмечается приношениями и натам и Будде, посещением монастырей, молитвами о будущем урожае. В день начала пахотных работ плуг и упряжь быков и буйволов украшаются цветами.

Во времена бирманских королей существовала одна из самых интересных церемоний, связанных с календарным циклом, – Праздник первой вспашки, проводимой королем.

Колониальное время оказало разрушающее воздействие на этот ритуал, тем более что бирманский король был депортирован из страны через несколько дней после окончания третьей англо-бирманской войны. Видимо, поэтому сейчас отмечаются только элементы старого ритуального комплекса. В их число входят и подношения духу-нату Ламайн, Хозяину полей, и Нату риса Бомачжи (Боунмачжи, Баначжи) [Nash М., 1966 (I), с. 108].

С древнейших времен пахота – почетная обязанность бирманского мужчины – хозяина земли. В надписях на каменных стелах, дошедших до нашего времени, есть сообщения о королях, проводивших церемонию начала пахоты, и даже о монахах, обрабатывавших поля и подававших пример мирянам. «Шин Маха Таттапа, – сообщает одна из таких надписей, – будучи саядо (главой монастыря), купил много земли, вспахал ее, показывая пример мирянам» [Пхо Чжо Сан, 1968, с. 73].

В средневековой Бирме «королевская пахота» была традиционным явлением, о чем свидетельствует запись в хронике «Мандалей Хматан» («Записи о традициях и обычаях королевского двора») [Пхо Чжо Сан, 1968, с. 74]. Бирманские историки утверждают, что в давние времена бирманские короли занимались пахотой («шли с золотым плугом») наравне с крестьянами в течение всего дождливого сезона. Однако – то ли по причине отсутствия «крестьянского духа», то ли просто сочли, что трудно заниматься тяжелой работой в дождь, – традиция была нарушена.

Король выходил на ритуальную церемонию первой вспашки один раз в год [Пхо Чжо Сан, 1968, с. 138]. Церемонии предшествовала тщательная подготовка. Заранее был известен только месяц проведения пахоты – найоун (соответствующий июню). Королевские брахманы, астрологи и ученые определяли дату торжественного дня, учитывая взаиморасположение планет, счастливые и несчастливые дни недели и множество разнообразных примет и поверий.

Когда дата была определена, король вызывал министра (вун), в ведении которого находились все королевские земли (ла-майны) и население, проживающее на них. Каждая социальная группа (зу) имела свое занятие; например, мьин-зу ведали королевскими лошадьми и составляли королевскую конницу в случае надобности; тана-зу были стрелками королевской армии; дайн-зу – щитоносцами. Самой многочисленной группой были крестьяне (ламайн-зу), поставлявшие «все взращенное ими» исключительно королевскому двору. Из поколения в поколение бирманский крестьянин жил и работал (как и другие категории бирманских земледельцев) в соответствии с традиционным календарным циклом.

Королевские земли (ламайн) находились в Верхней Бирме, недалеко от столицы. Именно здесь до наших дней в наибольшей степени сохранились отголоски старинных обрядов и магических действ.

По распоряжению министра крестьяне-ламайнцы начинали подготовку к церемонии. От королевского дворца до поля, где должна была проводиться церемония, выравнивалась и очищалась дорога, по сторонам которой сооружались ажурные бамбуковые загородки. Дорога усыпалась белым песком, привезенным издалека.

Поле, выровненное крестьянами, также окружалось бамбуковой красивой изгородью. Затем на поле пускали чистую воду. Дурным знаком для будущего урожая считались птицы на поле, поэтому специально предназначенная для этого группа лучников охраняла его, чтобы не приблизилась ни одна птица. (Вообще крики птиц считались дурным предзнаменованием; если, например, под крышей дома, где был нездоровый человек, кричала птица, полагали, что это недобрый знак.)

На восточной стороне поля сооружался временный «дворец» для короля, вокруг поля возводили навесы и временные помещения для театральных представлений и танцев [Пхо Чжо Сан, 1968, с. 138-139].

За три дня до совершения первой борозды днем и ночью шли театральные представления и совершались ритуальные танцы. По дорогам и затопленным лугам к месту королевского поля (ледо) двигались бесконечные вереницы людей.

Бирманские исследователи отмечают, что на празднества сходились все без исключения – мужчины, женщины и дети, имущие и бедняки. Даже королевские рабы (чундо) могли присутствовать на церемонии «королевской пахоты».

Правда, по описаниям Дж. Скотта, далеко не все имели право находиться там, где появлялся король [Shway Joe, 1963, с. 258]. Огромные массы народа располагались в значительном отдалении от королевского поля. Короля сопровождали придворные. Их окружали различного рода воинские подразделения – конные, стрелковые, слоновые и другие, – выстроенные в виде концентрических кругов. Внутренний круг составляли воины с саблями на плечах, точнее, с длинными ножами (да). В знак почтения и покорности королю они стояли, опустившись на одно колено.

Из дворца выход короля сопровождался выстрелом из пушки.

В окружении придворных и охраны король размещался в паланкине, построенном в форме бирманской ладьи. Сорок человек торжественно несли паланкин к месту церемониальной пахоты. За паланкином следовали наследный принц, придворные и королевские жены в красных одеждах. У поля располагался оркестр. Мелодии ритуальных песен, издревле исполняемых на празднествах, посвященных началу полевых работ, исполнялись на сайнах, украшенных бриллиантами и рубинами. (Сайн – традиционный бирманский инструмент, сходный с большим ксилофоном, поставленным на ребро и образующим почти замкнутый круг. Исполнитель игры – сайн-вайна – находится внутри этого круга.)

Выйдя из временного дворца, король вступал на залитое водой поле и подходил к золотому или позолоченному плугу. Двое сильных и ловких мужчин, выбранных из помощников министров (вунов), заводили в упряжь двух белоснежных быков. И король начинал пахоту.

Слева и справа от него, чуть впереди, вели каждый свой плуг министр королевских земель (ламайн) и министр королевских житниц. Вели также пахоту те, кто занимал крупные придворные должности (слева и справа от короля). Сзади следовало еще три ряда пашущих. Первый ряд – ближайшие родственники короля, преимущественно принцы; второй – начальники под­разделений королевской конницы; третий – богатые, приближенные к королю люди.

Во время проведения первой борозды первый трудный шаг за упряжкой быков должен был сделать король, затем, соблюдая временные и пространственные интервалы, в процесс вспашки вступали (рядами) все участники церемонии.

После того как под звуки драгоценных сайнов и песен о пахоте поле было вспахано, выходили Главная (Северная) королева и остальные жены короля, придворные дамы и принцессы и сажали в только что вспаханную землю рисовую рассаду.

«Мужская» музыка сменялась «женской» (ледо ду). Крестьянки ламайнских полей исполняли ритуальные танцы сажалыциц рисовой рассады, имитируя их движения. Эти танцы исполнялись уже не под звуки сайна, а под грохот различного типа барабанов (оузи, доуба, бучжи, зинто), стоявших на ножках-подставках, вешаемых на шею или подвешенных наподобие гонгов [Пхо Чжо Сан, 1968, с. 134-143; Мьянма мин, 1963, с. 257-262].

Когда королевская процессия возвращалась во дворец, устанавливалось временное затишье, пустели улицы. К вечеру веселье возобновлялось; длинные ряды зажженных свечей освещали улицы, запускались ракеты, и разрывались с треском хлопушки. Всеобщее ликование охватывало город и деревни.

В описываемые времена вспашка рисовых полей и рисопроизводящие работы могли начаться только после королевской вспашки – Праздника первой борозды.

Впоследствии (и до настоящего времени) перед началом полевых работ распространяются своеобразные календари или альманахи, из которых можно узнать предполагаемые и, конечно же, самые благоприятные сроки пахоты, посева семян, приметы года, интерпретацию легенд и джатак (которые, кстати, могли толковаться разноречиво), положение и взаимодействие планет и т. д. Такие издания иногда переписываются от руки, иногда печатаются местными типографиями. Их рекомендации опираются на древние народные традиции и верования.

Обычаи и обряды Праздника начала буддийского поста

Наступление дождливого сезона резко ограничивает крестьянина во времени. Все подчинено ритму полевых работ, ибо от своевременного их выполнения зависит благополучие семьи и общества. Затруднено сообщение между населенными пунктами: разлившаяся на полях вода поднимается выше валиков земли, обрамляющих участки; идущий по дороге человек может – и это случается часто – оказаться среди бескрайней, уходящей за горизонт водной глади.

При этом надо учитывать беспрерывные и сильные дожди и всепроникающую сырость, а также отсутствие печного отопления в домах (очаг для приготовления пищи непригоден для сушки одежды, к тому же по очень строгой традиции та часть одежды, которая облекает тело ниже пояса, так называемые юбки – мужская – пасхоу и женская – тхамейн – могут сушиться только или очень низко над землей, или расстеленными на земле).

Широкие и длинные головные уборы, сплетенные из полосок бамбука и закрывающие голову, плечи и часть спины, – непременный элемент одежды работающих на поле. Однако и это не решает проблемы сушки одежды. Наконец немаловажным считается истощение запасов, прежде всего рисовых: старые почти съедены, а до нового урожая далеко.

Все эти моменты, видимо, с глубокой древности легли в основу буддийского поста, длящегося практически в течение всего дождливого сезона – с середины июля по середину октября. По бирманскому календарю пост начинается в полнолуние месяца вазо и повсеместно отмечается бирманцами.

Буддисты полагают, что Праздник начала поста и последующий пост связаны с двумя событиями в жизни Будды – его первой проповедью в Оленьем парке в Бенаресе 2500 лет назад [Kanbawza, 1977, с. 73], имевшей место в полнолуние 4-го лунного месяца, и его временным пребыванием во время дождливых месяцев на священных небесах Таватимса, где божества слушали проповеди Будды, разъясняющие постулаты Абидхаммы (наиболее сложная часть буддийского канона философского характера).

Существует и другая версия происхождения буддийского поста. Будучи глубоко религиозными, бирманские крестьяне непременно прекращают работу, если мимо поля проходят монахи, чтобы выразить им свое почтение. Это мешает трудиться. Поэтому Будда повелел всем монахам оставаться в пределах монастырей в течение нескольких месяцев. Членам сангхи предписывалось проводить это время в размышлениях и учебе; устраиваются конкурсы и состязания на лучшую проповедь. Миряне же должны обеспечивать монахов всем необходимым [Западова, 1980, с. 91].

Не отрицая рациональности подобного объяснения причин возникновения буддийского поста, представляется возможным дать более реалистичное разъяснение этого феномена с учетом реалий дождливого сезона, о которых было сказано выше.

Буддийский пост есть не что иное, как компромисс между «кормимой» мирянами сангхой и светской частью (в нашем случае бирманского) общества, обеспечивающей его выживание производственным циклом сельскохозяйственных работ: свобода (от церкви) поведения крестьянина (ибо только его хозяйственные работы, но не моления монахов ведут к обеспечению общества продуктами питания, и прежде всего рисом) возможна только в обмен на материальное обеспечение сангхи в ответственнейшее  время  выращивания нового урожая.

В то же время это не исключает сохранения древнейших традиций бирманского земледельца – обращения к потусторонним силам за помощью, ритуальных молений и игрищ Натпве – праздника натов-духов с элементами анимистического и тотемного культов. Буддийская церковь в это время молчит, и глубокая связь между светской и духовной составляющими вновь проявится после окончания поста – в Празднике огня и Празднике света.

Наряду с ежедневным кормлением монахов как почетной обязанностью и средством получения «заслуги» каждым буддистом – частым приглашением на угощение одного или нескольких монахов в дом по случаю рождения ребенка, необходимости получить совет, свадьбы и т. д. (т. е. на индивидуальной основе) – существует, как упоминалось выше, церемония коллективного угощения, кормления монахов – схунчве.

Схунчве как проявление социальной связи мирской общины и монашества устраивается только семь раз в году: в полнолуние – День рождения Будды (месяц кэсон); в полнолуние месяца вазо – начало буддийского поста ва; в конце буддийского поста в месяце тадинджут; в Праздник света месяца тазаунмон; в бирманский Новый год, а также на 7-й день и в годовщину после чьей-либо смерти [Nash М., 1966 (I), с. 101].

Одно из наиболее обильных и богатых угощений монахов устраивается, как правило, во время празднования начала поста. Группы молодых людей (любьёу) и девушек (апхьёу) принимают самое деятельное участие в закупке и сборе необходимых продуктов и в приготовлении угощения. Помимо выполнения множества подготовительных работ – мытье фруктов и овощей, чистка рыбы, обеспечение водой и т. д. – они собирают необходимую посуду (чаши и пр.) у жителей деревни или квартала.

Членом такой группы может быть юноша или девушка старше 15 лет и, как правило, не состоящие в браке [Nash М., 1965, с. 150]. Организуются также группы обслуживания (вутхин). В крупных городах эта форма общественной деятельности встречается реже, в деревнях и городках – повсеместно.

Члены группы вутхин, одетые в белые одежды, собирают денежные пожертвования для монастырей или пагод. Деньги собираются в широкую серебряную или посеребренную чашу. Приготовленная пища или фрукты кладутся на специальный широкий поднос, установленный на низкий треножник. На поднос также ставится множество маленьких чаш, накрытых куполообразными красными лакированными крышками. Этот поднос на веревках, перекинутых через плечо, несут двое мужчин – членов вутхин.

Обычно сбор пожертвований происходит во время церемониального шествия. Церемония совершается ранним утром, так, чтобы приготовленная пища была доставлена в монастырь до того времени, когда монахи совершают вторую и последнюю за день трапезу, приблизительно в 10-11 часов.

Во главе процессии – человек с большой раковиной. Дуя в нее, он извлекает резкие призывные звуки. Заметим, что раковина – древнейший музыкальный инструмент, используемый в буддийских ритуальных праздниках и церемониях. Два человека несут огромный гонг треугольной формы, подвешенный на шесте. За ними попарно следуют мужчины с подносами для ритуальных подношений монахам. (Вообще все подношения несут на подносах, деньги кладут в чаши.) Часто процессия сопровождается музыкантами, играющими на барабанах, цимбалах и флейтах.

После полудня снова выходят на улицы. Если дело происходит в деревне, новая процессия проходит практически мимо каждого дома. Повторяется все, что было утром, с той разницей, что подношения теперь «сухая пища» (т. е. рис, бобы, масло); все, что пойдет в кладовые монастыря и будет потребляться монахами во время поста [Khin Myo Chit, 1978, с. 38-40].

Угощение монахов – схунчве – предполагает проповеди или беседы на религиозные темы до и после трапезы. Как правило, до трапезы читается одна или несколько сутт, повторяются основные заповеди, которым должен следовать каждый буддист. Суть проповеди: только правильное поведение и глубокая вера могут предотвратить четыре несчастья (возрождение в следующей жизни в качестве животного, злого духа, демона и возрождение в аду), три бедствия (голод, война и эпидемия), пять врагов (тираны, воры, огонь, наводнение, недоброжелательность), пять бед (утрата родственников, здоровья, благополучия, истинной веры и морали), восемь неправильных состояний и т. д. [Sao Htun Hmat Win, 1979, с. 34-35]. Закончив трапезу и проповедь, монахи уходят, почтительно сопровождаемые уважаемыми мирянами.

Кроме продуктов питания и необходимых вещей, которыми монах имеет право владеть (например, одеяние шафранного цвета, зонт, ситечко для процеживания воды, дабы не проглотить живое существо, опахало – всего восемь предметов), монастырь нуждается в значительном количестве риса и других продуктов, и это также обеспечивается жителями деревень и городов. В настоящее время в городах все чаще преобладают пожертвования деньгами, на которые затем мирянин, ответственный за хозяйственную жизнь монастыря, закупает необходи­мые продукты.

В Рангуне, в главной пагоде страны Шведагоне, автору приходилось наблюдать и даже участвовать в подобных пожертвованиях. На территории пагоды, на широкой мраморной платформе, сооружаются временные строения, в которых члены совета попечителей пагоды принимают с благодарностью деньги.

Здесь же (внутри помещения) находятся емкости с сухим очищенным рисом, из которых на сумму, пожертвованную каждым, рис отсыпается в другую емкость, принадлежащую уже пагоде. Существует на этом уровне уже учет пожертвований: в крупных буддийских пагодах и монастырях жертвователю (автор знает это из собственной практики во время посещения монастырей Рангуна, Мандалая, Танхлина, Сагайна и многих других) дается благодарственная расписка в получении того-то и того-то.

В сельской местности, однако, такого учета нет; добрые дела, которые дают «заслугу» (кутхо), фиксируются в коллективном сознании монахов, родных и соседей, и презренным изгоем становится тот, кто пожалеет риса для кормления монаха или не сделает традиционных подношений. Последние принимаются с благодарностью, какой бы ничтожной стоимости они ни были, и в этом иллюзорном равенстве всех и каждого – одна из причин силы и распространенности буддизма.

На время поста не назначаются свадьбы, церемонии посвящения в монахи (щинпью) и прокалывания ушей. В некоторых народных песнях девушки просят женихов поторопиться, поспешить со свадебными приготовлениями, чтобы успеть пожениться до начала поста. Не рекомендуются дальние поездки, и не только потому, что голова Дракона-нага преграждает путь, но действительно из-за размокших и скрытых под водой дорог путешествие просто опасно, а место отдыха паломников и путешественников (заят) – платформы или веранды под навесом, открытые со всех сторон, – залиты дождем.

В свободное от работы время люди в основном находятся дома. Многие ограничивают себя во всем, в том числе и в еде. Английский чиновник военного ведомства, в начале XX в. долгое время живший в Бирме и хорошо знавший жизнь в бирманской провинции, писал, что во время поста большинство крестьян живет «жизнью монахов»: едят раз в день, перед полуднем, и воздерживаются даже от курения табака. По его наблюдениям, время поста используется для подготовки к Празднику окончания поста. Чтобы накопить немного денег для этой церемонии, женщины занимаются ткачеством (на продажу), мужчины – заготовкой бамбука в лесах и плетением корзин [Фильдинг, 1902, с. 150].

<<К оглавлению «Календарные обычаи и обряды бирманцев» Следующий раздел>>
Web Analytics