Дэвидсон Р.М. «Тибетский ренессанс: тантрический буддизм и возрождение тибетской культуры»
<< К оглавлению |
Следующий раздел >> |
В истории ламдре, записанной Нгоропой в пятнадцатом столетии, ее автор очень гордится «явленными» откровениями, переданными сиддхой Вирупой Сачену. При этом он утверждает, что данные откровения являются ключевым элементом, демонстрирующим превосходство системы ламдре клана Кхон над другими линиями передачи, в особенности Дрома и Жамы, а также над более поздними родственными им системами133. Также в ней сообщается, что последнее откровение Вирупы стало кульминацией череды видений, представших пред Саченом после довольно сложной последовательности событий, в результате чего он получил определенные наставления, которых не имели другие наставники ламдре. Именно эти видения легли в основу «короткой передачи» (nye brgyud), при получении которой Сачен имел прямой доступ к великому сиддхе, которому, в свою очередь, «Коренной текст *маргапхалы» был передан самой Найратмьей. А это означает, что в данной линии передачи Сачен отстоит всего лишь на одну ступень от женской ипостаси изначального будды Ваджрадхары. Однако, документы и суждения, подтверждающие и освещающие этот эпизод, сами по себе довольно необычны и, вероятно, апокрифичны. Помимо прочего, они свидетельствуют о влиянии литературы «текстов-сокровищ» на традицию сакьяпы в период с середины тринадцатого по пятнадцатое столетия, а также о стремлении продемонстрировать превосходство системы клана Кхон над другими линиями передачи ламдре. Хотя середина тринадцатого столетия и выходит за рамки хронологических параметров нашего исследования, здесь мы можем сделать некоторое исключение, т.к. данные утверждения так или иначе касаются провидческого и текстуального наследия Сачена.
Первое исторически идентифицируемое упоминание об этом событии присутствует в анналах Мартона, созданных им, вероятно, во второй четверти тринадцатого столетия134. Мартон, кратко описывая этот эпизод, утверждает, что после смерти ламы Мелы и до истечения срока запрета Жанга Гонпавы Сачен отправился в Барпук-ронг, где был поражен очень тяжелой болезнью ( snyung nad drag po ), из-за которой забыл все полученные им учения. Вернувшись в Сакью, он обратился с молитвой к Дже Гонпаве, после чего ему в видениях явились сначала Дже Гонпава, а затем и сам Вирупа, который передал Сачену все семьдесят две тантрические питаки, тайное разъяснение чакр в четвертом посвящении (lam sbas bshad), учение о десяти достижениях, а также толкования Вирупы и ритуалы «Ваджравидарана-дхарани». Мартон заявляет, что данное событие никому не оглашалось и что полное повествование о нем можно найти в других источниках. Также он утверждает, что все, что включено в его анналы, было одобрено самим Сакья Пандитой135.
Мы не знаем точно, что имел в виду Мартон, говоря о «других источниках», но «Малая красная книга» пятнадцатого столетия (Pusti dmar chung), принадлежащая перу четвертого настоятеля расположенного в Цанге монастыря Нгор Кунги Вангчука (1424–1478), включала текст, якобы являющийся письмом Дракпы Гьелцена Кьокпо Гатенгу (из Гатенгмы) – эпитет, указывающий на хромоту Гатенга136. В письме говорится, что в возрасте семнадцати лет Дракпа Гьелцен отправился в Гунгтанг, где встретил Лобпона Джодена Ронг-гома, который заметил: «Кажется, существует история о встрече Вашего отца с Вирупой. Разве Вы не слышали о ней? ” Дракпа Гьелцен умолял его рассказать все, что ему известно, однако, Джоден Ронг-гом сообщил ему, что слышал об этом от безумного человека (yid yengs pa) и не знает никаких подробностей. При этом он направил Дракпу Гьелцена к геше Ньену Пул-джунгве, который надзирал за Сакьей после смерти Сачена, поскольку тот сказал, что не будет рассказывать эту историю Джодену Ронг-гому, а раскроет ее только самому Дракпе Гьелцену. Дракпа Гьелцен вернулся в Сакью, и Пул-джунгва рассказал ему, что Сачен однажды отправился в Гунгтанг, где его поразила губительная болезнь (dug nad), вследствие которой он потерял память. Он выздоровел только через месяц, но последствия болезни продолжали воздействовать на него в течение трех лет. Когда другие что-то прослушивали и запоминали, Сачен не мог делать то же самое. Он был не в состоянии вспомнить написанное им и не узнавал своих друзей. Поняв, что даже если он отправится в Индию, то и там не получит помощи, он стал взывать к Дже Гонпаве, который в конце концов явился ему во сне и даровал свои наставления. Он начал молиться с еще большей энергией, после чего ему во сне явился уже сам Вирупа и снова преподал все свои учения.
Со временем количество включенных в учение работ стало возрастать, а датировки становились все более точными. Ко времени написания анналов ламы Дампы, созданных им 1344 году и включенных в его «Черную книгу» (Pod nag), данный список стал уже довольно длинным137. Кроме того, в собрании сочинений Сакья Пандиты помимо несколько текстов, претендующих на принадлежность к учению, также присутствует произведение анонимного автора, содержащее развитие и детализацию истории Сачена. В совокупности эти несколько текстов именуются «Особым учением Сакья Пандиты» (Sa skya pandi ta’i khyad par gyi gdams pa) или «Исключительным наставлением Сакья Пандиты» (Sa skya pandi ta’i thun mong ma yin pa’i gdams ngag)138. Кроме агиографического эпизода, здесь также находятся описания двух чудесных событий: первого, когда Сачена видели в двух местах одновременно, и второго, когда в момент его смерти Сачена видели сразу в четырех местах (еще более поздние авторы утверждают, что Сачена видели сразу в шести местах)139. В качестве дополнения, анонимное заключение к восхвалению Саченом Вирупы (переведенному нами в Главе 1), предполагает, что данный панегирик был сочинен Саченом именно в тот момент, когда Вирупа предстал перед ним140. Аме-шеп пришел к выводу, что к 1629 году существовало две различные традиции датирования этого события: одни авторы утверждают, что оно произошло в 1135 году, когда Сачену было сорок три года, тогда как другие указывают на 1138 год, когда ему было сорок шесть лет141.
Мы имеем возможность оценить эти записи, во-первых, с точки зрения их стиля, во-вторых, с точки зрения соответствия их тому, что нам известно обо всем этом из других имеющихся в нашем распоряжении источников, и, наконец, с точки зрения общей обстановки того периода. Лучшим выбором для начала нашего исследования является уже упомянутое ранее «письмо», поскольку все материалы Дракпы Гьелцена общедоступны, и при этом они включают в себя несколько его писем. Даже если принять во внимание соображение, согласно которому в момент написания данного письма Дракпа Гьелцен был предположительно молод, почти все в нем кажется весьма сомнительным. Его стиль сильно отличается от известного стиля Дракпы Гьелцена, т.к. в нем присутствует нехарактерное для него использование повествования от первого лица (nga, что звучит здесь безграмотно с социальной точки зрения), тогда как в других его работах почти всегда используются либо смиренные литературные формы (например, kho bo), либо более неофициальное «я» (bdag)142. Кроме того, письмо подписано «Великим повелителем» (Jetsun chenpo), что является весьма необычным видом подписи, тем более, что Дракпа Гьелцен обычно использовал такие фразы, как «мирянин, практикующий традицию Шакьев, йогин высшей колесницы Дракпа Гьелцен» (Shakya’i dge bsnyen theg pa mchog gi rnal ‘byor pa Crags pa rgyal mtshan).
Более того, поскольку на тот момент Дракпе Гьелцену было семнадцать, а его старшему брату Сонаму Цемо двадцать два года, то он, несомненно, поделились бы с ним новостью о столь знаменательном событии, однако, в их работах, судя по всему, полностью отсутствуют какие-либо упоминания об этом. У обоих братьев впереди были долгие годы литературного творчества, и это повествование о видении наверняка бы появилось в каком-либо из их произведений. Наконец, данный эпизод с письмом является наглядным примером заблуждений, от которых Дракпа Гьелцен предостерегает читателей в своем «Содержании Желтой книги». Там он заявляет, что одной из причин, по которой он составил список материалов ламдре, принадлежащих перу Сачена, было то, что он видел работы, приписываемые его отцу, к которым великий лама не имел никакого отношения143. После внимательного изучения доступных нам источников сам собой напрашивается вывод, что эти более поздние атрибуции учений и связанной с ними истории «явленных» откровений были нацелены на расширение фундаментального корпуса писаний Сачена, что также подтверждается и предостережением Дракпа Гьелцена. Попытки включения данного материалы в сборники Сакья Пандиты преследовали аналогичные цели: использование имен Сачена, Дракпы Гьелцена и Сакья Пандиты в интересах апокрифической литературы сакьяпы.
Все это вовсе не означает, что жизнь Сачена не была отмечена ни одним провидческим или чудодейственным событием, ведь видение Манджушри сыграло очень важную роль на заре его религиозной карьеры. Более того, признавая факт видения Манджушри, Дракпа Гьелцен также указывает на то, что имели место еще две убедительные истории с чудодейственными событиями, но время для их оглашения еще не пришло144. Хотя в подлинных произведениях Дракпы Гьелцена нет упоминаний о видении Вирупы, ведущем к «короткой передаче», он сообщает о других видениях, в том числе и одном с Вирупой:
«Однажды, когда ты давал учение ламдре,
В центре Собрания подношений, парившем в небесах,
Манджушри, Вирупа и Авалокитешвара, все трое, явили себя.
Почтение тебе, ставшему чистым проявлением девятнадцати [божеств]».
Именно такой сценарий ритуальной визуализации в конечном счете стал использоваться при описании эпизода «короткой передачи». Согласно более поздним текстам Сачену явилось воплощение самого великого владыки йогинов (Вирупы), который предстал перед ним на фоне подобия белой завесы, его огромная фигура заслоняла собой весь южный Тибет между Непалом и Моном146, а руки были сложены в жесте проповедника Дхармы. Справа от него располагался Канха, держащий трубу из рога и череп с нектаром; слева – Гаядхара, одетый в развевающуюся белую ткань и прижимающий к сердцу ваджру и колокольчик; позади – Куддалапада, держащий зонт; а впереди – Бинаса, перед которым находился Шабара, преподносивший ему нектар. Умы их всех были погружены в глубокое созерцание, и, находясь в коллективном трансе, они произносили слова восхваления, звучащие как «А-ла-ла!».
Вполне вероятно, что нормативный процесс накопления и кодификации корпуса учений имел какое-то отношение и к окончательному объединению литературы, посвященной этому апокрифическому видению. Как правило, в среде наставников медитации всегда витало несколько не вполне формализованных учений. Их лекции и наставления передавались из уст в уста и в конечном счете объединялись в сборники. Порой такого рода компиляции подтверждали свой авторитет посредством мифологии откровений, и в то же время в других случаях они обходились без применения данного агиографического инструмента. Вполне очевидно, что для развивающейся мифологии «короткой передачи» особую значимость имели два таких сборника. Первый представлял собой собрание из сорока девяти кратких наставлений, составление которого приписывается самому Сачену, что по большому счету не вызывает сомнений. В этой работе, озаглавленной «Четки из драгоценных камней, драгоценное собрание наставлений сакьи» (dPal sa skya pa’i man ngag gces btus pa rin po che’i phreng ba), собрано воедино множество материалов, подобных тем, что содержатся в сочинениях, посвященных видению: описание визуализации Вирупы как выдающегося учителя, работы с акцентом на защитные ритуалы, вероучительные тексты, особые наставления по психическому теплу и т.п. Автором некоторых из них считается пандит Ваджрасана, работавший с Бари-лоцавой, тогда как другие принадлежат перу различных непальцев или других авторов, работавших в одиннадцатом и двенадцатом столетиях. Ощущению подлинности всех этих текстов в целом способствует тот факт, что стиль и фразеология данного сборника иногда очень близки комментариям к «Коренному тексту *маргапхалы», приписываемым Сачену147. Аутентичность данного собрания текстов дополнительно подтверждается тем, что он был по сути переформулирован Дракпой Гьелценом, составившим собственное «Драгоценное собрание наставлений Махамудры» (Phy ag rgya chen po gces pa btus pa’i man ngag)148.
Однако, два места в «Четках из драгоценных камней» содержат гораздо более поздние вставки, поскольку в этом сборнике имя Сакья Пандиты присутствует в одном из списков линии передачи, и этот же ученый монах цитируется как автор другой работы, краткого текста по алхимии (bcud len)149. Появление Сакья Пандиты в «Четках из драгоценных камней» его деда является довольно показательным, поскольку некоторые из работ (или наставлений), приписываемых видению Вирупы, известны под собирательным названием «особое учение Сакья Пандита». Вторым сборником медитативных текстов, который, судя по всему, оказал влияние на формирование мифологии «короткой передачи» является «Особое учение Сакья Пандиты». Большая часть текстов этого сборника, вероятно, написана самим Сакья Пандитой, и именно они не идентифицируются как связанные с откровением Вирупы. Обширная работа Сакья Пандиты, посвященная гуру-йоге (одной из тем, якобы переданных Вирупой Сачену) указывает на то, что это особое учение гуру-йоги в ламдре преподавалось в чрезвычайно тайной манере, и его язык во многом подобен языку самого «Коренного текста *маргапхалы»150. В другом месте, в своем объяснении основополагающей мантры Хеваджры Ашты (еще одной темы «короткой передачи» Вирупы) Сакья Пандита говорит, что это учение было частью наставлений, исходивших от Сачена (и действительно, у Сачена в «Четках из драгоценных камней» есть одно такое наставление), и что изначально оно было получено от Вирупы151. Такие достаточно мягкие утверждения, направленные на подтверждение подлинности линии передачи, с исторической точки зрения весьма далеки от эпизода с видением, но эмоционально близки тем, кто пытается сформулировать грандиозный нарратив, в котором сливаются воедино традиционные видения, изменчивые тексты и утверждение, что все ламы традиции в любом случае являются самим Ваджрадхарой.
Почему в такой достаточно консервативной тибетской буддистской линии передачи смогла появиться на свет эта апокрифическая история? Ответ заключается в том, что на самом деле буддистские институциональные системы достаточно часто применяли подобные приемы для разработки и подтверждения подлинности новых практик. Действительно, восемь вспомогательных практик использовали во многом один и тот же подход: более поздний текст, основанный на уже существующих учениях, приписывался более раннему учителю. Кроме того, двенадцатое столетие на Центральном Тибете было отмечено пышным расцвета ламдре с множеством различных традиций, в т.ч. Жамы, Дрома, Пхагмо Друпы, которые либо самостоятельно распространились по Южному Тибету, либо откололись от Сакьи. Считается, что основатель линии передачи Дром, Дром Депа Тончунг, открыл терма в Самье, а Жама Мачик опиралась на откровения Падампы, переданные ее братом. Эти времена также были периодом расцвета литературы «текстов-сокровищ», активному продвижению которой во многом способствовали Ньянг-рел, Гуру Чо-ванг и ряд других деятелей. Подобным образом и большинство направлений сармы оказались вовлеченными в деятельность, связанную с различными видами «явленной» литературы. Основатель Друкпы Кагьюпы Цангпа Гьяре (1161-1211) в 1189 году обнаружил «текст-сокровище», который, как говорят, было написан Нампой и сокрыт Марпой152. В тринадцатом столетии в кадампе получила распространение апокрифическая литература за мнимым авторством Дромтона и Атиши, причем бенгальскому ученому даже приписывалось создание «Колонного завета»153. Видения сиддхов стали ценным подтверждением аутентичности любой линии преемственности, а более поздний ученый традиции ламдре Чаген Вангчук Гьелцен использовал собственное видение Вирупы в качестве важного дополнения к своему заявлению о подлинности линии передачи154.
По всей вероятности, в целях развития и поддержки мифологии «явленного» происхождения учений, дарованных великим учителем (учителями) монастыря Сакья, ученики Сакья Пандиты стали уделять особое внимание подтверждению близкой связи между Сакья Пандитой и Саченом Кунгой Ньингпо. Вера в эту связь еще больше окрепла благодаря череде снов и видений Дракпы Гьелцена, в которых ему являлся Вирупа, и которые, судя по всему, были довольно многочисленны в психической жизни сына Сачена и дяди и учителя Сакья Пандиты. Со временем эти сны и видения стали называться «очень короткой передачей» (shin tu nye brgyud), и мы рассмотрим ее содержание и сущность в следующей главе. Цель создания всех этих мифологий была вполне очевидна: полное устранение промежуточных стадий между Вирупой, Саченом и Дракпой Гьелценом, чтобы Сакья Пандита был всего лишь на несколько ступеней удален от самого будды Ваджрадхары. Задолго до этого кагьюпа уже использовала подобную тактику для сближения по линии передачи Марпы и Наропы. Помимо прочего, повествование о явлениях Вирупы наглядно демонстрировало превосходство ламдре клана Кхон над другими линиями передачи этой традиции, а также подтверждало, что «явленные» откровения могут принадлежать не только различным системам сармы и ньингмы, но и отдельно взятому клану Кхон. Его члены оказались очень успешны в своих начинаниях, поскольку с тринадцатого столетия и далее все летописцы ламдре расширяли и развивали именно системы «короткой передачи», основанные на видениях.
<< К оглавлению |
Следующий раздел >> |