·······································

8. Заключение: загадочность эзотерического буддизма

Дэвидсон Р. М. «Индийский эзотерический буддизм: социальная история тантрического движения»
<< К оглавлению

 

Главная цель данного исследования заключалась в том, чтобы показать как выглядела жизнь и деятельность буддистских монахов и йогинов, богатых приверженцев буддизма и внекастовых бедняков, племенных народов и агонистических ловкачей сиддхов в динамичной и быстро изменяющей социально-политическом среде раннесредневековой Индии. В период от упадка династии Пушьябхути (Pusyabhuti) и до пришествия Гуридов, буддистские институты постоянно подвергались ударам немилосердной судьбы, что заставляло их адаптироваться к внешней среде и следовать в русле изменений общественной жизни субконтинента. Возникновение эзотерических буддийских доктрин и практик является прямым следствием регионализации индийской политики и религии, происходившей в течение этого времени. В пределах Индии этот процесс представлял собой более или менее успешную реорганизацию различных религиозных сообществ, которые, сталкиваясь с вызовами времени, находили различные способы преодолеть их. Будь то экономическая дестабилизация, миграционные процессы, утрата покровительства, новые флюиды политики саманта-феодализма (samanta feudalism) или же все возрастающее значение кастовой системы, феодализация богов и опора на региональную идентичность – все эти явления в той или иной мере внесли свой вклад в генезис и становление Колесницы тайных заклинаний.

Помимо прочего, буддийские общины столкнулись с драматическими изменениями в буддистской идентичности, выразившимися в резком снижении участия в их делах женщин, сдвиге интеллектуальных ценностей в сторону брахманических моделей, а также утрате ими статуса центров как этического, так и интеллектуального притяжения. На эти вызовы индийские буддисты ответили заимствованием в свои доктрины ряда аспектов социально-политической сферы, однако такой ответ создал в их рядах заметную напряженность, ставшую новым явлением для буддийской традиции. На одном конце спектра мнений были буддистские монахи великих монастырей долины Ганга, одобрившие и сакрализовавшие текущую реалполитик местных правителей, а также, в ограниченной степени, монахи ряда других мест. Используя модель становления верховным повелителем (rajadhiraja, раджадхираджа) или вселенским правителем (cakravartin, чакравартин), они разработали и продвигали медитативные системы и сопутствующие ритуалы, отражавшие их глубинное понимание идеалов и методов саманта-феодализма (samanta feudalism). Создавая священные буддийские системы властных отношений, основанные на идеях окружающих их политических мандал, они сакрализовали заложенные в них принципы разделения на зоны прямого властвования и буферные государства-клиенты и выразили их в виде отношений между буддами и бодхисатвами в визуализируемых священных кругах. Эти властные отношения, как и в реальных государствах, утверждались посредством главного ритуала посвящения новообращенных и формального наделения их властью над соответствующими зонами мандалы.

Имперская парадигма в явном виде поддерживала эгоистические виды на будущее, но тот, кто стремился ей  следовать, должен был быть окультурен в соответствии с матрицей ответственности и правил поведения. Точно такую же структура моральных обязательств воссоздавало духовное строение мандалы, так что она имела все основания стать описанием идеального сообщества, а не формулы личного возвеличивания. В соответствии с таким переосмыслением мандала объединяла всех своих последователей в земном пространстве и помещала их в высшие сферы, где также верховенствовали взгляды и смыслы буддадхармы (buddhadharma). Таким образом, эзотерический буддизм усилиями монахов превратился в обновленную религиозную систему, дополненную ритуалами и обетами монаха и бодхисатвы, которая социализировала неофитов в соответствии с принципами поведения, присущими профессиональным духовным лицам. Тем не менее, как это видно из литературы тех времен, попытки интегрировать различные формы эзотерического поведения в архитектуру буддистской субкультуры не всегда достигали успеха. Помимо того, что монастырские порядки время от времени компроментировались, как в случаях с Вирупой (Virupa) и Майтрипой (Maitripada), вне всякого сомнения, самой серьезной жертвой этих действий стала репутация таких буддийских категорий, как сострадание и благопристойность.

На другом конце спектра мнений находилось недавно возникшее движение сиддхов (siddha) – немонашеская форма буддизма, пришедшая на смену общинам набожных и расчетливых мирян-махаянистов. Целью сиддхов была индивидуальная власть над магами-видьядхарами (vidyadharas) и над самими богами, т.е. обретение статуса верховного повелителя. Традиция сиддхов также включала в себя политику господства и контроля, правда, реализуемую в интересах отдельного сиддхи и не обязательно направленную на улучшение положения окружающего сообщества. Буддийские сиддхи не только создали радикальные медитативные техники, доселе невиданные в буддистском мире, но и облекли их в языковый стиль, который был одновременно игривым и свирепым, эротическим и разрушительным. Преданность идеям буддизма заставляла их вступать в жесткие доктринальные столкновения со своими шиваитскими собратьями, вследствие чего одним из уникальных аспектов их буддийской идентичности стала большая близость шиваитским моделям пашупатов (pasupata) и капаликов (kapalika), чем своим гораздо более ранним образам, испытавшим влияние джайнских монахов. В целях более широкого распространения буддизма сиддхи сделались поборниками региональных языков и культур, подтверждения кастовых статусов племен и сегментации власти в средневековой Индии.

Поскольку сиддхи (siddha) не испытали воздействия какого-либо одного социализирующего учреждения, способного обеспечить однотипность их обучения, их поведение и виды идентичностей имели более широкий спектр значений, чем у предыдущих буддистских святых подвижников. Их деятельность вынуждала монастыри заимствовать новые ритуалы, развивать новые формы герменевтики, постигать быстро развивающуюся иконографию, чтобы использовать песни и танцы в подношениях новым формам будд, а также принимать участие в составлении совершенно нового канона. Сиддхи разработали различные сексуальные ритуалы, новые обряды для собраний на тантрических празднованиях и совершенно новые наборы правил для тех последователей, чьи обеты иногда требовали от них вести себя как безумные (каковыми их все прочие, конечно же, и считали). Иногда очень придирчивая критика сиддхами других последователей эзотерического пути кажется не в меру экстремальной, но она полностью соответствует поведению, поддерживаемому тантрами, в особенности теми писаниями, авторство которых принадлежит самому сообществу сиддхов. Такое экстремальное поведение было характерно для меньшинства буддистов, и нет признаков того, что когда-либо существовало большое количество сиддхов. Но если эти немногие соответствовали своему статусу сиддхи, они добивались такого уровня авторитетности, какого ранее не достигал ни один из попиравших моральные устои индийской жизни. Со временем, монахи и сиддхи вступили в симбиотические отношения в небольших региональных монастырях, расположенных в территориальных центрах, малых городах и на окраинах лесов. В конечном счете, эти два духовных сословия пришли к совместному использованию общей программы обучения и ритуальной лексики, проявляя при этом сдержанное уважение к священным текстам и духовности друг друга.

Грандиозный период формирования корпуса эзотерических текстов длился в течение поразительно короткого промежутка времени. С середины седьмого по середину одиннадцатого века в Индии была создана основная часть священных писаний, комментариев, садхан (sadhana) медитативных ритуалов, наставлений по посвящению, эзотерических йогических текстов и методик проведения хомы (homa). Все доступные нам свидетельства опровергают модель неторопливой компиляции священных писаний, поскольку этот материал, судя по всему, разрабатывался настолько быстро, что даже длинные тексты должны были быть написаны и запущены в обращение за несколько десятилетий, а не на протяжении веков, как иногда предполагают. К концу восьмого столетия даже самые экстремальные из них, йогини-тантры, начали интегрироваться в ритуальные учебные планы больших монастырских центров Северной и Центральной Индии. К тому времени, когда первая волна тибетцев периода новых переводов появилась в Индии (т.е. к концу десятого – началу одиннадцатого столетий), их полное включение в монастырскую систему уже было в основном завершено. В течение этих четырех коротких столетий тысячи текстов были написаны, переведены, введены в обращение, использованы для обучения, приняты последователями, массово распространены и институционализированы. В дальнейшем для окультуривания этой чрезвычайно разнородной литературы были использованы новые формы герменевтики, которые способствовали интеграции в буддийский канон племенных и внекастовых моделей, антиномических утверждений и оскорбительного юмора. Буддистская литературная среда благоприятно восприняла новую форму санскрита (регионального или тантрического), а также появление ритуализированных поэтических жанров на региональных языках (особенно на апабхрамше и старобенгальском).

Загадочность эзотерического буддизма не объясняется простым заимствованием брахманических моделей буддистскими монастырями, или же интеграцией в формальный декорум буддистских медитативных центров, возможно, самых возмутительных формулировок из тех, что когда-либо видел мир. Ее нельзя объяснить и одним только диковинным фактом того, что некоторые из самых искушенных интеллектуалов в истории Индии использовали культуру племенных и внекастовых народы в качестве романтического симулякра космического будды. Скорее всего, эта загадочность проистекает из его современной оценки, которая одновременно включает в себя как научное пренебрежение его индийской основой, так и очарованность ученых вторичными разработками Тибета и Восточной Азии. В качестве исторического следствия, еще одной частью ее парадокса является популярность и успех Колесницы тайных заклинаний повсюду, где буддизм имеет хоть какое-то влияние.

Стабильная и успешная деятельность эзотерического буддизма в своем родном регионе, Индии, продолжалась более пяти столетий. Это происходило даже во времена стремительных изменений в общественно-политической жизни субконтинента, ставшей причиной ухода буддистских структур из долины реки Кришны и ряда других мест. Помимо прочего, он также способствовал сохранению великих монастырей и оказывал сопротивление наступающей с юга волне шиваизма. Индийский эзотерический буддизм внес огромный вклад в развитие эстетических и художественных форм других стран, таких как Тибет, Китай, Япония, Наньчжао (Nanzhao) и Бирма, а также создал модели иерархического священного сообщества, которые продолжают использоваться до сих пор. Он разработал ряд ритуалов, которые стали самыми популярными среди всех, когда-либо использовавшихся в буддистских центрах, и продвигал их с использованием риторики интимности и секретности. Более того, ошеломляющий успех «тайного пути» привел к тому, что из всех буддистских медитативных систем он стал, пожалуй, самым несекретным учением.

 

<< К оглавлению
Web Analytics