<<К оглавлению книги «Священные места Бирмы» | Следующий раздел>> |
Шведагон
Шведагон (Shwedagon) знаменит своими восемью священными волосками с головы Будды, которые тот даровал двум братьям-купцам из Янгона. Таким образом, братья стали первыми новообращенными буддистами, священные волоски – первыми буддистскими реликвиями, а Шведагон – первой буддистской реликварной ступой. Такая первостепенность во всем придает этому монументу особую значимость в глазах буддистов всего мира и обеспечивает Шведагону статус главного религиозного центра страны, вслед за которым идут Махамуни и «Золотой камень».
Нынешняя бирманская идентичность тесно связана с Шведагоном, и ярким примером этого является тот факт, что в день провозглашения Бирмой независимости 4 января 1948 года первый президент страны Са Шве Тай (Sao Shwe Thaike) посадил отросток дерева Бодхи (Bodhi) на платформе именно этой пагоды.
Непрекращающийся поток пожертвований и продолжающиеся обновления пагоды и сооружений на ее платформе ведут к еще большему повышению священного статуса Шведагона и увеличивают количество связанных с ним преданий, поэтому этот огромный позолоченный монумент является открытой книгой для каждого нового поколения, в которую оно может вписать свою собственную главу.
Развитие и разрастание мифа о Шведагоне является примером того, как один единственный незначительный эпизод из древнего палийского канона смог захватить воображение и вызвать глубокие религиозные чувства миллионов верующих. В самом деле, этот в общем-то малозначимый фрагмент из жизни Будды со временем превратился в эпическое повествование, которое никогда не прекращало расти и развиваться, подобно семени, занесенному в отдаленные земли и пустившему там глубокие корни.
Большинство бирманцев знакомы с этим мифом только в общих чертах и имеют довольно туманное представление о происхождении и количестве реликвий, а также о деталях их доставки из Индии. Запутанность мифа о Шведагоне, который в разнообразных вариантах присутствует как в монских, так и в бирманских хрониках, не вызывает никакого интереса у жителей страны, поскольку самым важным для них является твердая вера в высшую священность реликвий Шведагона.
Начало истории
Первым достоверным свидетельством, связанным с историей Шведагона, являются три эпиграфические надписи 15-ого столетия, составленные на монском, бирманском и языке пали. Никаких других данных, предшествующих этому периоду, не существует, хотя по всей вероятности древняя ступа располагалась на этой вершине еще в первом тысячелетии н.э..
Надпись на монском языке была переведена Благденом (C. O. Blagden) в 1934-ом году и дополнена в этом же году сравнительным переводом монской, палийской и бирманской версий, сделанным Пе Маунг Тином (Pe Maung Tin), а также переводами более поздних монских хроник, содержащих приукрашенные истории из эпиграфической надписи. Некоторые слова, различимые в сильно истертом палийском тексте, указывают на то, что он в целом повторяет содержание монской и бирманской версий (Pe Maung Tin 1934: 9).
Эти три плиты были установлены на платформе Шведагона во времена правления великого буддистского покровителя священных мест, монского короля Дхаммачети (пали Dhammaceti, бирм. Dhammazedi, правл. 1470-1492 г.г.). Эпиграфика Шведагона является недатированной, но Дхаммачети указан последним правителем в списке дарителей, и поэтому почти наверняка эти надписи были выгравированы в период его правления. Помимо этого, палеография надписей соответствует датированной эпиграфике последней четверти 15-ого столетия, найденной в соседнем Пегу.
Дхаммачети правил обширным монским государством, включавшим в себя в те времена большую часть Нижней Бирмы. Столицей монов с середины 14-ого столетия был Пегу, в котором располагались многочисленные буддистские священные сооружения (Tun Aung Chain 2002). Главной пагодой Пегу была Швемодо (Shwemawdaw), в которой, как считалось, находилась священная реликвия Зуба Будды, доставленная из Татона (Thaton) (Stadtner 2007a). Одними из самых важных исторических памятников этого периода являются двуязычные эпиграфические надписи (хотя большинство эпиграфики содержат текст только на монском языке), а эпиграфика Шведагона представляет собой единственную сохранившуюся трёхъязычную надпись 15-ого столетия. Правление династии монских королей в Нижней Бирме и Янгоне было прервано бирманцами, вторгшимися из Таунгу (Toungoo) в 1538-ом году – менее чем через пятьдесят лет после правления Дхаммачети.
История братьев Тапусса и Бхалика согласно палийских источников
Центральным сюжетом мифологии Шведагона является история двух братьев-купцов, Тапуссы (Tapussa) и Бхалики (Bhallika), которые получили священные волоски от самого Будды в Бодх Гае (Bodh Gaya) в Индии. Братья возвратились в родные края (на этом месте сейчас находится современный Янгон) и поместили священные реликвии в ступу, возведенную на холме, где теперь располагается Шведагон. Эта базовая легенда была заимствована из палийских канонических источников и, в большей степени, из палийской комментаторской литературы середины первого тысячелетия. Однако, ранние палийские тексты называют их родиной Уккалу (Ukkala), что является одним из древних названий прибрежного государства в Ориссе на востоке Индии.
Первым известным нам источником, который связывает этих братьев с Янгоном, является упомянутая выше эпиграфика Шведагона, датируемая 15-ым столетием. Состав этих ранних легенд, а также их взаимосвязь с более поздними преданиями Нижней Бирмы, были тщательно изучены и проанализированы одним из специалистов по языку пали, который, работая вместе с Благденом, выучил и монский язык (Pe Maung Tin 1934).
В самых ранних канонических источниках сообщается, что братья-купцы преподнесли Будде «рисовые лепешки» и «пищу с медом» в конце его семинедельного периода (см. «Семь недель Будды» – прим. shus), началом которого считается момент просветления Будды, описанный в разделе Махавагга Виная-питаки (Mahavagga Vinaya Pitaka). Их посещение Бодх Гаи совпало с сорок девятым денем после просветления, когда Будда сидел под деревом Раджаятана (*). Таким образом, братья из Уккалы являются первыми мирскими последователями Будды (**), но эта самая ранняя версия предания ничего не сообщает о получении ими от Будды реликвий.
———————————————————————————————————————————
(*) пали Rajayatana, бирм. Linlun, лат .Buchanania lantifolia, англ. Charoli (Chirauli) nut tree, орех-чароли – прим. shus
(**) История принятия Тапуссой и Бхаликой учения Будды по своему уникальна и не только из-за того, что они стали первыми в истории буддистами-мирянами, но в большей степени потому, что они единственные из буддистов приняли «прибежища» не в трех, а в двух «драгоценностях» (вступающие в буддистское сообщество «принимают прибежище» в «трех драгоценностях»: Будде, Дхарме и Сангхе). Это связано с тем, что «третья драгоценность» – Сангха (монашеское сообщество) – в то время еще не существовала и появилась только после Первой проповеди в Сарнатхе, куда Будда отправился вскоре после встречи с Тапуссой и Бхаликой. – прим. shus
———————————————————————————————————————————
Сюжеты с реликвиями в виде священных волосков с головы Будды появились в этом предании только много столетий спустя, во времена обширной комментаторской литературы середины первого тысячелетия н.э. Один из самых почитаемых комментаторов 5-го столетия схолиаст Буддхагоша (Buddhaghosa) сообщает, что Тапусса и Бхалика в прошлом рождении жили во времена одного из предыдущих Будд, известного как Падумуттара (Padumuttara), и изъявили желание в дальнейшем переродиться в качестве учеников Будды Готамы (Buddha Gotama).
Родным городом Будды Падумуттары был легендарный Хамсавати (Hamsavati), расположенный в Индии на берегу Ганга или одного из его притоков. В 14-ом или 15-ом веке название «Хамсавати» было выбрано в качестве эпического имени для города, располагавшегося на месте современного Пегу, что возможно должно было подчеркнуть связь между Нижней Бирмой и этими двумя братьями (хотя впрямую ни один из известных источников этого не утверждает).
Братья переродились в городе Аситанджана (Asitanjana) во времена исторического Будды Готамы, т.е. в следующую кальпу (эру) после периода Будды Падумуттары. Именно в таком перерождении они могли осуществить свою мечту стать учениками Будды. Согласно традиционным палийским источникам Аситанджана был расположен в Уттарапатхе (Uttarapatha), т.е. в северной Индии, но в 15-ом столетии в Бирме Аситанджана был идентифицирован как место, на котором сегодня находится Янгон.
Согласно комментарию Буддхагоши на Ангуттара-никаю из Сутта-питаки (Anguttara Nikaya Sutta Pitaka), братья преподнесли Будде пищу в Бодх Гае, а затем просили у него какой-нибудь предмет для почитания великого учителя. В ответ на это Будда «поднес правую руку к своей голове и дал этим двум мужчинам восемь волосков в качестве священной реликвии … [которые были] … уложены в золотую шкатулку … и помещены в построенное для них святилище у ворот города Асинтаджаны» (Pe Maung Tin 1934: 4).
Другой палийский комментатор по имени Дхаммапала (Dhammapala), живший примерно в то же самое время, что и Буддхагоша, приводит немного другую версию. Согласно его изложению этой истории, братья переродились не в Аситанджане, а в Поккхаравати (Pokkharavati), легендарном городе, расположенном, возможно, в Ориссе, который в монской и бирманской эпиграфике, а также в более поздних хрониках, также был идентифицирован как место нахождения современного Янгона. Помимо этого Дхаммапала приводит дополнительные подробности этой истории. Он пишет, что в Индии братья вели караван из 500 волов и, проходя мимо Будды в Бодх Гае, услышали женский голос, прозвучавший с высокой развилки дерева: «Сделайте Будде подношение пищей и это принесет вам счастье и благосостояние» (Pe Maung Tin 1934: 5). После принятия пищи Будда подарил двум братьям некое количество своих священных волосков. Далее Дхаммапала пишет, что старший брат Тапусса стал учеником Будды, а его младший брат Бхалика – монахом. Более или менее подобная версия этой истории присутствует и во вступительной части комментария на джатаки – одного из ранних палийских текстов приблизительно того же самого времени (Nidanakatha: 107).
Различные варианты этой легенды, заимствованные из палийского канона и, в особенности, из комментариев Буддхагоши и Дхаммапалы, стали исходным материалом при создании новых расширенных преданий, начало которым в 15-ом столетии положила эпиграфика Шведагона.
В Верхней Бирме, как впрочем и во всех тхеравадинских странах, история Тапуссы и Бхалики была известна из палийских рукописей еще задолго до 15-го столетия, но только в Нижней Бирме 15-ого века братья стали однозначно ассоциироваться как с самой Бирмой, так и с пагодой Шведагон. Точно неизвестно, когда в зафиксированный эпиграфическими надписями миф был включен Шведагон, но вполне возможно, что это случилось где-то в середине 14-го столетия, когда монские короли из Пегу по всей вероятности стали покровительствовать этому священному монументу (хотя это всего лишь ничем не подтвержденные предположения).
На Шри Ланке на основании тех же самых палийских историй были созданы собственные мифы, которые утверждали, что Тапусса и Бхалика привезли на остров по крайней мере один из священных волосков, полученных ими от Будды в Бодх Гае. В этих ланкийских легендах, конечно же, нет никакого упоминания о Бирме, и к тому же здесь они никогда не имела особой значимости (Strong 2004: 80).
После 15-ого столетия и потери монами Янгона, захваченного бирманцами, это предание было основательно расширено и продолжало пополняться новыми сюжетами в течение последующих столетий. Фактически, последнее значимое дополнение в легенду о Шведагоне было сделано совсем недавно, в 1950-ые годы, когда в орбиту этой истории было вовлечена янгонская пагода Ботатаунг (Botataung).
Эпиграфические надписи Шведагона
Тексты монских и бирманских эпиграфических надписей Шведагона в основном соответствуют историям из палийских комментариев Буддхагоши и Дхаммапалы, но при этом в них изменены некоторые ключевые моменты и добавлены новые эпизоды. Одним из главных отличий является то, что находившиеся в Индии родные города братьев Аситанджану и Поккхаравати, надпись на бирманском языке «переносит» на место современного Янгона в Нижней Бирме, которая в тексте называется «страна Раманна» (Ramannadesa) (Pe Maung Tin 1934: 27). Такая «перепривязка» топонимов из традиционных палийских источников к местным объектам была обычной практикой во всех странах тхеравадинской Юго-Восточной Азии, поскольку это позволяло вводить локальные священные места в расширенное пространство буддистского мира и наполнять их существование новым смыслом.
Основная сюжетная линия в монской и бирманской эпиграфических надписях одинакова, но множество разнообразных отличий указывают на то, что ни один из этих текстов не является прямым переводом другого. К примеру, даже одни и те же эпизоды включены в различные части этих надписей. Кроме того, бирманский текст намного богаче некоторыми деталями, которые значительно сокращены в монский версии. Такие несоответствия позволяют предположить, что эти тексты ведут свое происхождение от двух близких по содержанию исходных источников 15-го столетия, или, что в те времена уже существовала бирманская версия этой легенды, имевшая некоторые отличия от монский.
Обе эпиграфические надписи начинаются с описания семинедельного периода, в течении которого Будда находился в Бодх Гае. За первой неделей, отмеченной его просветлением, последовали шесть недель в течение которых происходили различные чудодейственные события, такие, как например, появление украшенной драгоценными камнями дорожки для медитации, созданной богами на третьей неделе. На седьмой неделе Будда восседал под деревом Раджаятана в Бодх Гае, где в последний день недели и принял пищу от братьев-монов.
В обоих текстах Тапусса и Бхалика описаны как главы торгового каравана, состоящего из 500 повозок, запряженных волами. Когда они двигались мимо Бодх Гаи, их повозки были остановлены таинственной силой, а с высокой развилки дерева внезапно прозвучал голос их матери в предыдущем перерождении, которая убеждала их преподнести Будде его первую за семь недель еду, что обеспечит им «бесконечное счастье и благосостояние». В таком виде этот сюжет изложен в бирманской версии легенды, но в монском тексте он приводится в значительно более усеченном варианте: в нем говорится, что они «услышали слова, произнесенные духом», при чем о том, что этот дух являлся их матерью, в этой версии не упоминается (Pe Maung Tin 1934: 28).
Братья преподнесли Будде еду и рассказали, что они из города Аситанджана (Asitanjana) в стране Раманна (Ramanna), а затем попросили у него какой-нибудь предмет для почитания после их возвращения на родину. Согласно бирманской надписи, Будда «коснулся своей головы правой рукой и снял с нее восемь волосков». Братья поместили эти священные реликвии в золотую шкатулку и из Уккалы (Орисса) на судах возвратились в Раманну. В этом тексте ничего не говорится ни об указании Буддой места, в котором должны находиться священные реликвии, ни о его предсказаниях, связанных с этим местом.
Три каменные плиты, с выгравированными на них текстами, были обнаружены в 1880 году на восточном склоне холма, всего лишь в паре метров к северу от существующей и поныне лестницы и приблизительно на 15 метров ниже платформы пагоды, причем все они находились в вертикальном положении и были установлены на древней мощеной кирпичом площадке (Forchhammer 1884).Позже вся троица была перемещена на платформу пагоды в специальный павильон, расположенный в ее северо-восточном углу. Внутри павильона камни установлены в том порядке, в каком они находились на склоне холма: первой идет расположенная к северу плита с палийской надписью, а за ней следуют плиты с монским и бирманским текстами.Каждая каменная плита с обеих сторон заполнена текстом на одном из трех языков, при этом лицевой стороной все три плиты обращены на север. Вполне возможно, что расположенная на восточном склоне холма лестница первоначально находилась на несколько метров севернее своего нынешнего положения, поскольку в этом случае лицевая сторона первой надписи была бы хорошо видна всем, кто поднимался на холм в 15-ом столетии. |
Джаясена – король змей-нагов и похититель реликвий
Бирманский текст сообщает, что братья оставили себе для личного почитания два из восьми священных волосков Будды, при этом в монской версии данный эпизод полностью опущен. Эти священные реликвии были похищены королем змей-нагов по имени Джаясена (Jayasena), причем это произошло где-то по пути из Уккалы (Ukkala), но где и как – в тексте не указывается.
Джаясена обитал в подземном царстве, известном под названием Бхуминдхара (Bhumindhara), и после похищения реликвий проглотил их, но через некоторые время у Джаясены их забрал бесстрашный молодой монах, специально посланный за реликвиями легендарным ланкийским королем. Король поместил эти два священных волоска в собственное святилище, и таким образом братья надолго лишились своих священных реликвий.
История с участием Джаясены, включенная в бирманскую эпиграфическую надпись 15-ого столетия, является прямым заимствованием сюжета из ланкийского текста на языке пали «Налатадхатувамса» (Nalatadhatuvamsa, История реликвии Лобной Кости), который, вероятно, был составлен в 10-ом или 11-ом веке, но попал в Бирму достаточно поздно – только в 19-ом столетии (Hinuber: 95; Glass Palace Chronicle: 94). А центральный сюжет этой истории впервые встречается в знаменитой ланкийской хронике «Махавамса» (Mahavamsa), но без упоминания участия в ней двух братьев (Mahavamsa: XXXI. 67).
Единство сюжетов этого средневекового ланкийского повествования и ранних палийских текстов свидетельствует об огромной номенклатуре самых разнообразных источников, присутствовавших во всех уголках «палийского мира», из которых ученые монахи Бирмы черпали свое вдохновение.
Чети на холме Тамагутта
Братья возвратились в Аситанджану (Asitanjana), которую монская и бирманская эпиграфические надписи также называют Поккхаравати (Pokkharavati), и поместили оставшиеся шесть священных волосков в ступу на холме Тамагутта (Tamagutta), который располагался к «востоку от города Аситанджана» (Pe Maung Олово 1934: 29). В монском тексте для обозначения ступы используется термин «чети» (ceti), который происходит от палийского слова «четия» (cetiya).
Бирманская надпись точно указывает на то, что в общей сложности в ступу было помещено шесть священных волосков, таким образом отражая факт утраты двух реликвий, похищенных королем змеев-нагов. Однако, надпись на монском языке нигде не упоминает число священных волосков, помещенных в Шведагон, что является свидетельством того, что согласно этой версии легенды король змей-нагов похитил неизвестное количество реликвий. В обеих надписях также отсутствует упоминание о встрече реликвий в Янгоне самим королем, что как бы делает намек на идиллическую эпоху, когда еще не было нужды в институтах королевской власти.
«Забытый» Шведагон
Монская и бирманская надписи единодушны в том, что ступа с реликвиями, находившаяся на холме Тамагутта, в конечном счете была заброшена и полностью забыта вследствие упадка буддизма после смерти Будды. Дальнейшая история сохранилась только в монской версии, поскольку эта часть текста в бирманской надписи стерлась от времени. Повествование начинается с описания того, как через 256 лет после смерти Будды два «великих старца» или махатхеры (пали mahatheras) Сона (Sona) и Уттара (Uttara) приехали из Индии в город Суваннабхуми (Suvannabhumi, идентифицирован как Татон) восстанавливать учение Будды. Эта часть повествования заимствована из Махавамсы, в которой описываются буддистские миссии, отправленные из Индии во времена Третьего буддистского собора, созванного императором Ашокой (Asoka).
Король Татона по имени Сиримасока (Sirimasoka) попросил у Соны и Уттары священные реликвии для почитания и это побудило их заняться поисками заброшенных священных сооружений, в результате чего и была обнаружена «забытая» ступа, некогда воздвигнутая Тапуссой и Бхаликой в Янгоне. После этого король «очистил место от зарослей деревьев, кустарников и лиан и предпринял все усилия, чтобы она [«чети»] была восстановлена» (Pe Maung Tin 1934: 20). Помимо этого, Сона и Уттара с помощью Сиримасоки нашли и восстановили в Нижней Бирме и другие пагоды с реликвиями, причем этот сюжет в почти идентичных выражениях описан во многих других эпиграфических надписях времен правления Дхаммачети. Развернутое описание этого ключевого эпизода присутствует только в монской версии, а бирманский текст лишь намекает на эти события (последние три линии этого фрагмента в бирманской версии неразборчивы, но, даже если бы они были читаемы, общая длина текста все равно была бы меньше соответствующего монского фрагмента).
Монская надпись оканчивается длинным описанием многочисленных ремонтов и украшений ступы, предпринятых правителями монов, начиная с 14-ого столетия, когда Пегу был столицей монского государства. Как и следовало ожидать, в бирманской надписи не содержится никакой информации о щедром покровительстве монских правителей.
Монская и бирманская версии?
Ввиду многих вышеупомянутых различий, бирманский текст в руках гравёров Шведагона конца 15-ого столетия не был дословным переводом монского текста, высеченного на каменной плите. Причем дело не только в разной последовательности ключевых событий, но и в различной трактовке некоторых эпизодов. Это дает основание предполагать, что либо в 15-ом столетии существовала независимая бирманская версия мифа о Шведагоне, либо бирманский текст был переведен и скопирован с некого монского текста, который несколько отличался от того, что был высечен на каменной плите. Однако, предположение о существовании параллельной бирманской версии мифа о Шведагоне является насколько соблазнительным, настолько и спекулятивным.
Шведагон тематически связан с комплексом памятников в Пегу, сооруженном в ознаменование семинедельного периода, в течение которого Будда находился в Бодх Гае. Кульминацией событий в Бодх Гае является эпизод с дарованием священных волосков, который имел место в последний день этих семи недель. В этом смысле святилища Пегу выступают в роли введения или увертюры к рассказу, финальная часть которого происходит в Шведагоне. Такая символическая связь между священным комплексом в Пегу и Шведагоном, расположенным в соседней Аситанджане, вероятно никогда не покидала умы верующих. (Stadtner 1991). Можно сказать, что моны Рамманы (Ramanna) прочно закрепили свое государство в биографии Будды с помощью священных волосков Будды в Янгоне и реликвии Зуба Будды в Швемодо (Shwemawdaw) в Пегу.
Развитие мифа: 16-ое и 17-ое столетия
После установления бирманского контроля над Нижней Бирмой в 16-ом столетии, миф о двух братьях и священных волосках Будды был дополнен красочными подробностями. Трудно сказать, кто являлся автором этих дополнений: бирманцы или моны, поскольку оба эти сообщества жили в совместном культурном пространстве. Кроме того, монские и бирманские хроники в целом соответствуют друг другу, хотя и редко могут быть датированы с достаточной точностью, что еще больше усложняет задачу определения в результате чьего влияния, монского или бирманского, появились те или иные дополнения.
Однако, первые значительные изменения в этом мифе относятся к отдельной записи, датированной 1588-ым годом, в которой упоминается правитель Янгона, король Оккалапа (Okkalapa), приветствовавший братьев в Янгоне после их торговой миссии в Индии, которая, как сказано в тексте, длилась девять месяцев (Jambudipa Ok Saung: 158). Хотя согласно эпиграфическим надписям 15-ого столетия, в те времена, когда братья помещали священные реликвии в ступу, в Бирме не было никакой королевской власти.
Позже король Оккалапа, два брата и бог Таджьямин (Thagyamin) отправились на поиски забытых реликвий на холм Сингуттара (Singuttara) и обнаружили там скрытую под землей реликварную камеру, в которой находились реликвии, оставленные тремя Буддами, посетившими Янгон за многие тысячелетия до этого. Это были легендарные Будды Какусанда, Конагамана и Кассапа – предшественники исторического Будды Готамы. Согласно хронике 17-го столетия «Джамбудипа Ок Саунг» (Jambudipa Ok Saung), оставленные ими в Янгоне реликвии включали в себя сосуд для воды и посох. Позже история с реликвиями трех предыдущих Будд была встроена в легенду о Шведагоне и вероятно это произошло под влиянием ланкийской Махавамсы (Mahavamsa), содержащей описание великой ступы, сооруженной королем Дуттагамани (Dutthagamani), в который также хранились реликвии этих трех предыдущих Будд (Mahavamsa: XV. 84-172). Добавление эпизода с реликвиями трех ранних Будд вызвало драматические последствия при последующем развитии этого повествования.
Недатированный текст, известный под названием «Мон язавин» (Mon Yazawin), который по всей вероятности относится к тому же (или немного более раннему) периоду, что и «Джамбудипа Ок Саунг», приводит несколько иной вариант этой истории (Tun Aung Chain, personal communication). Согласно этой монской хронике, которая известна только в бирманском переводе, когда Будда был в Нижней Бирме, он сначала посетил Татон, а затем в сопровождении особо «просветленных» или арахантов (arahant) отправился на холм Сингуттара в Янгоне. Эта версия легенды уникальна тем, что в ней Будда посещает непосредственно Янгон. В тексте приводятся слова Будды, которые он произнес на холме Сингуттара: «Я дал двум братьям, Тапуссе и Бхалике, восемь моих волосков. Король змей-нагов Гаванна (Gavanna) похитил два из них … и построил пагоду на земле нагов [змей]. Старший монах [mahathera] по имени Чулапати (Culapati) сказал двум братьям, чтобы они построили пагоду и поместили туда эти волоски для почитания, и эти два брата построили пагоду на холме Сингуттара, поместив в нее шесть волосков, которые они получили от меня» (Tun Aung Chain, personal communication).
Данная версия в значительной степени соответствует изложению этой истории в эпиграфических надписях Шведагона, в которых также фигурируют шесть волосков, в конце концов помещенных в ступу, и два волоска, похищенные королем змей-нагов. При этом, одно из ее главных отличий от надписей состоит в том, что в ней нет упоминания о волосках, изъятых ланкийским королем у короля змей-нагов. Еще одним важным отличием является присутствие в ней монаха Чулапати, который больше никогда не фигурирует в последующих повествованиях. Помимо того, эта версия предания не упоминает ни о местном короле, таком, как Оккалапа, ни о предыдущих реликвиях, находившихся на холме Сингуттара. Вполне возможно, что она представляет самый ранний вариант монского развития легенды, изложенной в эпиграфике Шведагона, или, что тоже вполне возможно, является какой-то другой ранней параллельной версией. Построить точную временную линию развития этого мифа практически невозможно, поскольку в те времена по всей вероятности имело хождение множество версий, незначительно отличавшихся друг от друга, причем даже тогда, когда «официальные» королевские варианты этого предания уже были зафиксированы на каменных плитах в конце 15-ого столетия.
18-ое и 19-ое столетия
После 17-ого столетия в различных монских и бирманских хрониках появляются многочисленные дополнения к основному мифу Шведагона. Эти тексты обычно не датированы и отличаются друг от друга только в деталях. Не менее четырех монских хроник фокусируют свое внимание на Шведагоне, при этом только одна из них датирована: монская королевская хроника 1766-го года «Slapat Rajawan Datow Smin Ron» (Pe Maung Tin 1934).
Важным бирманским источником является официальная национальная «история» «Хманнан Маха-язавин-до-джи» (Hmannan Maha-yazawin-daw-gyi), одна из частей которой хорошо известна под названием «Хроника стеклянного дворца» (бирм. Hmannan Yazawin, англ. Glass Palace Chronicle). Ее создание было закончено приблизительно в 1829-ом году, и она в большей степени базируется на источниках 18-го столетия. По большому счету, именно на этой хронике основана вся «стандартная» бирманская повествовательная традиция. Единственным важным различием между «Хроникой стеклянного дворца» и более поздними монскими и бирманскими текстами является то, что в ней отсутствует сюжет с демонами-билу, помогающими найти потерянные реликвии (Pearn; Pe Maung Tin 1934).
Согласно «Хронике стеклянного дворца», два брата-купца возвращались в Аситанджану (Asitanjana) морем и везли с собой восемь священных волосков в рубиновом реликварии. По пути братья встретили легендарного короля по имени Аджджхата (Ajjhatta), который настоял на том, чтобы они отдали ему две из восьми священных реликвий. Местоположение страны, в которой правил Аджджхата неизвестно, но этот эпизод произошел уже после того, как миссия погрузилась на свои суда в Индии. Затем, когда корабли достигли мыса Неграйс (Negrais), расположенного в западной части дельты Ирравади, еще два священных волоска были похищены королем змей-нагов Джаясеной. В конце концов, братья достигли места, на котором сейчас расположен Янгон, где и были встречены королем Оккалапой (Okkalapa). Эти два эпизода из «Хроники стеклянного дворца» (с участием короля Аджджхаты и Джаясены) присутствуют также во всех монских и бирманских хрониках.
После того, как братья признались королю, что в пути они лишились четырех из восьми священных волосков, Оккалапа обошел по часовой стрелке вокруг реликвария, и четыре недостающих волоска чудодейственным образом вернулись на свое место. После этого король и братья отправились на холм Сингуттара (Singuttara), который согласно тексту хроники располагался к востоку от Аситанджаны. На холме они с помощью Таджьямина (Thagyamin) определили местонахождение погребенных под землей священных реликвий, принадлежавших трем предыдущим Буддам. Согласно этой версии повествования Какусанда (Kakusandha) оставил здесь свой фильтр для воды, Конагамана (Konagamana) – одеяние, а Кассапа (Kassapa) – посох (Tun Aung Chain and Thein Hlaing 1996: 1), но в целом количества и виды этих реликвий варьируют в зависимости от источника. Холм, известный в эпиграфических надписях 15-ого столетия под названием «Тамагутта» (Tamagutta), позже стал называться «Сингуттара», а всего одновременно существовало не менее семи популярных названий этого холма, хотя самым распространенным было все-таки «Сингуттара» (Pe Maung Tin 1934: 41). Сегодня бирманцы называют этот холм «Тейнгуттара» (Theinguttara).
Король Аджджхата является новым персонажем в этой истории и источник его происхождения в настоящее время неизвестен. Под этим и подобными именами он фигурирует в большей части монских и бирманских хроник. Согласно одному из монских текстов, сначала этот король угрожал забрать все восемь священных волосков, но братья напомнили ему, что в соответствии с предсказанием Будды все реликвии должны быть помещены в святилище на холме Сингуттара. После этого король смягчался и забрал у них только два волоска, а его супруга в восторженных чувствах отрезала свои великолепные волосы мечом мужа и преподнесла их этим двум реликвиям (Pe Maung Tin 1934: 43).
Считается, что два священных волоска, доставшиеся королю Аджджхате, теперь находятся в пагоде, расположенной на побережье залива рядом с Ситуэ (Sittwe) в Ракхайне (Rakhine). В современных версиях этого предания Аджджхата часто предстает как налоговый инспектор или таможенник, отражая реалии современной жизни в ее бюрократических проявлениях.
Эпизод похищения двух священных волосков королем змей-нагов Джаясеной легко прослеживается в ланкийской хронике «Налатадхатувамса» (Nalatadhatuvamsa), заимствования из которой впервые были использованы в эпиграфической надписи 15-ого столетия, находящейся в Шведагоне. Эпиграфика, следуя ланкийской хронике, излагает историю легендарного ланкийского короля, который забирает два священных волоска у короля змей-нагов и использует их для личного почитания. Однако, в более поздних бирманских и монских текстах этот король даже и не упоминается, и во всех этих повествованиях Джаясена оставляет обе реликвии у себя. Некоторые версии этой легенды сообщают, что король змей-нагов жил на дне океана и похитил реликвии с борта стоящего на якоре судна, когда братья возвращались в Нижнюю Бирму. Также как и Аджджхата, Джаясена преподнес бесценные сокровища этим реликвиям, чем обрел великую заслугу и пообещал своей супруге, что она больше не переродится «в облике отвратительной наги [змеи]» и «впредь никогда … не причинит страданий другим» (Pe Maung Tin 1934: 43). Во всех повествованиях эпизод с Джаясеной-пиратом всегда следует сразу после рассказа об изъятии двух священных волосков алчным Аджджхатой.
В какой-то момент, вероятно к 18-ому столетию, место обитания Джаясены было ассоциировано с мысом Неграйс (Negrais), расположенным на побережье залива в западной части дельты. Сегодня на этом мысе находится очень значимая пагода, сооруженная в честь этих двух священных волосков, которую ежегодно посещает огромное количество паломников. Пагода носит название «Мотин Зун» (Mawtin Zun Pagoda), и считается, что паганский король Алаунситу (Alaungsithu) посетил это место на своей волшебной лодке и увеличил размер здешней ступы.
Демоны-помощники
Одним из значимых эпизодов, не включенным в «Хронику стеклянного дворца», но получившим широкое распространение в Нижней Бирме уже как минимум в 18-ом столетии, является история о пяти обращенных в буддизм демонах-билу (bilu), которые оказали неоценимую помощь в поиске забытых реликвий на холме Сингуттара (Singuttara). К концу 19-ого столетия связанные с этим сюжетом местные предания слились в единое повествование, центральной фигурой которого стал бывший демон-билу из легенды пагоды Суле, являющийся теперь главным натом (nat) Суле и играющий ключевую роль в современной легенде о поиске забытых реликвий.
Некоторые из демонов-билу упоминаются только по названию ассоциируемых с ними деревьев, таких как акация и баиль (bael), в то время как другие называются по именам: Даккхина (Dakkhina) и Рохини (Rohini). Про одного из билу написано, что он имел отношение к Хмоби (Hmawbi) – местности около Янгона. Вполне вероятно, что все эти демоны-билу когда-то были связаны с реальными местами и святилищами, расположенными как в самом Янгоне, так и вокруг него. К примеру, в одной из поздних бирманских хроник одного из билу называют «Нат Суле» (Sule Nat), но его место обитания обозначено просто как «Дагон» (Dagon), т.е. Янгон (Pearn 6). Обращение демонов в буддизм является общей темой всей палийской литературы, но их включение в легенду о Шведагоне вероятно должно рассматриваться как возвышение и встраивание местных божеств и духов (натов) в общенациональный миф Шведагона.
К концу 19-ого столетия главным персонажем этой истории стал бывший демон-билу с холма пагоды Суле (Sule Pagoda), ставший натом Суле (Sule Nat), который отодвинул остальных участников этого повествования на задний план. Вероятно, этот процесс начался после того, как пагода Суле стала центром Янгона в соответствии с колониальным планом развития города, принятым в 1853-ем году, при этом, согласно поверью, в 1868-ом году в Суле обитали четыре ната (Lloyd: 98, 108). К вышесказанному следует добавить, что одна из монских версий этой легенды вообще не упоминает демонов-билу и утверждает, что священные реликвии были обнаружены Таджьямином на холме Сингуттара на месте, отмеченном тунговым деревом (англ. tung-oil tree, лат. vernicia fordii) (Pe Maung Tin 1934: 49).
Эпизод с участием Соны (Sona) и Уттары (Uttara), когда они, спустя 236 лет после ухода Будды, обнаруживают заброшенный и разрушенный Шведагон, в настоящее время не входит в «стандартную» легенду, хотя он и сохранился в поздних монских текстах (Pe Maung Tin 1934: 49). При этом, в этих поздних версиях двух монахов, которые нашли Шведагон, зовут не Сона и Уттара, а Моггалипутта (Moggaliputta) и Уттара. В отличие от центральной роли этого сюжета в эпиграфических надписях 15-ого столетия, обнаружение забытой пагоды в этих работах является второстепенной темой, почти мимолетным упоминанием. Согласно записи в датированной 19-ым столетием хронике пагоды Швемодо (Shwemawdaw), усилиями Моггалипуты и Уттары была также найдена и восстановлена заброшенная ступа Швемодо (Browne).
Разрастание мифа: дополнения 20-ого столетия
Последним важным дополнением к мифу Шведагона является пагода Ботатаунг (Botataung), которую теперь считают тем местом, где король Оккалапа (Okkalapa) приветствовал братьев-купцов после их возвращения из поездки в Индию. Однако, ее ассоциирование с Шведагоном началось только после Второй мировой войны, когда эта пагода вначале была полностью разрушена в результате бомбежки союзнической авиации, а затем отстроена заново в 1950-ых годах. Ее восстановление правительством началось в день объявления независимости в 1948-ом году, и было закончено только в 1953-ем, после чего сразу же появился сюжет, связывающий ее с Шведагоном (Ohn Ghine).
Поздние монские и бирманские источники дают противоречивую информацию о том, где точно братья впервые встретились с королем, а самого Оккалапу чаще всего связывают с королевством или городом Дханнавати (пали Dhannavati, бирм. Dhanyawadi), идентифицированным как Тванте (Twante), который расположен приблизительно в 30-ти километрах к западу от Янгона (Lloyd: 66; Spearmen: 635). В некоторых монских источниках Дханнавати упоминается как город, расположенный на территории правления Оккалапы (Pe Maung Tin 1934: 46), при этом Дханнавати, как это считалось по крайней мере в 18-ом столетии, стал столицей монов после разрушения Суваннабхуми (Suvannabhumi), т.е. Татона (Vamsadipani: 168). Следует отметить, что ни один из источников до 1948-го года не связывает место встречи короля Оккалапы и двух братьев с пагодой Ботатаунг или тем местом на берегу реки, где она расположена.
Другое современное дополнение к истории Шведагона связано с «обнаружением» в 1950-ых годах в северном Янгоне разрушенной кирпичной пагоды и ее восстановлением. Это сооружение теперь ассоциируется с матерью короля Оккалапы и известно как пагода Мей Ламу (Mei Lamu Pagoda). На нижних террасах Шведагона в северо-западном секторе находятся две скульптуры, которые обычно идентифицируют как изображения короля Оккалапы и его матери.
Реликвии Шведагона
Шведагон почти наверняка не содержит телесных реликвий Будды, таких, как его волосы или кости, поскольку сооружение пагоды и времена Будды разделяют многие столетия. Скорее всего, реальное содержание его реликварной камеры навсегда останется тайной, поскольку она скрыта под множеством слоев внешней оболочки, которая наращивалась в течение многих столетий, и поэтому проникновение внутрь ступы практически невозможно. Штольня, которую пытались пробить с восточной стороны ступы британские военнослужащие в 19-ом столетии, достигла только ее кирпичного тела, состоящего из «семи слоев», и это является подтверждением того, что пагода за время своего существования многократно увеличивалась в размерах и восстанавливалась (Biggs: 26). Однако, это исследование вряд ли можно назвать научными, поэтому действительное количество слоев внешней оболочки ступы в настоящее время неизвестно.
Возможно, что самая ранняя реликварная камера Шведагона была подобна реликварной камере пагоды Ботатаунг (Botataung), доступ к которой стал возможен после разрушения ступы в последней войне. Ее камера располагалась ниже уровня земли и в ней находились реликвия священного волоса Будды, небольшие костные фрагменты и почти 700 других объектов, главным образом терракотовые вотивные таблички, датируемые в широком диапазоне дат первого и второго тысячелетий, что позволяет предполагать, что эта ступа неоднократно перестраивалась.
Согласно источникам 15-го столетия, только шесть священных волосков Будды были помещены внутрь ступы, но более поздние монские и бирманские тексты утверждают, что их число было восемь и при закладке в ступу они были объединены с реликвиями, связанными с тремя предыдущими Буддами. Хроники 18-ых и 19-ых столетий приводят перечень большого количества объектов, которые были помещены в реликварную камеру Шведагона после его обнаружения и восстановления, таких, как золотые статуи двух братьев, короля Оккалапы (Okkalapa), восьмидесяти учеников Будды и т. п. Но эти описания нельзя считать достоверными, так как они сделаны через много веков после действительной закладки реликвий в ступу (Pe Maung Tin 1934: 53), хотя объекты, подобные тем, что указаны в этих источниках, действительно помещались в ступы как минимум уже с 17-го столетия.
Хотя это и выглядит довольно странным, известные нам источники безмолвствуют о помещении в Шведагон каких-либо дополнительных реликвий или драгоценных объектов. Это кажется тем более удивительным в свете того, что хроники некоторых пагод достаточно подробно описывают дополнительные вложения в ступы, которые происходили на протяжении столетий и, как правило, осуществлялись во время больших реконструкций или увеличений размеров этих ступ, предпринимавшихся различными правителями. При этом новые вложения не уменьшали значимости исходных реликвий, а скорее даже увеличивали ее. Например, в расположенную в Пегу пагоду Швемодо (Shwemawdaw), согласно ее легенде, за несколько столетий было помещено множество дополнительных священных предметов (Browne).
Несмотря на постоянные реконструкции и увеличение размеров Шведагона, происходившие последние 500 лет, ни один из источников не сообщает о помещении в него новых священных объектов. Тем не менее, вполне возможно предположить наличие множества небольших реликварных камер, расположенных в разных местах этого гигантского сооружения, которые могли быть добавлены в течение столетий (*). Судя по всему, покровительствовавшие этой пагоде правители в основном уделяли внимание увеличению высоты и размера ступы, а также восстановлению ее зонтов-тхи (hti), но не помещению в нее новых реликвий.
———————————————————————————————————————————————
(*) Реликварные камеры могут располагаться не только у основания ступы, но и вверх от него по вертикальной оси, вплоть до вершины тела ступы (анды), а также в скрытых под облицовкой ступы углублениях – прим. shus.
———————————————————————————————————————————————
Хотя реликвии, помещаемые в ступы, не обязательно должны быть телесными останками Будды, такими как костные фрагменты и волосы, или предметами, использовавшимися Буддой, как например его чаша для сбора даяний, тем не менее, они все же должны обладать какой-либо особенной ценностью. Например, во время последнего большого ремонта Шведагона в 1999-ом году тысячи «реликвий» в виде драгоценных камней и изделий из драгоценных металлов были использованы для украшения зонта-тхи (hti), при этом многие их них были прикреплены к его широкому флюгеру или помещены в шар-сейнбу (бирм. seinbu, «алмазный бутон»), венчающий шпиль ступы. Такие пожертвования верующих конечно же никогда не приобретут ту значимость, которой обладают реликвии, находящиеся внутри ступы, но в целом они увеличивают общую «священность» пагоды. В действительности, эти драгоценные предметы со временем становятся частью легендарной истории монумента и в совокупности с находящимися в ней реликвиями увеличивают престиж, влияние и чудотворную эффективность пагоды. Здесь мы наблюдаем тонкое отличие между тем, что считают реликвиями на Западе и в сообществах тхеравады.
Один из недатированных монских текстов утверждает, что два бирманских короля предприняли неудачные попытки добраться до реликварной камеры Шведагона. Первым из них был легендарный король Дуттабаун (Duttabaung) из Шри Кшетры (Shri Kshetra), а вторым – паганский правитель, пятидесяти рабочим которого помешал жестокий шторм. Тем не менее, оба эти короля в знак своего почтения к ступе установили на ее платформе украшенные драгоценностями зонты (Pe Maung Tin 1934: 57). Эти рассказы о более поздних королях, потерпевших неудачу в своих попытках захватить священные реликвии, вполне соответствуют образцу поведению, который присутствует в историях других главных святынь, таких, как например, ракхайнский Махамуни (Mahamuni).