Дэвидсон Р. М. «Индийский эзотерический буддизм: социальная история тантрического движения»
<< К оглавлению |
Следующий раздел >> |
Рассматривая процесс создания и эволюции буддийских тантрических текстов, мы отмечаем совершенно новое использование литературного языка, сочетавшее в себе как преемственность, так и значительные отличия от более ранней буддистской традиции. Эти священные писания были обретены точно так же, как и в прежние буддистские времена: в качестве ниспосланных свыше откровений, но способ их получения был совершенно иным, поскольку предпочтение отдавалось мирянам, а не монахам или небесным бодхисатвам махаяны. Тантры, вероятнее всего, были созданы в социальной среде, занимавшейся ритуальным обучением, плавно эволюционируя от дополняющих ритуал наставлений к формализации новых методов медитации и далее к полноценным священным текстам. Их язык был вызывающим, порой даже недружелюбным, а их склонность к представлению Будды в эротической среде не могла не вызывать у общин индийских буддистов сомнений в подлинности этих священных писаний.
Возможный ответ на вопрос о причинах появления этих новых священных текстов заключается в том, что они представляли новые языковые и эстетические сообщества, возникшие в результате социально-политических потрясений седьмого столетия. Из-за постоянных изменений структуры населения, связанных с его перемещениями, а также притока племенных и земледельческих народов, буддисты обрели новую среду для распространения своего учения. В процессе этого они черпали вдохновение из гораздо более широкого спектра социально-культурных источников, базовых языков и перформативных чувств. Они распевали песни, сочиненные на разных языках и содержавшие идиомы, отображавшие эстетику и образы, используемые или хорошо воспринимаемые этими новыми группами. Сиддхи выдвигали на передний план значимость местной культуры с ее племенными ритуалами, естественностью джунглей, внешними границами обитания, горами и полями. Они использовали образы и рассказывали истории, которые попирали брахманские идеалы и должно были как шокировать, так и восхищать их аудиторию. Их приверженность к художественному изложению различных историй обрела каноничность в йогини–тантрах, при этом они свободно играли литературным языком, как дети играют игрушками, порой делая это безответственно, с потенциально пагубными результатами. Многие из их покровителей перешли в буддийскую веру, потому что сиддхи смогли предложить им статус и доступ к интеллектуальным услугам, которые не могли обеспечить брахманы. В то же время, их приверженность существующему буддистскому сообществу была лишь промежуточной точкой на их пути к легитимизации. Их деятельность также повлияла на сам процесс создания буддийских текстов, который претерпел значительные изменения в результате притока новых форм санскрита, апабхрамши, пракрита и кодированных языков.
Институционализация некоторой литературы сиддхов наиболее консервативными сиддхами и монашеским сообществом в значительной степени опиралась на самые совершенные герменевтические стратегии из всех тех, которые когда-либо видел буддизм, правда, с ограниченным успехом. В то же время, все большее распространение в идеологии, делающей эзотерический буддизм эзотерическим, находили такие методы, как использование широкого диапазона трактовок и применение принципов кодированного языка. Все было туманно, скрытно и секретно и выглядело как маска или уловка, за которыми смутно проглядывался реальный смысл. Посвященные общались на языке знаков и использовали речь, наполненную двойными смыслами. Слова никогда не являлись тем, чем кажутся, и даже могли быть за пределами понимания самих будд. Согласно этой стратегии экзегезы, практически ни один текст не озвучивал то, что в нем было написано. Данная позиция также распространялась и на оскорбительный язык, к которому сознательно прибегали авторы тантры. При этом они использовали систему комментаторской апологетики, которая была занята поиском достоверного значения текстов священных писаний для того, «чтобы отыскать истинный смысл», а это – самый мучительный поиск. Таким образом, тантры сознательно высмеивали предшествующий опыт своей аудитории, демонстрируя ей, что Будда сеет сомнения в умах своих слушателей и дает им понять, что все, что они знали до этого – неверно, поскольку даже сами будды не понимают смысла этого материала. С другой стороны, целью многих комментаторов было убедить институциональные сообщества в том, что все, что они знают, отнюдь не является неправильным. А сами они здесь для того, чтобы вернуть исключительные священные писания в лоно истинного учения и чтобы пересмотреть стандарты аутентичности священных текстов, которые до этой поры верой и правдой служили буддистскому сообществу.
На самом деле, эти два направления представляли собой две симбиотические субкультуры эзотерической буддистской Индии. Без священных текстов комментаторам нечего было трактовать, в то время как идеи их авторов остаются невостребованными до тех пор, пока они не истолкованы комментаторами. Между этими двумя категориями, как это видно на примере «Гухьясиддхи» (Guhyasiddhi) Падмаваджры (Padmavajra), располагались теоретики некоторых эзотерических работ, которые постоянно занимали то одну, то другую позицию, а иногда и вовсе предлагали множество альтернатив просто для того, чтобы сделать жизнь интересней. Таким образом, в качестве завершающего послания нового литературного стиля можно сказать, что культура сочинения буддийских священных текстов оставалась жизнеспособной даже в условиях того, что ей пришлось заново пускать ростки на новой почве региональных центров и окраинных народов.
|
|
Следующий раздел >> |
