<< К оглавлению книги «Очерки экономической истории Шри Ланки» |
Следующий раздел>> |
В советской исторической литературе нет сведений о традиционных ремеслах и промыслах на Цейлоне в XVI-XVII вв. Нет ни одной монографии или статьи об этих видах производства и в западной литературе. Поэтому изучение этой и смежных тем (кастовый строй, сельская община, внутренняя и внешняя торговля, феодальный город), без которых невозможно уяснить многие вопросы ремесленного производства и промыслов, связано с немалыми трудностями.
Автор не стремился рассмотреть весь комплекс проблем названной темы; задача состояла в том, чтобы показать виды традиционных ремесел и промыслов, существовавших на Цейлоне в доколониальный период, и наметить основное направление экономической политики колониальных властей в этих отраслях производства.
Средневековые цейлонские источники, относящиеся к доколониальной эпохе, также содержат мало сведений о ремеслах и промыслах. На основании этих источников можно составить представление о них лишь в самой общей форме. Очень важные данные о ремесле есть в хронике «Чулавамса», где перечисляются профессии ремесленников – кузнецы, плотники, каменщики, штукатуры, маляры, гончары, золотых дел мастера, чеканщики по бронзе [см. 11, т. 1, с. 278]. Эти же профессии приводит и другая цейлонская хроника – «Пуджавалия» 1см. 166, с. 721].
Некоторое представление можно составить и об орудиях труда и инструментах, которыми пользовались цейлонские ремесленники того времени. Согласно «Чулавамсе», у кузнецов такими инструментами были наковальня, молотки различных размеров и форм, кувалды, щипцы, клещи, кузнечные мехи; устроителей – топоры, пилы, ножи, железные клинья для расщепления бревен и разбивания каменных глыб и т. д. [11, т. 2, с. 190].
Одним из наиболее распространенных видов ремесла, очевидно, являлось кузнечное дело. По данным цейлонских исследователей, местные кузнецы могли изготовлять самые различные виды сельскохозяйственных орудий (мотыги, серпы, своеобразные косы), а также толкушки для размельчения бетельевых орехов, стрекала, которыми пользовались погонщики слонов, хирургические инструменты, приспособления для крепления паланкинов, разнообразные виды железоскобяных изделий и т. д.
Во время войны по указу правителей феодальных государств кузнецы переходили на производство оружия. Имеются данные, что оружие было высокого качества, так как искусством закалки железа цейлонские кузнецы владели с древнейших времен [112, с. 16; 144, с. 190-200; 245, т. 1, с. 457]. Оружие, изготовленное цейлонскими кузнецами, видимо, превосходило по своему качеству даже то, которое иногда ввозилось из других стран. Недаром правители средневековых государств Цейлона предпочитали пользоваться оружием, изготовленным местными кузнецами, так как «считали его более надежным» [цит. по: 165, с. 560].
Другим весьма распространенным видом ремесла в рассматриваемый период, очевидно, являлось гончарное дело, так как глины хорошего качества встречались в самых различных частях острова. По данным цейлонских исследователей, местные гончары наряду с домашней посудой изготавливали черепицу различной формы, использовавшуюся при покрытии крыш дворцов, храмов, монастырей и административных зданий [144, с. 218].
О прядильно-ткацком ремесле средневековые цейлонские источники сведений не содержат. Как отмечалось, крестьяне занимались ткачеством (для удовлетворения своих потребностей в одежде), и, думается, это ремесло существовало в виде «домашней промышленности». По свидетельству Марко Поло, «мужчины и женщины здесь ходят почти голыми, одежда их в большинстве случаев состоит из простой набедренной повязки» [55, с. 335; 219, с. 82]. Что же касается цейлонских феодалов, их потребности в хлопчатобумажных и шелковых тканях, очевидно, удовлетворялись за счет импорта из Южной Индии и Китая.
По данным современного историка К. Николаса, специально изучавшего проблему занятости в средневековых государствах Цейлона, наряду с указанными выше профессиями существовал ряд других, в частности профессия золотых дел мастера, чеканщика по бронзе, ремесленника, занимавшегося изготовлением сахара [1986, с. 69-80].
Таким образом, имеются основания полагать, что в рассматриваемый нами период ремесленники представляли значительную по численности прослойку феодального общества. Процесс отделения ремесла от земледелия, начавшийся, очевидно, в более раннюю историческую эпоху, еще не был завершен. Отдельные виды ремесел, особенно ткачество, изготовление сельскохозяйственных орудий, гончарное производство и некоторые другие, продолжали выступать как «домашняя промышленность». Вместе с тем в крупных городах существовали уже целые поселения ремесленников, специализировавшихся на производстве тех или иных товаров.
Основной формой организации ремесла как в городе, так и в деревне было индивидуальное хозяйство ремесленника, изготовлявшего в своей мастерской (или дома) то пли иное изделие. Как и крестьяне, ремесленники в определенной степени лично зависели от феодала, обязаны были участвовать в работах в пользу государства, связанных с выполнением феодальной повинности – раджакарии. О чрезвычайно широком привлечении ремесленников к строительным работам свидетельствуют самые различные источники [см. 11, т. 1, с. 32-33, 69, 278, т. 2, с. 82, 118-120, 277-278, 281; 12, т. 1, с. 51, т. 5, с. 476-478; 173а, т. 10, с. 83, т. 22, с. 362-363, т. 32, с. 26i].
Значительную часть произведенной продукции в виде феодальной ренты или ренты-налога ремесленники поставляли феодалам или государству.
Таким образом, из источников доколониальной эпохи в самых общих чертах известно о существовании на Цейлоне в XIII-XV в.в. различных ремесел, которые продолжали развиваться и в период португальского колониального господства. Их можно было бы условно разделить на две крупные категории: сельские и городские. С точки зрения организации производства эти категории имели свои особенности, и поэтому мы остановимся на каждой из них в отдельности.
В сельских районах острова некоторые ремесла существовали в виде производства на дому в хозяйствах отдельных крестьян. Кроме того, в любой цейлонской деревне были профессиональные ремесленники, работавшие на сельскую общину, которая обычно их содержала. По мнению Рибейру, «во многих цейлонских деревнях имеются свои гончары (горшечники), обеспечивающие глиняной посудой всех жителей деревни бесплатно; подобным же образом стиральщики белья (прачки) обеспечивают всех жителей деревни чистым бельем. Кузнецы также работают на всю деревню, причем тоже бесплатно, а кожевники (или сапожники) и цирюльники, принадлежащие очень низким кастам, на такой же основе обязаны предоставлять всем жителям деревни изделия своего ремесла или соответствующие услуги» [56, с. 28-29].
Эти данные, как нам кажется, уже не оставляют сомнений в том, что здесь в самых общих чертах описана структура сельской общины, с характерным для нее институтом общинных услуг, где земледелие и ремесло соединены воедино и где простое, нетоварное разделение труда осуществляется на основе продуктообмена, минуя товарно-денежные отношения. Основываясь на изучении других португальских источников, к тому же выводу пришел и П. Пирис. «Сельские кузнецы при португальцах, – писал он, – должны были изготовлять различные. сельскохозяйственные орудия, необходимые крестьянам, чем обеспечивали их этими орудиями на натуральной основе [211, т. 2, с. 212].
Португальские источники первой половины XVII в, позволяют утверждать, что, как и в более раннюю историческую эпоху все ремесленники Цейлона как в деревне, так и в городе принадлежали к той или иной касте. Так, по свидетельству Рибейру, наряду с кастой земледельцев на Цейлоне были различные ремесленные касты, в том числе касты кузнецов, гончаров, плотников, сапожников, дровосеков, золотых дел мастеров и т. д. [56, с. 28-31]. Отдельные ремесленники, по свидетельству того же автора, в зависимости от принадлежности к той или иной касте занимали неодинаковое социальное положение в обществе. «Лучше всего здесь (на Цейлоне.- Л. И.) тем, – писал он, – кто по своему рождению принадлежит к высшей касте, а если уж кто родился в низшей, то он навсегда в ней и останется» [56, с. 27]. По данным Т. Абеясингхе, специалиста по португальскому периоду истории Цейлона, руководство делами касты, наблюдение за выполнением кастовых законов находились в руках главы данной касты (бадда). Некоторые из этих каст были объединены в более крупные организации, носившие название «маха бадда» [112, с. 72-73].
Касты закрепляли установленное обычаем разделение труда между отдельными ремесленными профессиями, и с эта точки зрения они напоминали цехи, существовавшие в средневековой Европе, юридически закреплявшие это разделение труда. «Касты и цехи, – писал К. Маркс, – возникают под влиянием такого же естественного закона, какой регулирует образование в животном и растительном мире видов и разновидностей, – с той лишь разницей, что на известной ступени развития наследственность каст и исключительность цехов декретируются как общественный закон» [2, с. 352].
Являясь наследственной профессиональной организацией каста, с одной стороны, позволяла передавать из поколения в поколение накопленный за многие века опыт ремесленного производства, но, с другой стороны, она обусловливала и определенную застойность в развитии ремесел и промыслов, так как не разрешала членам своей касты переходить к занятию другими видами ремесел, а освященные традицией различные регламентации внутри касты препятствовали внедрению технических новшеств и возникновению новых, более совершенных форм организации производства. Но ответить на вопрос, действительно ли каста защищала своих членов от чрезмерной феодальной эксплуатации (как это утверждают некоторые советские историки на примере других стран Южной Азии), цейлонские источники не позволяют.
Наряду с традиционным общинным ремеслом на Цейлоне рассматриваемого периода существовали и другие формы экономической организации ремесла, в частности мелкотоварное производство, прежде всего представленное ремесленниками, специализировавшимися на производстве определенных видов изделий. К ним в первую очередь следует отнести ремесленников, занимавшихся выплавкой железа и изготовлением из неге заготовок, которые использовались в дальнейшем общинными и необщинными кузнецами для различных сельскохозяйственных орудий труда и предметов домашнего обихода Вот что писал об этих ремесленниках Рибейру: «Помимо деревенских (общинных. – Л. И.) кузнецов, живущих в самой деревне и обеспечивающих крестьян этой деревни сельскохозяйственными орудиями труда, на Цейлоне имеются и другие ремесленники. Они живут в отдельных деревнях, занимаются добычей железной руды и выплавкой железа и ежегодно поставляют владельцам этих деревень определенное количество железа, а то, что производится ими сверх того, выносят на рынок для продажи» [56, с. 28]. Цитата дает основание предположить, что эти ремесленники еще не были самостоятельными товаропроизводителями. По-видимому, значительную часть продукции они вынуждены были отдавать колониальным властям или отдельным феодалам, на земле которых проживали. В то же время какую-то часть прибавочного продукта они могли реализовать рынке, и это создавало серьезные предпосылки для превращения их в мелких товаропроизводителей. Покупателями железных заготовок в большинстве случаев, очевидно, являлись крестьяне-общинники, так как заготовки для сельских кузнецов, по свидетельству Рибейру, «должны были приносить сами крестьяне» [56, с. 28]. Заготовки железа покупались, вероятно, крестьянами и ремесленниками, которые проживали в деревнях, где не было общинных кузнецов, и которые в силу этого ли вынуждены прибегать к услугам бродячих или странствующих кузнецов, переходивших со своими инструментами из деревни в деревню.
О других видах мелкотоварного производства имеется несравненно меньше сведений. Отдельные упоминания о различных видах ремесел, в значительной своей части работавших экспорт, в том числе о плотницком, гончарном, о производстве копры, сахара, о чеканке по серебру и бронзе, содержатся в более поздних источниках [см. 129, с. 173-178, 189-190, 222-223; 138, с. 271-275; 219, с. 374-376]. Можно предположить, что по крайней мере некоторые из них существовали ранее, в португальский период.
Данные о другой крупной категории ремесленного производства, городском ремесле на Цейлоне в XVI-XVII в.в., очень скудны.
Португальские источники дают возможность установить только примерную численность ремесленного населения городов Цейлона. Так, по свидетельству Рибейру, «в самом Коломбо, который представлял собой хорошо защищенную крепость с дюжиной бастионов, проживало 900 человек, принадлежавших высокому сословию, и свыше 1500 ремесленников и торговцев» [56, с. 33]. Если учесть, что значительная часть ремесленников обычно проживала не только в самом городе, но и в непосредственной близости от него, то можно предположить, Коломбо к тому времени был уже крупным центром ремесленного производства. Думается, что подобное положение наблюдалось и в других городах. Так, в крупном портовом городе Галле, по свидетельству того же автора, проживало португальские семьи и 600 ремесленников; на севере острова, в г. Джафнапатаме, на 300 португальских семей приходилось 700 ремесленников [56, с. 35-36]. Несмотря на относительную достоверность и очевидную отрывочность этих сведений без большого преувеличения можно утверждать, что во многих городах Цейлона в XVI – первой половине XVII в. ремесленники составляли значительную часть городского населения.
Наряду с ремеслами на Цейлоне существовали и различные виды промыслов. Наибольшее значение среди них, по-видимому, имел жемчужный промысел [166, с. 742]. О нем упоминают арабский путешественник Ибн Батута [49, с. 255] и китайский паломник Ма Хуань [см. об этом 211, т. 2, с. 949]. Небольшие жемчужные отмели, видимо, использовались индийскими купцами, тогда как наиболее богатые отмели находились в собственности короля [166, с. 742].
Ловом жемчуга занимались тамилы, принадлежавшие к особой касте. Их орудиями труда были нож и камень весом 8-10 кг. Камень привязывался к лодке и служил грузом при поочередном погружении ныряльщиков в воду. Крупные лодки обычно имели по 16-20 камней, лодки меньшего размера – по 6-8 камней (28) [24, с. 73; 59, с. 332; 206, с. 90].
———————————————————————–
(28) Эти камни одновременно служили и фискальной единицей. Налог с каждой лодки взимался в зависимости от количества находившихся в ней камней. При этом важно заметить, что с ныряльщиков-христиан, по данным X. Кодрингтона, «этот налог взимался в уменьшенном размере» [140, с. 53].
———————————————————————–
Число ныряльщиков за жемчугом определялось количеством находившихся в лодке камней. Каждая лодка представляла собой своеобразную артель, между ее членами существовало определенное разделение труда. Помимо главы артели в лодке имелось несколько помощников, в обязанности которых входило принимать у ныряльщиков срезанные ими на дне жемчужные ракушки, а также поднимать со дна привязанные к лодке камни. По свидетельству Рибейру, «в каждой лодке обычно имелось до 8 ныряльщиков за жемчугом и 8- 10 гребцов, которые одновременно являлись и подручными ныряльщиков» [56, с. 70].
Добыча жемчуга велась не круглый год, а только в марте-апреле – в период между муссонами, когда на море был полный штиль и лучи солнца достигали самого дна отмелей. Имеются данные, что при португальцах наиболее богатые районы добычи жемчуга – северное и северо-западное побережье острова – были взяты под контроль колониальными властями [140, с. 53]. Менее богатые жемчужные отмели они стали сдавать местным тамильским или индийским купцам, которые за это должны были вносить в казну колониальных властей определенную денежную сумму. Имеются основания полагать, что львиная доля добытого жемчуга оказывалась теперь в руках португальцев, так как, согласно установленному ранее обычаю, «наиболее крупные жемчужины полагалось сдавать в казну» (39, с. 116-117].
В места добычи жемчуга португальские власти обычно направляли 3-4 сторожевых судна, осуществлявших контроль и занявших лодки от возможного нападения пиратов. Имеются данные и о количестве лодок, занимавшихся добычей жемчуга. По оценке Рибейру, относящейся, очевидно, ко всему Цейлону, «во время добычи жемчуга на побережье собиралось до 3-4 тыс, лодок» [56, с. 70].
Сезон добычи жемчуга являлся важным событием в экономической жизни страны. В это время недалеко от основного места добычи (близ Ариппу), по свидетельству Рибейру, сосется «огромная ярмарка, продолжающаяся 50 дней. Она похожа на настоящий город. Здесь можно купить все что захотите. Свои товары сюда привозят купцы из Европы и Азии. Здесь же сбывают товары контрабандисты, моряки и сами ныряльщики за жемчугом, которым удалось его каким-то образом украсть. Много продается здесь золота и серебра, драгоценных камней, янтаря, различных благовоний, ковров и других редкостей. Купцы любой национальности и веры могут найти здесь товары по своему вкусу. Некоторые купцы для продажи своих товаров сооружают временные лавки, другие продают их прямо с рук. Есть мелкие купцы, но встречаются крупные, имеющие огромные доходы» [56, с. 72]. Здесь же, на ярмарке, был организован аукцион по продаже жемчуга. В зависимости от размера и формы все жемчужины делились на девять сортов. В значительной мере это определяло и цены на них, которые нередко сильно колебались. По свидетельству Рибейру, «все зависело от количества ловленных ракушек, а также от состава приехавших купцов»[56 с. 73].
Широкое распространение на Цейлоне в рассматриваемый период имел своеобразный промысел, связанный с отловом и учением слонов. Многочисленные упоминания об этом содержат хроники «Чулавамса» и «Раджавалия» [11, т. 2, с. 65; с. 70, 75, 78]. Этот промысел упоминается и в сочинении Ибн Батуты [49, с. 256]. Известно о нем было и Афанасию Никитину, писавшему о том, что слоны на Цейлоне «продаются в локоть» (т. е. по ценам, устанавливаемым в зависимости от размера.- Л. И.) [66а, с. 21]. Судя по данным цейлонской эпиграфики, этот промысел тоже был королевской монополией [12 т. 4, с. 15], и продажа слонов, вне сомнения, приносила казне немалые доходы. Этот промысел сохранился и при португальцах. Он использовался ими для получения дополнительных доходов. По свидетельству Д. Барбосы, «купцы из многих стран приезжают сюда специально для закупки слонов… цена одного слона колеблется здесь от 400 до 1400 крузадо» [39, 3, 117].
Такого же рода сведения приводит и Рибейру: «… каждой провинции имеется несколько деревень (29), в которых живут слоноловы и приручатели слонов, являющиеся одновременно и их погонщиками» (56, с. 29]. В другом месте он отмечает, что «слонов здесь много и их отлов приносит нашему (португальскому – Л. И.) королю доход в размере 50 тыс. патака» (30) [56, с. 55].
———————————————————————–
(29) По данным X. Кодрингтона, «каждой деревне, в которой проживали слоноловы, как правило, предписывалось поймать в сезон одного слона с бивнями или двух без бивней» [ 140, с. 58].
(30) Патака – португальская серебряная монета, равная приблизит 320 реалам.
———————————————————————–
Пойманные на Цейлоне слоны экспортировались португальцами в Индию, а оттуда реэкспортировались и в некоторые другие страны Востока.
В юго-западной части Цейлона весьма распространенным являлся промысел по добыче и обработке драгоценных камней. Судя по данным цейлонской эпиграфики, этот промысел считался королевской монополией [12, т. 4, с. 26], хотя распространялась она, очевидно, не на все добытые камни, а только на наиболее крупные. К такому выводу можно прийти, основываясь на сочинении Ибн Батуты. «Наиболее часто, – писал он, – здесь встречаются топазы, сапфиры и рубины; наиболее крупные рубины… по установленному обычаю, отдаются в казну. За них король платит небольшую сумму – около 6 золотых динаров» [49, с. 257].
На рубеже XV-XVI вв. о сапфирах и рубинах, привезенных с Цейлона, писали арабский мореплаватель Ахмед Ибн Маджид [см. 258а, с. 83], венецианский купец Николо де Конти [42, с. 128] и даже не побывавший на острове, но много слышавший о тамошних драгоценностях русский путешественник А. Никитин [66а, с. 21].
Более позднее упоминание об этом промысле имеется у португальца Д. Барбосы [39, с. 115-116]. По документам португальских властей, относящимся к середине XVI в., «драгоценных камней здесь очень много и стоят они поразительно дешево; известно по крайней мере 12 крупных мест, где добываются сапфиры, изумруды, рубины и так называемый “кошачий глаз”» [29, с. 117].
Описание промысла по добыче драгоценных камней дает нам Рибейру. «Раньше правители феодальных государств,- писал он, – направляли в места добычи драгоценных камней ремесленников, входивших в состав касты кузнецов. Им давали задание и устанавливали количество камней, которое было необходимо королю и его приближенным. Здесь они под надзором глав своих кастовых групп работали в течение 15 дней и затем отправлялись обратно. Эта же практика продолжается и сейчас, но уже от имени нашего короля» [56, с. 30].
Монопольное право на добычу драгоценных камней бы присвоено португальскими властями. По данным П. Пириса, «при португальцах заниматься добычей драгоценных камней можно было только с разрешения португальских властей» [211, т. 2, с. 77]. Для самих португальцев, естественно, никакого разрешения не требовалось, и, по данным того же автора, добычей камней нередко занимались даже португальские солдаты в свободное от службы время [211, т. 2, с. 77].
Наиболее крупным центром добычи драгоценных камней считалась, по данным португальского историка Ф. Кейроша, провинция Сабарагамува. В первой половине XVII в. она давала «700 топазов, 1 тыс. сапфиров, 18 „кошачьих глаз”, 58 рубинов и 8 тыс. драгоценных камней других видов» [цит. по: 264, с. 131]. Центром обработки драгоценных камней был г. Ратнапура.
Об организации труда ремесленников, занимавшихся обработкой, огранкой драгоценных камней, источники сведений не дают. Процесс обработки камней, очевидно, был весьма примитивным, тем не менее за счет огромного терпения цейлонским ремесленникам удавалось создавать настолько тонкие грани, многие из этих камней, обрамленные в серебро или золото, превращались в настоящие шедевры ювелирного искусства.
Ремесло обработки камней, по свидетельству Рибейру, «почти целиком находилось в руках купцов-мавров» [56, с. 67- 68]. Торговали драгоценными камнями, как правило, индийские торговцы.
Точных данных о том, какие доходы получали португальцы от промысла, связанного с добычей драгоценных камней, в нашем распоряжении нет. В доколониальную эпоху, по оценке Рибейру, правители феодальных государств получали от этого промысла не менее 20-24 тыс. патака [56, с. 30]. Португальским властям этот промысел, видимо, также приносил немалые доходы, хотя, по мнению того же автора, эти доходы можно было бы увеличить еще в несколько раз. «Драгоценных камней здесь столько, – писал он, – что за ними сюда можно было направлять ежегодно несколько судов и они принесли бы не менее 10 тыс. крузадо» [56, с. 252].
Наряду с указанными выше промыслами на Цейлоне существовали и другие: добыча соли, заготовка ценной древесины, рыбный промысел, изготовление койровой пряжи и веревок из нее и др. [см. 24, с. 160; 56, с. 253; 129, с. 189-223; 138, 1-273; 153, с. 55; 206, с. 149], но составить более конкретное представление об этих ремеслах на данном этапе изучения экономической истории Цейлона не представляется возможным,
Изложенный выше материал о различных видах ремесел и промыслов, существовавших на Цейлоне в рассматриваемый период, дает основание утверждать, что как за счет непосредственной эксплуатации ремесленников, так и при посредстве местного торгового капитала португальским колонизаторам удавалось получать крупные доходы для казны. Ремесла и промыслы Цейлона являлись немаловажным источником накопления денежного капитала и для определенной части купцов-посредников, сотрудничавших с колонизаторами.
Следует также заметить, что не только ремесленные касты, но и кастовая система в целом при португальцах не изменилась, но вне зависимости от субъективных устремлений колониальных властей под влиянием распространения католицизма межкастовые барьеры постепенно стали ослабевать, так как среди ремесленников низших каст, принявших португальские фамилии, установить кастовую принадлежность становилось уже значительно труднее.
***
Таким образом, рассмотренные в этой главе материалы и политической и экономической экспансии португальцев на Цейлоне в XVI – первой половине XVII в. в. позволяют сделать некоторые выводы.
Политическая экспансия португальских колонизаторов, осуществлявшаяся самыми варварскими методами, характерными для эпохи так называемого первоначального накопления, не только не способствовала развитию производительных сил в стране, а, наоборот, имела своим следствием их разрушение, так как в ходе непрерывных войн сжигались целые деревни, подвергались разграблению города, вырубались плодовые деревья, а главное – уничтожались люди – важнейший составной элемент производительных сил.
Политическая экспансия и длительное господство португальских колонизаторов способствовали проникновению в страну новой религии – католицизма, которая в руках колонизаторов сделалась одним из важнейших инструментов для укрепления их политического господства и основным методом усиления идеологического воздействия на народные массы.
В то же время следует подчеркнуть, что португальцам не удалось осуществить свои экспансионистские планы колониального порабощения страны. В результате героического сопротивления народных масс и дальновидной стратегии правителей крупнейшее Кандийское государство сохранило свою независимость.
Экономическая политика, проводившаяся португальскими властями на Цейлоне, не затрагивала основ существовавшего феодального строя, и поэтому сколь-нибудь заметных изменений в производственных отношениях, так же как и в социально-классовой структуре общества, по существу, не произошло. Вместе с тем усиление эксплуатации непосредственных производителей (прежде всего крестьян и ремесленников) дало возможность португальским колонизаторам значительно увеличить вывоз из страны ее природных богатств и таким образом превратить Цейлон в важный источник финансовых поступлений в казну и первоначального накопления капитала зарождавшейся португальской буржуазии.
<< К оглавлению книги «Очерки экономической истории Шри Ланки» |
Следующий раздел>> |