МИРОСОЗЕРЦАНИИ СОВРЕМЕННОГО БУДДИЗМА НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
Из «Лекции профессора О.О. Розенберга, читанная на Первой Буддийской Выставке в Петербурге»
Издание Отдела по делам Музеев и охране памятников Искусства и Старины
ПЕТЕРБУРГ – 1919
Религиозное движение буддизма началось двадцать пять столетий тому назад на почве Индии. То была первая мировая религия. Впервые в истории человечества родилась мысль показать путь к спасению всем существам без исключения, независимо от того, какого они племени, и независимо от того, какое они занимают положение в жизни.
Буддизм не был религиею силы и красоты, доступных немногим избранным, но буддизм не был также и религиею скорби, религиею угнетенных. Отчасти он был и тем и другим, но, вернее – он не был ни тем ни другим, а чем то более объемлющим.
Уже первые буддисты называли свое учение “срединным”, не в смысле золотой середины, и не в смысле готовности на уступки, а в смысле такого учения, по сравнению с которым другие, современные ему индийские учения, казались односторонними крайностями, не способными , справиться с загадками, заданными жизнью. Буддийское учение обращалось ко всем сознательным существам, и перед его пониманием жизни и ее целей одинаково жалкими являлись и счастье и несчастье, и богатство и бедность, сила и немощь, жизнь и смерть. Оно хотело спасти и сильных и слабых, одинаково мечущихся в круговороте бытия и страданий.
Эта мысль и цель воодушевляли буддийских проповедников, которые стали распространять свое учение за пределами Индии, и которые прошли и на юг, и на север, и на восток, охватили всю среднюю и всю южную Азию, прошли через Китай, и уже тысячелетие слишком тому назад дошли до далеких японских островов.
Каким буддизм был в начале, таким он по существу остался и по настоящее время. В течение веков его окружила богатая литература, философская и поэтическая, при нем выросло могучее искусство и образовался ряд разнообразных культов, как среди различных народов, так и среди различных групп, принадлежащих одному и тому же народу. Но основные положения, основной взгляд на жизнь и ее загадки остались те же, что были установлены с самого начала.
Спрашивается, как понять пестроту буддийского мира, которую мы видим, глядя на различные формы буддизма в настоящее время, в различных странах?
Ни одна религия не выставляла столь определенно принцип равенства всех живых существ. Есть одна истина, есть одна цель, к которой стремятся все и которую должны достигнуть и достигнут все. Буддизм не знает предопределения, он не знает вечного проклятия одних и вечного блаженства других – все равны. Но в то же самое время ни одна религия не считалась столь же определенно и открыто с той истиной, что люди не равны по сравнению друг с другом. Предание говорит о том, что учитель Шакьямуни, основатель буддизма, сказал своим ученикам: люди различны, одни понимают легко, другие с трудом, третьи имеют способности средние. Одни любят вдумываться в вопросы, любят и способны понимать подробные разъяснения, а другие понимают уже с намеков, или любят объяснения краткие.
Это принцип всякого воспитателя, и он применялся проповедниками буддизма в течение всей его истории. Метод учения менялся в зависимости от характера и способности людей и народов, с которыми буддизм встречался. Этим объясняется его разнообразная внешность.
Некоторые думали, что в этом кроется недостаток буддизма, что он шел на уступки; но такое понимание неверно.
Душою и телом люди неодинаковы; это истина, которую не следует замалчивать, это факт, с которым нужно примириться; об этом знает каждый воспитатель, каждый врач. Но цель воспитания, цель лечения одна и та же для всех, и уменье врача и воспитателя состоит именно в том, чтобы суметь найти подход к питомцу и к больному; неуклонно преследуя намеченную цель, они должны считаться с особенностью характера и телосложения воспитанника; только тогда они вообще и достигнут цели.
Вот в чем заключается причина разносторонности буддизма, этим объясняется, что буддистом, при том убежденным буддистом, может быть и простой кочевник, и философ, и ученый монах, и мирянин. Основы учения буддизма могут быть изложены так, что с ними согласится каждый. Но форма изложения будет не одинакова; простые, несложные толкования жизни не удовлетворят более вдумчивых, а сложные философские мудрствования ученых монахов останутся непонятными для большинства людей.
В буддизме нас поражает отсутствие догматов, в смысле основоположений веры, выраженных определенными словами, установленными раз навсегда и обязательными для всех.
Истина одна, но для разных людей нужно говорить о ней разными словами, путь к истине не один и тот же для всех. И буддизм не настаивал на пути, лишь бы цель была достигнута.
Таков был метод буддийской пропаганды.
Результаты налицо – буддизм процветал или процветает во всех азиатских странах – среди народов самых разнообразных племен и среди всех слоев народонаселения.
Современный буддизм восточной Азии восходит по существу не к древнейшему буддизму, а к тем более сложным формам, которые были выработаны в эпоху высшего расцвета буддизма, в средине первого тысячелетия после Р. X. Это было приблизительно то время, когда в Европе началось распространение христианства среди северных язычников, когда в Аравии возник Ислам, учение Мухаммеда.
Многих поражает тот факт, что именно в Индии буддизм уже довольно давно уступил место брахманизму, после периода расцвета. История исчезновения буддизма в Индии очень сложна и подробности ее еще мало известны. По существу мы имеем дело с борьбою касты жрецов брахманов за свое существование.
Вы знаете, как строго замкнуты касты в Индии. В касте выразилось инстинктивное противодействие против расового смешения. Буддийская община грозила практически разрушить строй Индии, хотя Будда сам и не нападал на кастовый строй, как таковой. Замкнутая, организованная аристократия жрецов победила буддийскую общину, составленную из смешанных элементов, не объединенных государственным общественным принципом. Но буддийская мысль, философская и религиозная, оказалась сильнее, она глубоко отразилась на брахманской философии, преобразовав ее коренным образом.
Период VII, VIII и IX веков является временем высшего культурного развития Индии и Китая; к ним начинает примыкать молодая тогда, зарождающаяся японская культура.
В Индии мы видим небывалый расцвет литературы, философии и науки, и то же самое мы видим в Китае. Китай достигает высшей точки политического и культурного могущества; устанавливаются сношения с Индиею: знаменитые паломники посещают Индию, множество индийцев приезжает в Китай, а для среднеазиатских племен и для Японии китайская столица великой Танской династии становится центральным местом и источником культуры, духовной и материальной.
Одно за другим возникают и развиваются религиозные течения буддизма, переплетаясь с брахманскими в Индии, с Конфуцианскими и другими в Китае, с древней туземной религиею Синто в Японии, с местными верованиями в Тибете и средней Азии. Всюду ярко заметно влияние новой для восточной Азии буддийско-индийской мысли.
Изложить в подробностях значение буддизма для азиатских народов – значило бы написать историю культуры этих народов, настолько вся их жизнь, весь быт их проникнут буддийскими чертами, на ряду с имевшимися уже раньше.
Таково в самых кратких чертах движение буддизма от Индии в среднюю и восточную Азию, и через Китай и Корею в Японию, в течение первого тысячелетия после Р. X.
………………………………………………………………………………………………………………………………..
Итак, перехожу к первой части, к рассмотрению образа Будды и основных учений буддизма. Первый, возвестивший людям учение буддизма, был, как вам известно, Гаутама, Шакьямуни, отшельник мудрец из рода Шакья, живший в VI-V в. до Р. Хр.
Описание его жизни известно решительно всякому буддисту, события его жизни – благодарная тема для картин и рассказов. Как жизнь всех героев и святых, жизнь великого учителя украшена многими чудесными чертами. Но и относительно тех черт, которые носят характер исторический, мы можем сомневаться, действительно ли они историчны или нет. Быть может, когда-нибудь удастся восстановить в некоторой мере картину действительной жизни Гаутамы из рода Шакья. Но для истории буддийской религии, для понимания буддийского учения, для понимания души восточного буддиста это не будет иметь особенного значения.
В буддизме живет и теперь тот Шакьямуни, о котором говорит легенда; этот его образ дорог буддисту, и этот его образ вдохновляет художника и поэта. Исторический Будда – это не есть Будда истории буддизма; исторический Будда – это Будда легенды.
Вы помните рассказ о его чудесном рождении, о его воспитании в отчем дворце, о том, как под влиянием четырех встреч со стариком, больным, трупом и монахом он решается покинуть царские чертоги и идет искать решения тайн жизни. Гаутама погружается в изучение индийской философии, а индийская философия того времени имела уже вековую историю и была разбита на множество школ. Он постигает всю утонченную премудрость современных ему мыслителей, но остается неудовлетворенным.
Он отдается подвижничеству, истязает свое тело, но и это не приводит его к желанной цели. Тогда он решает вернуться к обычному образу жизни и, подкрепив измученное тело, он вновь погружается в созерцание. Наконец приближается великое мгновение; еще одна преграда, последняя. Мара, бог любви, он же владыка смерти, пытается нарушить созерцание Будды; попытка не удалась, и вот наступает просветление, тайна жизни разгадана.
То, что Шакьямуни узрел в это мгновение, составляет ответ на вопрос о бытии и о человеческой жизни, ответ, лежащий в основе и современного буддийского миропонимания. Будда увидел, узрел бытие-страдание и его причины, он узрел конец страдания и путь к этому концу. Другими словами, он понял сущность круговорота бытия, колеса жизни и постиг возможность выйти из круговорота, остановить катящееся колесо жизни.
Боль и печаль, грусть, забота, разлука ведомы всем; а те немногие, которые их знают мало, те, кто не знает жизни, видят их вокруг себя в других людях. Вот исходное явление, которое никто не станет опровергать.
Откуда зло на свете? Это один из первых вопросов, который возникает перед тем, кто начинает задумываться над вопросом о смысле жизни. И сейчас же возникает второй вопрос, что такое само бытие, сама жизнь? Всем известно, какую решающую роль эти вопросы играют во всех религиях, во всех философиях. Припомните то, что говорится о Создателе, о Творце, о злом духе, о грехопадении. Вспомните теорию науки о начале органической жизни, о борьбе каждого против всех и т. д. Всюду попытки выяснить вопрос, путем предположений о неведомом начале.
Буддизм к этим вопросам подходит несколько иначе: он начинает всматриваться в жизнь, как она есть в этот самый момент, в настоящее время.
Вдумайтесь в вашу текущую жизнь; что она такое? Взгляните на нее совершенно просто; вы заметите тогда лишь поток всевозможных мыслей и чувств, различных воспоминаний, различных ощущений, то световых, то звуковых, то других. Все они переплетаются и бывают сложены то так, то иначе. Здесь вы видите одно, слышите одно, а через минуту вы услышите другое, новое. Содержание вашей сознательной жизни меняется ежемгновенно, при чем самой смены вы не замечаете. Вы помните, что было вчера, вы помните многое, что было очень давно, но вы не помните всего, вы не помните, когда вы начали жить; и возникает вопрос, имеем ли мы вообще право говорить о начале потока мыслей, чувств и ощущений, из которых сложены мы и то, что мы переживаем. Ведь такое начало мы доказать не можем. Мы действительно видим, как другие тела рождаются и умирают, мы с ними общаемся, но ведь в сущности мы живем не их жизнью, мыслим не их мыслями.
Нужно ли предполагать, что поток нашей жизни имеет начало? Вот мы живем и мыслим и чувствуем; мы жили раньше, и очевидно и еще раньше, и еще — хотя мы этого и не помним. Мы ведь часто не помним того, что было вчера. Но если мы даже скажем, что мы кем-то созданы, то разве это в сущности будет начало? Возникает новый вопрос, кем создан Создатель и создан ли он вообще? Он очевидно не имеет начала. Но для чего тогда его акт создания? Не проще ли предположить, что мы не созданы, не имеем начала, а были всегда.
Другие говорят, что жизнь образовалась из материи. Следовательно, материя была всегда, она не имеет начала. Но почему же жизнь должна иметь начало?
С буддийской точки зрения все эти вопросы праздны и ненужны; жизнь не имеет начала. Каждое живое существо есть явление безначальное. То, что мы называем “телом”, — лишь сочетание некоторых частей какого-то потока, такое же сочетание и то, что мы называем своим “я”, и то, что мы называем своим миром, своими родными, своими вещами, — все вместе это только одна сложная фигура, составленная из тех элементов, которые протекают безостановочно, которые мы просто можем установить, но которых нам незачем пытаться объяснять. И мы не имеем права обособлять части общего узора и говорить: вот солнце, вот “я”. Нет солнца, нет “я”, в смысле чего-то самостоятельно существующего. Есть лишь сложный узор: “личность, видящая солнце”, одна нераздельная картина.
Все попытки объяснить начало сознательной жизни — Создателем ли, или механическим процессом — совершенно произвольны, и к тому же только отодвигают вопрос, который по существу неразрешим, ибо он по существу бессмысленный — начала нет!
Европейская мысль настолько привыкла к вопросу о начале, что он кажется ей неизбежным. У буддийских народов мы видим обратное: им совершенно непонятен наш вопрос о начале, о создании мира, о создании людей.
Дерево выросло из семени, семя из дерева, это дерево опять из семени и т. д. без конца; начало немыслимо — зачем о нем говорить?
Итак, по учению буддизма каждая личность, со всем тем, что она есть и мыслит, со всем ее внутренним и внешним миром, есть не что иное как временное сочетание безначальных и бесконечных составных частей, как бы лента, сотканная на известном протяжении безначальных и бесконечных нитей. Когда наступает то, что мы называем смертью, ткань с определенным узором как бы распутывается, но те же самые необрывающиеся нити соединяются вновь, из них составляется новая лента, с новым узором.
Бесчисленные нити, из которых соткана данная личность, составляют как бы пучок ниток, как бы ту “основу” ткани, те продольные нити, которые в ткани соединяются то в тот, то в другой узор; ни одна нить не может войти в другую основу, в чужую личность, которая есть такое же обособленное сочетание нитей.
Таким образом, единичная какая-нибудь личность, которая живет вот теперь, в таких-то жизненных условиях, называет себя так-то, — это в сущности временная узорчатая лента из основных нитей. Эти же самые нити, которые теперь называют себя Иваном, были когда-то Петром, будут когда-то Алексеем; теперь они, быть может, сложились в образ пахаря, но этот узор развалится, те же нити соединятся вновь и будут царем, развалятся опять и превратятся в монаха-отшельника. Нет начала, нет конца
Вот смысл буддийского учения о перерождении. Это не есть переселение души в новое тело, это именно буквально перерождение; те же самые нити, создавшие Петра, – вместе с его телом, с его миром, будут Иваном, с его телом, и его миром. Тут нет вообще души, которая бы куда-то уходила, которая бы куда то входила — есть лишь пучок равносильных, неразрывно связанных друг с другом нитей, которые соединяются в разнообразные узоры.
Человеческая жизнь от рождения до смерти, это лишь краткий, маленький и жалкий эпизод на фоне этих нитей, текущих извечности и теряющихся в вечности.
Не забывайте, что это – лишь картина. Ведь элементы, о которых идет речь, на самом деле не пространственны, и жизнь не есть ткань — а сочетание мыслей и чувств, ощущений и воспоминаний. Поток бытия поддерживается сам собою, никто его не толкнул, никто его не останавливает и это его “бывание”, это движение связано с волнением, с суетою, с мучением. Нет бытия без страдания, нет страдания без бытия; быть и страдать — одно и то же, и то и другое безначально.
Таким образом зло на свете — безначально. Ниоткуда оно не появилось.
Мучение жизни не есть следствие грехопадения, оно никогда не начиналось, и личность не виновата в том, что она вообще есть и страдает.
Но с другой стороны мы видим, что жизнь людей неодинакова: одни страдают больше, другие меньше. И присущее людям нравственное чувство никогда не удовлетворится тем, что часто злодей наслаждается, а добродетельный страдает без вины.
Этот вопрос решается в буддизме учением о возмездии, о нравственной ответственности. Хотя в самом бытии никто не виновен, все же данная единичная жизнь связана с предыдущей и виновна в том, что она страдает именно так, а не иначе. Ведь жизнь данного человека, это есть жизнь, сотканная из тех же нитей, которые составляли прошлые жизненные узоры на той же ленте. Хотя нити и распутались, когда случилась так называемая смерть, все-таки тот способ, как они были собраны, влияет на способ, как они будут собраны вновь. Если преобладают в человеке, допустим, злые мысли, если в нем не была подавлена злость, ненависть, жадность, – то в следующем сочетании должна наступить как бы реакция; новый человек будет страдать и мучиться, он будет окружен неблагоприятными условиями, он как бы подвергнется наказанию за дурные поступки прошлого человека. Только, может быть, он в данную новую жизнь будет подавлять эти дурные чувства, тогда он подготовит для своей основы лучшее существование, лучший узор в будущем; но в данный момент это будет человек добрый, страдающий как бы напрасно. На самом деле это не напрасно, он своей участи заслужил; он отвечает за свое прошлое, за прошлый узор на своей ленте, хотя бы он его не помнил. Человек отвечает не только за временное прошлое в пределах одной жизни, а и за многие жизни, он готовит будущее для многих жизней.
Вот эта теория возмездия – которая может быть изложена и более отвлеченно на философском языке, и более наглядно – воспитала в буддистах чрезвычайно развитое чувство нравственной ответственности. Каждый отвечает сам за себя. Более грубые люди будут избегать зла, чтобы не быть наказанными, боясь возмездия, другие будут делать добро из-за более возвышенных целей, о которых речь впереди – но важно то, чтобы они боролись против своих страстей; и побудить их к этому – цель учителя, и ясно, что не на всех подействуют одни и те же доводы.
Такова картина жизни, как она рисуется буддисту. Круговорот жизни излагается в знаменитой, всем известной двенадцатичленной формуле бытия которая рисуется различным образом, и отвлеченным философским языком, и грубо материально, и даже прямо в виде картины. Колесо жизни рисует процесс жизни единичной личности в трех перерождениях. Основа личности проявилась, допустим, в качестве такого-то человека, живущего такой-то жизнью. Человек стал взрослым и живет полной жизнью. Он привязан к жизни, любит ее, он охвачен ее вихрем и не видит ее суеты. Бывание не может успокоиться, а в этом – залог грядущего перерождения. Это первое звено новой жизни, лежащее еще в прошлом, это так называемая омраченность (авидья). И в силу омраченности человек жил в вихре, совершал поступки, намечал форму для будущей жизни – это “содеянное” им (сансара). Вот второе звено, тоже лежащее в прошлой жизни. И человек состарился и умер. В силу омраченности и “содеянного” начинается новая жизнь, на той же основе, и первый момент ее тот, когда все нити приготовились к созданию нового узора, когда все они как бы собрались вокруг сознания (виджняна), оно отразит в себе все остальное. Это – первый момент новой жизни, момент зачатия, как говорят люди. Но еще нет узора, хотя нити налицо. Человек, не увидевший еще света, еще ничего не переживает; налицо имеются лишь все элементы материальной и духовной жизни (намарупа). Но вот начинают слагаться узоры – выделяется то, что мы называем органами чувств, или способностями видеть, слышать и т.-д. Вернее это не способности, а сами ощущения зрительные, слуховые и т.д., сами по себе они бессознательны, они не отражаются еще в сознании. Как опоры для сознания, они выделены в особую группу, это шесть основ для сознания (шадаятана).
После этого начинается сознательная жизнь, т. е. переживания начинают сознаваться, хотя еще смутно; это то время, когда человек еще не родился на свет, и первое время новорожденного; но соединение сознания с опорами уже происходит, это так называемое “соприкосновение” (спарша).
Но вот в ребенке начинают выделяться новые нити, он начинает чувствовать, различать приятное и неприятное, это так называемое “чувство” (ведана). Наступает отрочество и новые ощущения, проявления полового влечения (тришна). И еще проявляется тут новый элемент – “стремление” к целям (упадана).
И вот человек возмужал; уже новых элементов не появляется – наступает период полной жизни. Опять человек охвачен омраченностью, опять он не видит суеты, опять он привязан к жизни – кружится в вихре бывания, совершая деяния и закладывая форму новой жизни – этот период, заканчивающийся смертью, есть период жизни, “бытия” (бава). И опять в силу омраченности человек приступает к новой жизни, опять складывается сознание и вокруг него другие элементы, человек опять рождается, наступает момент рождения (джати). Опять человек начинает развиваться, и опять он кружится в вихре, опять он старится и умирает (джарамарана). Умирает, чтобы родиться вновь, и так без конца.
Эти двенадцать этапов бытия изображаются картинно на огромном колесе, разделенном на три круга. Все колесо находится в пасти и в когтях чудовища. Это чудовище – омраченность, привязанность к жизни. Центральный круг содержит сцепившиеся курицу, змею и свинью – символы трех основных пороков: сладострастия, гнева и омраченности. Средний круг содержит картины, изображающие шесть категорий сознательных существ: царство людей, царство богов, царство демонов, царство животных, царство ада, царство страдающих духов. Наружный круг, более узкий, содержит 12 картин, изображающих только-что описанные 12 этапов на пути перерождения:
Данная жизнь.
1) Омраченность – слепая женщина.
2) Совершение поступков – горшечник, придающий глине форму горшка.
Новая жизнь.
3) Момент проявления сознания – обезьяна-сознание, прыгающая с ветви на ветвь.
4) Элементы духовной и материальной жизни – люди, на лодке переправляющиеся через море.
5) Появление шести основ для сознания – пустой дом, или маска.
6) Соприкосновение сознания со своими основами- поцелуй любовников, или человек, ухватившийся за плуг.
7) Чувство приятного и неприятного – стрела, ранившая человека в глаз.
8.) Проявление влечений – человек, опьяняющийся вином.
9) Стремление к целям – человек, собирающий плоды.
10) Жизнь в полном смысле – замужняя женщина или обнявшиеся супруги.
Новая жизнь.
11) Рождение-новорожденный с матерью.
12) Старость и смерть – труп, несомый человеком на сожжение.
Колесо бытия и его безначальное движение – это первая половина того, что увидел Будда, постигший тайну жизни. Но Будда кроме того узрел путь, как уйти из круговорота бытия, как уничтожить страдание, из которого на первый взгляд, казалось бы, выхода нет.
Некоторые иногда задают вопрос: если бытие есть страдание, а если цель заключается в уничтожении бытия, то, казалось бы, имеется простое средство покончить со страданием – самоубийство. Это конечно недоразумение. Ведь самоубийца уничтожает данную свою земную жизнь, один только эпизод, он всего лишь рассекает данное сочетание нитей, разрубая узор своей жизни насильственным ударом. Но ведь этим он не в силах остановить потока, нити сейчас же соберутся вновь, и начнется новая жизнь, ибо это те же основные нити, которые глубже, чем эта мимолетная телесно-духовная жизнь. Устранение страдания возможно лишь в том случае, если бы нити перестали переплетаться вообще, а для этого нужно приостановить самый поток бытия.
И вот, буддисты говорят, что Будда узрел конец круговорота, вечный покой, Нирвану, и путь к нему. Движение колеса не имеет начала, но оно движется к концу. Как же это возможно?
Возможно это так: среди тех нитей, которые безостановочно переплетаются, имеются и противоположные страстям и волнению, элементы спокойствия. Обычно эти нити в самый жизненный узор не вплетаются, но в самой основе они имеются. Они лишь как бы скрыты под покрывалом, они – путь, ведущий к покою; бывают моменты, когда люди постигают ничтожность суеты и видят эти элементы, и если мы будем выдвигать эти нити, то тем самым мы сможем задержать волнение, отрезать его корни, и постепенно поток сплетений должен ослабеть и наконец приостановиться.
Нельзя забывать, что это длительный процесс, он может продлиться бесчисленные перерождения, но он может быть достигнут – и это собственно высшая цель бытия – притти к концу.
Спрашивается – возможен ли конец там, где нет начала? И буддизм говорит: да! То, что есть, должно иметь причину, но оно может и не иметь следствия. Растение предполагает семя; где растение, там было семя – а где семя, там было растение. Но где семя, там в будущем может и не быть дерева, семя может погибнуть, а дерево может не дать плодов. Даже больше: только безначальное может иметь действительно конец; то, что имеет начало, разумеется тоже может иметь конец, но где порука, что не будет начала вновь? Только безначальное, кончившись, кончается навсегда, бесповоротно.
С того момента, когда в сознании пробудится мысль о конечной цели, начинается ее развитие, одно за другим подавляются волнение, страсть, ненависть и мрак; личность становится все светлее. Тут буддийская философия выработала целую науку о психологии созерцателей, высших существ, которые постепенно покоряют в себе земные элементы, пока наконец не наступит покой, вечная ненарушимая тишина. Но это разумеется не будет просто не-бытие. Нити не исчезли, они лишь перестали переплетаться, кончилось лишь безначальное их волнение, движение. Буддисты сравнивают бытие с лампадой и с океаном. Горящая лампада с мигающим волнующимся пламенем, то-есть бытие, погаснет наконец, прекратится процесс горения, лампада же останется. Океан бушует, охваченный бурею, но буря наконец стихает и волны замирают, океан в покое, однако это не значит, что океана нет.
Это состояние покоя – Нирвана – не может быть описано словами, но оно не есть отсутствие чего бы то ни было, оно не есть полное ничто: буддизм никогда не проповедовал такого ничто. Это отсутствие суетного бытия есть действительно нечто непостижимое, какое-то сверхбытие.
Достижению этого состояния способствует всякое подавление страсти – искоренение эгоизма, привязанности к “я” и к тому, что я называю „мое”, за что “я” хватается, не желая с ним расставаться. Всякое достижение высшей степени есть преодоление низшей – поэтому и невозможен “рай на земле”; земной тип жизни, как все – лишь фазис; существо, очистившись, перестает быть человеком; а уровень человеческого остается всегда одним и тем же. Возможно преодоление этого типа, но не улучшение его.
Вот почему буддизм так настойчиво учит, что нет такого “я”, о котором нужно заботиться, нет ничего устойчивого в земной жизни, на чем можно было бы успокоиться.
Но очевидно, что не всякий поймет конечный идеал – и поэтому некоторым нужно говорить: не будь эгоистом, чтобы ты не пострадал в будущем существовании; а другим говорят: искореняй страсти свои, чтобы ускорить достижение цели.
Вы видите, что конечная цель буддизма, как всякой философии, всякой религии не есть достижение земного животного счастья: счастье столь же мимолетно, как несчастье, как сама единичная жизнь, длящаяся несколько десятков лет, которая не более, чем ничтожная крупица на безначальном потоке сплетающихся нитей.
Но в буддийском учении предусмотрено, что в единичной жизни конечной цели достигнуть нельзя, и поэтому мы видим ту снисходительность по отношению к земным слабостям, которая, в сущности, лишь опять признание факта, что способности и степень развития людей различны, что нельзя предполагать, что содеянное в течение краткой жизни повлечет за собою вечный результат. В этом смысле ученые буддисты, знакомящиеся с другими религиями и другими учениями, считают их лишь временными средствами – но, как таковыми, пригодными для воспитания людей – а поэтому нас и не может поразить замечательная веротерпимость и отсутствие всякой фанатичности со стороны буддистов к другим учениям там, где они с ними встречаются.
Итак, конечная цель буддизма вполне ясна, ясен и путь, поскольку он состоит в подавлении страстей и волнений. Спрашивается однако, как же практически осуществить этот путь? Первоначальный и основной ответ конечно тоже ясен – нужно бороться с суетой в себе путем соблюдения монашеских обетов нравственности, нужно разумом погрузиться в учение буддизма о смысле жизни, и нужно очищаться и развиваться путем погружения в созерцание’ того, что невыразимо словами и что не может быть схвачено мыслью.
Разумеется, что для большинства людей выполнение всех этих путей невозможно, и вот для них указываются разные пути. Отчасти согласно тому принципу буддизма, что следует сообразоваться со способностями воспитанника, отчасти и вследствие наклонностей самих учителей, проповедывавших буддизм, иные стали придавать особенное или исключительное значение одному, другие—другому пути, наконец даже был выставлен новый, четвертый путь, путь веры в помощь будды.
В связи с этими практическими вопросами начинаются разногласия, начинается раскол. Образуются секты. Они все объединяются однако основным взглядом на жизнь, на безначальный круговорот бытия и на Нирвану.
………………………………………………………………………………………………………………………………..
