·······································

Корни и листья…

Корни и листья…/Журнал «Вокруг Света» / Апрель 1991

Листопадов Н.А

http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/2397/

 

Первого бирманского старика, с которым я познакомился, звали У Чжо Лвин. Я встретил его в пагоде Шведагон, самой чтимой в Бирме буддийской святыне. Старый бирманец был одет в поношенную, но чистую и отглаженную клетчатую юбку, белоснежную рубашку без ворота и легкую полотняную куртку. Голову его прикрывал от палящего солнца кусок полотенца. Старик неспешно взбирался по ступеням пагоды с Цветами в руках, чтобы возложить их Будде. Я обратился к нему с вопросом, как пройти к мемориалу бывшего Генерального секретаря ООН У Тана. Он явно никуда не торопился, и потому я позволил себе побеспокоить его. Старец был настолько любезен, что вызвался проводить меня. По пути мы разговорились о том о сем.

– Вообще-то я живу в семье сына, – поведал У Чжо Лвин, – но сейчас перебрался в монастырь. В свое время занимался торговлей, имел небольшой магазин, но, понимаете, ближе к старости начинаешь отходить от повседневных дел, бытовой суеты, уступаешь роль главы семьи сыну. А сам все больше думаешь о душе. Могу жить с детьми, а могу и покинуть семью и поселиться в доме призрения при монастыре. Захочу – вернусь домой. Но… Зачем обременять детей? У них и без меня забот хватает…

Об этом обычае – уходить в старости в монастырь – я слышал и раньше. Дело тут не только в религиозности бирманцев. Важен сам принцип: старость требует отрешенности от мирских забот, отказа от мелочного вмешательства в жизнь молодых.

На Востоке старость и мудрость – синонимы. В чем же мудрость бирманских стариков? У Хла Шве, бывший кукловод традиционного театра марионеток, с которым мы познакомились в древней столице страны – мертвом и вечном Пагане, городе тысяч и тысяч буддийских храмов и пагод, – взялся объяснить это. Но для начала пригласил меня на представление кукольной труппы, которой руководит теперь его дочь.

– В ней есть божья искра, – заметил старый артист.

Действительно, спектакль был, очень интересным: умелым рукам артистки повиновались принцы и драконы, факиры и злые духи. После представления за чашкой зеленого чая У Хла Шве пустился в неторопливые размышления:

– Посмотрите вокруг, когда-то Паган был центром могущественного королевства, здесь шумела жизнь. Сейчас же .тут только небольшая деревня, известная разве что лаковыми промыслами. Столица теперь в Рангуне, а до этого еще была в Мандалае. Паган же – исторический, духовный центр страны.

Как говорят: «Есть время красоваться шпилем на башне и время лежать, как сухое дерево на земле». Так и в жизни человека. Каждому возрасту – свое. Мудрость наших стариков в том, что они живут в своем возрасте, по его законам…

Живя в Бирме, я все больше убеждался в истинности выражения: о моральном состоянии общества можно безошибочно судить по отношению к старикам и детям. От бирманцев часто слышишь, что для них уважение к старости – закон. Молясь, бирманец-буддист повторяет: «Будда, его учение, его монашеская община, родители, учитель». Это, как говорят бирманцы,- «пять объектов почитания», на которых держится бирманское бытие. Обратите внимание: в число тех, кто заслуживает наибольшего поклонения, включены именно родители, а не дедушки и бабушки. И в этом – глубокий смысл, мудрость. Дети почитают прежде всего давших им жизнь, а те, в свою очередь, заботятся о своих родителях. Так сохраняется связь времен. Разумеется, внуки не забывают дедушек и бабушек.

Бирманские дедушки и бабушки всегда одеты очень опрятно и чисто. Мне ни разу не приходилось видеть здесь запущенных, неряшливых стариков. Обычно до самых преклонных лет они сохраняют ясность ума, бодрость. Не в последнюю очередь потому, что окружены почетом и вниманием.

Хранитель традиций и духовного опыта в Бирме, как и везде, прежде всего – крестьянство. Для того чтобы познать страну, понять душу народа, мои бирманские друзья настоятельно советовали мне побывать в деревне, пообщаться с сельскими жителями. Так я и сделал; при первой же возможности отправился в Нижнюю Бирму.

Лонта, небольшая деревушка, куда мы приехали, напоминала зеленый островок среди моря желтеющих рисовых полей. Под кокосовыми пальмами, окруженные банановыми зарослями, высились на сваях хижины, белели выкрашенные известкой па-годки.

Нам повезло: мы приехали в Лонта в первый день бирманского Нового года. Этот праздник отмечается в середине апреля, в самое жаркое время. Мне довелось стать свидетелем мытья головы людям преклонного возраста в деревенской пагоде – церемонии, существующей, наверное, только в Бирме.

Бабушек и дедушек усадили на низкие табуреты. Девушки в праздничной одежде, почтительно кланяясь, осторожно приступили к церемонии, пользуясь местным шампунем – настоем из корешков растения камун. Этот ритуал проводится по всей стране. Можно его видеть и по телевидению. Вступая в Новый год, люди отдают дань уважения старости. Устремляясь в день грядущий, не забывают о тех, кто его готовил.

Выйдя из пагоды, я услышал дробь барабанов. Показалась многолюдная процессия. На транспаранте, который несли впереди, я прочитал: «Праздник дарования свободы маленьким рыбкам». Участники церемонии держали в руках горшочки. В них находились мальки. Обойдя деревню, процессия направилась к озеру. Горшочки опрокидываются – и рыбки скрываются в мутной воде. В этом благом деле участвуют и дети. Конечно, для них это прежде всего праздник, развлечение. Но и приобщение к доброте и милосердию.

Раньше у бирманцев не принято было отмечать день рождения. Сейчас же этот обычай широко распространился. Его заимствовали у европейцев.

Я получил приглашение на 80-летие Мья Сейн – бабушки моего знакомого. Торжество устроили четверо ее детей. Внуки и прочие родственники заняли места на циновках, расстеленных на полу. На низком столике появилось скромное угощение: жареный арахис, пирожки с начинкой из мякоти кокоса, чай. Разговор шел о делах семейных. Потом гости, включая и маленьких детей, становились по очереди перед бабушкой Мья Сейн на колени, кланялись, творили молитву, желая ей здоровья и долголетия. Я тоже присоединился к церемонии.

Почести старикам бирманцы оказывают повсюду. Знакомые журналисты пригласили меня на конференцию литературных работников. По ее окончании была устроена церемония преподнесения подарков старым литераторам. Всех их усадили на сцене и с поклонами одаривали. Некоторых писателей я знал по книгам, другие были мне неизвестны. Что, например, написал вон тот старик, такой приметный, с белыми усами, – в Бирме ведь бороды и усы большая редкость. Я тихонько спросил об этом у своего соседа, молодого журналиста, который, бухнувшись перед старцем на колени, вернулся на место.

– У Ба У? – переспросил он. – Понятия не имею. Кажется, писал сказки для детей. Давно это было. Я сам не читал. Да это не имеет значения. Главное – все эти люди прожили долгую жизнь. Все они, можно сказать, ветераны жизни, а значит, заслужили право на уважение и почет. Не всем же судьба дает талант.

Точно так же чествуют старейшин в министерствах, фирмах и предприятиях.

С культом старших в Бирме тесно связан культ учителя. К старшему уважаемому человеку в Бирме обращаются: «сая», что в переводе означает «учитель», а к почтенной даме – «саяма» – «учительница». Старший, учитель, по мнению бирманцев, в отношениях с учениками, младшими, должен обладать, по крайней мере, тремя добродетелями: уметь сопереживать, быть доброжелательным, а также терпеливым.

Семьи в Бирме большие: пять-шесть детей. Как говорят бирманцы, дети – самая большая драгоценность. Наверное, поэтому, чем беднее семья, тем больше в ней детей.

Живут бирманцы скученно, тесно. Поэтому дети в курсе всех семейных дел и тайн. Мне приходилось бывать во многих бирманских семьях.

Как-то в семье нашего соседа У Маунг Мьинта я стал свидетелем оживленной, но спокойной дискуссии между ним и его семилетним сыном. Поскольку разговор был быстрый, я не понял точно, о чем идет речь. Вроде бы отец и сын говорили о школьных делах. Когда мальчик убежал, У Маунг Мьинт вздохнул с облегчением и вытер со лба пот.

– С утра обсуждаем, стоит ли сходить в парикмахерскую и подстричься перед школой. Я считаю, что лучше подстричься. А у него свои аргументы.

Я удивленно заметил:

– Да что же тут обсуждать? Отвести к парикмахеру, и весь разговор.

У Маунг Мьинт улыбнулся:

– Это-то легче всего. Я предпочитаю убедить. Так лучше.

Мне оставалось только согласиться с этой точкой зрения. Как-никак, У Маунг Мьинт – отец пятерых детей.

– Кто не уважает младшего, тот не побоится и старшего,- говорит он.

Я заметил, что дети во всех бирманских семьях пользуются как минимум правом совещательного голоса в решении домашних дел.

– Мне иногда доводится читать английские журналы,- продолжал У Маунг Мьинт, – и я заметил, что на Западе довольно плохо знают Восток, наш образ жизни. Европейцы полагают, что все восточные страны на одно лицо, что повсюду на Востоке личность подавлена, а человек принадлежит прежде всего не себе, а роду, клану, общине, семье. В действительности же все не так просто. Вы ведь в курсе, что у бирманцев, к примеру, нет фамилий и уж тем более отчеств?

И в самом деле, у каждого человека в Бирме только свое личное имя, которое никак не указывает на принадлежность к той или иной семье. Когда бирманка выходит замуж, она сохраняет свое имя, не добавляя к нему ничего от имени мужа. Так, жену У Маунг Мьинта зовут До Сейн Тин, а у младшей дочери совсем короткое имя Пху – «Бутон». А какое имя будет потом? Бирманские имена на протяжении жизни меняются, взрослеют вместе с их носителями. Вернее, изменяется слово, стоящее перед именем. Так, полное имя мальчика будет звучать Маун Со Тин, юноши – Ко Со Тин, зрелого человека – У Со Тин. Маун означает младший брат, Ко – старший, а У – дядя, господин. Когда Ма Пху – младшая сестра Пху, вырастет, то она станет До Пху – тетушкой, госпожой Пху.

Несколько лет назад мне пришлось сопровождать делегацию бирманских реставраторов в Ленинградском музее этнографии. Показывая юрту, экскурсовод – наверное, из числа тех, кто убежден, что весь Восток одинаков,- объяснил, что мужчины сидят ближе к очагу, где теплее, а женщины – около входа. Потом спросил у бирманцев:

– Наверное, и в Бирме так же? На что руководитель делегации с достоинством ответил:

– Нет. У нас каждый, мужчина или женщина, садится там, где ему нравится.

Вроде бы мелочь, а говорит о многом.

Семьи в Бирме создаются по любви, причем мужу и жене вовсе не обязательно официально оформлять свои отношения. Достаточно поставить в известность родных и знакомых. Хотя, конечно, существует и свадебная церемония, но можно ее и не устраивать. Бирманская семья очень крепка, а разводы здесь весьма редки. Когда я спросил До Сейн Тин, что самое главное в семейной жизни, то она ответила:

– Необходимо уступать друг другу. Я часто вспоминаю напутствие, данное мне матерью перед вступлением в брак: не забывай, что в споре всегда проигрывает более мудрый. Поэтому никогда не стремись к тому, чтобы одержать победу над мужем; будь мудрой.

Наверное, У Маунг Мьинт получил аналогичное наставление от своих родителей, потому что конфликтов в этой семье, считай, не бывает. И в то же время бирманца трудно представить себе вне родственных связей. Возьмите, к примеру, такой печальный документ, как некролог.

В бирманском некрологе пишут так: «С прискорбием сообщаем, что в возрасте 83 лет скончался У Ба Маун – сын покойных У Лу Мья и До Эй Мей; старший брат У Чина, До Тан Чжо, У Тин Эйя, До Чин Сейн; муж До Мья Лвин, отец У Тин Вина, До Эй Тан, У Оун Тхея, До Тан Схве, У Вин Чжи, У Чжо Мьинта, а также уважаемый и любимый дедушка 19 внуков и 4 правнуков. Осиротевшая семья». .Наверное, не так страшно умирать, когда знаешь, что тебя будет помнить так много близких людей.

У бирманцев есть очень хороший обычай: приглашать в гости сразу же после первого знакомства.

С Ко Вин Мьинтом, студентом Рангунского университета, я познакомился совсем недавно, но он уже пригласил меня в гости. Однажды утром я отправился к нему. Ко Вин Мьинт поджидал меня около традиционного бирманского жилища на сваях, просмоленных для защиты от термитов и сырости. Дом окружали постройки поменьше. На мой вопрос, кто их соседи, живущие в этих избушках на курьих ножках, Ко Вин Мьинт отвечал:

– Все это дом одной нашей семьи.

– Вот так дом, – подивился я. – Это же целая деревня!

Как оказалось, в этом доме-деревне обитает три поколения одной семьи, по меньшей мере – человек пятнадцать. Живут они вроде бы все вместе, но хозяйство ведут по отдельности. Ко Вин Мьинт представил меня своему дедушке, старейшине этой семьи – Такину Мья, бодрому, спокойному старику. Слово «Такин» означает, что он – участник национально-освободительной борьбы. Такин Мья, конечно же, оказывает на семью влияние – моральным авторитетом, но при этом не вмешивается в повседневные заботы. Ко Вин Мьинт мне сказал, показывая жилище, что когда он женится, то будет жить с молодой женой здесь же, в пристройке.

Войдя в комнату Такина Мья, я задержал свой взгляд на паутине, висевшей по углам. Заметив это, До Чан Тхей, одна из его дочерей, сказала:

– Не подумайте только, что это от нерадивости. Пусть пауки тоже живут в доме, места всем хватит. Глядишь, когда мошку или москита поймают.

В Рангуне почти три миллиона жителей, но иногда создается впечатление, что здесь все знают друг друга. Как-то мы с моей преподавательницей бирманского языка До Мья Мья My возвращались из кино на такси. У рынка к нам подсела молодая женщина с покупками. До Мья Мья My тут же стала обсуждать с попутчицей дороговизну товаров. Потом разговор перебросился на городские новости. Я даже подумал, что это какая-то ее знакомая. Когда она сошла, я спросил До Мья Мья My, кто это.

– Понятия не имею! Я вижу ее в первый раз, – последовал ответ.

Человек в Бирме, даже иностранец, быстро обрастает друзьями, приятелями, знакомыми. Существует специальное понятие – «лухмуйе», охватывающее все, что относится к личным взаимоотношениям. «Лухмуйе» очень важно. Два человека могут иметь разные политические взгляды, но это не мешает им поддерживать контакты на личном уровне. Кажется, бирманцам неведомо, что значит разговаривать друг с другом на повышенных тонах. В бирманском языке имеется множество форм обращения в зависимости от того, с кем вы разговариваете. Утвердительное «да» по-бирмански будет звучать по-разному в разговоре с ребенком, равным по возрасту, старшим и монахом. Поначалу из-за неважного знания бирманского языка я частенько попадал впросак, когда на вопрос ребенка отвечал (если подобрать русское соответствие): «Вы совершенно верно изволили заметить, господин мой», а почтенному старцу говорил: «Точно, ты прав, сынок». Но никогда никто не обижался. Собеседники великодушно прощали меня, и в ответ раздавался веселый смех.

Дети есть дети. Шалят они и в Бирме. Но терпению бирманских родителей можно подивиться. Как-то я возвращался с рынка с бирманской семьей, в которой была девочка лет трех. Ей захотелось нести две купленные связки бананов самой. Ноша для маленького ребенка довольно тяжелая. Но ни отец, ни мать не выхватили покупку у девочки, а минут пять уговаривали упрямицу быть умницей и отдать бананы. И в конце концов дочь сдалась. Обошлось без криков и слез. Ни разу не видел, чтобы на детей кричали, без конца одергивали или тем более били.

Детей берут с собой, когда идут в гости, на праздники, которых здесь очень много. Празднества начинаются с вечера, когда спадает тропическая жара, и продолжаются чуть ли не до утра: играют оркестры национальной музыки, дают представления театры кукол. И повсюду видишь родителей с детьми. Если представление затягивается, то детей укладывают спать тут же: на коленях или на циновках.

Конечно, семейная жизнь бирманцев, отношения между отцами и детьми – не идиллия. Например, в газетах иногда можно встретить объявления о том, что родители, снимая с себя всякую ответственность за детей, которые идут наперекор их воле и не слушают наставлений, лишают их права на наследство. Публикуются, однако, и такие призывы: «Дорогой сынок Ко Ко Аун! Пожалуйста, вернись домой, мы все тебе простили! Твои родители У Тин Мьинт и До Мья Кхайн». Что же касается отказа от родителей… Такое трудно даже вообразить себе.

Как-то беседовали мы с молодым школьным учителем У Лей Маунгом. Он спросил:

– Обращали ли вы внимание, что в начале сезона дождей, когда у нас льют тропические ливни, падают деревья? Казалось бы, с вечера ничто не предвещало беду. Но утром, когда разразился ливень, дерево оказалось на земле. Дело в том, что из-за обильной влаги почва осела и корни лишились опоры. Так и в жизни людей. Человек без прочных корней, без уважения к прошлому, без почитания старших не может сделать ничего хорошего. А кому нужно дерево без ветвей и листьев?

Янгон (Рангун), Маянма (Бирма) 

Николай Листопадов

Web Analytics