Из книги: С.С. Ожегов, Т.С. Проскурякова, Хоанг Дао Кинь «Архитектра Индокитая»

При первичном, поверхностном знакомстве с художественными культурами стран Индо­китайского региона может сложиться впечат­ление, что эти культуры являются в основном экспортированными из соседней Индии.

В са­мом деле, если взглянуть на любую из стран, например на Бирму или Кампучию, то окажет­ся, что их религия аналогична индийской, в традиционной живописи и скульптуре господ­ствует тематика и иконография, подобные тем, что существуют в буддийском искусстве Индии. Некоторые элементы архитектурного декора подобны индийским.

Особенно впечатляюща близость местной письменности с индийской. Широкое распространение в древности языков санскрит и пали, «индианизированные» имена царей и названия ряда городов, легенды и ле­тописи, повествующие об Индии и теснейших контактах с ней,— все это служило основани­ем для ряда авторов при начальных этапах изучения считать культуру Бирмы, Кампучии и других стран и народов Юго-Восточной Азии не только производными от индийской куль­туры, но и подражающими ей.

Однако при внимательном изучении фактов, характеризующих архитектуру и искусство «буддийских» стран, близость их культур ста­новится далеко не столь очевидной. Сейчас уже почти не осталось никого, кто бы не соглашался с серьезным значением местных традиций в формировании национальных культур.

Вопрос стоит главным образом о соотношении индий­ских и местных традиций в этом процессе, о сходстве и отличии их художественных систем. И здесь важно представить себе, как шло рас­пространение индийской культуры и какое реальное влияние она могла оказывать на раз­витие духовной и материальной культуры стран Юго-Восточной Азии.

Историческая аналогия

Пониманию этого процесса может способ­ствовать одна историческая аналогия.

Хорошо известно и достаточно глубоко изучено сей­час то влияние, которое, начиная с IX —X вв., оказывала на культуру Руси и славянских стран Византия.

Здесь, как и ранее в Юго-Восточной Азии, религиозная доктрина (в дан­ном случае христианская), распространяясь среди славянских народов, несла с собой и письменность, и литературу, и сюжеты рели­гиозной живописи, и каноны строительства культовых зданий.

Взаимодействие византий­ской и местных культур четче, чем где бы то ни было, проанализировано в работе Д. С. Ли­хачева «Развитие русской литературы X— XVII вв. Эпохи и стили», вышедшей в 1973 г.

Вот что он пишет: «…позволительно усомниться, чтобы такое большое явление, как «экспансия» художественной культуры и появление местных школ, могло быть примитивно сведено к «вы­возам», «привозам» и «переездам». Иностранные влияния,— пишет он далее,— оказываются действенными только в той мере, в какой они отвечают внутренним потребностям страны».

Характеризуя славянскую культуру, Д. С. Ли­хачев говорит: «Это была культура славянская, но которую можно рассматривать так же, как славянскую редакцию (или «рецензию») византийской культуры, поскольку наиболее общие концепции религиозных, философ­ских и эстетических представлений шли к славянам именно из Византии. Эта византий­ская культура за пределами Византии воссоз­давалась на новой основе и в новых формах на всех уровнях мысли и творчества.

Славянская «рецензия» византийской культуры создава­лась при этом, как мы уже отмечали, не только на основе произведений, вышедших из Визан­тии, и определялась она своими внутренними потребностями». Она, пишет далее автор,— «имела поэтому свое собственное лицо. Это бы­ло некоторое новое единство религии, воззре­ний на мир и на общество, литературы, живопи­си и архитектуры».

Формулировки Д. С. Лихачева пригодны и для характеристики взаимоотношений культур Индии и стран Индокитая.

Влияние Китая

Проблема усложнена еще и влиянием на этот регион Китая с его мощной и древней художественной культурой.

Контакты Юго-Восточной Азии, особенно стран Индокитая, со своим северным соседом, несомненно, су­ществовали начиная с глубокой древности. Но характер их был иным, чем контакты с Индией.

Если в отношениях с Индией господ­ствовал мирный торговый и культурный обмен, то военная и экономическая экспансия была в течение многих веков основой отношений Ки­тая с другими странами.

Китайские влияния не только не отвечали внутренним потребностям стран Юго-Восточ­ной Азии, но, напротив, вызывали противодей­ствие и народных масс, и правящей верхушки. Тем не менее последствия соприкосновения с большой и высокоразвитой художественной культурой Китая не могли не сказаться. Но проявления этих контактов носили, как прави­ло, чисто внешний, формальный характер, не затрагивая существа сложившихся эстетиче­ских воззрений.

В странах Юго-Восточной Азии можно часто видеть китайские храмы, стоящие подчас даже в системе крупных буддийских храмовых комплексов, произведения китайской скульптуры, декоративного искусства.

Но это— чисто китайские произведения, механически перенесенные на почву другой страны. Их не­посредственная связь с проявлениями местной культуры не прослеживается вплоть до XVIII — XIX вв. Только в это время в некоторых па­мятниках можно отметить непосредственное влияние китайских художественных традиций.

Иначе обстояло дело с философскими и ху­дожественными идеалами, приходившими из Индии. Попадая в Бирму, Кампучию и в дру­гие страны, «наиболее общие концепции рели­гиозных, философских и эстетических пред­ставлений» — в данном случае буддизм и его эстетические каноны — органично включались в местную культуру и получали «свое собствен­ное лицо».

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

В прикладном искусстве — в резьбе по дереву, гравировке по лаку, чеканке по металлу — при изготовлении таких обыденных повседневных предметов, как повозки, домаш­няя посуда, постоянно использовалась тематика как буддийских, так и народно-эпических ле­генд. Что же касается изобразительного искус­ства — живописи и скульптуры, то господство религиозной тематики было здесь почти без­раздельным. Даже в тех случаях когда объекта­ми изображения были конкретные исторические лица или события, они вставлялись в повество­вательную канву того или иного религиозного эпоса.

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

Влияние древних верований

Сильнейшее влияние на иконографию ис­кусства стран Индокитая оказали традицион­ные анимистические верования.

Среди них наиболее важными, сохранившимися до наших дней, явились культы различных духов, ко­торые в разных странах назывались по-разному: в Бирме «наты», во Вьетнаме «тхань хоанг», в Кампучии «нек та», в Лаосе и Таиланде «пхи».

Существуют иерархические системы этих ду­хов. В представлении верующих гора или де­рево, река или озеро, город или дом, любой из окружающих предметов мог иметь своего духа. Добрые и злые духи населяли весь окружаю­щий мир. Даже верующие буддисты поклоня­лись (да и до сих пор поклоняются) различным натам и пхи, которые, по их глубокому убеж­дению, правят миром, помогают или мешают людям и буддам, любят внимание и подарки, требуют почитания и пищи, охраняют города и селения, вызывают бури и укрощают их и т. д.

Объектами поклонения нередко становятся ду­ши предков, а также души героев, принявших мученическую смерть. Облик анимистических божеств принимают подчас персонажи индуист­ского пантеона. Так, в бирманской мифологии обитателями небес наряду с натами являются трехликие брахмы, а в Кампучии брахманистские небожители тевода превратились в аними­стических духов нек та.

Изображения натов, пхи, нек та — излюб­ленные мотивы декоративной скульптуры в народном деревянном зодчестве Бирмы, Лаоса, Кампучии. Миниатюрные домики для духов встречаются в Индокитае повсеместно. Порой это сколоченные из досок будки, приподнятые на 1—2 метра над землей, как в Бирме и Кам­пучии, порой изящные маленькие храмики на полутора — двухметровом столбе, как в Таи­ланде и Вьетнаме.

К культу духов примыкают культы змеи Наги и птицы Гаруды. Эти два гигантских фан­тастических существа олицетворяют противо­борствующие силы природы. Борьбу Гаруды и Наги можно видеть в произведениях искусства Кампучии, Таиланда и даже Монголии. Так, гербом Таиланда и гербом старой Урги (Улан-Батора) является изображение Гаруды, разди­рающей Hary.

Изображения языческих божеств встречаются повсеместно. Фантастические львы и гаруды охраняют входы в храмы, многого­ловые наги осеняют своим капюшоном статуи Будды и подъезды к храмам. Иконография всех этих существ, их взаимная значимость, легенды о них различны в разных странах. Так, в отличие от Таиланда, главенствующую роль в кхмерской и бирманской мифологии играет не Гаруда, а Нага.

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

Западные авторы об архитектуре стран Юго-Восточной Азии

Подавляющее большинство работ, содержа­щих описание и характеристику памятников архитектуры стран Индокитая, принадлежит перу западных авторов.

Их попытки оценить те или иные явления были направлены в основном на поиски сходных с Индией черт, а не на вы­явление самобытного характера художествен­ных культур стран Юго-Восточной Азии.

Дли­тельный период колониальной зависимости на­родов Индокитая не мог не отразиться на оцен­ке его архитектурного наследия буржуазным западным научным миром. Политика нацио­нального угнетения заключалась и в политике принижения значения духовно-эстетической культуры и материально-художественного на­следия угнетенных народов. Сведения по ар­хитектуре и искусству стран Индокитая вклю­чались в книги по искусству Индии.

Характерными в этом отношении являются работы Фергюссона, известного английского историка архитектуры. В 1876 г. в Лондоне была впервые издана, а в 1910 г. переиздана его «История индийской и восточной архитектуры».

Эта книга, в полной мере отражающая буржу­азную историографию своего времени, написана целиком с позиций европоцентристской теории развития архитектуры Азии.

Согласно Фергюссону, цивилизация Средиземноморского бассей­на и древнего Двуречья послужила основой для художественной культуры древней Индии.

В свою очередь художественные традиции Ин­дии были заимствованы Тибетом, Китаем, Япо­нией и целиком перенесены в страны Юго-Во­сточной Азии, которые в дальнейшем ряд за­падных авторов просто включал в состав так называемой «Великой Индии», «Индийской Азии» или «Дальней Индии».

Все основные архитектурные формы Индии и стран Юго-Восточной Азии Фергюссон производил от зиккуратов Двуречья. Многообразие планиро­вочных и объемно-пространственных решений храмовых и дворцовых комплексов он сводил к единому «паназиатскому» типу дворца, рас­пространенному «от Ниневии до Пекина».

Точка зрения Фергюссона в основе своей не претерпела на Западе серьезных изменений и в наше время.

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

В зарубеж­ной искусствоведческой литературе существу­ет даже специальный термин «индианизация», связанный с влиянием Индии на страны Ин­докитая, которые в свою очередь называют «индианизированными». Проблема индиоцентризма большинством зарубежных исследовате­лей сознательно гипертрофируется, хотя ясно, что процесс освоения достижений индийской культуры был вполне естественным и законо­мерным на определенном этапе развития стран Юго-Восточной Азии.

Тем не менее развитое индийское искусство противопоставляется зарождающемуся бирманскому, кхмерскому, тай­скому; характерные особенности художествен­ных культур зрелого феодализма этих стран, явно противоположные индийским в принци­пах композиционно-планировочного построе­ния и объемно-пространственного решения, иг­норируются.

Известную роль в этом играет и неразработанность художественных проблем архитектуры стран Индокитая, приводящая к смешению региональных особенностей искусст­ва и черт своеобразия зодчества каждой из стран.

Авторы капитальных монографий по искус­ству Востока часто даже не выделяют искусст­во и архитектуру стран Юго-Восточной Азии как самостоятельное явление.

Характерна книга Б. Роуланда «Искусство и архитектура Индии», где автор не только не попытался выявить самостоятельные черты художественного наследия соседних с Индией стран, но даже подчеркнул их подражатель­ность, назвав шестой раздел своего труда «Ин­дийское искусство Цейлона и Юго-Восточной Азии».

Раздел этот не только ошибочно харак­теризует культурную взаимосвязь Индии и соседних стран, но и содержит подчас прямую дезинформацию. Так, например, о богатейшей по своему объему и оригинальной по характеру исполнения средневековой настенной живописи Пагана (Бирма) Роуланд пишет: «остатки живо­писи… так убоги, что почти ничего нельзя сказать о ее развитии… Фрагменты живописи бесспорно ведут свое происхождение от тант­рической живописи Бенгалии».

Автору неизвест­ны те факты, что, во-первых, образцов бенгаль­ской живописи допаганского периода вообще не сохранилось, а к паганскому времени отно­сятся лишь несколько книжных страниц из пальмовых листьев с фигурами, возможно принадлежащими тантрическому пантеону. Во-вторых, в паганской живописи нет сюжетов, связанных  с  тантрической  сектой буддизма.

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

Своего рода классической стала схема раз­вития культур «буддийского» круга стран, разработанная индийским историком искусст­ва Анацдой Кумарасвами, долгое время рабо­тавшим хранителем отдела индийского и му­сульманского искусства в Музее изобразитель­ных искусств Бостона в США.

В своей книге «История индийского и индонезийского искус­ства» в главе «Дальняя Индия, Индонезия и Цейлон» он писал: «Мы можем проследить в каждом районе прежде всего индианизированный период, когда местное искусство по всем своим целям и задачам составляло провинцию индийского искусства.., за ним следует клас­сический период (800—1200), в котором раз­вилась и кристаллизировалась национальная формула; последней явилась местная нацио­нальная фаза, не имевшая более прямых кон­тактов с Индией и перешедшая в период на­родного искусства, существующего до наших дней… Применять название «индийские коло­ниальные» для национальных школ после кон­ца восьмого века,— пишет дальше Кумарас­вами,— неправомерно для сильных и ориги­нальных  местных  культур» .

Позиция А. Кумарасвами, достаточно ясно видимая из приведенных цитат, остается не­изменной и в других его работах.

Интересно отметить, что Кумарасвами впер­вые в 1927 г. высказал предположение, что прообразом кхмерского прасата следует счи­тать индийский храм эпохи Гупта — Бхитар-гаон. Хотя трудно судить о его первоначаль­ном облике, так как он сильно пострадал от времени (считают, что разрушение на­чалось с XV в.).

Отметим однако существен­ные различия в образовании ярусной компо­зиции индийского образца и типа кхмерского прасата. Характерная черта кхмерского пра­сата — строгая двухосевая симметрия. Бхитар-гаон симметричен относительно одной оси; форма килевидного покрытия Бхитаргаона не соответствует венчанию кхмерского прасата, которому свойственна форма лотосоподобного бутона. В Бхитаргаоне отсутствует и специ­фическая черта кхмерского прасата — само­стоятельный мотив входного портала на фаса­дах.

Позицию Кумарасвами разделяют и неко­торые другие ученые. Нередко можно встре­тить явное преувеличение того влияния, ко­торое Индия оказывала на соседние страны в течение так называемого «индианизированного» периода. Небезынтересно, например, посмотреть, как оцениваются взаимоотноше­ния бенгальской и бирманской культуры в капитальном труде «История Бенгалии», из­данном в 1943 г. в Дакке.

В разделе «Архи­тектура», написанном преподавателем Каль­куттского университета Кумаром Сарасвати, содержится попытка обосновать приоритет бенгальских храмов и ступ над бирманскими.

Любопытно, что в первых же строчках он пишет: «Ни один из ранних монументов (до XI — XII вв.— С. О.) не сохранился. Немногие случайные храмы в Западной Бенгалии при­надлежат сравнительно позднему периоду». Однако это не мешает ему, ссылаясь на буддий­ские религиозные предания, описать три типа ступ и четыре типа храмов, проиллюстрировав их примерами Пагана и Явы, поскольку, как говорит сам Сарасвати, в Бенгалии не сохра­нилось ни ступ, ни храмов описанных им ти­пов.

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

Особое значение Сарасвати, как и некоторые другие исследователи, придает храму в Пахарпуре. Фундаменты этого большого крестооб­разного в плане здания, построенного в конце VIII в., были раскопаны в 20-х годах XX в. Планы подобной конфигурации были неизвест­ны в Индии, и открытие в Пахарпуре вызвало большой интерес у апологетов теории подража­тельности, поскольку в Бирме, Индонезии и в Кампучии крестообразные планы не были ред­костью.

И вот все крестообразные храмы Индо­китая, в первую очередь храм Ананды в Пагане (Бирма), стали рассматривать как подражание пахарпурскому образцу. При этом не принима­лись во внимание такие очевидные факты, что в Пагане существует несколько центрических крестообразных храмов, а пахарпурский храм единичен и уникален, что храм Ананды —зда­ние с развитым внутренним пространством, раз­мещенным на уровне земли, а пахарпурский храм был разновидностью храма-горы с ма­леньким святилищем, стоящим на террасиро­ванном основании.

Более того, хорошо извест­ны прототипы центрических храмов Пагана, находящиеся в самой Бирме и построенные не позднее VII в., т. е. по крайней мере на сто лет раньше пахарпурского храма.

Довольно близкие плановые и структурные аналогии пахарпурскому храму можно найти и в Кампучии. Некоторую схожесть с ним обна­руживают Та Кео (X в.), Баппон (XI в.), нако­нец, Байон (XIII в.). Однако независимое раз­витие кхмерских храмов можно проследить еще с VII в. с хорошо известных памятников Ишанапуры.

В первой половине VII в. здесь построено центральное святилище северной группы с крестообразным планом. Впрочем, крестооб­разные планы можно найти не только в Кампу­чии, но и в Бирме и в других странах Юго-Вос­точной Азии.

Не логичнее ли предположить, что не храм в Пахарпуре был образцом для подражания всех стран Юго-Восточной Азии, а, напротив, Бирма, Кампучия, Ява были теми странами, где бенгальские мастера черпали свое вдохно­вение, стремясь превзойти соседние страны размерами и пышностью своего храма. Ведь к концу VIII в. страны Юго-Восточной Азии были крупными государствами со сложившейся культурой и достаточно высокоразвитой ар­хитектурой.

Пример с пахарпурским храмом как нельзя лучше иллюстрирует весьма шаткую аргументированность теории заимствований и подра­жательности, широко распространенной на За­паде. Случайным признакам (в данном случае крестообразному плану) придается первосте­пенное значение, настолько важное, что оно заслоняет все остальное. Игнорируются любые факты (наличие других памятников, их структу­ра, хронология), не ложащиеся на прокрустово ложе заранее сформулированной аксиомы.

История архитектуры Юго-Восточной Азии

Для правильного понимания характера взаи­модействия архитектурных традиций Индии и сопредельных стран необходимо обратиться к истории появления и распространения основ­ных типов буддийских построек, т. е. ступ и храмов, в Индии и за ее пределами.

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

Зарождение и развитие храмового зодче­ства проходило значительно сложнее. Первые буддийские храмы в Индии появились в одно время со ступами в III в. до н. э. Это были базиликальные пещерные постройки, называемые «чайтья». Высеченные в скалах чайтьи Аджанты, Карли, Бхаджи и других районов Индии вос­производили в скульптуре формы и конструк­ции утраченных ныне их прототипов из дерева, камыша и других легких материалов. Первые известные наземные храмы Индии относятся лишь к V—VII вв.

Конструктивно их можно подразделить на два типа. Первый представлен небольшими одноосевыми каменными построй­ками Санчи и Айхола, где миниатюрное внут­реннее пространство перекрыто каменными плитами, покоящимися на каменных балках и столбах. Второй — храмы, высеченные, подобно чайтьям Аджанты и Карли, из скальных моно­литов и скульптурно воспроизводящие стоечно-балочную конструкцию. Таковы, например, храмы Мамаллапурама и Канчипурама. Они также имеют одноосевую композицию плана.

Единственное исключение среди храмов этого периода — храм Махабоди в Будх-Гайе, на месте «просветления» будды Гаутамы. Об этом храме пишут мало. Обычно упоминается, что он построен из кирпича в V—VII в., неоднократ­но перестраивался и полностью утратил свой первоначальный облик. По ряду обстоятельств этот храм представляет особый интерес. Во-первых, он принадлежит к числу наиболее ранних наземных храмов, во-вторых, он постро­ен из крайне редкого не только для Индии рассматриваемого периода плоского, подобного плинфе обожженного кирпича, в-третьих, во время реставрации 1880—1881 гг. было четко выявлено и зафиксировано, что его перекрытия сделаны в виде клинчатых сводов и арок. В V—VII вв. такая техника была известна только в государстве Пью в среднем течении Ира­вади. При этом приемы кладки арок Махабоди полностью совпадают с техникой кладки Пью и Пагана. Это не случайное совпадение.

Известно, что паганский король Чанзитта (1084—1112) посылал строителей ремонтиро­вать храм Махабоди, пострадавший от войска Газневидов. Известно также, что вторично бирманские строители ездили ремонтировать Махабоди в конце XVIII в. (XIX ? – shus). Не логично ли пред­положить, что и первоначальный храм Махабоди был построен предшественниками бирманцев, жившими в долине Иравади?

В Бирме сотни и сотни храмов построены из того материала и в той строительной технике, который в Индии существует в единственном экземпляре. Скорее всего храм Махабоди относится к числу па­мятников, свидетельствующих, как и храм в Пахарпуре, о взаимности контактов Индии и сопредельных стран, о том, что лучшие дости­жения архитектуры и строительной техники Юго-Восточной Азии использовались и в самой Индии.

Одновременно с Индией наземные храмы строились и в других странах Юго-Восточной Азии. Сформировались три ведущих центра развития художественной культуры буддий­ского круга: пью-бирманский и кхмерский в Индокитае и яванский на Малайском архипе­лаге. Каждый из них обладал ярко выраженной индивидуальностью и прошел свои самостоя­тельные этапы развития.

Начиная с VII—VIII вв. строительство буддийских культовых построек в Индии быст­ро сокращается. К XIII в. в Северной Индии художественная культура начала развиваться под эгидой мусульманства, а в Южной Индии господствующей идеологической базой архи­тектуры и искусства стал индуизм. Несмотря на существование хорошо прослеживаемой пре­емственности в архитектуре Индии I и II тыся­челетий н. э., характер мышления и эстетиче­ские идеалы строителей мусульманских и ин­дуистских храмов приобрели черты, отличные от времени господства буддизма.

Вместе с тем в то время когда в Индии шла активная междуусобная борьба феодалов, когда начиная с XI в. Северная Индия стала объектом разрушительных набегов Газневидов, когда строительство буддийских зданий пошло на убыль, а индуизм только начал завоевывать твердые позиции в художественном мировоззре­нии, начался бурный расцвет художественной культуры в Юго-Восточной Азии, а также на центральной Яве.

Уникальными по своей значи­мости стали крупные центры государственности, а также архитектуры и искусства Индокитая — Ангкор и Паган.

Факт одновременного мощного расцвета ис­кусства в нескольких странах Юго-Восточной Азии и на Шри-Ланке не мог быть случайным. Расцвет искусства в этих странах в VII—XIII вв. возник на основе общего подъема эконо­мики и государственности. Объяснить такой подъем исключительно реакцией буддизма на изменение характера религиозной идеологии Индии, как это делают некоторые западные авторы, было бы неправильно.

Общий ход раз­вития истории позволяет сказать, что VII—X вв. были временем интенсивного формирования ряда раннефеодальных государств, сложивших­ся в районах Юго-Восточной Азии, особенно выгодных для экономического развития.

Та­кими районами были долины Иравади (пью и бирманцы), Салуина (моны) и Меконга (тямы и кхмеры), а также крупнейшие острова — Су­матра с Явой и Шри-Ланка. Удобное положе­ние на пересечении важнейших торговых путей сочеталось здесь с благоприятными условиями для развития сельского хозяйства, торговли, ремесла и строительства. Образование в этих районах централизованных сильных государств было подготовлено всем предыдущим ходом исторического развития.

Буддизм же оказался формой идеологии, наиболее гибкой и удобной для успешного развития государственности. Именно в это время в VIII — X вв. в Бирме, Кампучии, на Яве и Шри-Ланке проявилась отчетливая тенденция к самовыражению, к ут­верждению национальной культуры и искусства.

Подъем экономики и государственности имел своим прямым следствием строительство городов и развитие градостроительного искус­ства, ставшего ярким и своеобразным явлени­ем в странах Юго-Восточной Азии, в первую очередь Индокитая.

Нам известны (и то лишь в самых общих чертах) только единичные образцы городских планов Индии за все время ее существования до XV—XVI вв. Мохенджодаро (XV—XIII вв. до н. э.), Такеила (включающая ахеменидский Шир-Маунд, около VI в. до н. э.)., греко-бактрийский Сиркап (II в. до н. э.— I в. н. э.), кушанский Сирсук (II в. н. э.) и Паталипутра (III в. до н. э.) почти исчерпывают список древ­них и средневековых индийских городов. 

Пол­торы тысячи лет после Сирсука не оставили нам ни одного крупного городского плана. 

Но в те же самые века в Индокитае появились десятки городов. 

Вот некоторые из них: Фу-нань — Ок-Ео (II в.); Пью — Пейтано (I — IV вв.), Халин и Таякетая (V—VIII вв.); Кампу­чия — Ишанапура (VII в.), Харихаралайя, Яшодхарапура, Лингапура (IX — X вв.), Ангкор Том (XII—XIII вв.) и др.; Бирма — Паган (VIII—XIII вв.), Ава, Таунгу, Пегу (XIV-XVI вв.) и др.; Таиланд — Сукхотай (XIII в.), Аюттхая (XIV в.). 

Эти города, имевшие обычно регулярную планировку и прямоугольные или квадратные очертания плана, сохранили, как правило, фрагменты укреплений, построек, а нередко даже трассировку улиц.