Проблема образования «сект» в бирманском буддизме
А.Е. Кириченко
Проблема «сект» и дифференциации внутри сангхи на протяжении многих лет притягивала внимание исследователей, и, вследствие этого, является одной из наиболее разработанных в историографии.
Под «сектой» в самом общем виде понимается группа монахов, отделившаяся по определенным причинам от других монахов и постепенно превращающаяся в организационную автономию. Помимо монахов, «секта» охватывает и мирян, являющихся дарителями; противостояние между «сектам» приводит к конфликтам как между монахами, так и мирянами.
Термин «секта» не совсем корректен, в силу чего часто употребляются кальки палийских слов «никая» или «гана», обозначающих группу. В литературе, посвященной Мьянме, используется слово «гайн», бирманизированная форма ганы. Понятие гайна достаточно широко и моет означать группу, отличающуюся от другой хотя бы по одному параметру.
Образование гайна обычно связано с появлением некоего «харизматического» лидера, способного сплотить вокруг себя определенное количество последователей. Представляется спорной точка зрения М. Менделсона о том, что процесс дробления сангхи напрямую связан с вмешательством власти в религиозные дела и представляет собой своеобразный «ответ сангхи государству». В существующих исследованиях значимость проблемы взаимоотношений между монархом и сангхой часто гипертрофирована. Реальные причины образования той или иной никаи обычно сложнее, «тоньше».
Также спорно утверждение, что разница между гайнами существует только в понимании монашеских дисциплинарных правил, тогда как сколько-нибудь заметные доктринальные противоречия отсутствуют. На деле, разногласия такого рода также имели место быть и проявляются до сих пор. Так, например, в ХIХ в., когда возникло большинство из ныне существующих гайнов, официально признанных государством, как раз «доктринальные противоречия» часто приводили к размежеванию.
Следует отметить, что возникновение проблематики «сект» в литературе было частично обусловлено источниками, на которых основывались исследователи, обращавшиеся к истории буддизма в Мьянме. Их главной опорой были «хроники религии» (татанавины), особый тип летописных источников, посвященных отслеживанию «последовательности наставников» (ачарйапарампара), передававших Сасану (Учение). В татанавинах также рассматривалось состояние религии на тот или иной момент, насколько «чистой» или «сияющей» она была (критерием оценки служила степень соответствия монахов дисциплинарному идеалу Винаи, некоторые другие параметры).
При этом оказывалось, что «развитие Сасаны», если можно так выразиться, носит циклический характер, т.е. после периода «очищения» и процветания следовал период «загрязнения», когда количество праведных монахов, посвящавших себя задачам изучения Канона (гантхадхура) и медитативной практики (випассанадхура), оказывалось невелико, зато появлялось множество недостойных. Эта ситуация постоянного размежевания внутри сангхи, с соответствующим представлением об обособленности «плохих» монахов от «хороших», делала задачу изучения «сект» весьма насущной.
Реальная проблема была несколько иной. Концепции татанавинов сами по себе далеко не бесспорны, более того, как таковые, они вряд ли могут служить наилучшим источником для изучения «сект», так как представляют собой памятники организационно необособленного большинства сангхи, и не дают понимания мотивов действий инициаторов «сектантского» движения. Для этого нужны другие источники, и исследователи, основывавшиеся преимущественно на татанавинах, рисковали упустить многие важные моменты.
На материале различных типов источников мы постарались более точно представить предмет и причины образования гайнов, установить их особенности.
Известные нам «секты», если сравнивать их друг с другом, существенно отличаются по количеству монахов, монастырей. В ряде случаев выявляется «привязанность» той или иной никаи к определенным районам. Анализ причин обособления гайнов, их характерных особенностей позволяет говорить, что одним словом (гайн) обозначаются достаточно различные образования. Типологически гайны могут быть разделены на следующие группы:
1) «ортодоксальные» гайны, образовавшиеся вследствие стремления определенной группы монахов к более строгому соблюдению дисциплинарных предписаний, нежели это было характерно для монахов, живших в той же местности. Несовпадение во мнениях приводило к обособлению, которое могло быть разным по степени. Такой тип гайна является «классическим», лучше всего описан в литературе. К числу «ортодоксальных» гайнов мы относим Швейчжин, Махадвару, Гэнаввмоу (Кутоу).
2) «территориально-этнические» гайны. Под эту категорию попадают никаи, появившиеся вследствие стремления группы монахов к сохранению традиций, характерных для какой-то местности или этноса. Наиболее ярким примером такого гайна остается Махайин, монская «секта», созданная бирманским моном, получившим образование в Таиланде в монских традициях.
3) гайны, образование которых связано с конкретным схэядо (настоятелем) или, что реже, наличием у настоятеля богатого дарителя, возводящего монастыри для схэядо и его учеников, прилагающего большие усилия для распространения «наставлений» именно этого настоятеля. К числу подобных гайнов, как мы полагаем, относятся Вейлувун, Энаучхаун двара и Муладвара.
4) «мистические» гайны. Сюда мы помещаем те школы, которые делают особый упор на медитацию, причем, иногда достаточно специфическую; предпочитают анализ действительности с точки зрения «абсолютных» понятий (параматтха) в противоположность «условным» категориям (самутти); предпочитают Абхидхамма-питаку Суттанта-питаке и в силу этого отрицают некоторые традиции, установившиеся в религиозной практике мирян. Подобные гайны связаны (но не аналогичны) с распространенными в Мьянме эзотерическими «сектами» (часть из которых вообще с трудом может рассматриваться как буддийские), претендующими на знание (или поиск) «особого пути» «освобождению». Этим и обусловлено предложенное нами обозначение «мистические». Из признанных государством гайнов таковым может считаться Сэтубоунмика (Хнгетвин).
5) Отдельно от всех прочих гайнов следует рассматривать Тудамму, которая в строгом смысле вообще не может быть названа гайном, никаей, «сектой», поскольку представляет то «большинство», откуда выделяются небольшие и обладающие относительно четкой организацией гайны. В этом отношении Тудамма представляет собой как бы «остаток» сангхи, «разное». В современных условиях, когда государство официально признает существование только девяти гайнов, в Тудамма оказываются записанными все непризнанные «секты». Примечателен тот факт, что Тудамма не обладает собственными историями, тогда как все остальные из признанных гайнов таковые имеют, у нее нет основателя, нет настоящей иерархической структуры.
б) «эзотерические», «маргинальные» и «еретические» секты. Об особенностях подобных образований уже говорилось выше. Для многих из них характерны воззрения, несовместимые с тхеравадинской ортодоксией, что позволяет рассматривать их как «ереси». Даже те из них, которые не придерживаются неприемлемых для тхеравады воззрений, все равно не входит в рамки «официального» буддизма, и потому никогда не признавались на государственном уровне. В отличие от всех вышеперечисленных типов гайнов, входящие в эту группу могут быть вообще не связаны с сангхой, состоять из одних мирян. Их уже нельзя назвать никаями, зато термин «секта» применительно к ним может быть употреблен и без кавычек.
Таким образом, очевидна «неравноценность» одних гайнов другим. Общее слово, которым они обозначаются, вводит в заблуждение, создавая впечатление, что во всех случаях мы имеем дело с явлениями одного порядка. Вследствие этого, как аналитический термин оно практически неприменимо, и в каждом случае следует оговариваться, какой именно тип никай мы имеем ввиду.
То же самое может быть сказано, если сравнивать бирманские гайны с теми, которые образовались в других тхеравадинских странах. Здесь типологические характеристики той или иной никаи могут быть совершенно иными, чем рассмотренные нами (особенно, если сравнивать Мьянму и Шри Ланку). Это показывает, что процесс дифференциации в сангхе и среди буддистов в целом, хоть и остается общим явлением, конкретные формы, которые он принимает, продиктованы уникальными местными социальными, культурными условиями и связаны с особенностями именно этого общества.
