Археологические изменения священного ландшафта
В 19-ом столетии в легендарных преданиях присутствовали только два знаменитых древних города: Тагаунг (Tagaung) и Шри Кшетра (Shri Kshetra), но в 20-ом веке к ним добавился третий, Бейктано (Beikthano) – защищенный стеной город пью (Pyu), расположенный между Проме (Prome, совр. Pyay, Пьи) и Паганом, рядом с Таундвинджи (Taungdwingyi). Первые раскопки на этом месте производились еще в колониальные времена и вновь были возобновлены только в конце 1950-ых и начале 1960-ых годов, а позже продолжены в 1990-ых и в 2004 году (Moore 2007: 188). Следует также отметить, что Бейктано не упоминается ни в «Хронике стеклянного дворца» 19-ого столетия, ни в списке королевских центров 1800-х годов (ROB: V.121).
Бейктано связан с Тагаунгом и Шри Кшетрой лишь тонкой нитью некоторых упоминаний в единственной хронике «Таундвинджи Тамаинг» (Taungdwingyi Thamaing), созданной в 19-ом столетии (Aung Thaw 1968: 2). Этот местный тамаинг (thamaing – историческое или религиозное повествование) повторяет хорошо известную историю из «Хроники стеклянного дворца», которая начинается с того, как два слепых брата были посажены на плот и отправлены вниз по Иравади их отцом, королем Тагаунга, причем этот рассказ присутствует в различных вариациях во многих хрониках, причем некоторые из них рассматриваются в том числе и в «Хронике стеклянного дворца». Во время своего путешествия по реке эти двое юношей встретились с великаншей-билу (бирм. bilu, санскр. yaksha, пали yakkha) по имени Чандамукхи (Chandamukhi, Луноликая), которая вернула им зрение. Братья проследовали далее к Шри Кшетре, где один из них женился на девушке по имени Бедайи (Bedari), рожденной самкой оленя, которая забеременела, случайно выпив мочу отшельника из Шри Кшетры. Этот отшельник обосновался в Шри Кшетре после того, как покинул Тагаунг из-за преследований дикого кабана, при этом родным братом отшельника был сам король Тагаунга и таким образом эти двое юношей приходились ему племянниками. Сама легенда имеет множественные источники, но эпизод с отшельником, оплодотворяющим самку оленя точно таким же способом, присутствует в палийских джатаках (номера 523 и 526). Правда, в них рождается не дочь, а сын, хотя рождение дочери от самки оленя все же присутствует в одной из дажатак, написанных на раннем санскрите (Duroiselle 1906a: xii-xiii).
Чандамукхи вступила в брак с одним из братьев и у них родился сын по имени Пейттано (Peitthano), после чего пара основала деревню около горы Попа (Mt. Popa) и с тех пор о них ничего не было слышно (Glass Palace Chronicle: 14). Однако, в одной из местных версий «Таундвинджи Тамаин» утверждается, что Чандамукхи родила не сына, а дочь, которую назвала Пантхавой (Panhtwar). Затем, они вместе с дочерью покинули Шри Кшетру и обосновались около Таундвинджи (Taungdwingyi), где им повстречался бог Вишну (Vishnu), принявший образ отшельника. Он опознал в молодой женщине перерождение своей сестры из предыдущей жизни и в связи с этим создал новый город, названный в ее честь «Бейктано-мьё» (Beikthano-myo) или «Город Вишну» («Бейктано» является бирманским именем бога Вишну – прим. shus), а ее саму назначил правителем этого города (Aung Thaw 1968: 3). Немногим позже, правивший Шри Кшетрой Дуттабаунг (Duttabaung), захватил Бейктано, обезвредив его магический защитный барабан, и увез Пантхаву в Шри Кшетру. Эта история, содержащаяся в местной хронике, ценна тем, что она перекликается с другой хроникой конца 18-ого столетия, которая упоминает королеву по имени Пейттато (Peitthato), правившую Таундвинджи (Glass Palace Chronicle: xv).
Таким образом, в некоторых хрониках, содержащих эту довольно путаную историю, вроде бы прослеживается связь Бейктано с Тагаунгом и Шри Кшетрой, хотя, с другой стороны, эпизод с дочерью Чандамукхи, поселившейся в Таундвинджи, по каким-то причинам не был включен в «Хронику стеклянного дворца». Возвышению Бейктано в сознании бирманцев по всей вероятности способствовало и широкое общественное обсуждение как археологических раскопок конца 1950-ых и 1960-ых годов, так и хроники Таундвинджи, которая теперь трактовалась в контексте сообщений о результатах этих раскопок (Aung Thaw 1968). Возросшая за короткий период значимость Бейктано служит примером того, как легенда, скрытая в малоизученных местных хрониках и сказаниях, при определенных обстоятельствах может вернуться к жизни и стать частью общенационального исторического предания (25 May 2003, New Light of Myanmar). О Бейктано теперь говорят в том же самом ключе, что и о Тагаунге и Шри Кшетре, хотя его признание состоялось уже в новейшей истории. Подобного рода события происходили и вокруг ступы Ботатаунг (Botataung) в 1950-ых годах, когда при ее ремонте были обнаружены священные реликвии, соответствующие описаниям в старинных мифических преданиях (которые вскоре были основательно искажены, для приведения их в соответствие с легендой об основании Шведагона, см. раздел Ботатаунг).
Почему же в бирманских хрониках эти древние укрепленные города играли такую важную роль? К слову сказать, араканские хроники во втором тысячелетии делали практически то же самое, соединив истории укрепленных городов первого тысячелетия Дханнавати (пали Dhannavati, бирм. Dhanyawadi) и Весали (пали Vesali, бирм. Wethali) в единую мифологизированную региональную историю. Подобное происходило во втором тысячелетии и в стране монов. В эпиграфике Кальяни (Kalyani) обнаружены мифические предания, в которых упоминаются защищенные стенами города Голаматтика-нагара (Golamattika-nagara) и Суддхамманагара (Sudhammanagara), расположенные, соответственно, на месте современных Эттемы (Ayetthema) и Татона (Thaton) (Taw Sein Ko 1893a: 16; Myint Aung 1999). Каждая из этих огромных, окруженных стенами территорий, заполненная разрушенными зданиями и сооружениями, напоминала о далеком и великолепном прошлом, загадочном и непостижимом. Точно так же обстояло дело в паганский период и со Шри Кшетрой, что помогает объяснить миф о пророчестве по поводу Пагана и его правителя Чанзитты (Kyanzittha). В качестве других параллелей, хотя и не вполне точных, можно привести пример включение Стоунхэнджа в легенды о короле Артуре, или же то, как пещера на холме Палатин стала частью мифа о Ромуле и Реме, или поздние японские мифические предания, относящие мегалитические захоронения (tumuli) к периоду Кофун (Kofun).
Позднее к этому хронологическому списку столиц был добавлен и Паган, при этом была установлена прямая преемственность между последними правителями Шри Кшетры и основанием Пагана (Glass Palace Chronicle: 28; Vamsadipani: 141). Возникновение Пагана было также предсказано непосредственно самим Буддой, который, согласно хронике середины 17-ого столетия, озаглавленной «Виджджамаясиддхира-чан» (Vijjamayasiddhira Kyan, Постижение знания), указал на пустую паганскую равнину с вершины холма, расположенного на противоположном берегу реки Иравади, и произнес пророчество о рождении на этом месте великого города (Tun Aung Chain 2004: 137). Одной из самых важных тем для правящего режима было подтверждение достоверности хроник и, в особенности, превознесение роли народа пью (Pyu) в формировании бирманской культуры. По результатам раскопок в Тагаунге, который является местом нахождения города пью, правительственная газета делает вывод, что «полученные данные также позволят доказательно опровергнуть все насмешки над книгами по истории Мьянмы по поводу того, что будто бы все, что в них написано, является всего лишь легендами» (New Light of Myanmar, 9 March 2004).
Ракхайнские и шанские мифы
Граничащий с Бангладеш бирманский штат Ракхайн (Rakhine, прежн. Arakan) имеет свои собственные уникальные мифы, которые, тем не менее, непосредственно связаны с легендарными преданиями Верхней Бирмы. Ракхайнские мифы в основном строятся вокруг посещения Буддой правителя древнего Дханнавати (пали Dhannavati, бирм. Dhanyawadi) (Forchhammer 1891), во время которого он, с разрешения Будды, изготовил его натурный образ в виде статуи, отлитой из бронзы с божественной помощью. После этого Будда «вдохнул жизнь» в свое бронзовое изображение, ставшее впоследствии религиозным символом правящей ракхайнской династии, как минимум с начала 15-ого столетия.
Также, как и бирманцы, ракхайнские королевские семейства заимствовали различные истории из традиционных палийских источников для подтверждения своего происхождения от индийских Шакьев (Sakyas) (Charney 2002; Leider 2005). Например, старший сын короля Абхираджи (Abhiraja) Каньяза Джи (Kanyaza Gyi, также Kanraza Gri) прибыл в Ракхайн и женился там на принцессе, которая принадлежала к легендарной местной династии Мараю (Marayu).
Центральным компонентом многих ракхайнских преданий является история о десяти братьях, завоевавших Дваравати (Dvaravati), которое идентифицировано как современный Тандве (Thandwe, бывш. Sandoway), и их сестре, обосновавшейся в Весали (пали Vesali, бирм. Wethali) – укрепленном городе, находившемся к северу от Мраук-У (Mrauk-U), на который было перенесено название древнего индийского города. Сюжет этой легенды был заимствован из палийской «Гхата-джатаки» (Ghata Jataka, номер 454), при этом упоминавшиеся в ней индийские топонимы были попросту присвоены различным местам, расположенным в Ракхайне. Сложно сказать, насколько ранние мифы Ракхайна были независимы от легендарных преданий Центральной и Верхней Бирмы, поскольку ни один из сохранившихся ракхайнских мифов не датируется раньше второго тысячелетия.
Вероятно в 13-ом или 14-ом столетиях из Южного Китая в труднопроходимую горную местность, расположенную в северной Бирме, начали мигрировать шаны (Shan). У них никогда не было единого шанского государства, вместо этого на территории их обитания существовало множество небольших княжеств, связанных между собой династийными браками. Нам мало что известно об этом раннем периоде шанской государственности, но некоторые более поздние шанские хроники, датируемые вероятно 18-ым веком, наглядно демонстрируют то, что к этому времени в шанских легендарных историях уже прослеживалась связь с бирманскими и палийскими преданиями Верхней Бирмы (Sao Saimong Mangrai; Robinne 2001).
Многие хроники утверждают, что шаны ведут свое происхождение от короля Абхираджи (Abhiraja), и это является лучшим примером заимствования шанами бирманских исторических преданий (Glass Palace Chronicle: 3). Большое количество шанских легенд также посвящено описанию героических приключений паганского правителя Алаунситу (Alaungsithu) и его летающей волшебной лодки. История, лежащая в основе легенды одного из самых уважаемых святилищ штата Шан пагоды Пхаунг До У (Phaung Daw Oo), расположенной на озера Инле (Inle), с незначительными отличиями присутствует и в «Хронике стеклянного дворца». Но события этого повествования были перенесены на берега озера Инле уже в шанских преданиях, поскольку хроника не содержит никаких упоминаний о пагоде Пхаунг До У.
Еще одной важной сюжетной линией многих шанских повествований является история супруги паганского правителя Аноратхы (Anawrahta) шанской королевы по имени Со Мон Хла (Saw Mon Hla), изгнанной из дворца по обвинению в колдовстве (Glass Palace Chronicle: 84). Многие из этих историй, безусловно, в том или ином виде присутствовали и в ранних шанских мифах, которые, к сожалению, к настоящему времени утрачены.
Реликвии
В 1756 году, наступая со своей армией на Пегу, бирманский король Алаунпайя (Alaungpaya правл. 1752-1760 г.г.) отправил в Верхнюю Бирму срочную депешу с просьбой дать совет по поводу дальнейшей судьбы реликвий, которые были обнаружены в разрушенной пагоде в предместьях осажденного города. Ответ пришел очень быстро, всего через несколько дней, 19 декабря 1756 года. Высшее буддистское духовенство разрешало королю не только извлечь реликвии из разрушенной ступы, но также и переправить их в Верхнюю Бирму для дальнейшего помещения в одну из ступ.
Подобные прецеденты имели место и в древние времена, достаточно вспомнить извлечение реликвий Будды из ранних ступ, произведенное Ашокой, для их дальнейшего перераспределения, или легендарный захват королем Пагана полного палийского канона в Татоне (Thaton) в Нижней Бирме (ROB: III. 37, 41). События 1756-го года наглядно демонстрируют значимость священных реликвий даже в пылу сражения, и их взаимосвязь с имперскими амбициями и символами королевской власти.
Примером того, что реликвии в буддизме играли центральную роль с самых ранних времен, является «борьба за реликвии», когда восемь соперничающих кланов в Индии чуть не взялись за оружие при распределении кремационных останков Будды. Правителей умиротворил брахман по имени Дона (пали Dona, санскр. Drona), который разделил реликвии между ними поровну. Более поздние палийские предания утверждают, что Дона скрыл уцелевший в огне зуб Будды, который затем у него забрал и поместил в специально сооруженную для этого ступу бог Сакка (пали Sakka, санскр. Sakra). Впоследствии эта легенда обросла подробностями и за столетия превратилась на Шри Ланке в отдельный жанр палийской литературы, повествующей о выдающихся местах, связанных с подобного рода священными реликвиями, начало которому в 10-ом столетии положила «Махабодхивамса» (Mahabodhivamsa) и продолжили в 12-ом и 13-ом столетиях «Тупавамса» (Thupavamsa) и «Датхавамса» (Dathavamsa) (Berkwitz; Hinuber).
Эти достаточно поздние тексты отличались от более ранних тем, что в них утверждалось, будто бы после кремации Будды было обнаружено семь основных реликвий: четыре глазных зуба (canine teeth), правая и левая ключицы, а также лобная кость (Thupavamsa: 34, 172). Эти семь реликвий получили признание в Бирме уже с самых ранних времен, но затем уступили первенство священным местам, возникшим на основании сугубо местных по происхождению преданий, таких, как место с отпечатками стоп Будды Швесетто (Shwesettaw), расположенное к западу от Магуэ (Magwe), и находящийся в Янгоне Шведагон (Shwedagon), содержащий в себе восемь священных волосков Будды. К слову сказать, ни одна из этих семи реликвий не упоминается в известной хронике 16-ого столетия «Язавинчо».
Тем не менее «семь реликвий» никогда не выпадали из поля зрения авторов исторических и религиозных повествований, поэтому истории о реликвиях Зуба Будды и Лобной Кости время от времени вплетались в бирманские легендарные предания. Возможно, самой известной из таких реликвий была священная лобная кость Будды (пали nalata-dhatu), привезенная в Шри Кшетру королем Дуттабаунгом (Duttabaung) из «страны Каньян» (Kanyan), которая предположительно располагалась в Нижней Бирме к западу от Янгона в районе нынешнего Тванте (Twante) (Glass Palace Chronicle: xxi, 12, 83). Считается, что это была та самая реликвия, которую спустя столетия захватил и поместил в ступу Швезигон (Shwezigon) паганский правитель Аноратха (Anawrahta) (Glass Palace Chronicle: 86). Хотя легендарный маршрут этой священной лобной кости не вполне ясен, следует отметить, что ланкийский текст 10-ого или 11-ого столетия «Налатадхатувамса» (Nalatadhatuvamsa), посвященный данной реликвии, был известен в Бирме по крайней мере уже с 15-ого столетия (Hinuber: 95; Pe Maung Tin 1934; Glass Palace Chronicle: 86).
Согласно каноническим текстам, верхний левый глазной зуб Будды находился в стране под названием Гандхала (Gandhala), что однозначно ассоциируется с древней Гандхарой, хотя некоторые бирманские источники понимали под этим местом Китай или области, граничащие с Китаем (Glass Palace Chronicle: 73, 81; Sasanavamsa: 171; Malalasekhara 1983: I. 749). Как минимум два паганских короля, Аноратха и Алаунситу (Alaungsithu), были введены в заблуждение этими преданиями и пытались получить священную реликвию Зуба Будды от китайского императорского двора. Впоследствии Аноратха обратился к правителю Шри Ланки и получил от него чудотворную реплику Зуба Будды, которая в Пагане несколько раз самовоспроизвелась чудесным образом (Glass Palace Chronicle: 82).
Другие известные реликвии Зуба Будды, прибывшие из Шри Ланки в Бирму, были связаны со временами правления королей Байиннауна (Bayinnaung, правл. 1551-1581 г.г.) и Миндона (Mindon, правл. 1853-1878 г.г.). В этих случаях чудотворная реплика Зуба Будды также многократно воспроизводила сама себя. Согласно легенде, которая впервые появилась в палийском тексте 13-ого столетия «Дхатувамса» (Dhathavamsa), нижний левый глазной зуб Будды был извлечен из его погребального костра монахом по имени Кхема (Khema), который передал реликвию королю Брахмадатте (Brahmadatta), правителю Дантапуры (Dantapura), расположенной в древней Калинге (Kalinga, расп. на территории современной Ориссы) (Strong 2004: 19). Считается, что именно эта священная реликвия в конечном счете и была помещена в храм Зуба Будды, расположенный в Канди. Монский миф 15-ого столетия, повествующий об ученике Будды Гавампати (Gavampati), извлекшем священный зуб из погребального костра Будды, вероятнее всего основан именно на этом ланкийском предании.
В палийской литературе, как минимум уже со времен Буддхагоши (5-ый век), описываются многочисленные костные останки меньшей величины, найденные на месте кремации Будды. Они классифицируются по трем размерам: наименьшие – размером с горчичное семя, немного большие – размером с обломок зерна риса и наибольшие – размером с половину горошины (Sinhala Thupavamsa: 119). Эти небольшие костные реликвии, имеющие вид мелких беловатых камешков неправильной формы, вероятно, повсеместно присутствовали в священных сооружениях большей части буддистского мира, и о них писал еще Сюаньцзан (Xuanzang), путешествовавший в 7-ом столетии по Индии (Strong 2004: 176).
Самая ранняя достоверная ссылка на шри-ланкийские реликвии в Бирме найдена в паганской эпиграфической надписи 1198 года. В ней сообщается, что король Шри Ланки прислал тридцать неназванных телесных реликвий «шарира-дхату» (пали sarira-dhatu), из которых четыре были помещены в королевскую ступу Дхаммаязика (Dhamma-yazika) в Пагане, вместе с некой «львиной реликвией» (Luce 1969: I. 235; Tin Htway). Это надпись является самым ранним достоверным свидетельством процесса обмена культовыми ценностями между этими буддистскими странами, продолжавшегося почти тысячелетие. Из Шри Ланки в Бирму привозились священные реликвии, обычно реплики Зуба Будды, а в обратном направлении шли драгоценные реликварии для хранения священных объектов. Вместе с просьбой о реликвии Зуба Будды, Байиннаун даже послал метелки, сделанные из его собственных волос и волос главной королевы (Tun Aung Chain 2004a: 108).
Одна из более поздних легенд, имеющая особую значимость для некоторых священных мест Нижней Бирмы, повествует о том, что король Шри Ланки лично изготовил четыре деревянные статуи Будды, которые были пущены по морю в сторону Бирмы и достигли берега в Патейне (Pathein, бывш. Bassein), Чай-то (Kyaikto), Чай-кхами (Kyaikkhami) и Давее (Dawei, бывш. Tavoy) (Bonpyan Sayadaw: 121). Определить происхождение бирманских мифов подобного рода очень сложно, но в целом они представляют собой сложный сплав иностранных и местных преданий.
Понятие «буддистские реликвии» является достаточно гибким, поскольку замурованные в ступах реликвии могут являться любыми почитаемыми верующими предметами. Помимо телесных останков, сюда также входят драгоценные камни; изображения Будды и его семьи, сделанные из золота, серебра, хрусталя или слоновой кости; собственноручно скопированные священные тексты; личные вещи Будды, такие, как одежда или чаша для сбора даяний; специальные ткани и пр. – и это неполный перечень подобных предметов. Поэтому никогда не было точных правил, регламентирующих виды священных реликвий.
В конце 18-ого столетия в реликварную камеру ступы (Mingun) была даже помещена привезенный из Англии аппарат для приготовления содовой, наряду со многими тысячами других предметов, таких, как скульптурные образы короля и его королев, различные типы драгоценных камней и миниатюрные деревянные модели святилищ (Cox: 110; Larson). Изречение: «То, что является сокровищем для одного – реликвия для другого», абсолютно точно передает общий смысл отношения к таким предметам.
Формальная кодификация реликвий была принята тхеравадинским сообществом к 5-ому столетию, что вероятно отражало потребность в установлении между ними определенной иерархии (Strong 2004: 19; Willis: 13). Самыми значимыми считались телесные останки Будды, которые включали в себя вышеупомянутые семь реликвий, но ими также могли быть грудная кость, кости рук и ног, глаза, внутренние органы и т. п. Для описания вложений в ступы чаще всего использовались (совместно или по отдельности) два палийских термина: «дхату» (dhatu), что означает «реликвия», и «шарира» (sarira), означающий «телесные останки». К примеру, паганские эпиграфические надписи часто говорят о хранении «шарира-дхату» (sarira-dhatu) или «телесных реликвий», и в них также упоминаются «шарирака чети» (sariraka ceti) – ступы, содержащие шарира-дхату (Than Thun 1978: 128; Luce 1969: I. 235). Вторыми по значимости были предметы, которыми пользовался Будда, например его чаша для сбора даяний, одежда или посох, и их обобщающим названием было «парибхога» (пали paribhoga). В эту категорию реликвий также могли включаться и священные деревья Бодхи. Третья категория реликвий была связана с дхаммой (пали dhamma) – учением Будды. Дхамма-реликвии, как правило, являлись священными буддистскими текстами.
Контрольный список
Прежде, чем завершить свой список священных мест для этого обзора, я поговорил с янгонскими турагенствами, специализирующимся на паломнических пакетных турах для местных жителей. Автобусы таких туров постоянно перемещаются вверх и вниз по всей стране, при этом по ходу маршрута паломники толпой посещают храмы, торопясь положить к статуям цветы, зажечь палочки и сделать пожертвования, чтобы затем быстро переместиться на следующее священное место, где весь процесс будет повторен заново. Все это делается в приподнятом настроении, с улыбками и смехом, но в тоже время и с подчеркнутой серьезностью. Поэтому такие «паломнические туры» имеют совсем другую нацеленность, чем туры для иностранных туристов, для которых искусство и культура превалируют над священностью посещаемых мест. Поэтому я полагал, что эти турагенства попросту не могут пропустить более или менее значимые пагоды при составлении своих «священных маршрутов». И я был счастлив от того, что мой контрольный список священных мест в значительной степени совпадает с их списками.
Около девяноста процентов населения Бирмы являются буддистами, поэтому мой выбор священных мест отражает именно этот факт. Тем не менее, небольшое количество ключевых мусульманских, китайских, индуистских и еврейских святилищ также представлены в этой книге в качестве демонстрации религиозного плюрализма страны. В книге отсутствуют священные места так называемых «этнических» или «племенных» областей, расположенных вдоль границ Бирмы, частично потому, что исследованию в этих отдаленных регионах препятствуют административные ограничения на их посещение, но главным образом все же из-за того, что этот материал является слишком объемным, чтобы поместить его в одну единственную книгу.
Другой ключевой составляющей бирманской религиозной жизни является поклонение местным «духам» или натам (nat), святилища которых расположены не только практически во всех главных буддистских святынях, но и в жилищах многих бирманцев. Некогда считалось, что эти верования являются «добуддистскими» по своему происхождению или же были заимствованы из Индии, но почитание натов развивалось бок о бок с буддизмом и совместно с развитием бирманской монархии (Brac de la Pierrère 2002). Главными среди этих многочисленных божеств являются «Тридцать семь натов», возглавляемых Таджьямином (бир. Thagyamin, пали Sakka), который помимо этого является ключевой фигурой в пантеоне буддистских богов. Многие из натов, как мужчины, так и женщины, умерли насильственной смертью, часто в противостоянии с монархами, как например братья Таунбьён (Taungbyon), которые выступили против короля Пагана. Обожествление тех, кто погиб мучительной смертью, может показаться странным, но и в западной культуре имеется множество подобных примеров, таких, как например, насильственная смерть многих святых и даже ужасающее распятие на кресте Христа. В индуизме также есть подобные примеры. Все легендарные предания о Кришне содержат сюжет о девочке-младенце, которую злодей-король пытался убить, ударив о скалу, и которая, вознесясь, стала богиней, почитаемой ныне под многими именами.
Тридцать семь натов почитались и при королевском дворе, особенно в эпоху Конбаунов (Konbaung, правл. 1752-1885 г.г.), причем время от времени короли даже обращались к натам за помощью, например для определения местонахождения белого слона в 1806 году (ROB: V. 315). Первый премьер-министр Бирмы У Ну (U Nu) был истовым буддистом, но при этом он также почитал и натов, и отношение власти к этому культу принципиально изменилось только с началом правления Не Вина (Ne Win) в 1960-ых годах. Некоторые бирманцы сторонятся культа поклонения натам, считая его суеверием и небуддистским верованием. Для описания культа натов и их бесчисленных священных мест потребовалась бы отдельная книга, и поэтому я предлагаю всем желающим ознакомиться с постоянно растущим списком выдающихся исследований этой увлекательной темы (Brac de la Pierrère; Robinne).
Обычно фольклор ассоциируют с сельскохозяйственным сообществом, но в нашем случае необходимо подчеркнуть, что эти легенды воспринимались и поддерживались всеми социальными слоями бирманского общества, от крестьян до дворцовых элит, и то, что подобного рода предания присутствуют даже в королевских хрониках, наглядно демонстрирует уровень их проникновения. Поэтому было бы ошибочным классифицировать эти мифы как фольклор, по крайней мере, в рамках общепринятого использования этого термина.
Действительно, фольклор на начальной стадии оказал важное влияние на формирование целого пласта буддистских верований, зафиксированных в известных «рассказах о перерождениях» или джатаках (jataka), а также в многочисленных сюжетах палийского канона, главными персонажами которых являются демоны, драконы, великаны и драматические чудеса, но подобное происходило и в других главных мировых религиях.
Священные места Бирмы являются безграничной темой, тем более, что продолжают возникать новые места, а старые развиваются в подчас неожиданных направлениях. Кроме того, история каждой ступы или знаменитого образа Будды напоминает гордиев узел, который никогда невозможно распутать полностью. Поэтому мой скромный обзор – это всего лишь один или два шага в этот богатый, разнообразный и поразительный мир.
| <<К оглавлению книги «Священные места Бирмы» | Следующий раздел>> |
