·······································

2.6 Традиционные отрасли ремесленного производства и промыслы. Политика голландских властей

<< К оглавлению книги «Очерки экономической истории Шри Ланки»
Следующий раздел>>

Наиболее ценным источником, дающим общее представление о достигнутом уровне развития ремесленного производства Цейлоне, для нас была работа англичанина Р. Нокса [50], написанная во второй половине XVII в.

На основании фактов, изложенных автором, можно утверждать, что, как и в более ранний период, некоторые виды ремесел на острове были представлены в первичной, зародышевой форме «домашней промышленности» в хозяйствах отдельных крестьян. Как известно, под этим термином В. И. Ленин подразумевал «переработку сырых материалов в том самом хозяйстве (крестьянской семье), которое их добывает. Домашние промыслы составляют необходимую принадлежность натурального хозяйства… Промышленности, как профессии, еще нет в этой форме: промысел здесь неразрывно связан с земледелием в одно целое» [8, с. 328-329].

Наиболее распространенными традиционными домашними промыслами в натуральном крестьянском хозяйстве Цейлона, как уже упоминалось, были прядение и ткачество, изготовление хлопчатобумажной пряжи и ткани для нужд семьи: «Во многих крестьянских хозяйствах хлопчатник выращивается в количестве, достаточном для обеспечения хозяев дома хлопчатобумажной пряжей, при этом часть его иногда выносится и для продажи, так как на возвышенностях он произрастает плохо и там его не хватает» [50, с. 51].

Этот отрывок дает основание предположить, что иногда хлопчатник становился, очевидно, и товарной культурой, но обычно цейлонские крестьяне выращивали его в целях обеспечения себя хлопчатобумажной пряжей.

Тот факт, что цейлонские крестьяне в качестве домашнего промысла пряли и ткали, подтверждается цейлонским исследователем А. Кумарасвами. занимавшимся проблемой развития ремесел в XVIII в. По его данным, «прядение в крестьянских семьях обычно было занятием женщин, а ткачеством занимались как женщины, так и мужчины» [144, с. 235]. По его же данным, собранный крестьянами хлопок высушивался и очищался дома, и в больших количествах. У многих, так же как и в Индии, имелись ручные прялки. Для очистки хлопка в некоторых крестьянских хозяйствах имелись различные приспособления. Ткацкие станки, подобно тем, которые были широко распространены в Индии и Бирме, обычно имели 120 нитей, и на них можно было вырабатывать свыше десяти видов тканей [144, с. 232-236].

Многие крестьяне в качестве побочного домашнего промысла занимались производством сахара, используя в качестве сырья сок, который они получали из цветков пальмы-пальмиры и пальмы-китул. Крестьяне, на участках которых росли кокосовые пальмы, в качестве побочного промысла занимались сбором сока цветков кокосовой пальмы, из которых они получали легкий алкогольный напиток – тодди.

Для некоторых крестьян домашним промыслом было плетение корзин из бамбука, циновок из пальмовых листьев и др. Но обо всех указанных выше видах «домашней промышленности» мы можем судить лишь на основе более поздних источников, относящихся, как правило, к XVIII-XIX вв., или работ цейлонских и английских авторов, тогда как источники исследуемого нами периода о домашних промыслах в натуральных хозяйствах крестьян содержат крайне мало сведений. Поэтому составить полное представление о степени распространения домашних промыслов в исследуемый период, по существу, не удается. Но исходя из того, что многие из этих занятий распространены на острове и сейчас [89, с. 174-186], в 70-е годы XX в., мы предполагаем, что эти виды работ охватывали значительное число крестьянских хозяйств в XVII-XVIII в.в.

Однако наряду с домашними промыслами, как упоминалось, почти в каждой цейлонской деревне были и профессиональные ремесленники, входившие в цейлонскую сельскую общину. Традиционной формой экономической организации ремесленного производства в цейлонской деревне рассматриваемого периода являлось коллективное содержание сельских ремесленников общиной [50, с. 69].

По сведениям Р. Нокса, весьма оригинальной была организация труда общинных кузнецов. Поскольку профессия кузнеца в условиях влажного тропического климата считалась, очевидно, особенно тяжелым занятием, крестьяне в соответствии с установленным обычаем обязаны были помогать кузнецу. «Во время работы, – писал он, – крестьяне обычно помогают кузнецу раздувать мехи и, если это необходимо, участвуют в ковке самой заготовки с помощью молота, в то время как сам кузнец наносит удары по заготовке небольшим молотком» [50, 38]. Интересно отметить участие самого заказчика, которое предполагалось в кузнице при обработке изделия: «Если инструмент требовал заточки или шлифовки… кузнец просил, чтобы первоначальную, наиболее трудоемкую часть работы, связанную обработкой инструмента на камне, делали сами крестьяне, а он занимался окончательной отделкой и доводкой…» [50, 8].

Подобная организация общинного ремесла, основанная на кооперации труда ремесленника-профессионала и заказчика-крестьянина, с использованием элементов разделения труда, нам кажется, была достаточно эффективной и находилась полном соответствии с достигнутым в то время уровнем развития производительных сил как в самом ремесле, так и в сельском хозяйстве.

Некоторые сведения Нокс дает нам и об оплате труда сельских ремесленников внутри общины. «За труд своих сельских ремесленников и слуг, – писал он, – крестьяне обычно выделяют им долю собранного урожая, но если они хотят ускорить работу или выполнить заказ к какому-то сроку, то в качестве подарка преподносят им еще определенное количество риса, несколько кур или бутылку арака» [50, с. 108]. Таким образом, не подлежит сомнению, что перед нами описание типичной для сельской общины системы оплаты труда ремесленников на основе продуктообмена, без опосредствования товароно-денежными отношениями.

Заметим, что подобная система оплаты труда сельских общинных ремесленников наблюдалась и в их отношениях с аборигенами острова – веддами, жившими отдельными племенами в непроходимых джунглях. Как и в более раннюю историческую эпоху, эти племена, находившиеся на различных уровнях разложения первобытнообщинного строя, занимались в основном хотой и собирательством. Из джунглей они выходили тогда, когда им требовалось достать некоторые орудия, необходимые для охоты. «Когда им нужны были наконечники для стрел, – подчеркивал Нокс, – они ночью приносили во двор кузнеца тушу оленя или другого дикого животного. На туше они оставляли лист дерева, на котором был сделан вырез, повторяющий нужную им форму наконечника. Кузнецы это знали и после выполнения заказа складывали готовые наконечники во дворе, где была оставлена туша животного. Если заказ веддов выполнялся, они начинали приносить туши регулярно, если же он не был выполнен, кузнецу грозила серьезная неприятность» [50, с. 99]. Таким образом, и в случаях выполнения заказов «со стороны» отношения между общинными ремесленниками и «заказчиком» также не выходили за рамки продуктообмена.

Наряду с общинным ремеслом на Цейлоне в XVII – XVIII вв. существовало, как мы отмечали, и мелкотоварное производство, представленное в основном ремесленниками, проживавшими в отдаленных деревнях и специализировавшимися на производстве тех или иных видов изделий ремесленного производства. Так, согласно документам голландских властей, относящимся ко второй половине XVIII в., во многих частях страны, захваченной колонизаторами, имелись целые деревни, занимавшиеся выплавкой железа. Ремесленники этих деревень обязаны были поставлять голландцам до 1 тыс. железных заготовок в год [205а, с. 172].

Факт широкого распространения железоделательного ремесла подтверждается также и источниками начала XIX в., однако не будет, вероятно, большим преувеличением использовать их для характеристики цейлонского ремесла в конце XVIII в. Вот что говорится, например, о железоделательном ремесле на Цейлоне в одном из отчетов английского чиновника. «Жители деревни Киреме, – писал он в 1813 г., – занимаются выплавкой железа из руды и изготовлением из него заготовок весом в 9-10 ф. Эти заготовки частично используются местными сельскими кузнецами для изготовления сельскохозяйственных орудий и ружей, которые здесь считаются особенно надежными и безопасными и продаются по цене около 10 риксталеров. Часть выплавленного железа в форме заготовок и в виде готовых сельскохозяйственных орудий продается кандийцам (очевидно, купцам. – Л. И.), которые приезжают сюда специально за этими изделиями, обменивая их на рис и другие предметы широкого потребления. Наряду с жителями этой деревни добычей руды и выплавкой железа занимаются ремесленники многих других деревень: Каттуна, Удубокка, Kaммалгода, Яхалмулла, Камбурунития и др.» [23, с. 10].

Имеются данные, что помимо деревень плавильщиков железа в различных частях Цейлона имелись целые деревни, специализировавшиеся на производстве других видов ремесленных изделий – гончарных, серебряных.

Наряду с ремесленниками, проживавшими в отдельных деревнях, на Цейлоне в рассматриваемый период были также бродячие ремесленники, в частности кузнецы, переходившие из одной деревни в другую. Очевидно, так же как и в некоторых других странах Южной и Юго-Восточной Азии, их существование объяснялось тем, что значительная или даже подавляющая часть цейлонских общин не были самодовлеющими органики, в которых имелись бы все без исключения ремесленные специальности, тем более что цейлонские деревни были весьма малочисленны [см. 45, с. 315; 50, с. 227]. Такие деревни, всей вероятности, и обслуживали бродячие кузнецы. Интересные сведения о бродячих кузнецах дает нам Хейдт: «Бродячие или странствующие, кузнецы носят с собой небольшую наковальню, несколько молотков, напильников, 8-10 пробойников, пару клещей и немного глины для изготовления формы. Есть у них также 3 -4 тигля и инструменты для резания железа. Ремеслом отливки и чеканки они владеют искусно, им надо только показать образец… Они могут изготовить вам прекрасное ружье, инкрустированное серебром, кинжал; единственное, они не могут сделать, – это часы» [24, с. 113]. Этот пример, на наш взгляд, достаточно ярко характеризует высокий уровень кузнечного ремесла, достигнутый цейлонскими ремесленниками к середине XVIII в.

Цейлонские источники XVII-XVIII вв. дают некоторое представление и об уровне развития городских ремесел. Судя данным Нокса, наиболее распространенными в городах Цейлона были профессии кузнецов, плотников, гончаров, золотых и серебряных дел мастеров [50, с. 80» 106-108]. Имеются сведения и о том, какие виды изделий изготавливались городскими ремесленниками: в городских лавках наряду с различными продовольственными товарами «можно было купить и различные товары ремесленного производства, в том числе ткани, холодное оружие (мечи), изделия из стали, бронзы, меди и т. д.» [50 с. 155]. Другой исследователь указывает, что городские ремесленники, в частности кузнецы, специализировались на производстве самых различных изделий, начиная от железо-скобяных и кончая хирургическими инструментами, оружием и украшениями [144, с. 194-202].

В городах ремесленники обычно селились в отдельных кварталах, там же были расположены и их мастерские. Подобно тому как это было в некоторых других странах Южной Азии, в городах каждая группа ремесленников обслуживала определенный контингент жителей, и это правило строго соблюдалось. Нокс об этом пишет следующее: «Каждый житель города. знает «своего» кузнеца и должен ходить только к нему. Если же другой кузнец возьмется за выполнение заказа, то он должен будет уплатить за это неустойку, если узнают» [50, 8].

Данные о городском ремесле могут быть дополнены источниками первой половины XVIII в. Так, Хейдг, находясь в г. Галле, наблюдал там целый квартал, отличавшийся от всех их тем, что он «весь был покрыт копотью и сажей от непрерывно горевших углей в мастерских местных кузнецов» [24, с. 32].

Некоторых из этих кузнецов использовали колониальные власти, очевидно, для изготовления и ремонта оружия и пр. Этот факт также подтверждается Хейдтом, писавшим о том, что «в одном из восьми бастионов, расположенных в форте Коломбо, имеется кузнечная мастерская» [24, с. 3]. Не исключено, что подобные ремесленные мастерские имелись и в других городах, находившихся под властью колонизаторов. К сожалению, об организации труда в таких мастерских источники сведений не дают.

Известно, что в отдельных, очевидно наиболее крупных, городах Цейлона имелись казенные мастерские, входившие в состав особого ведомства (котал-бадда), возглавлявшегося чиновниками колониальных властей. Одно из таких ведомств, судя по данным А. Кумарасвами, объединяло 78 ремесленников, в том числе 28 кузнецов, 7 плотников, 5 красильщиков. 5 чеканщиков, 14 штукатуров, 1 каменщика, 14 ремесленников- изготовителей стрел и 4 серебряных дел мастеров [144, с. 55].

Главы каст ремесленников, проживавших в отдельных деревнях, были приписаны к одному из таких ведомств и в соответствии с указаниями чиновников обязаны были направлять ремесленников для работы в казенных мастерских. Направлялись они туда поочередно и должны были проработать установленный чиновниками срок, хотя точно определить продолжительность их работы там не удается (19).

———————————————————————–

(19) По мнению П. Пириса, они должны были проработать там 15 дней [211, т. 2, с. 49], тогда как другой ученый, Р. Пирис, считает, что они работали там не менее трех месяцев [215а, с. 99].

———————————————————————–

Скорее всего это были мастерские феодального типа, в которых труд ремесленников, мобилизованных по системе раджакария, не оплачивался, а считался их феодальной повинностью по отношению к государству. Основанием для такого утверждения может служить то, что, по данным П. Пириса, «ремесленники в казенных мастерских обязаны были обеспечивать себя питанием сами» [211. т. 2, с. 49].

Наряду с описанными выше мастерскими в отдельных городах, как об этом свидетельствует Нокс, были и другого рода казенные мастерские, в которых ремесленники работали постоянно [50, с. 55]. Однако какого рода были эти мастерские, имелись ли в них зачатки разделения труда, был ли труд работающих там ремесленников свободным или содержал элементы внеэкономического принуждения, нам неизвестно.

Английские и голландские источники XVII-XVIII вв. сообщают важные факты и о такой особенности цейлонского ремесла, как существование целой иерархии каст. Наверху этой кастовой иерархии стояли касты земледельцев [50, с. 106]. На следующей ступеньке находилась каста ремесленников (20), которая, в свою очередь, подразделялась на множество мелких кастовых групп или подкаст.

———————————————————————–

(20) По данным английского историка Дж. Бэрроу, в юго-западной части острова, где был развит рыбный промысел, на втором месте в кастовой иерархии стояла каста рыбаков [ 126, с. 78].

———————————————————————–

Среди них примерно в равном положении находились четыре ремесленные касты – кузнецы, золотых дел мастера, плотники и красильщики. Хотя между членами этих каст существовали определенные различия (в том числе в одежде) и межкастовые барьеры, запрещавшие переход из одной касты в другую, тем не менее члены этих каст относились друг к другу как равные. В отдельных случаях между ними допускалось заключение браков и они могли садиться за один стол и принимать пищу в присутствии друг друга.

Очень близко к указанным выше ремесленным кастам примыкала каста слоноловов, в свою очередь подразделявшаяся несколько подкаст. Еще более низкие ступеньки на кастовой иерархической лестнице последовательно занимали касты цирюльников, гончаров, прачек, варильщиков сахара, пастухов, ткачей, плетельщиков корзин. На низшей ступени находились касты плетельщиков циновок и неприкасаемых – родиев [50, с. 109-111; 89, с. 208-210].

Считалось, что социальное положение цейлонских неприкасаемых – родиев было настолько низким, что они не могли быть даже рабами. Характеристику чрезвычайно приниженного положения членов этой касты дал французский исследователь Грандидье. «Трудно представить себе, – писал он, – более униженное и презренное положение, чем то, в котором находись родии… Они не имели права владеть землей, заниматься торговлей и принуждены были жить совершенно отдельно от других людей, на далеком расстоянии от жилища какого-либо цейлонца; они не имели права жить под кровлею, поддерживаемой двумя стенами, и называть деревней собрание своих шалашей. Родиям запрещалось черпать воду из колодцев и рек вблизи городов, и им приходилось питаться самыми отталкивающими веществами или продуктами своей ловли и охоты. На них лежала обязанность очищать дороги от падали и доставлять царям ежегодную дань, состоящую из ремней, предназначавшихся для содержания на привязи диких, недавно изловленныx слонов. Это единственный промысел, которым они могли заниматься» [258а, с. 211-212].

О существовании различных, в том числе ремесленных, каст на Цейлоне можно узнать и из голландских источников первой половины XVIII в. Так, Хейдт, подтвердив правильность основных сведений о кастах, данных Ноксом, оставил свое подробное описание занятий отдельных каст, указав при этом и какое социальное положение в обществе занимала каждая из них [24, с. 117-118].

Весьма подробные сведения о кастовой организации ремесла на Цейлоне в XVIII в. оставил нам А. Кумарасвами [144 с. 21-22, 54-65].

Кастовая система на острове не только не мешала, но даже способствовала выкачке из страны природных богатств, и по этому голландские власти, по существу, не затрагивали ее, сохраняя в том виде, в каком она существовала в более ранний исторический период.

В эпоху голландского колониального господства на Цейлоне продолжали развиваться и различные традиционные промыслы, в общих чертах уже описанные нами в предыдущее главе. Как и в более ранний исторический период, одним важных промыслов, приносившим голландским властям крупные доходы, оставался лов жемчуга. Согласно голландским источникам, относящимся ко второй половине XVII в., наиболее важные места добычи жемчуга были нанесены на карту: взяты под контроль колониальными властями. Наибольшие доходы приносили жемчужные отмели близ Манара и Тутикорина, дававшие голландцам не менее 8 тыс. патака в год [211, с. 241, 260]. Как и при португальцах, жемчужный промысел являлся монополией колониальных властей. Согласно голландским источникам, относящимся ко второй половине XVII в. наиболее крупные жемчужины, которые не проходили через самые крупные отверстия в системе бронзовых сит с различное ячеей (всего таких сит было девять), забирались в пользу казны и продавались купцам с аукциона по 80 риксталеров за штуку, а самые мелкие шли на вес.

В отдельных районах жемчужные ракушки продавались нераскрытом виде по 1 риксталеру за мешок, в котором бы 800 ракушек [46, с. 65]. Голландские власти, как в свое время и португальцы, взимали особый налог с каждого камня, с которым ныряльщики погружались в воду (см. гл. I). По голландским источникам, во второй половине XVII в. такой налог составлял 1 риксталер с камня в день [46, с. 65], а общее количество лодок, участвовавших в жемчужном промысле, по различным источникам, составляло от 120 до 450 [см. 24, с. 74: 59, с. 332; 129, с. 258], хотя эти сведения, вероятно, относились лишь к тем местам, которые были доступны очевидцам.

Основная часть добытого на Цейлоне жемчуга закупалась на на самом острове купцами, приезжавшими из других стран. Согласно отдельным документам голландских властей, только в одном 1666 году доходы от продажи жемчуга купцам, прибывшим из Персии, составили 400 тыс. флоринов [211а, с. 285]. К концу XVIII в. эксплуатация ныряльщиков за жемчугом очевидно, усилилась, поскольку в перерывах между сезонами лова жемчуга голландцы стали направлять их в другие места, где использовали для добычи особых морских раковин – ченк (21) [129, с. 193].

———————————————————————–

(21) В русской этнографической литературе XIX в. они известны под названием «морские улитки» [258a, с. 198].

Chank shell, санскр.- sankha (шанкха), научное название – Turbinella pyrum (прим. shus)

———————————————————————–

Эти раковины «чаще всего нужны были во время совершения религиозных обрядов в индуистских храмах, но иногда применялись и как сосуды для питья… Особенно большой спрос они находили в Северной Индии и в Бенгалии, где были большой редкостью…» [166, с. 146]. Количество добываемых раковин ченк при голландцах значительно возросло, так как с начала XVIII в. для этого стали использоваться лодки специальной конструкции, с которых ныряльщики стали погружаться в воду одновременно с двух сторон. Экспорт этих раковин в Индию приносил голландским властям немалые доходы (22).

———————————————————————–

(22) По данным современного цейлонского историка К. Р. де Силвы, экспорт этих раковин, добывавшихся в мелких водах вдоль побережья от Манара до Муллайтивы, давал голландским властям до 10,5 тыс. риксталеров в год [233а, т. 2, с. 482, 487]. Кроме того, примерно 22 тыс. риксталеров они получали от сдачи на откуп мест добычи этих раковин [129, с. 263, 266].

———————————————————————–

Для усиления контроля над жемчужным промыслом голландские власти в каждую лодку стали сажать по одному солдату [153, с. 65].

Несколько слов следует сказать о том, что труд ныряльщиков за жемчугом был не только чрезвычайно тяжел, но и опасен. По свидетельству французского путешественника У. Хантера, побывавшего на Цейлоне в конце XVIII в., у большинства ныряльщиков к концу рабочего дня текла кровь из носа и ушей, многие погибали от нападения акул [48, с. 262].

Об оплате труда ныряльщиков за жемчугом имеются лишь отрывочные сведения. По голландским источникам, относящимся к началу XVIII в., во время сезона лова помимо денежного вознаграждения они обеспечивались еще и питанием [46, с. 85]. В сезон добычи раковин ченк за каждую тысячу в зависимости от размеров и формы раковин им платили от 13 до 20 рикста-леров [129, с. 263, 266].

О другом традиционном промысле – отлове и приручении слонов – некоторые сведения дают английские и голландские источники второй половины XVII в. Как сообщает Нокс, слоноловы обязаны были платить королю налог в форме поставок «определенного количества бивней слонов» [50, с. 74-76]. По свидетельству А. Херпорта, служащего голландской Ост-Индской компании, находившегося на Цейлоне в 1663 г., «страна полна диких слонов, их вылавливают здесь в большом количестве, хотя поймать их нелегко, так как бегают они очень быстро и могут обогнать мчащуюся галопом лошадь… Проданные слоны отправляются в Персию, Сурат и Великим Моголам» [46, с. 49].

Имеются сведения и о ценах на слонов. Судя по замечанию другого чиновника голландских властей, немца Дж. Бехра, действительно крупного слона здесь можно купить за 600-700 риксталеров» [46, с. 9]. Немецкий чиновник Ч Швейцер, находившийся на Цейлоне в 1677 г., сообщал, что «в зависимости от размеров слоны стоят здесь от 700 до 1 тыс. риксталеров» [46, с. 50].

Некоторое представление можно составить и о количестве вылавливаемых слонов. По свидетельству А. Херпорта, «за одну операцию нередко вылавливалось до 96 слонов» [46, с. 31], а французский путешественник Корнель ле Брен сообщал в 1706 г., что за одну охоту ловили иногда и 160 слонов [59, с. 331].

Исходя из описаний различных способов отлова слонов, содержащихся в голландских и французских источниках XVIII в. [46, с. 31-49; 48, с. 210-215], можно предположить, что слоноловы во время охоты объединялись в своеобразные артели, основанные на кастовой системе. Труд слоноловов был феодальной повинностью членов определенной касты и, естественно, не оплачивался. Лишь в начале XVIII в., когда количество вылавливаемых слонов заметно возросло, голландцы все чаще стали привлекать для отлова и членов других каст, которым платили, правда, очень немного [59, с. 331], хотя известно, что во время отлова и приручения слонов многие слоноловы погибали [211, т. 2, с. 68].

В голландский период истории Цейлона по-прежнему развивался уже описанный нами промысел – добыча и обработка драгоценных камней. Судя по различным источникам второй половины XVII – начала XIX в., он в значительной степени оказался под контролем голландской Ост-Индской компании [46, с. 126; 48, с. 185; 50, с. 50; 126, с. 69]. Однако конкретных данных об этом промысле и о доходах, которые он приносил колониальным властям, источники не содержат.

Изложенный выше материал дает основание сделать вывод, что голландские колониальные власти на Цейлоне, так же как и их предшественники – португальские колонизаторы, в ремесленном производстве и промыслах проводили такую экономическую политику, которая была направлена на увеличение поступлений в казну денежных средств, оставляя, однако, достаточно широкое поле деятельности для местного и иностранного (в данном случае индийского) торгового капитала, в значительной степени все же находившегося под контролем голландской Ост-Индской компании.

Существовавшая на Цейлоне кастовая система в целом и ремесленные касты в частности не только не мешали, а, наоборот, способствовали усилению выкачки из страны природных богатств без каких-либо дополнительных усилий со стороны колониальных властей, и поэтому никаких мер, направленных на ликвидацию традиционной кастовой системы в ремесленном производстве и промыслах, голландские власти не предпринимали. Источники и литература не дают, на наш взгляд, оснований утверждать, что в ремесленном производстве в этот период возникли новые, более высокие формы экономической организации ремесла типа простой (капиталистической) кооперации или мануфактуры (23).

———————————————————————–

(23) В советской историко-этнографической литературе было высказано мнение, что в Моратуве, южнее Коломбо, голландцы создали плотницкие мастерские, выполнявшие заказы флота, а в Келании основали предприятия, изготовлявшие черепицу. Автор считает, что «это было началом развития капитанских отношений на острове и способствовало зарождению новых социальных слоев» [см. 88а, с. 73; 89, с. 58]. Нам это утверждение не представляется научно доказанным.

———————————————————————–

Длительное господство голландских колонизаторов не оказало сколь-нибудь заметного влияния на развитие производительных сил и производственных отношений на острове. В известном смысле оно даже тормозило этот процесс, так как в результате многочисленных военных экспедиций, предпринимавшихся голландскими властями с целью подчинения Кандийского государства, материальные и людские ресурсы колонии отвлекались на непроизводительные цели.

Что касается экономической политики голландских колониальных властей в важнейших отраслях сельскохозяйственного производства, то она была целиком направлена на увеличение вывоза из страны важнейших природных богатств, реализация которых на рынках Европы и Азии приносила владельцам акций голландской Ост-Индской компании баснословные прибыли.

Новой тенденцией в экономической политике, обозначившей в самом конце XVIII в., была закладка первых коричных плантаций на острове, где наряду с принудительным трудом сборщиков корицы голландцы стали частично использовать труд наемных рабочих.

В распространении протестантства на острове – голландцы проявляли большую терпимость, нежели португальцы, но и они делали все возможное для того, чтобы ограничить влияние других, «восточных», религий, хотя пытались достичь этой цели иным образом путем распространения школьного миссионерского образования.

<< К оглавлению книги «Очерки экономической истории Шри Ланки»
Следующий раздел>>
Web Analytics