<< К оглавлению: «Народные верования населения Индокитая» |
Следующая глава>> |
Сводом наиболее общих религиозных идей, показателем развитости абстрактного мышления отдельных народов может служить система представлений о строении вселенной, о том, как представляют люди «наш мир» и его место во вселенной. Картина мира в системе верований занимает столь важное место, что многие канонические основные своды (а позже книги) начинаются именно с того, как создавался мир. Вместе с тем степень детальности, разработанности схем строения вселенной, сложность картины мира того или иного народа (в какой-то мере отражающая картину отношений в данном обществе) позволяет судить о степени развития его социальных отношений.
Пример развитых и сложных представлений о вселенной мы находим у бирманцев уже в ранние периоды их письменной истории. Еще в летописях, например в «Махаязавин», имеется указание на Могадку, область Сакиев и другие земли, на которых обитали предки бирманцев до их движения на восток и к югу. Стоит подчеркнуть, что в бирманских преданиях в отличие от преданий многих соседних народов нет проповеди их исключительности. Бирманцы – это «только один народ из обитающих во вселенной». Нельзя не отметить также несомненного отпечатка позднейших буддийских наслоений на ранние космогонические и географические представления бирманцев. Рис. 17 передает облик лишь той части вселенной, которая, по представлениям бирманцев, была заселена людьми [цит. по 193, 2].
По представлениям бирманцев, Лаука (санскр. Лока) – вселенная – состоит из четырех больших островов, примерно одинаковых по конфигурации и размерам, которые морем соединены с сотнями мелких островов. Лишь один из больших островов – Замбудэк – населен человеческими существами. Он самый «нижний» (т. е. южный) во вселенной. На северной его окраине (границе?) вздымается гряда высочайших гор, за которыми лежит «Неизвестное». На самой границе гор растет священное дерево Замбу. На высокогорном плато и ниже, в предгорьях, размещены семь озер. Главное и самое верхнее озеро – Анаудат. Оно питает все реки Замбудэка. И в нем растет священный лотос. На восток от озера Анаудат расположена гора драгоценностей, сокровища которой неисчислимы и неисчерпаемы – это гора Минмодаун, имеющая семь уступов. А далее к югу к предгорьям прилегает постепенно понижающаяся равнина. Она подходит к самому морю, омывающему ее с юга. В этом южном море разбросано пятьсот меньших, чем Замбудэк, и совсем небольших островов, связь с которыми люди Замбудэка осуществляют на ладьях и других судах (судя по рисунку, парусных). На Замбудэке и на прочих островах живут народы, заселившие вселенную, двигаясь с севера на юг.
При всей фантастичности этих представлений нельзя не отметить сходства острова Замбудэк ранней бирманской карты с полуостровом Индостаном, но в какой-то мере и с географическими районами самой Бирмы.
Значительно менее разработаны и обширны представления о вселенной у народов среднегорной полосы, так, например у ифугао Филиппин, столь тщательно изученные в свое время Р. Ф. Бартоном [16, 77-78]. Общее сходство в хозяйстве, формах быта у ифугао и у ряда племен острова Калимантан, известных под общим наименованием «даяки», а также нага и ва, отмечалось многими исследователями. Ифугао называют себя так, вкладывая в свой этноним смысл: «люди холмов» (от пугао – холм), а свою территорию – землю ифугао они называют пуго. Все, что принадлежит ифугао по праву первозаселк щиков, а также по договору между племенами (а ранее шли бесконечные межплеменные войны, которые были выгодны колонизаторам): горы, долины, террасированные поля, ручьи и реки – все это и есть Пуго. Над Пуго опрокинулась чаша Неба. Самая высокая гора Санто Доминго своей вершиной упирается в небо. В небе шелестит крона чудесного дерева, растущего на вершине горы. Ниже Пуго, «там, под землей», простирается «другой мир». Этот подземный мир не слишком отгорожен от Пуго: туда можно проникнуть через пещеры. Это триединое (или трехраздельное) вертикальное распределение частей вселенной.
Однако существует и горизонтальное, также троичное деление. Оно таково: среднюю зону занимает также Пуго. Поскольку селения ифугао так или иначе связаны с рекой, то и горизонтальное деление мира включает области, лежащие от Пуго вверх по реке, и области, лежащие вниз по течению реки. Верхний слой горизонтального членения мира – почетный. Хорошо двигаться и стоять лицом вверх по течению, плохо быть унесенным вниз по течению. Конечно, враги приходили к ифугао «вверх по течению реки», но, отразив набег, ифугао заставляли их отступить, и течение уносило поверженных врагов вниз по течению. Характер верхней области вертикального членения неясен. Но нижние области и подземный мир не похожи на традиционный ад, там не наказывают за прегрешения. Они скорее напоминают «печальное царство теней» древних греков.
Сходные с бирманским описания строения мира мы имеем у некоторых народов нашей Родины. Так, описание строения вселенной в материалах по верованиям алтайцев, собранных Л. Э. Каруновской [32, 160-183], начинается с указания на трехраздельное вертикальное членение. Алтайцы признают наличие неба, «действительной земли» (а следовательно, и возможность какой-то «недействительной») и подземного мира. Судя по детальности (а значит, детали эти важны!), наиболее важна и значительна средняя область в этом трехслойном мире. «Здесь, на этой земле (Pu ger – фонетически почти полное совпадение с наименованием земли у ифугао – пуго) на высоких вершинах, в логах, реках и озерах и бок о бок с людьми в их жилище существует огромное количество духов», положительно и отрицательно воздействующих на каждодневную жизнь обитателей земли.
В центре земли, по верованиям алтайцев, возвышается гора (Aktoson Altai эьпь) – резиденция предков-охотников; на вершине этой горы находится молочное озеро (Sut kel), в котором по пути в надземный мир омывается душа камлающего кама. В центре горы возносится пуп земли и неба (Сег tengere kin-dini). Из пупа земли из воды произрастает роскошное (богатое) дерево с золотыми ветвями и широкими листьями (АИьп byrly baj terek). Вершина этого дерева находится уже в небесах. С этого дерева кам попадает в небо во время родовых жертвоприношений (Yulgen’io) Юлгеню, главному создателю душ скота и людей (Kege Menke).
…На этой горе собираются духи – хозяева разных районов Алтая. На плоской вершине горы (Aptbrgalu altbn tas), служащей столом, они играют в кости, камешки, шашки, карты и пр. Выигрышем служат души-зародыши зверей (объекты охоты алтайцев) и скота. Уменьшение или исчезновение белки, горных козлов и пр. в каком-нибудь районе Алтая объясняется проигрышем духа – хозяина данного района душ-зародышей животных своего района духу – хозяину какого-нибудь другого района.
Здесь же обитает самый значительный дух земли (Ceri-su), которому подчинены все духи земли и который знает о всех выигрышах и проигрышах местных духов… Именно на этой горе «хранятся объекты вожделения скотоводов, души-зародыши скота, лесных животных и детей».
Духи предков алтайских сеоков живут на вершинах гор, но некоторые духи постоянно живут в юрте. Так осуществляется в верованиях алтайцев связь душ предков и духов – властителей космических зон.
Описание неба дается значительно скупее и начинается еще в разделе сведений о земле. Вступлением к описанию неба служит фраза: «Линия, проходящая над небесным сводом, отделяет область неба от действительной земли». Следовательно, нижняя область неба под небосводом и принадлежит земле. «В центре неба возвышается красная гора (9-й слой), залитая солнечным светом – резиденция высшего духа Kege Menke Adaz – творца неба и земли и главы всех светлых Yulgen’eft, духа с молнией». Но в целом пантеон духов неба меньше, и они более враждебны, чем духи земли.
Вновь довольно детально описывается нижний (по Л. Э. Каруновской) подземный мир, куда попадают через щель в специальной двери. Там нет солнца и луны; там царит сумрак. Но горы и воды есть и там. До нижних слоев этого мира достигают, скользнув по столбу вниз и затем пробравшись через щель в камне. Все миры имеют по девять слоев, но часть слоев верхнего (небесного) и нижнего миров лежат в пределах «действительной земли». В «светлых мирах» земли и неба на вершинах главных гор растет по одному чудесному дереву.
Представляется справедливым предположение С. П. Толстова о том, что на «теоретические построения» (т. е. абстрактные композиции) верований Южной Сибири значительное влияние оказал буддизм, который выступает здесь в опосредованном виде, в «ламаистской переработке». Специфика буддийских построений более отчетливо прослеживается в странах, где и сейчас буддизм остается господствующей религией и где буддийские представления ассимилируются местными религиозными системами.
Большой интерес при сопоставлении представляет трехраздельная вселенная даяков острова Калимантан (Индонезия). Мы живем, говорят даяки, на нашей земле, но есть три мира кроме нее. Представление об аде у коренного населения острова Калимантан – явление позднее; у многих групп даяков оно вообще отсутствует. Традиционное представление о строении вселенной и соотношении миров у них в общих чертах таково.
1. Существует околоземное пространство (Л. В. Никулина называет его подземным, но оно принадлежит самому главному божеству даяков Пуланг Гане – божеству земледелия и урожая, т. е. ни в коей мере не ограниченному рамками подземного царства). На нашей земле, но на самом ее краю, расположено царство божества удачи Анту Туа Сегангга Гунонга (по выражению даяков, «на краю воды» – ке гасик).
2. В небе, за облаками расположен край вещих птиц и самого Сенгаланг Буронга – божества войны (по мнению Л. В. Никулиной, это коршун, но, судя по совокупности материалов по зарубежной Азии, нам представляется, что это кречет, сокол или даже орел). Все пространство под небом населено духами.
3. Особенно нечетко представление о месте нахождения миров, в которых обитают души предков. По-видимому, это представление складывалось на протяжении веков и под влиянием контактов с другими народами, которые появлялись на острове в различное время, что сказалось на местоположении и на характеристике царства умерших. Оно как бы поднялось над нашей землей, и ведут туда теперь уже две лестницы: сначала большая лестница, конец которой «вкопан в корни бамбука аур туланг, а затем та лестница, которая опирается на ствол лимона и сделана из дерева руан. Только поднявшись по этим лестницам, душа попадает в длинный дом в стране своих предков» [54а, 39].
Но путь туда труден. Он идет сначала вверх по течению рек «нашей земли» к Пинту Танах (Двери земли), отделяющей наш мир от мира духов. Затем мимо холмов; их девять, и число их вершин нарастает от одной, готовой проткнуть небосвод, до девяти. Эта часть путешествия кончается у реки «последнего омовения» – Мандай. На лодке душа умершего проплывает мимо нескольких дверей – из сухих листьев, из громадных корней, из навоза, из красной глины и из комьев земли. За каждой из дверей лежит особый мир. «Душа умершего [на лодке] в сопровождении двух других лодок, управляемых духами смерти, проплывает мимо разных миров и чудесных земель, каждая из которых отведена для разных категорий умерших» [54а, 36-37].
Своеобразие мировоззрения даяков в том, что в этих представлениях сохраняется переходный момент: представление о земле предков, где ушедшие с нашей земли группируются не по их заслугам или проступкам, но по роду смерти.
Есть «земля, где обитают души храбрых и обезглавленных воинов»; это самая унылая и бесперспективная, выражаясь нашим языком, область: ведь вернуться на «нашу землю» может только тот, кто покинул ее целым или хотя бы не потеряв существенно-важных органов. Далее островки с пальмами, на которых обитают души «скрывшихся любовников» (54а, 37], т. е. преступивших табу на «кровосмесительное соединение» и погибших. Затем обиталище утонувших. Особое место для съеденных крокодилом, а за ним – площадка погибших на охоте. Около диких каучуконосов – место обитания заблудившихся в джунглях и умерших от голода. Есть место для погибших «по глупости», попавших в свои ловушки для кабанов. В узкой и плоской долине обитают «души людей, отравившихся грибами», а для душ людей, отравившихся тубой при ловле рыбы, место выделено отдельно. Души женщин, умерших при родах, обитают у подножия горы, поросшей хлебным деревом. И там лежат во множестве разбитые сердца (так поэтично выражена скорбь мужей). Особое место в камышах, где слышны странные звуки «бутылки с амулетами», отведено для женщин и мужчин, умерших молодыми. И только после них начинается земля умерших естественной смертью. Еще до последнего купания душа усопшего встречает островки с пальмами, принадлежащие знатному воину (тому или другому сородичу усопшего): право собственности сохраняется в тех мирах [54а, 38]. Далее следует указание на омовение перед окончательным уходом в мир своих предков. Упоминается грусть души при прощании с провожатыми, получение амулета, чтобы не заболела проводница души по возвращении на землю. Ее болезнь затруднила бы возврат умершего на нашу землю.
Как видим, все известно очень детально. Но так и нет указания, где же все-таки расположена обитель предков.
Очевидно, строение вселенной в представлениях жителей Калимантана и у алтайцев имеет сходные черты. Столь же сложно, но менее четко представление о вселенной у народов предгорий. Например, большой интерес вызывает представление о вселенной у народа мыонг. Народность, мыонг (или муонг) – «старший брат народа вьет», как называли ее многие исследователи, несмотря на генетическую близость к вьет, очень своеобразна. Ко времени победы Августовской революции и провозглашения ДРВ общество мыонг было раннеклассовым. Соответственно этому классовая структура религиозных представлений была не слишком стабильна.
Исследователь этнографии мыонгов – вьетнамский ученый Нгуен Ту Чи видит в религиозной картине мира мыонгов результат процесса аккультурации их под влиянием южнокитайских форм даосизма.
В работе «Очерки (этнографии) мыонг» [169а, 129-132] он пишет: «Как и у других (этнических) общностей во Вьетнаме, как и везде (в мире), традиционная религиозная вселенная (мыонгов) трехслойна. Это означает, что миры, ее составляющие, расположены на трех различных (вертикальных) уровнях. Срединный слой – Муонг-Пуа (Muong-Pua), что означает дословно равнинная земля; она представлена нашим земным миром, в котором мы живем. Над ним распростерлась Муонг К’лои (Muong K’loi) – Небесная зона, в которой абсолютным монархом является Небесный владыка – Буа К’лои (Bua K’loi). А при нем имеется канцелярия и чиновничий аппарат, как и в феодальном обществе мыонгских уделов (ланг), который состоит из духов, исполняющих различного рода обязанности в канцелярии небесного короля Кэм (Кет)».
Далее приводится традиционное членение вселенной у мыонгов: «Во главе всех кэм стоит Оонг Чам Кхо (Oong Cham Kho), регистратор, который заносит в небесный журнал сведения и приговор своего короля относительно каждой души, живущей на земле. «Влияние даосизма, – пишет Нгуен Ту Чи, – здесь явно ощутимо. Буа К’лои не кто иной, как Яшмовый император (Юй Хуан. – Г. С), а кэм – это исполнители его воли. Оонг Чам Кхо – это даосистский Нам Дао (Южный Провожатый)- регистратор, который исполняет при Дворе Яшмового Императора те же функции, что регистратор в мыонгском Верхнем мире. Этот факт аккультурации особенно поражает, когда мы доходим до Нижнего мира, о котором вновь преобладают мифические данные» [169а, 122].
Нижняя вселенная мыонгов фактически состоит из двух миров. Один из них расстилается под землей. Это Муонг Пуа Тин (Muong Pua Tin) -Мир нижней равнины. Другой подземный мир – Муонг Буа Кху (Muong Bua Khu) – Мир, который находится под властью короля Кху. Этот мир расположен прямо под земными водами, король Кху – это Большой, увенчанный гривой змей. Он может принимать облик человека и появляться на нашей земле. Появляясь в нашем мире, он иногда берет в жены земную женщину. И пока он находится в «превращенном состоянии» (т. е. в том, в которое он попал в результате обращения в человека), он сохраняет и «первую сущность». Но стоит ему заснуть или быть убитым (т. е. утратить контроль над собой), он вновь возвращается в «основное состояние» и принимает свою «основную сущность» – облик змея. Так своеобразно в мифе мыонгов интерпретируются взаимоотношения людей и животных и вера в возможность реинкарнации.
Однако из материалов «Очерков» видно, что связь между тремя мирами осуществляется не только божествами и духами. Наиболее частый «невольный связной» – это душа усопшего человека. По верованиям мыонгов, душа умершего должна появиться в чертогах Небесного короля, чтобы выслушать заключение Небесного владыки о своей дальнейшей судьбе. Ее судьба предрешена, и ни молитвы, ни чьи-то поступки или заступничество не могут изменить ее доли. Вместе с тем ей не грозят муки ни на земле, ни под землей. И вообще нет уверенности, что то, что душе предопределено, сбудется, поскольку нет легенд о воздаянии или возмездии. Непрочно ассимилированные, привносные верования, видимо, запечатлены поверхностно. Это подтверждается даже наличием представлений о горизонтально разделяемой вселенной, более популярных, чем «преддаосская» (по мнению Нгуен Ту Чи) версия.
Распространенное в народе представление о вселенной у мыонгов более простое. Вселенная состоит из нашего мира и его копии – мира теней. Наш мир, мир живых – Муонг Мол (Muong Mol), мир людей – это мир радости, солнца, света. Другой, тот мир – Муонг Ma (Muong Ma)-мир духов, или Муонг Тхои (Muong Thoi),- мир тьмы, обитель мрака.
При наличии двух таких плохо сопоставимых вселенных душе усопшего трудно найти свой путь к обители, где она, как верят мыонги, останется на долгое время. Для того чтобы помочь ей добраться до обители, у мыонгов имеется специальный наставник Бо Мо (дословно Отец Шаман), который «наставляет душу» на дальний путь, исполняя погребальные песнопения.
Имеется два типа таких песен-литаний: поясняющая и направляющая песни, как правило, связанные с погребальными обрядами. Поясняющая литания – это, по существу, не столько песнопение, сколько исполнение в магических целях этнологических мифов. Прежде всего рассказ о том, что и как делали предки мыонгов после потопа. В самой главной поясняющей песне рассказывается о создании неба и земли, т. е. это космогонический миф мыонгов. В направляющей песне Бо Мо «учит душу», как ей преодолеть три важнейших этапа на пути в обитель тьмы; путь в небесные чертоги для прослушания приговора Короля небес; путь в обитель тьмы, чтобы отдать дань почтения тем, кто ушел до нее, т. е. предкам, и путь обратно в свое селение, последнее прощание с живыми, после которого душа надолго отбывает в иной мир [169а, с. 132].
Обращает на себя внимание, что путь в обитель тьмы идет вторым этапом, и куда проследует душа далее – не слишком ясно. Возможно, у мыонгов еще не совсем отторгнуто воспоминание о месте обитания ближайших предков, об их своеобразном тотемном центре.
Самое простое описание строения вселенной у мнонг гаров, у которых, как и у многих обитателей высокогорных плато, па существу, нет ее «вертикального членения».
Для них важнее всего оказалось представление о наличии кроме своей земли областей, лежащих вверх и вниз по течению «Большой реки», куда шаманы прогоняют всякую нечисть (духов насильственной смерти, духов болезней, тьаков и т. п.). А душа покойного, «нормально оставившая тело», идет не так уж далеко и не столь уж глубоко (мне даже кажется, что представление о расположении в земле обители душ – явление сравнительно недавнее), она обитает почти на земле живых. Там же обитают и души предков, и они могут общаться с потомками, могут слышать их и даже иногда видеть их. Контакт этот не должен быть увиден или услышан с неба. В небо взвивается воздушный змей – дозорный земли, который в обрядности мнонгов играет и в наши дни примечательную роль. Конечно, это проявляется более всего в ходе праздничной обрядности. Но и в случайных молениях мнонг гаров постоянно звучат слова:
Пусть змей воздушный без помех взовьется
или: Пусть не прервется связь его с Землею! ,[35а, 52].
Я созвал всех вас есть мясо, пить спиртное
и вместе вести беседу;
Пусть не прервется нить,
Пусть же не лопнет шнур,
Пусть не закрутится, взвиваясь, змей воздушный!
[35а, 57]
Запуск воздушного змея фактически может и не производиться (в наши дни так чаще всего и бывает): произнесение «сакральной» формулы играет роль оберега от всякой нечисти, которая обитает в небе и только и ждет случая, чтобы проникнуть в мир живых и нарушить правильный ход жизни.
В статье о воздушном змее – народном развлечении бирманцев- мы уже упоминали, что это – отголосок некогда серьезного и важного обрядового действа [71а, 188-195]. Змей японский – токо и фигурный китайский – чжи юань и по названию и по форме (бирманский змей только по названию – сакку сунь) – сокол, образ которого (вариант коршуна или ястреба) в народных верованиях четко воспринимался как защитник от нечисти. Изображения сокола (как пишет академик В. М. Алексеев [9], «сокола, разрывающего бесов») постоянно используются в наши дни в лубочных картинах и других предметах изобразительного искусства. У многих народов Индокитая и островной Юго-Восточной Азии воздушный змей-сокол выполняет две функции: защитника от злых сил и разведчика, наблюдающего за «перемещениями» враждебных человеку существ в небесах.
Представление о небесах в философских построениях и религиозных воззрениях населения стран Азии очень различно и претерпело значительные изменения в ходе развития самих народов. Лишь немногие из народов Восточной и Юго-Восточной Азии почитают небо как благостное начало, как верховное всеведущее и всенаправляющее Великое Нечто.
Даже в древнемм средневековом Китае, где «император» почитался как Сын Неба, правящий по его (Неба) велению и доверию, не раз предметом дискуссий был ответ самого Учителя (Куи-цзы) ученику его Цзы-гуну: «А разве Небо говорит? Четыре сезона идут своей чередой. Сотни вещей рождаются. Но разве Небо ответствует чем-либо?» (запись в «Лунь-юе»).
Бесстрастие Неба, самими же конфуцианцами возведенного в ранг Верховного Правителя, выражено и термином Тай Кун (Великая пустота), воспринятом и распространенном в канонической литературе вьетнамцев и других соседних народов. Большинство же народов Юго-Восточной Азии, а в древности и китайцы, и другие народы Восточной Азии, воспринимали небо в более конкретном облике, во многом близком к библейскому.
Напомню, что христианская Библия [21] начинается с картины сотворения мира: «И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью… [Бытие, гл. I, § 7]… И назвал Бог твердь Небом… [§ 8]… И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом в одно место, и да явится суша [§ 9]. И назвал Бог сушу Землею… [§ 10]». И далее: «И создал Бог два светила великие: светило большее для управления днем, и светило меньшее для управления ночью, и звезды [§ 16], и поставил Бог их на тверди небесной, чтобы светить на Землю» [§ 17]. Напомню также, что «твердь Неба» в Библии – это отнюдь не образное выражение. В книге Иова говорится: «…Распростер Небеса, твердые, как литое зеркало (т. е. как бронзовое зеркало, распространенное на рубеже нашей эры в Египте и на Ближнем Востоке)» [гл. 37, § 18].
Абсолютная и недвусмысленная твердь небесная рисуется в китайском мифе о прародительнице Нюйве (часто воспринимаемой как синоним самой природы), которая залатала Небо, покосившееся после того, как буйный Гун-гун ударился головой об одну из «четырех опор Неба» и сломал ее. Нюйва собрала каменья четырех (по поздней версии -пяти) цветов, оплавила их и заделала свод небесный [89, 62-63].
В отличие от Библии в мифах и культовых построениях народов Юго-Восточной Азии светила не прикреплены к тверди небесной. Светила и звезды выступают в человекообразном облике. Иногда луна выступает в облике Матери, а солнце (их несколько, до десяти) в облике ее детей (ср. китайский миф о десяти расшалившихся солнцах и могучем стрелке И). Известны случаи трансформации образа. Так, японский ученый Тарио Обаяси показал, что богиня солнца (и «прародительница японских императоров») Аматерасу ранее выступала как божество луны.
Антропоморфны и другие планеты, звезды, кометы и т. д. Позднее возникает представление, что светила и небесные тела – это отдельные обитаемые миры, сравнительно легко доступные с земли. В китайском первом «Своде знаний о горах и морях» («Шань-хай цзине») сохранена мысль, что отделение небес от земли шло постепенно и совершилось сравнительно недавно. Существовали, дескать, «горы, с которых перескакивают на небеса».
Фея Чан Э (божество луны и сама луна в народных верованиях), по известному мифу, украла у мужа чудодейственную пилюлю бессмертия и вознеслась на луну. В мифах народов Юго-Восточного Китая и ряда островов Тихого океана на луну или на солнце можно «влезть» по чудесному дереву (на Новой Гвинее это волшебная пальма [51, 56]) или по специальной лестнице. Такое представление широко распространено в канонических книгах народов мира. Так, в христианских канонических книгах лестницу в небо, которой могли пользоваться сначала только Бог, ангелы и праведники, строили (или создавали) неоднократно. Позднее по лестнице могли взбираться только ангелы.
Небеса, на которые перескакивали с земли, уже нечто другое, чем твердь Свода небесного. Это пространство, заполненное студенистой массой эфира, в котором свободно плавают («воздухоплавание» – это и полет и плавание) духи и божества сами по себе, на ездовых животных или на облаках. Погребальная песнь (сабак) даяков острова Калимантан завершается словами:
«Вверх по лестнице, держась рукой за бамбуковые перила… Вот и общественная веранда с красивыми циновками сана джа-ва (дословно короткая квадратная циновка из соломы проса- древнейшего злака Азии. – Г. С), семейная комната с множеством ценных кувшинов. Все вверх и вверх по лестнице, конец которой вкопан в корни (надо: укреплен у корневища.- Г. С.) бамбука аур туланг. Затем лестница из дерева руан (примечательно, что имя этого дерева звучит почти так же, как руанг – наименование лодки-долбленки. – Г. С), упирающаяся в ствол известного дерева ранган с такими же белыми шипами, как на ручных браслетах из раковин» [54а, 39]. И далее душу умершего в сопровождении духов подводят к лестнице длинного дома и провожают к общественной веранде. Около «его комнаты» его приглашают сесть на циновку [54а, 39].
Автор цитируемой статьи (Л. В. Никулина) увлеклась изложением сабака и показала что не душу, а самого усопшего приглашают сесть, и уже сама лемамбанг, рассказывавшая сабак, а не душа лемамбанга возвращается на землю.
Чем конкретнее представение о небесах, чем ярче представление об их обитателях, тем враждебнее кажется верхний мир, тем подозрительнее отношение к нему .
В мифах народов Азии о происхождении мира (вселенной) в основном варьируется один и тот же вариант – происхождение вселенной из яйца. Твердь небесная представлена скорлупой, земля – желтком, небеса – белковой, хаотически устроенной желеобразной массой.
Древнейшие мифы о сверхъестественной птице, которая отложила это яйцо, почти полностью забыты (лишь фрагменты их обнаруживаются в мифах чинов, бирманцев и др.). Роль птицы снижена до участия в процессе рождения человека. Птица-прародительница присутствует в мифах бирманцев, чинов, вьетов, ряда «христианизированных» народов Филиппин, древнекитайского народа шан и т. д. Но и здесь пытливая мысль комментаторов (а равно и жрецов государственной религии) идет по линии частного снижения образа.
Птица уже не сама «рождает народ»; необходимо чрево женщины, преобразующее «чудесное рождение». Так, слова древнего Свода песен («Шицзина»): «Неба велением Пурпурная птица Долу спустилась, и шанов она породила» [IV, V, 3] комментируются так: «Ласточка отложила яйцо; женщина же Цзян-ди из рода Э проглотила это яйцо и понесла. В положенный срок рожден был предок народа Шан».
Пурпурная птица, известная как тотем у ряда народов Юго-Восточной Азии, куда более популярная как фольклорный и культовый образ, чем аморфное Небо, вытеснена из области космогонии. И даже в антропогенезе ей отведена скромная роль зачинателя процесса. Во вселенной, порожденной из яйца (или представляемой в виде яйца), нет подземного царства.
Попытка разобраться в причинах такого «пренебрежения» к этой области вселенной, на существовании которой строилось едва ли не все вероучение средневекового христианства (учение о каре, об адских муках и т. п.), привела к мысли о значительно более позднем возникновении идеи ада. Верования мнонг гаров, ва и палаун, горных народов Лаоса дают основания говорить не о подземном царстве, а об «околоземной» обители. Даже в христианском учении о подземном царстве мрака имеется примечательная неточность: кроме ада (и «чистилища», место которого локализировало не слишком четко) в подземной обители имеется еще лимбус, который католической церковью сохранен как «лоно Авраамово» для обитания душ ветхозаветных праведников (а также детей родителей благочестивых христиан, умерших до принятия крещения). Известно также, что у скандинавов эпохи саг почетное место в представлениях о загробной жизни занимала Валгалла, где обитали души воинов, пировавших у Водана (Одина) и услаждавшихся Валькириями. В аду же обитали все остальные.
У древних греков до Троянской войны бытовало представление о блаженном бытии усопших героев в подземной обители, девять раз омываемой Стиксом. Лишь павшие в троянской войне герои оказались в «печальном Царстве теней». Но характер и происхождение этого «царства» не исследованы.
Представление о подземном мире (или мирах) как «околоземном» близко к вере в обитель предков, восходящей к вере в наличие тотемных центров. «Тот, другой мир» расположен неподалеку от «нашего мира». Души или двойники душ «живут там, как в нашем мире». Обычаи и традиционные обряды соблюдаются там более строго. Иногда (вероятно, когда приходит на ум мысль о множестве ушедших поколений и «малом числе возвратившихся в наш мир») «тот мир» представляется микромиром. Так, у мыонгов бытует представление, что «там все, как у нас, только помельче». Информатор уверял Нгуен Ту Чи, что буйвол там величиной с собаку, свайный дом – величиной с шалаш [169а, 130]. Жизнь там согревается надеждой на возвращение в наш мир.
Мнонг тары так представляют себе разницу между путями умершего и самоубийцы: «В случае естественной смерти колдуны с кладбища пожирают тело покойного, и его душа отправляется в подземные миры, чтобы встретиться с душами матерей и отцов там, под землей. Но если человек умирает насильственной смертью, дух-бриенг пожирает его тело, а душу уносит на небо и женит на одной из своих дочерей, отчего душа умершего сама становится бриенгом. Тогда-то родственники усопшего умерщвляют собаку, свинью, кошку, курицу, и бриенги (за это жертвоприношение. – Г. С.) отпускают душу, которая и возвращается в подземные миры. Души убитых жертвенных животных находят дочь бриенга, ставшую женой души покойного, и добиваются того, чтобы она позволила мужу вернуться в подземные миры, где душа бриенга становится душой человека…
В тот вечер, когда Тианг (вскоре покончивший с собой, и душа его стала бриенгом. – Г. С.) вращал кувшин у нас над головой, – добавил Танг, – я заметил, что он уже съеден бриенгом. Его душу съел бриенг-радуга, находившийся [там вдали] на горизонте» [35а, 115, 116]. Небеса здесь вновь предстают как явно враждебная обитель, в которой обитают враги человека. Радуга – страшный предвестник грядущего несчастья.
Наоборот, подземные миры (или околоземные обители) – благоприятное место пребывания души человека среди душ его отцов и матерей. Только там он возвращается к привычному ходу вещей и может надеяться на повторное появление «здесь, на нашей земле». И порой право на скорый возврат к душам отцов и матерей (у мнонг гаров наоборот: матерей и отцов – такой порядок правильнее отражал традицию их материнско-правовых отношений) надо было заслужить прежней жизнью и формой смерти.
Еще менее оформлены (пожалуй, даже вне системы) представления о вселенной у полуоседлых семангов п-ова Малакка. По одной из легенд семангов, зафиксированной Р.-Ф. Бартоном, после отделения «верха» от «низа» навозный жук – Тахэум принес землю снизу в виде комка особого вида (самородной) пыли, который стал расти. Пришлось медведю – Кавану- утаптывать его, иначе он дорос бы до свода неба. Кроме этого этиологического мифа отношение к космосу сказывается в отдельных элементах верований семангов.
Среди наиболее почитаемых духов у семангов значится Карей (Почтенный Гром). Считается, что жена Грома, Маной, – это обитательница нашей земли, по-видимому, земная женщина. Се-манги думают, что Гром очень обидчив. Обращаться к нему можно только почтительно. Как и филиппинские негрито – ати, семанги обращаются так: «Старик Гром» или «Отец Гром». Если гром сердится и раскаты грома звучат над самыми хижинами стоянки семангов, женщины выбегают из хижин с ножами и бамбуковыми трубками с водой; надрезая ноги, женщины собирают кровь в трубки, и «кровь земли» (воду), смешанную со своей кровью, выплескивают «навстречу грому». При этом они кричат: «Уходи, уходи!» А если раскаты грома продолжаются, то выбегают и мужчины, которые проделывают то же самое (рукопись Р.-Ф. Бартона «Семанги», хранящаяся в ЛОИЭ) (16).
——————————————————————————————————————
(16) Имеется и другое объяснение этого обычая семангов: муж Гром, «бывает, не находит свою жену в их жилище в назначенный час» и. как всякий ревнивый муж, грохочет от неудовольствия, разыскивая ее. Женщины же выбегают и показывают, что они не она. А мужчины,- что это их жены, а не Грома.
——————————————————————————————————————
Вероятнее, на наш взгляд, это попытка магического самооборонного действия с помощью такого мощного и чудодейственного средства, как кровь. Ряд исследователей (например, Эванс [126]) считают, что космические духи – не более чем обожествленные предки. Но и это мнение, не отрицая факта страха перед «враждебной обителью неба» и злокозненными ее жителями, лишь возвращает нас к истокам осмысления космогонии – к верованиям и представлениям об обители предков (тотемному центру?).
В представлениях о строении мира немалую роль играет у народов Восточной и Юго-Восточной Азии двойственное восприятие земли (как и неба). Земля предстает не только как «наша земля» (наша этническая территория и наш мир вообще), но и как «рождающая земля», как самородная почва. По древнекитайскому мифу известно, что существует идеал земледельца – саморазрастающаяся, увеличивающаяся в пространстве, плодородная земля.
Именно поэтому нет у хань и мифа о Прометее, принесшем людям огонь, т. е. он есть, но факт преподания искусства высекать огонь (или добывать его трением или фокусированием пучка лучей, отражаемых вогнутым зеркалом) не столь уж значителен в истории культуры хань. А это, в свою очередь, казалось проще всего объяснить существованием у хань в период создания «мифа о земле» (фактически легенды) развитого, чуть ли не пашенного земледелия.
Но вот наличие мифа о «земле, растущей до неба» (по Р.-Ф. Бартону) у полуоседлых семангов заставляет искать более древние истоки этого мифа. В космологических и космогонических представлениях народов Восточной и Юго-Восточной Азии особое место принадлежит верованиям, связанным с убежденностью в том, что планеты и звезды могут влиять и влияют на повседневную жизнь человечества в целом (часто это понятие равнозначно понятию «весь мой народ» и его соседи) и даже отдельного человека. С последним представлением связано составление личных гороскопов, столь распространенных до наших дней у народов Бирмы, Лаоса, Таиланда и др. С этим влиянием связываются календарь празднеств и календарь работ, проведение «предохранительных» мероприятий и многое другое. Очень часто в верованиях космологического типа присутствует олицетворение отдельных звезд и планет.
Наиболее явно это проявляется в пантеоне хань, вьет и других народов, где божеством долголетия служит Шоу Син. Его китайское имя (в иероглифической записи) означает буквально «Звезда долголетия». Но иконографически канонизированный его облик (с гиперболически вытянутым черепом) столь напоминает основной символ Шивы – лингам, что в персике, который держит Шоу Син в левой руке, без труда опознается второй компонент пары ктеического культа, которому божество долголетия и обязано происхождением не только в народных верованиях. Здесь уместно напомнить строки «Шицзина»:
А как же продление [твое лично и твоего рода] сулю тебе я?
– Тебя им одарит супруга твоя!
Тебя им одарит супруга твоя,
А сладом у внуков пойдут сыновья [III, II, 3].
Примером ярко выраженного «производственного значения» веры в благодетельное влияние звезд может служить информация Фримэна о земледелии ибанов острова Калимантан. «Начало сельскохозяйственного года у ибанов устанавливается в сумерки [того вечера), когда поднимаются в небе Плеяды. С выращиванием риса связываются у ибанов три созвездия: бинтанг баньяк-Плеяды, бинтанг тига (дословно: созвездие Троицы) – Орион и бинтанг тагконг передах – Сириус. Плеядам отдается особое предпочтение. Ибаны обосновывают его тем, что в «звездных сказаниях» имеется миф, в котором говорится, как в древние времена человек по имени Раджа Тин-дит стал мужем одной из звезд созвездия Плеяды, и именно она поведала ему секрет выращивания жизнетворящего падди (риса). И ее правила обработки поля и выращивания риса соблюдаются поныне. Вкратце они таковы: когда Плеяды показываются впервые над горизонтом (тиси лангит), время (дини ари) начинать обряд манггол, т. е. прочесть моление и начать расчистку ритуального центра будущего главного поля. В наши дни это действие падает примерно на начало июня; когда Плеяды стоят в зените (прабонг лангит), то незадолго до приближения сумерек наступает время тугаль (дословно: колом делать ямки) – готовить и проводить первый посев риса; но благоприятно и любое время между этим и появлением в зените в сумерках Ориона (в наши дни Плеяды достигают зенита примерно к 31 августа, а Орион – к 26 сентября.- Г. С); и на случай, если пожог в поле в обычное время из-за дождливой погоды провести нельзя, то посев может быть произведен и позже, но не после того, как Сириус пройдет зенит (ньяу ари прабонг лангит), потому что тогда рис обычно не вызревает» [127а, 40].
Далее автор дает примечание: «Ибанский фольклор о звездах очень древний. Положение звезд меняется. Цикл изменений охватывает, по-видимому, 26 000 лет. Так, 2000 лет назад звезды занимали указанное положение у ибанов на месяц раньше, а 13 000 – на полгода». Оценивая свой «звездный календарь», информатор Фримэна выразился так: «Если не будет звезд – мы, ибаны, пропадем: не будем знать, когда и что растить. Мы живем по звездам!»- сказал тунгку туаи румах Моджонг (Enti nadai bintangtesat ati kami Iban, enda nemu maia nugal, kami idun ari bin tang)».
Говоря о верованиях, связанных с представлением о влиянии отдельных планет на повседневную жизнь общины или отдельного человека, надо отличать, так сказать, «чисто народные» представления и ставшие обиходными «книжные истины», пришедшие в быт через астрологию, которая в странах Индокитая получила значительное развитие.
И если первые, широко, известные по публикациям о знаниях и навыках населения сельских общин, действительно были связаны прежде всего с календарем сельскохозяйственных работ, то вторые, более распространенные среди городского населения, часто отражают «брахманистскую традицию».
Вероятно, что и распространение этих представлений шло через «кхмерские установления», восходящие еще ко времени, когда весь юг материковой Юго-Восточной Азии (а также часть островной ее половины) находился в зоне влияния средневековой Кхмерской империи и связанных с нею монских и яванских царств. Здесь мы встречаемся с таким фактом, когда семь дней недели связываются с «традиционным набором планет» [1726, 12]: воскресенье по-кхмерски – день Солнца; понедельник – день Луны; вторник – день Марса; среда – день Меркурия; четверг – день Юпитера; пятница – день Венеры; суббота – день Сатурна.
Такой же порядок принят и у бирманцев, но их неделя хранит более древние черты, связанные с особо благожелательным значением числа «девять». Особое культовое значение этого числа у кхмеров. Добавим, что у древних вьет и мнонгов, у тхай, у древних хань число девять также свято. (У хань, например, нормативный комплекс из восьми божеств, восьми бессмертных и др. «усилен» добавлением девятого – Шоу Си-на, и даосская группа «восемь бессмертных» состоит фактически из девяти персонажей.) Предки бирманцев (мямма), сохранившие множество черт своей северной культуры, передали потомкам «девятиричный» календарь.
Но как его совместить с семидневной неделей? На помощь приходит индуистская (брахманистская) «традиция», в астрологических таблицах которой имеются два дополнительных компонента: Раху и Кэту (в бирманской огласовке Катэ). В семидневный календарь они входят таким образом, что воскресное утро (до полудня) идет под знаком Катэ [143, 11 – 19], но в среду до полудня день идет «под влиянием» Меркурия, как и у кхмеров, а после полудня – под знаком Раху. То, что изменение бирманского календаря – явление сравнительно недавнее, следует из того, что набор священных животных, соответствующий планетам и дням у бирманцев, не содержит в своем составе дополнительных единиц: на воскресенье весь день отдан под влияние мифической птицы Галон, или Каравэйк (бирманская огласовка имени Гаруда), а в среду Меркурию соответствует слон с клыками, тогда как послеполуденному Раху придан слон без клыков.
В религиозной обрядности древних времен у многих народов фигурировал культ Млечного Пути. До наших дней этот культ дошел лишь фрагментарно. Представление о Млечном Пути как некоей разделяющей черте сохранилось в мифологии едва ли не всех народов Юго-Восточной Азии. Например, в фольклоре народов Индокитая в наиболее четко оформленном виде он сохранился через ханьский миф (или, точнее, через легенду народов Южного Китая и севера Индокитая) о ткачихе и волопасе. В песенном и танцевальном фольклоре населения Сингапура сохранился миф в более древнем виде: поперек небесной реки в день свидания разделенных по злой воле небесного владыки влюбленных создается живой мост, по которому ткачиха перебегает на время к пастуху; этот живой мост составляют слетевшиеся к берегам реки птицы, у хань – «птица радости» (сорока – си цяо, а слово си созвучно, омофонично слову си -радость), а у сингапурских китайцев – это орлы или соколы (защитники людей от всякой нечисти).
<< К оглавлению: «Народные верования населения Индокитая» |
Следующая глава>> |
