·······································

3.10 Традиционные отрасли ремесленного производства и промыслы. Использование их англичанами

<< К оглавлению книги «Очерки экономической истории Шри Ланки»
Следующий раздел>>

В связи с нехваткой или полным отсутствием источников по этой теме мы постараемся дать хотя бы некоторое представление об общем уровне ремесленного производства и промыслов к концу рассматриваемого нами периода (XIX – начало XX в.).

Ремесла и промыслы, типичные для Цейлона, продолжали развиваться и в период английского колониального господства. Так, некоторые традиционные виды сельского ремесленного производства по-прежнему были представлены занятием отдельных крестьян, вырабатывавших в своем хозяйстве ремесленные изделия для себя и для нужд своей семьи. «Домашняя промышленность» продолжала вырабатывать ткани, растительное и животное масло, сахар из нектара цветов различных пальм, алкогольные напитки (тодди и арака), плести циновки и корзины из пальмовых листьев или бамбука и многое другое.

Некоторое представление об отдельных видах «домашней промышленности» в натуральном хозяйстве цейлонских крестьян можно составить из следующего отрывка, принадлежащего перу англичанина Дж. Дэви» находившегося на Цейлоне в начале XIX в. «Экономика семьи цейлонского крестьянина, -пишет он, – очень проста, и обязанности каждого члена семьи строго определены. Наиболее тяжелые виды работ (вспашка, подготовка поля для залива водой и т. д.) делаются мужем, более легкую работу, например прополку, выполняют жены, они же помогают мужьям и в уборке урожая. Уход за домом и все домашние дела (уборка, приготовление пищи, доение коровы и т. п.) также ложатся на плечи женщин. Они же прядут пряжу…» [43, с. 208]. Он же оставил и описание орудий труда местных крестьян: ручные ткацкие станки, зернодробилки, ручные мельницы и приспособления для выжимки масла [43, с. 201, 208-210]. Эти орудия труда могут служить еще одним доказательством того, что цейлонские крестьяне в начале XIX в., подобно тому как это наблюдается и в настоящее время, занимались в своих хозяйствах различными видами домашних промыслов. Но, учитывая время и характер источников, определить хотя бы приблизительно, для какой именно части цейлонских крестьян были характерны домашние побочные промыслы, мы не можем.

Более или менее определенно можно говорить лишь о том, что во многих крестьянских хозяйствах происходило разложение этой традиционной формы домашнего ремесла. Некоторые виды натуральных домашних промыслов к началу XIX в. уже превратились в мелкотоварное производство, работавшее на внутренний и отчасти внешний рынок. Но, прежде чем перейти к его рассмотрению, несколько слов следует сказать и о другой, более сложной традиционной форме экономической организации ремесла – общинном ремесле.

Английские источники дают основание предположить, что по крайней мере до 30-х годов XIX в. по-прежнему одной из главных черт традиционной формы экономической организации ремесленного производства в цейлонской деревне было коллективное содержание ремесленников – всей общиной.

Это положение подтверждается, в частности, данными Дж. Дэви: «Каждая семья крестьянина имеет в своем хозяйстве все, что необходимо для жизни: рис, свою основную пищу, они получают со своего участка, молоко дают коровы и буйволицы, растительное масло легко получается путем выжимки мякоти кокосового ореха, фрукты дают деревья, окружающие их дом… а то, что они сами не могут делать, им на меновой основе поставляют кузнец, гончар, ткач и т. д., проживающие в их деревне или дистрикте. Таким же образом они обменивают у странствующих купцов (обычно мавров) некоторые продовольственные товары и другие вещи, к которым они привыкли или которых у них не хватает; главным образом это соль, сухая просоленная рыба, табак и хорошая ткань на саронг или сари, которые они надевают по праздникам» [43, с. 208]. Таким образом, сельские ремесленники на Цейлоне, как и во многих других странах Южной Азии, содержались всей общиной и за свой труд получали от крестьян натуральное вознаграждение в форме продуктов земледельческого труда или животноводства. Единственное сомнение в этом отрывке вызывает то, что Дж. Дэви к общинным ремесленникам причисляет и ткача, тогда как по всем другим источникам этот факт не подтверждается.

Эта же традиционная экономическая организация ремесла сохранилась на Цейлоне и во второй половине XIX в., что подтверждается сообщениями английского исследователя Дж. Фира: «Сельские ремесленники и “слуги” (кузнецы, плотники, прачки, лекарь) содержатся общиной; крестьяне либо им платят в форме отработок, вспахивая часть их поля, либо отдают часть своего урожая» [209а, с. 186]. Изучая эту часть книги Дж. Фира, К. (Маркс делает для себя следующую выписку: «В самой сельской общине эти лица (кузнецы, плотники, прачки и лекарь. – Л. И.) оплачиваются, в свою очередь, своими односельчанами за выполнение ими профессиональных или ремесленных функций или работой, производимой для них по вспашке их наделов на общинном поле, или некоторым количеством падди (необрушенного риса.- Л. И.) на току плательщика, отмеренному и доставленному, когда закончится уборка» [За, с. 131]. Таким образом, факт существования общинных ремесленников на Цейлоне во второй половине XIX в. не подлежит сомнению.

Наряду с традиционным общинным ремеслом в отдельных районах страны продолжало сохраняться и мелкотоварное производство, – железоделательное и кузнечное.

В середине XIX в., например, о выплавке железа цейлонскими сельскими кузнецами писал Ч. Придхэм [219, т. 1, с. 268-269]. Изделия, изготовленные цейлонскими ремесленниками, были довольно высокого качества. «Холодное оружие, изготовленное цейлонскими кузнецами, – отмечает автор, – по своему качеству не уступает европейскому, инструменты у них хорошие, есть даже сверла по железу и бронзе, ножовки; очень умело делают они заточку своих инструментов. Для защиты от ржавчины изделия обычно покрываются растопленным воском… В дистрикте Матале местные кузнецы специализируются на изготовлении стальных изделий. Для этого железная заготовка помещается в специально изготовленную для этого печь, где она обкладывается дровами из особого кустарника и обжигается в течение определенного времени» [219, т. 1, с. 270-271].

Мелкотоварное кузнечное ремесло в цейлонской деревне продолжало существовать и во второй половине XIX в.

Так, по сообщению Дж. Фергюсона, «сельские ремесленники-мастера за 35-40 рупий могли изготовить хорошее ружье» [153, с. 61]. Но в силу ряда причин (импорт дешевых промышленных изделий из метрополии, уменьшение добычи руды, связанное с развитием плантационного хозяйства, и др.) объем ремесленного производства сельских кузнецов на рубеже XIX–XX вв., по-видимому, стал постепенно уменьшаться.

Импорт готовых промышленных изделий английской промышленности отрицательно сказался и на другом виде мелкого производства – ручном прядении и ткачестве.

Некоторое представление об уровне развития этих ремесел могут дать данные о количестве ручных ткацких станков, имевшихся з отдельных провинциях. По оценке, относящейся примерно к середине XIX в., 300-400 станков было в Западной провинции, 500- 600 – в Южной, 900-1000 -в Северной и 500-600 -в Восточной [126, с. 75].

Таким образом, наибольшее развитие ручное ткацкое производство получило в северной и восточной частях острова, основную часть населения которых, как известно, составляли тамилы. Как уже отмечалось, в силу исторически сложившихся условий эти виды ремесла на Цейлоне по уровню своего развития значительно отставали от индийского, в частности из-за низкого качества исходного сырья – хлопка.

В начале XIX в. некоторые английские предприниматели пытались заложить на Цейлоне несколько хлопковых плантаций, очевидно надеясь таким образом вытеснить индийских купцов, занимавшихся импортом готовой пряжи из Южной Индии.

Одновременно колониальные власти восстановили казенную хлопковую плантацию, заложенную еще голландцами в конце XVIII в. Для повышения качества местного хлопчатника из Южной Индии были завезены улучшенные семена этой культуры [233а, т. 2, с. 524].

Но из-за трудностей с наймом рабочей силы и не вполне благоприятных природно-климатических условий для возделывания хлопчатника во влажной зоне все попытки создать крупные хлопковые плантации провалились. По свидетельству А. Бертолаччи, «основная часть хлопчатобумажных тканей, в том числе самые грубые и дешевые, по-прежнему продолжала ввозиться из Южной Индии» [129, с. 73].

В первые десятилетия господства на Цейлоне английские колониальные власти, заинтересованные в создании условий для реализации тканей, вырабатывавшихся в метрополии, стали регулярно снижать импортные пошлины на ткани, ввозимые из Англии, и уже к концу 20-х годов XIX в. английские хлопчатобумажные ткани, ввозившиеся на Цейлон, пользовались 50-процентной преференциальной пошлиной [233а, т. 2, с. 449].

По данным цейлонских исследователей, ко времени установления на Цейлоне английского господства в стране уже имелось несколько центров ручного ткацкого производства. Наиболее крупными из них были города Джафна, Маннар, Путталам и Чилав [см. 233а, т. 2, с. 522]. Изготовлением тканей в этих центрах занимались в основном ткачи-профессионалы, принадлежавшие к касте парава. В других центрах ткацкого производства, таких, как дистрикты Коломбо, Галле и Амбалангода, выделкой ручных тканей занимались различные касты,в том числе беравай, падуво и салагама, хотя представители последней, как известно, в основном занимались сбором корицы.

К началу XIX в. положение местных ткачей стало ухудшаться, так как теперь они должны были конкурировать уже не только с индийскими купцами, ввозившими более дешевые и высокосортные ткани из Индии, но и с фабричной промышленностью самой метрополии.

В этих условиях многие цейлонские ткачи, не выдерживая конкуренции, были вынуждены бросить свое занятие. Вследствие этого производство тканей, вырабатывавшихся местными цейлонскими ткачами, стало быстро сокращаться. «За какие-нибудь два десятилетия английского господства местное ремесленное производство стало давать всего половину или даже треть того объема тканей, который вырабатывался при голландцах» [129, с. 227].

В последующие годы этот процесс разрушения местного, главным образом городского, ткацкого производства, по-видимому, углубился. Так, англичанин Ч. Придхэм, находившийся на Цейлоне в середине XIX в., отмечал, что «местное прядильное и ткацкое ремесло весьма примитивно и вряд ли сможет улучшиться, так как готовую ткань здесь в 2 раза дешевле купить, чем изготовить самому. Конструкция цейлонских ткацких станков также чрезвычайно примитивна. Изготовлением муслинов здесь вообще никто не занимается, а местные ткачи вырабатывают только грубые, хотя и прочные ткани, пользующиеся спросом среди простого народа» [219, т. 1, с. 271].

К середине XIX в. и особенно во второй его половине в условиях бурного развития плантационного хозяйства и связанного с этим быстрого роста численности плантационных рабочих импорт тканей из метрополии (и частично из Индии) настолько возрос (66), что цейлонским ткачам стало еще труднее выдерживать конкуренцию с импортными товарами и большинство из них к концу XIX в., видимо, вообще забросили свое ремесло.

(66) Если в 40-х годах XIX в. стоимость импорта хлопчатобумажных тканей составляла в среднем 184,6 тыс. ф. ст., то в начале 70-х годов достигла уже 883,7 тыс. ф. ст. [239, с. 31].

Как писал в этой связи в 1893 г. известный специалист по Цейлону Дж. Фергюсон, «сейчас из Лондона ввозится столько пряжи, что купить хлопок на рынке стало уже совершенно невозможно и даже нельзя узнать, сколько он стоит. Хотя небольшое количество тканей все еще вырабатывается местными ткачами, но в целом прядение и ткачество, являвшиеся некогда широко распространенными видами домашних ремесел, сейчас уже находятся на таком уровне, что видны признаки их умирания» [153, с. 46].

Ремесленники, не выдержавшие конкуренции, «разорялись и пополняли армию безземельных нищих крестьян» [178, с. 357]. Но эти данные, по-видимому, прежде всего относятся к городским ремесленникам, тогда как о влиянии импорта английских тканей на сельское прядильно-ткацкое ремесло нам, по существу, ничего не известно.

Но из факта упадка ткацкого ремесленного производства было бы неправильно делать вывод, что такая же участь постигла и другие ремесла. Имеющиеся источники и литература говорят об обратном. Многие виды традиционных ремесел и промыслов, например гончарное производство, плотницкое дело, солеварение, рыболовство и др., не только сохранились, но и продолжали развиваться.

Так, плотницкому ремеслу дало толчок развитие плантационного хозяйства. Дело в том, что для транспортировки экспортных товаров из глубинных районов, находившихся от морских портов на расстоянии в несколько сот километров, потребовалось огромное количество деревянных повозок, общее число которых нередко превышало 30 тыс. (195, с. 74].

Плотники, входившие в сельскую общину, специализировались главным образом на производстве сельскохозяйственных орудий и инвентаря для крестьян-общинников и в силу этого не могли взяться за выполнение заказов «со стороны» – на производство повозок для перевозки кофе.

Но поскольку спрос на них был чрезвычайно велик, во многих городах начиная примерно с середины XIX в. были созданы плотницкие мастерские (67), владельцами которых в большинстве случаев становились мавры и сингалы – выходцы из юго-западной части острова, обладавшие необходимым капиталом.

———————————————————————–

(67) В одном только Коломбо в 1911 г. насчитывалось 2800 плотников [170. с. 7].

———————————————————————–

К сожалению, никаких данных о том, что собой представляли эти мастерские с точки зрения экономической организации производства, в нашем распоряжении нет.

Дальнейшее развитие плотницкого дела было связано также со строительством складов для хранения кофе, фабрик по очистке кофейных зерен, а позднее – чайных фабрик и предприятий по первичной переработке каучука, наконец, с сооружением домов для плантаторов, бараков для рабочих и т. д.

Возникновение новых городов в районах производства плантационных культур, а также расширение старых в какой-то мере способствовало развитию строительного дела. Многие плотники нередко одновременно были и хорошими столярами и могли изготовить по заказу «добротную мебель» (заметим, кстати, что цейлонские столяры и плотники «предпочитали пользоваться инструментами, изготовленными местными кузнецами, поскольку для таких крепких пород деревьев, как эбеновое или атласное, английские инструменты были непригодны» [219, т. 1, с. 271]).

В начале XX в. колониальные власти предпринимали неоднократные попытки внедрить в практику сельскохозяйственного производства в цейлонской деревне железные плуги новейшей конструкции и заменить ими существовавшие деревянные, которые изготавливались сельскими плотниками [60, с. 94, 158, 227]. Но, очевидно, из-за того, что они были слишком тяжелы и дорогостоящи, эти попытки оказались безуспешными. Таким образом, есть основания считать, что и на рубеже XIX и XX вв. главными сельскохозяйственными орудиями крестьян обеспечивали местные кузнецы и плотники, но являлись ли последние общинными ремесленниками или были мелкими товаропроизводителями, имеющиеся источники установить не позволяют.

Особо следует остановиться на некоторых видах ремесел и промыслов, специализировавшихся на производстве продовольственных товаров, в частности сахара, различных видов растительного масла и алкогольных напитков.

В отличие от Индии и некоторых других стран Юго-Восточной Азии на Цейлоне сахар вырабатывался в основном не из сахарного тростника, а из сока цветов различных пальм. На севере Цейлона для этой цели использовалась преимущественно пальма-пальмира (68), на остальной территории – пальма-китул («винная пальма», лат. Caryota urens – прим. shus)[153, с. 55].

———————————————————————–

(68) По данным И. Н. Клингела, «сок пальмиры содержит в себе больше сахара, чем сок какой-либо другой пальмы… Культурой пальмиры занимаются преимущественно тамилы из Джафны и вообще северных, засушливых провинций Цейлона. На Цейлоне до 60 тыс. пудов желтого сахара перерабатывается на сахарный леденец, очень распространенный в индийской медицинской практике; много его идет также в различные кушанья…» [62, с. 360].

———————————————————————–

Недостатка в сырье местные ремесленники не испытывали, и местное ремесленное производство почти целиком обеспечивало потребности населения в этом важном продукте питания. Процесс изготовления сахара состоял из сбора пальмового сока и выпаривания его в специальных открытых чанах до загустения. После простейшей очистки сок разливался по формам и оставался там до затвердения. В таком виде, разрезанный на отдельные куски в форме плиток, сахар шел на продажу. По своему качеству местные сорта сахара отличались незначительно. Поэтому торговля этим товаром между отдельными районами или областями не получила сколько-нибудь значительного развития. Местные ремесленники обычно выносили на рынок тот вид сахара, который вырабатывался из пальм, произраставших в их районе. Но сахар, который вырабатывался из сахарного тростника, существенно отличался от местных сортов, был много качественнее их и поэтому, как правило, стоил дороже. По свидетельству А. Бертолаччи, «местные сорта сахара обычно продавались по цене, которая была в 4-6 раз ниже, чем самые дешевые сорта сахара, изготовленного из сахарного тростника» [129, с. 223].

Высокая стоимость сахара из сахарного тростника не осталась не замеченной английскими предпринимателями. «Если открыть здесь крупные плантации сахарного тростника, очевидно, можно будет получить немалую прибыль» [129, с. 223].

Некоторые английские предприниматели действительно заложили на острове сахарные плантации, и в середине XIX в. их было уже 19 [129, с. 156]. Но наладить прибыльное производство им, по-видимому, не удалось, так как к концу XIX в. на Цейлоне сохранилась только одна плантация, расположенная близ Галле [153, с. 59]. Основная причина, которая сдерживала развитие плантаций сахарного тростника, заключалась в том, что климат и почвы были недостаточно благоприятны для выращивания этой культуры. Хотя само растение развязалось здесь бурно, однако выход сахара был небольшим, и, кроме того, происходило быстрое истощение почв [138. с. 272; 153, с. 59; 219, с. 374]. Выдержать конкуренцию с индийскими торговцами, ввозившими тростниковый сахар из Южной Индии, в этих условиях было очень трудно. Поэтому производство тростникового сахара на Цейлоне не получило развития.

Значительное развитие получили ремесла и промыслы, связанные с переработкой различных продуктов кокосовой пальмы, особенно кокосового масла (69) и алкогольных напитков.

———————————————————————–

(69) Наряду с кокосовым маслом местные ремесленники вырабатывали также коричное и некоторые другие виды масла. Ремесла, связанные с их выработкой, служили дополнительным источником дохода для определенной части населения, но в целом объем их производства был относительно небольшим [138, с. 272; 153, с. 58].

———————————————————————–

Кокосовое масло в основном шло на внутренний рынок. Вместе с тем значительная часть его, иногда до половины общего объема, вывозилась в метрополию и другие страны Европы [138, с. 271].

Процесс приготовления кокосового масла заключался в том, что мякоть кокосового ореха пропускалась между двумя близко расположенными валками. Иногда для этой цели использовали небольшие ручные прессы, изготовленные местными кузнецами и плотниками. Собственники крупных земельных участков, занятых кокосовой пальмой., обычно имели более крупные прессы, или «давильные машины» (чекку), приводившиеся в движение буйволами (70).

———————————————————————–

(70) Общее количество таких прессов увеличилось с 1120 (1860 г.) до 2004 (1890 г.), т. е. на 79% |[166а, с. 105].

———————————————————————–

Они обладали значительно большей производительностью, и, так же как и первые, существовали на Цейлоне с незапамятных времен. По мнению Дж. Кэппера, наблюдавшего их работу в середине XIX в., «сколько-нибудь заметных сдвигов в орудиях труда, связанных с производством кокосового масла ремесленным способом, в течение последних нескольких столетий, по-видимому, не произошло» [138, с. 271]. Это мнение, хотя, вероятно, и недалекое от истины, является результатом чисто визуального наблюдения, однако никаких данных об эволюции орудии труда в этом ремесле источники не сообщают.

В начале XIX в. в связи с весьма значительным расширением площадей под кокосовой пальмой объем производства кокосовых орехов достиг, видимо, такого уровня, что местные мелкие товаропроизводители, вырабатывавшие кокосовое масло» оказались не в состоянии перерабатывать то количество орехов, которое поступало на рынок.

Колониальные власти в конце 20-х годов вывезли из Лондона крупный (по тому времени) гидравлический пресс с механическим двигателем, приводимым в движение паровой машиной [138, с. 271; 166а, с. 92], создав таким образом первую на Цейлоне казенную фабрику по производству кокосового масла (71).

———————————————————————–

(71) В 30-х годах XIX в. по рекомендации комиссии Кольбрука-Камерона колониальное государство отошло от производства масла, и эта фабрика вскоре была продана английским частным предпринимателям [138, с. 271].

———————————————————————–

Во второй половине XIX в. несколько частных фабрик по производству кокосового масла было построено немецкими предпринимателями [128, с. 7].

В результате строительства новых фабрик объем производства кокосового масла стал быстро возрастать. Так, с 1839 по 1844 г. объем экспорта кокосового масла возрос на 300%. К началу 60-х годов, когда экономическое положение в Европе после кризиса 1847 г. стабилизировалось, экспорт кокосового масла возрос еще на 200% [218, с. 44]. Эта же тенденция наблюдалась и в последующие годы. Соответственно возрастали и доходы колониальных властей от экспортной пошлины, размер которой, однако, был невысок. Прибыль от экспорта кокосового масла получали и английские торговцы, вывозившие его в метрополию и другие страны Европы.

Местные ремесленники – мелкие товаропроизводители, специализировавшиеся в основном на производстве кокосового масла на внутренний рынок, не были вытеснены из сферы производства, хотя какая-то часть их, по-видимому, была вынуждена перейти на производство полуфабрикатов – обезвоженного ореха (копры), жмыха для скота (пунака) и др. [128, с. 18- 19].

Эти полуфабрикаты закупали местные купцы-посредники и перепродавали английским торговым фирмам для экспорта в метрополию. Таким образом, определенная часть местных мелких товаропроизводителей к концу XIX – началу XX в., по существу, превратилась в придаток английского фабричного производства.

Еще одним видом традиционного ремесла, связанного с переработкой продуктов кокосовой и некоторых других видов пальм, было производство алкогольных напитков – тодди и арака. Для производства тодди собранный сок оставлялся на несколько дней для ферментации в специальном деревянном чане. Но сбор самого сока был делом нелегким (72).

———————————————————————–

(72) Как сообщает советский журналист, «эта профессия требует ловкости, выносливости и смелости – на высоте почти десяти метров надо выбрать и срезать спелые орехи, собрать сок и, не разлив его, доставить на землю. Оступится сборщик, дрогнет рука – смерть, в лучшем случае – увечье» [95г с. 99].

———————————————————————–

Достаточно сказать, что в соответствии с традицией, передававшейся из поколения в поколение, сборщики тодди не поднимались на каждую пальму отдельно, а переходили с одной пальмы на другую по канатам, которыми были соединены деревья. Этим занимались в основном профессиональные сборщики тодди, принадлежавшие к особой касте. Тодди частично реализовался на внутреннем рынке, но значительная часть его шла на производство другого, более крепкого и дорогостоящего напитка – арака.

Производством арака было занято большое число мелких товаропроизводителей, значительная часть которых имела свои собственные участки, засаженные кокосовой пальмой.

Но между ними и потребителем стояла целая армия купцов и посредников, изымавших значительную часть производимого ими прибавочного продукта. «Экспортеры-посредники (особенно это распространено на севере Цейлона, на п-ове Джафна) имеют обыкновение предоставлять крестьянам под урожай будущего сезона денежные ссуды, или аванс. В результате крестьяне, занимающиеся производством арака в виде побочного промысла, попадают в зависимость от посредников и вынуждены соглашаться на те условия продажи своей продукции, которые диктуют им эти посредники. Последние получают в этом случае огромную прибыль» [129, с. 168].

Эти данные о проникновении торгового капитала в сферу ремесленного производства, вне сомнения, свидетельствуют о начальном этапе зарождения качественно новых производственных отношений, проникавших, кстати сказать, и в некоторые другие отрасли сельскохозяйственного и ремесленного производства (73).

———————————————————————–

(73) Одной из таких отраслей было табаководство и производство простейших сигар (биди), пользовавшихся спросом среди беднейших слоев населения. «В этих отраслях производства между крестьянами и ремесленниками, с одной стороны, и крупными оптовыми торговцами, занимавшимися экспортной торговлей,- с другой, опять вклинивались торговцы-посредники, и тяжелые последствия этого сами производители чувствовали очень сильно» [129, с. 174-175].

———————————————————————–

Подобная система выдачи авансов непосредственным производителям арака и закупки его торговцами-посредниками, по-видимому, продолжала существовать на Цейлоне на всем протяжении XIX в. и сохранилась вплоть до начала XX в. [60, с. 238].

В нашем распоряжении нет данных, которые давали бы возможность судить об экономической организации труда в винокуренных мастерских ремесленников, занимавшихся производством арака. Некоторые из них, имевшие по нескольку перегонных аппаратов емкостью 100-150 л каждый, по-видимому, вряд ли могли обходиться без наемного труда, и такого рода ремесленники – владельцы небольших винокуренных мастерских, по существу, являлись уже мелкими предпринимателями капиталистического типа, хотя возможно, что на первых порах они нередко прибегали еще к внеэкономическим методам принуждения, используя для этого свои родственные и кастовые связи.

Арак, вырабатывавшийся на Цейлоне, вывозился в основном в Индию и частично в Лондон, где он продавался очень дешево – 7 шилл. за галлон [129, с. 154], и английские экспортеры «получали огромную прибыль» [129, с. 151].

С 20-х годов XIX в. объем производства и экспорта арака возрос, но значительная часть его стала направляться в провинции недавно завоеванного Кандийского государства, где производство арака в соответствии с буддийскими канонами было строжайше запрещено.

На всей бывшей территории этого государства колониальные власти установили торговую монополию. Начиная с этого времени колониальные власти стали регулярно снижать закупочные цены на арак, а розничные – повышать [233а, т. 2, с. 379, 467]. Для продажи арака в каждой из этих провинций колониальные власти открыли огромное количество различного рода таверн, причем не только в городах, но почти в каждой деревне. Судя по некоторым английским источникам, эти таверны нередко открывались вопреки желанию основной массы крестьян и несмотря на протесты буддийских священников и старост деревень [см. 27, с 16].

Пагубные последствия этой политики дали о себе знать весьма быстро. «Если всего несколько лет назад, – говорилось в одном из документов колониальных властей, – даже из сотни человек нельзя было найти одного, которого можно было бы склонить попробовать вкус спиртного, то теперь пьянство среди крестьян сделалось настолько распространенным явлением, что они стали закладывать свой урожай, лишь бы получить в таверне чарку арака» [233а, т. 2, с. 469].

Подобное действие торговля араком оказывала и на индийских плантационных рабочих, нанятых для работы на кофейных, а позднее – на чайных и каучуковых плантациях Цейлона [181, с. 86]. Но, несмотря на это, колониальные власти продолжали расширять торговлю алкогольными напитками, так как она приносила им немалые доходы, складывавшиеся из поступлений от экспортной пошлины и акциза на торговлю араком и тодди внутри колонии. В 20-х годах от реализации этих двух видов алкогольных напитков колониальные власти получали в среднем свыше 29 тыс. ф. ст. в год [233а, т. 2, с. 466], в середине XIX в. – уже 55 тыс. ф. ст. [138, с. 275], а в отдельные годы доход составлял 60,9 тыс. ф. ст. [27, с. 16].

Немалый интерес для колониальных властей представляли и ремесла, связанные с приготовлением койрового волокна для веревок и канатов, находивших спрос в различных отраслях производства как в самой Англии, так и в других странах Европы и Азии.

Процесс производства койрового волокна был несложен, и наряду с ремесленниками-профессионалами этим занимались и некоторые крестьяне в свободное от полевых работ время. Для получения койра оболочку кокосового ореха заквашивали в специальных ямах и держали ее там определенное время. Затем оболочка вынималась, и с помощью ударов валиком ее размягчали до тех пор, пока она не превращалась в волокно. Затем волокно высушивалось, расчесывалось, и из него, обычно ручным способом, изготавливались веревки и канаты.

Большой интерес для темы нашего исследования представляют промыслы, являвшиеся монополией английских колониальных властей. Некоторые из них вырабатывали продукцию, которая реализовалась на внутреннем рынке, другие же специализировались на производстве товаров на экспорт, и, как мы увидим, в период английского колониального господства жемчужным промыслом, например, стало заниматься несравненно большее число ныряльщиков, чем это было при португальцах или голландцах (129, с. 258].

Но в целом методы добычи по-прежнему были несовершенны. Сезон добычи жемчужных раковин нередко начинался тогда, когда моллюски еще не достигли зрелого возраста, ракушки собирались подряд, без отбора. Все это приводило к быстрому истощению жемчужных отмелей и в конечном счете к уменьшению доходов колониальных властей.

Пытаясь увеличить свои доходы от этого промысла, в 20-х годах XIX в. английские власти предприняли некоторые меры к тому, чтобы внести в этот промысел элементы научной организации производства. Так, в это время началось научное изучение поведения и среды обитания самого моллюска и причины образования скоплений этих раковин, в связи с чем стали изучать морские течения в местах добычи, преобладающее направление ветров и т. д. [241, с. 461].

Кроме того, некоторые изменения были внесены и в методы добычи ракушек: «их стали собирать теперь выборочным методом по мере созревания того или иного поля моллюсков, в первую очередь стали отбирать самые крупные, а мелкие здесь же выбрасывали обратно в море» [233a, т. 2, с. 505-509]. Но в целом многие «секреты» в поведении этого моллюска остались нераскрытыми, и поэтому в отдельные годы несколько сезонов подряд вылавливалось очень большое количество жемчужных ракушек, но затем их число внезапно резко снижалось, и иногда на несколько лет они вообще исчезали.

Согласно официальным английским источникам, «в отдельные годы добывалось немногим более 9 млн. жемчужных ракушек, но иногда это количество достигало 76 млн. в год» [15, т. 2, с. 297]. При этом следует заметить, что в отдельных ракушках вообще не было ни одной жемчужины, зато в некоторых из них «находилось до 50 и даже до 80 жемчужин» [127, с. 206]. Данных о том, какое количество жемчужных ракушек было выловлено на Цейлоне в первой половине XIX в., в нашем распоряжении нет. Во второй половине XIX в., по оценке Дж. Фергюсона, в общей сложности было выловлено 345 млн. ракушек [153, с. 212].

В связи с «уловом» резко колебались и доходы колониальных властей (от 30 тыс. до 144 тыс. ф. ст. в год в XVIII в. [129, с. 257; 182а, с. 364]; от 10 тыс. до 90 тыс. ф. ст. в первой половине XIX в. [127, с. 203-208; 129, с. 257, 397; 167, с. 1, 11; 182а, с. 364]. Во второй половине XIX в. жемчужный промысел давал колониальным властям уже от 100 тыс. до 1 млн. ф. ст. в год [153, с. 152]; эти цифры подтверждают и немецкие и французские источники [см. 128, с. 5; 258а, с. 230; 263, с. 473].

Таким образом, жемчужный промысел приносил колониальным властям значительные доходы не только в конце XVIII в, но и на всем протяжении XIX в. и даже в начале XX в.

Что касается экономической организации труда ныряльщиков за жемчугом, об этом на данном этапе исследования экономической истории Цейлона можно составить лишь приближенное представление. Судя по французским источникам, по крайней мере во второй половине XIX в. жемчужный промысел, как нам кажется, представлял собой такую форму кооперации труда, в которой элементы найма сочетались еще с внеэкономическим принуждением [258а, с. 231-232; 260, с. 291-346; 263, с. 473].

Наряду с жемчужным промыслом немалые доходы колониальным властям приносил также промысел, связанный с добычей морских раковин ченк (chank shell, лат.-Turbinella pyrum – прим. shus). Их добычей занимались те же самые ныряльщики за жемчугом, но в другое время года и в других местах.

Эти раковины находили сбыт в основном в Индии. Места добычи этих раковин также сдавались английскими властями в аренду местным и индийским купцам. При этом между представителями местного торгового капитала и индийскими торговцами шла ожесточенная конкурентная борьба, в которой верх одержали индийские купцы, а местные купцы, по существу, оказались вытесненными из этой прибыльной сферы предпринимательской деятельности [129, с. 269].

Сдача в аренду мест добычи раковин ченк, а также экспортная пошлина приносили колониальным властям дополнительно немалые доходы. В течение первых двух десятилетий английского господства доходы колониальных властей от этого промысла колебались в среднем от 22,2 тыс. до 126,7 тыс. риксталеров в год. Однако в последующие годы индийский рынок, по-видимому, оказался уже насыщенным этим товаром и цены на него стали быстро падать. Соответственно снизились и доходы английских властей: к середине 20-х годов XIX в. они в среднем составляли уже не более 5 тыс. ф. ст. [233а, т. 2, с. 488].

С морем были тесно связаны и два других вида промыслов – рыболовство и добыча соли. Хотя сведений об этих промыслах немного, но общее представление о них составить все же можно.

Колониальные власти, присвоившие монопольное право на эксплуатацию рыбных промыслов, сдавали их отдельным представителям местного торгового капитала в аренду и получали немалые доходы.

По отдельным английским источникам и данным цейлонских исследователей, в начале XIX в. они составляли в среднем 123,2 тыс. риксталеров, а во втором десятилетии XIX в. возросли в среднем до 128 тыс. риксталеров в год [145, т. 1, с. 191; 233а, т. 2, с. 526].

Выловленная рыба продавалась на своеобразных аукционах, основными участниками которых были местные оптовые купцы-перекупщики, владевшие не только денежным капиталом, но и средствами транспорта. Они перевозили рыбу во внутренние районы острова и перепродавали ее там торговцам, занимавшимся розничной торговлей. Таким образом, между непосредственными производителями – рыбаками и потребителем стояла целая иерархия торговцев-посредников. Поэтому, хотя рыбы вылавливалось довольно много (74), («стоила она очень дорого» [145, т. L с. 191].

———————————————————————–

(74) Местные рыбаки, однако, не обеспечивали полностью население Цейлона рыбой: значительная часть ее ввозилась из Индии и с Мальдивских островов. Стоимость импорта рыбы возросла в среднем с 6,6 тыс. ф. ст. в конце 30-х годов до 81,5 тыс. ф. ст. в начале 70-х годов XIX в. [239, с. 31].

———————————————————————–

Пытаясь увеличить свои доходы за счет той части прибавочного продукта, которая присваивалась посредниками, колониальные власти в конце 20-х годов XIX в. приняли указ, направленный на то, чтобы в конечном счете вытеснить посредников из этого промысла и предоставить возможность приобретать лицензию на лов рыбы непосредственным производителям- рыбакам.

Согласно этому указу рыбаки получили право приобретать лицензию, выплачивая ее стоимость по частям небольшими взносами [145, т. 2, с. 528-530]. Однако этих мер оказалось явно недостаточно для того, чтобы вытеснить торговцев-посредников из этой прибыльной отрасли производства. Из-за отсутствия накоплений многие рыбаки либо вовсе не могли приобрести лицензию, либо надолго задерживали выплату стоимости лицензии. Выплачиваемые ими суммы были настолько мизерными (иногда до 3-4 пенсов в год), что доходы колониальных властей от этого промысла резко уменьшились. Поэтому уже в начале 30-х годов колониальные власти вернулись к прежней системе – сдаче рыболовного промысла в аренду представителям торгового капитала.

Таким образом, рыбный промысел и на протяжении всего XIX века продолжал играть видную роль в качестве источника первоначального накопления для представителей местного торгового капитала, владевших необходимыми для рыбной ловли средствами производства. Сами рыбаки обычно не владели орудиями лова и поэтому не могли распоряжаться выловленной рыбой. Прежде чем продавать рыбу, они должны были часть продукции (не менее четвертой или пятой части общего улова) отдать местному торговцу, который приобрел право на рыбную ловлю в данной местности. Остальная часть прибавочного продукта делилась следующим образом: одна сотая часть шла аукционщику, одна тридцатая – главе артели, одна сороковая- тем, кто поставлял крючки. Какую-то часть нужно было выделить также тем, кто помогал вытаскивать лодку на берег, и значительную часть улова они вынуждены были выделять в качестве арендной платы за пользование лодкой (75) [145, т. 2, с. 528].

———————————————————————–

(75) Более подробно о принципах распределения улова см. [За, с. 135; 209а, с. 204-205].

———————————————————————–

Кроме того, поскольку значительная часть рыбаков – католики, десятую часть улова они должны были отдавать в пользу католической церкви [198, с. 216]. Именно потому, что значительную часть своего улова рыбаки были вынуждены отдавать перечисленным выше лицам, они, как и в более ранний период, продолжали оставаться одним из беднейших слоев населения, с большим трудом сводили концы с концами. К тому же из-за погодных условий они нередко «простаивали» на берегу. Все это вынуждало их залезать в долги к торгово-ростовщическим элементам.

Английские источники дают некоторые сведения и о соляном промысле. Как и в более ранний период, для добычи соли на Цейлоне использовались мелководные соляные озера и лагуны. Соляные озера, обычно высыхавшие в середине лета, являлись природными источниками соли. Лагуны в известной мере были искусственными сооружениями, для их создания и удержания в них морской воды требовалось затрачивать определенное количество труда.

Крупными центрами соляных промыслов являлись дистрикты Джафны, Манара, Путталама, Коломбо, Чилав, Тринкомали, Баттикалоа и др. Добыча соли также была монополией колониальных властей, но вся оптовая и розничная торговля находилась в руках представителей различных торговых каст.

Основная часть соли продавалась по установленным колониальными властями ценам прямо на месте приезжавшим издалека купцам. Вдоль побережья соль перевозилась на специальных лодках (дхони), а во внутренние, глубинные районы – на вьючных животных и арбах, запряженных волами.

Начиная с 20-х годов XIX в. эксплуатация соляных промыслов значительно усилилась, так как под контроль колониальных властей была взята не только оптовая, но и вся розничная торговля. Цены на соль были значительно повышены (76).

———————————————————————–

(76) С конца XVIII до начала XX в. цена на соль возросла в 100 раз {145, т. 2, с. 498]

———————————————————————–

В результате доходы колониальных властей от соляных промыслов в среднем возросли с 18,5 тыс. риксталеров в начале XIX в. до 370 тыс. риксталеров в год в 20-е годы XIX в. [145, т. 2, с. 491, 497].

Столь же высокий уровень доходов колониальных властей сохранялся и во второй половине XIX в. Так, в 80-х годах за счет разницы закупочных и розничных цен колониальные власти получали около 800 тыс. рупий в год, причем норма торговой прибыли достигала почти 900% [47, т. 2, с. 135](77).

———————————————————————–

(77) По мнению современных цейлонских ученых, она была даже несколько выше-1100% [см. 166а, с. 57].

———————————————————————–

Объем производства соли зависел от погодно-климатических условий и не был постоянным.

Несколько слов относительно экономической организации труда на соляном промысле. В первые десятилетия английского колониального господства соляной промысел представлял собой простую кооперацию труда, в основе которой лежало использование принудительного труда крестьян и ремесленников, которые согласно установленной ранее традиции мобилизовались для работы на этом промысле по системе раджакария. Условия работы на соляном промысле были чрезвычайно тяжелыми. Никакой специальной одежды в то время, естественно, не было, а работать приходилось по нескольку часов в день в сильно концентрированном соляном растворе. Имеются сведения, что раствор так разъедал кожу на ногах и руках, что уже через несколько дней ее можно было снимать, как чулок. Крестьяне были вынуждены возвращаться в свою деревню, а на их место мобилизовались другие.

С 30-х годов XIX в. с каждым годом все шире стал использоваться наемный труд крестьян и ремесленников, приходивших на соляной промысел на несколько дней, чтобы заработать небольшую сумму денег. Но уровень оплаты труда на соляных промыслах был чрезвычайно низок. Обычное вознаграждение за день работы составляло всего 6 пенсов и 2,4 пенса в день на транспортные расходы, для того чтобы работавшие могли добраться от своей деревни до промысла и обратно [145, т. 2, с. 495].

Как и во многих других промыслах, в отношения между колониальными властями и непосредственными производителями вклинивались представители торгово-ростовщического капитала. Крестьянам и ремесленникам, приходившим на этот промысел, они обычно одалживали небольшую сумму денег и тем самым на долгие годы привязывали их к этому промыслу. Судя по некоторым документам колониальных властей, «многие крестьяне, приехавшие на заработки на соляные промыслы, особенно в дистриктах Путталама и Чилав, в конечном счете оказывались в положении крепостных» [145, т. 2, с. 496].

Для охраны мест добычи соли, являвшихся казенной собственностью, колониальные власти издали строжайшие законы. Нарушители жестоко наказывались. Так, за продажу одной щепотки соли полагался штраф в размере 3 ф. ст. или три месяца каторжных работ. Но поскольку достать такую крупную по тому времени сумму практически было невозможно, обычно применялась вторая мера наказания: виновные «в краже казенной соли наказывались 50 ударами плети и последующей конфискацией имущества, штрафом и трехмесячным сроком каторжных работ [145, т. 2, с. 497].

Колониальные власти делали все возможное для получения максимальных доходов от каждого промысла, существовавшего на Цейлоне. Но вопреки этому субъективному стремлению отдельные промыслы по ряду причин все же постепенно отмирали.

Наиболее типичным примером в этом отношении может служить отлов и приручение слонов. Этот промысел сохранялся на Цейлоне на всем протяжении XIX в. Колониальные власти, заинтересованные в сохранении этого промысла, стремились его всячески развивать, так как помимо прочего слоны использовались ими в различных сферах производства. Во время войн с правителями Кандийского государства, как отмечалось, прирученные слоны служили «транспортным средством» [145, т. 1, с. 242]. В мирное время они тоже перевозили тяжелые грузы, а также работали на стройках, которые вел департамент общественных работ [68, 249; 167, т. 2, с. 208]. Кроме того, только за период 1869-1893 гг. с Цейлона было экспортировано 2100 слонов [153, с. 91]. Но в целом доходы колониальных властей от этого промысла с каждым годом уменьшались: с 4,6 тыс. риксталеров в 1809 г. они упали до 1,5 тыс. риксталеров в 1812 г. [129, с. 562].

Со временем этот промысел стал использоваться колониальными властями преимущественно как развлечение для высших чиновников английской колониальной администрации или для состоятельных англичан, время от времени приезжавших на Цейлон специально для охоты на слонов. Определенный доход колониальным властям приносили выдача лицензий на отлов слонов, а также штрафы, которым подвергались браконьеры [20, т. 2, с. 330].

Несколько слов следует сказать и о некоторых других видах ремесел и промыслов, приносивших колониальным властям немалые доходы. К ним, в частности, следует отнести традиционный промысел, связанный с добычей и обработкой драгоценных камней. Правда, сведения о нем весьма отрывочны.

Добыча этих камней, как и в более ранний период, велась в неглубоких шахтах и на дне мелких горных рек недалеко от г. Ратнапура, а сам город был центром ювелирного ремесла. Но добычей драгоценных камней не мог заниматься каждый, кто хотел, – это была монополия английских властей. Право на добычу сдавалось местным предпринимателям и представителям торгового капитала. «Приобрести арендное право на добычу драгоценных камней было очень легко, так как стоило это дешево – всего несколько сот риксталеров, тогда как получаемая от этого прибыль очень велика» [129, с. 194-195].

Процесс добычи и обработки драгоценных камней был описан англичанином Дж. Бэрроу в середине XIX в. [126, с. 69], и в таком виде он, по существу, сохранился до наших дней. Спустя более чем столетие автору этих строк приходилось неоднократно бывать в районах Ратнапуры и наблюдать как сам процесс добычи камней, так и их обработку. Можно сказать, что способы добычи и обработки камней, описанные многими авторами в середине прошлого столетия, не изменились. Чрезвычайно простыми оставались и орудия труда цейлонских ювелиров, умеющих, однако, из поколения в поколение передавать секреты своего замечательного мастерства.

Торговля драгоценными камнями в основном находилась в руках индийских купцов.

Английские колониальные власти были заинтересованы в сохранении этого промысла, так как за счет экспортной пошлины на вывоз камней, а также за счет сдачи в аренду мест добычи они получали немалые доходы. В конце XIX в. этот промысел приносил им до 20 тыс. ф. ст. в год [153, с. 208], хотя значительная часть драгоценных камней вывозилась с Цейлона контрабандным путем.

Тема и рамки данной работы не позволяют нам останавливаться на всех видах ремесел и промыслов, использовавшихся колониальными властями для увеличения доходов казны.

В частности, придется опустить рассмотрение промыслов, связанных с заготовкой и экспортом ценных пород древесины, древесного хлопка (капока), табака, индиго и некоторых других, которые в общей сложности приносили колониальным властям доход порядка нескольких десятков тысяч фунтов стерлингов [подсчитано по 58, с. 91; 129, с. 173; 138, с. 272-273; 188, с. 151; 233а, т. 2, с. 485-486].

Но в заключение хотелось бы остановиться еще на одном, на этот раз нетрадиционном промысле, возникшем на Цейлоне в конце 20-х – начале 30-х годов XIX в.

Речь идет о добыче графита. К сожалению, данных об этом промысле также не очень много, и к тому же они весьма отрывочны. Известно, что «графит добывался в шахтах глубиной от 100 до 300 футов самым примитивным ручным способом с использованием простых орудий труда, а сам промысел целиком находился в руках местных (сингальских) предпринимателей» [153, с. 90, 143].

Подобные же сведения содержатся и в работе современного исследователя Е. Кука [см. 143, с. 203-204]. Имеются также данные, что непосредственно добычей графита занимались мужчины, но на последней стадии, во время подготовки графита на экспорт, использовался и женский труд [153, с. 209]. По данным цейлонского исследователя, никакой техники безопасности на этих шахтах не существовало; первая попытка внедрить хотя бы элементарную технику безопасности была предпринята англичанами в самом конце XIX в., когда был принят закон, предусматривавший регистрацию всех шахт и установление инспекции по технике безопасности [165, с. 5].

Об экономической организации труда на графитовых шахтах источники, к сожалению, сведений не дают. Можно предположить, что эти рудники представляли собой начальную стадию развития капиталистической кооперации с некоторыми элементами разделения труда, хотя, учитывая чрезвычайную примитивность используемых орудий, говорить об этом можно лишь с большими оговорками.

На протяжении всего XIX столетия промыслы по добыче графита непрерывно расширялись и к началу XX в. превратились уже в одну из отраслей местной промышленности. О чрезвычайно быстром расширении добычи графита свидетельствуют следующие данные: с начала 30-х годов XIX в. до середины XIX в. объем экспорта графита удвоился [18, с. 56]. За последующие полстолетия объем его экспорта возрос почти в 25 раз (78).

———————————————————————–

(78) Это объясняется повышением спроса на графит на мировом рынке, особенно в конце XIX в., когда цены на него возросли более чем в 7 раз [128, с. 19].

———————————————————————–

Колониальные власти всячески поощряли развитие местной графитовой промышленности, так как основная часть графита шла в метрополию и, кроме того, экспортная пошлина, которой облагались торговцы графитом, приносила колониальным властям дополнительные доходы.

Таким образом, английское колониальное господство на Цейлоне на протяжении XIX и в начале XX в. оказало весьма противоречивое влияние на процессы, связанные с развитием отдельных видов традиционных цейлонских ремесел и промыслов.

Оно привело к тому, что некоторые виды ремесел (например, ткачество) пришли в упадок и имели своим следствием разорение мелких товаропроизводителей. Вместе с тем отдельные виды ремесел и промыслов, втянутые с помощью местного и иностранного торгового капитала в мировую торговлю, стали быстро развиваться, и колониальные власти различными методами стимулировали производство отдельных видов ремесленных изделий, поскольку их экспорт приносил им немалые доходы.

В отдельных видах ремесел и промыслов (особенно в добыче графита и производстве алкогольных напитков) во второй половине XIX в. появляются качественно новые формы экономической организации труда типа капиталистической кооперации, хотя при найме рабочих, очевидно, еще нередко прибегали к методам внеэкономического принуждения.

В целом же, по нашему мнению, следует отметить, что в проведении экономической политики колониальных властей на Цейлоне в рассматриваемый период весьма четко прослеживается несколько этапов. Первый из них относится к первым трем десятилетиям XIX в., когда для увеличения вывоза экспортной продукции в основном использовались традиционные методы эксплуатации колонии: дальнейшее усиление налогового гнета и еще более широкое использование традиционных феодальных институтов.

В последующий период, когда были осуществлены реформы Кольбрука-Камерона, основным методом выкачки экспортного сырья в метрополию становится насаждение капиталистического производства в самой колонии – создание крупных плантаций капиталистического типа, специализирующихся на производстве различных видов экспортной продукции.

Огромную роль в дальнейшем усилении эксплуатации колонии сыграло колониальное государство, выражавшее интересы как метрополии в целом, так и английских плантаторов, вложивших свои капиталы в плантационное хозяйство на Цейлоне.

В значительной мере за счет средств и при поддержке колониального государства на Цейлоне была создана широкая сеть дорожных и иных коммуникаций, построены железные дороги.

Важной сферой приложения английского частного капитала во второй половине XIX в. сделалось ирригационное строительство.

Что же касается экономической политики колониальных властей в традиционных отраслях ремесленного производства и промыслах, она оказала на них, как отмечалось выше, весьма противоречивое воздействие.

Увеличение производства и добычи многих товаров традиционных промыслов (жемчуга, драгоценных камней, соли и т. д.) достигалось главным образом за счет дальнейшей эксплуатации непосредственных производителей.

Во второй половине XIX в. в системе колониальной эксплуатации Цейлона ясно обозначились черты, характерные для эпохи империализма.

<< К оглавлению книги «Очерки экономической истории Шри Ланки»
Следующий раздел>>
Web Analytics