3.7 Некоторые социальные последствия земельно-налоговой политики колонизаторов в цейлонской деревне

Во второй половине XIX в. сбор земельного налога на Цейлоне по-прежнему осуществлялся в натуральной форме. Однако уже с начала 30-х годов и особенно после осуществления реформ Кольбрука-Камерона все большее число английских чиновников, находившихся на службе колониальной администрации, стало подвергать критике существовавшую систему сбора земельного налога (см. 166а, с. 119-145; 225, с. 809-824; 225а, 116-146].

Многие из них предлагали внедрить денежную оплату. Отстаивая идею введения новой системы сбора налога, наиболее опытные чиновники высказывали мысль, что если в результате доходы казны и станут несколько ниже, то в любом случае это будут постоянные и равномерные поступления.

Предполагалось, что от внедрения денежного налога в известной мере выиграют и сами крестьяне, так как новая система должна была вытеснить весьма многочисленный слой откупщиков-посредников и, следовательно, весь прибавочный продукт в денежной форме мог бы уже делиться между колониальными властями и непосредственными производителями.

Последнее обстоятельство должно было создать определенную заинтересованность крестьян в увеличении производства уже ради получения меновой стоимости, необходимой для выплаты денежного налога, и это, в свою очередь, должно было заставить крестьян обрабатывать свой участок целиком, тогда как раньше нередки были случаи, когда часть земельного участка у некоторых крестьян оставалась невозделанной. Одним из немаловажных доводов в пользу установления денежной формы налога являлось также стремление колониальных властей облегчить и сам процесс сбора налога, устранить ту гнетущую атмосферу, которая создавалась в деревне во время сбора налогов в натуральной форме.

Понимая, очевидно, что внедрение новой системы будет сопряжено с немалыми трудностями (в этом отношении колониальные власти уже имели некоторый опыт), замену натурального налога денежным колониальные власти стали осуществлять весьма осторожно и постепенно.

Вначале опыт сбора земельного налога в денежной форме был проведен в новых поселениях крестьян, созданных в ряде провинций Цейлона в начале 30-х годов XIX в. Эти крестьяне, видимо, существенно отличались от обычных цейлонских крестьян, так как каждому из них был предоставлен земельный надел, на котором они наряду с рисом могли выращивать также и некоторые экспортные культуры (корицу, кофе, перец и др.).

В первые годы после введения новой системы выплаты налога в таких поселениях крестьянам предоставлялось право выбора: выплачивать земельный налог либо в натуральной, либо в денежной форме. Но в дальнейшем с каждым годом все отчетливее стала проявляться тенденция взимать его только в денежной форме. Имеются данные, что в отдельных случаях колониальные власти шли даже на некоторое уменьшение земельного налога (49), если он выплачивался в денежной форме, надеясь таким образом постепенно привить новую систему налогообложения.

———————————————————————–

(49) Английские источники не дают сведений об уровне земельного налога в денежной форме, но некоторое представление об этом можно составить на основе данных, приводимых М. Робертсом: за каждый собранный парра необрушенного риса (падди) крестьяне должны были в качестве земельного налога выплачивать от 3,75 до 9 пенсов 1[225, с. 824].

———————————————————————–

Имеются основания предполагать, что уровень денежного налога, по-видимому, был довольно высок, так как многие крестьяне не могли его выплатить. Но и здесь колониальные власти несколько поступались своими интересами, лишь бы внедрить новую систему выплаты. Имелись случаи, когда колониальные власти даже уменьшали сумму задолженности крестьян (иногда до 25%), если в течение установленного срока недоимка погашалась деньгами [225, с. 823]. В результате проведения подобной политики к началу 40-х годов XIX в. земельный налог с крестьян, проживавших в этих поселениях, стал взиматься уже только в денежной форме.

Начиная примерно с середины XIX в. колониальные власти стали настойчиво внедрять систему сбора земельного налога в денежной форме и в цейлонской деревне, делая «опыты» то в одном, то в другом дистрикте. Но дело продвигалось медленно.

Из-за слабого развития товарно-денежных отношений и чрезвычайно высокого уровня денежного налога недоимки крестьян непрерывно росли и их выплата затягивалась на многие годы. Имеются сведения, что созданные колониальными властями суды не успевали рассматривать дела, возбуждавшиеся местными чиновниками – сборщиками налогов против тех, кто не мог выплатить налога. Недовольство крестьян этой системой усиливалось и иногда перерастало в вооруженные столкновения крестьян и колонизаторов. Примером подобного недовольства может служить крестьянское восстание 1848 г. [подробно о нем см. 108, с. 65-68] (50).

———————————————————————–

(50) Принципиальное возражение вызывает тезис, будто плантационные рабочие во время этого крестьянского восстания оказались по другую сторону баррикад. «На многих кофейных плантациях,- пишет автор,- индийские кули во главе с владельцами плантаций создавали отряды самообороны и боролись против восставших крестьян» 108, с. 59-60]. По нашему мнению, тот факт, что на отдельных плантациях хозяевам удалось (может быть, с помощью подкупа или угроз) привлечь рабочих к защите их собственности, еще не говорит о том, что рабочие «боролись против восставших крестьян».

———————————————————————–

Для облегчения сбора налога в 1865-1866 гг. и в 1878 г. были приняты новые законы [199, с. 112], в соответствии с которыми денежная форма земельного налога вводилась повсеместно [см. 31, с. 74; 179, с. 356; 199, с. 297-304; 225а, с. 140]. Ставки денежного налога, высчитанные чиновниками колониальных властей, были чрезвычайно высоки, и основной массе крестьянства выплатить его было очень трудно. На это обращали внимание даже отдельные члены комиссии, назначенной для рассмотрения этих вопросов. В одном из документов этой комиссии прямо говорилось, что этот налог непропорционален «доходу, который получали крестьяне со своих полей» [цит. по: 31, с. 74; 178, с. 355, 357].

Принятие закона об обложении земельным налогом участков под зерновыми культурами (в этом состояла суть закона 1848 г.) и в особенности выплата последнего в денежной форме имели глубокие социальные последствия.

К ним прежде всего следует отнести укрепление экономических позиций зарождавшейся сельской элиты. В результате принятого закона значительно обогатились старосты деревень, на которых была возложена обязанность сбора налога в денежной форме, так как в виде «комиссионных» они получали 5% собранной суммы [199, с. 114-115].

Но больше всего от принятия этого закона «выиграли равнинные сингалы – представители местного торгового капитала и крупные землевладельцы, значительно расширившие площади принадлежавших им кокосовых плантаций…» [244, с. 84]. Дело в том, что из-за трудностей с выплатой денежного налога многие крестьяне были вынуждены почти за бесценок продать свои участки. Других за неуплату налога просто согнали с земли и продавали затем эти освободившиеся участки с аукциона. Так, только в дистрикте Нувара-Элия в 1882-1885 гг. за неуплату долгов было продано 2889 таких участков [199, с. 119]. А всего в 80-х годах XIX в. в общей сложности было распродано 29 899 земельных участков общей площадью около 30 тыс. акров [179, с. 357]. По подсчетам другого исследователя, в отдельных провинциях за неуплату долгов было распродано до 15% общего числа земельных наделов [199, с. 119].

Значительная, если не основная, часть этой земли была, очевидно, куплена представителями торгово-ростовщического капитала и сельской общинной верхушки, которые стали постепенно превращаться в земельных собственников нового типа, все чаще прибегавших к найму батраков или сезонных рабочих, хотя возможно, что в самом характере найма еще нередко имели место элементы внеэкономического принуждения. Во всяком случае, возникновение этой новой прослойки землевладельцев, в основном выходцев из среды торговцев и ростовщиков, нам представляется совершенно очевидным.

Генезис и социально-классовая характеристика этой новой прослойки достаточно четко сформулированы в работе англичанина Дж. Фира, находившегося на Цейлоне в конце 70-х годов XIX в. «В настоящее время, – писал он, – возникает класс сельскохозяйственных рабочих, так как туземные зажиточные господа, которые добыли деньги, не занимаясь земледелием, а совсем иным путем, решили, что они могут купить труд более бедных сельских собственников за поденную денежную плату и таким образом “обрабатывать” свои земли в широком английском смысле этого слова» [209а, с. 200]. На факт возникновения новой прослойки землевладельцев на Цейлоне обращал внимание и К. Маркс, изучавший работу Дж. Фира [см. За].

Другим очевидным социальным последствием принятия закона 1848 г. было резкое ухудшение положения основной массы цейлонского крестьянства. По мнению исследователя, «уровень жизни многих крестьян был снижен до положения нищих. Большинство из них оказались еще в большей зависимости от землевладельцев-помещиков и поэтому были вынуждены обеспечивать себя средствами существования, обрабатывая их земли…» [179, с. 358].

Чрезвычайно тяжелое положение, в котором оказались цейлонские крестьяне, были вынуждены признать и чиновники английской администрации. Так, по свидетельству К. Сэлмона, «цейлонских крестьян, проживающих в деревнях, расположенных между кофейными и чайными плантациями, отнюдь нельзя назвать преуспевающими, поскольку значительная часть их, если не большинство, находится на грани голода и умирает от нужды» [229, с, 9]. В отдельных районах положение крестьян, лишившихся земли за неуплату налога, было просто трагическим: «до 37% общего числа бывших владельцев земли, вынужденных продать свои участки, умерло голодной смертью» [229, с. 12].

Обнищание и разорение значительной части цейлонского крестьянства в конце XIX в. вызывали законное недовольство земельно-налоговой политикой англичан. Опасаясь, очевидно, назревавших политических осложнений, колониальные власти были вынуждены в значительной мере пересмотреть свою политику. После длительных дебатов, которые велись в законодательном совете Цейлона, в 1893 г. колониальные власти были вынуждены принять решение об отмене земельного налога на зерновые культуры [см. 14, с. 15; 31, с. 74; 31а, с. 21; 141, с. 193; 153, с. 151; 166а, с. 139; 198, с. 136; 225а, с. 141].

Таким образом, земельный налог к концу XIX в., по существу, перестал быть источником финансовых поступлений доходной части бюджета колониальных властей. В этом отчасти заключается отличительная особенность земельно-налоговой политики колониальных властей на Цейлоне.

Относительная легкость, с какой английские власти пошли на отмену земельного налога на Цейлоне, объяснялась главным образом тем, что цель, которую они ставили перед собой (расширение социальной опоры в лице мелких земельных собственников, скупивших земли у крестьян и приступивших к выращиванию различных экспортных культур), была достигнута. В то же время ускорившийся процесс обнищания крестьянских масс существенно облегчил английским предпринимателям решение проблемы найма рабочей силы для плантаций. Именно в этот период все большее число крестьян было вынуждено бросать свое традиционное занятие и искать работу по найму в городах, но еще чаще – на кокосовых, чайных или каучуковых плантациях.

Что касается уменьшения доходов казны в результате отмены земельного налога, то эта цифра была невелика, так как удельный вес поступлений такого рода в бюджете колониальных властей (в отличие от многих других стран Востока, и в частности Индии) никогда не был сколь-нибудь значительным [225а, с. 116; 233а, т. 2, с. 381, 500-544].