<< К оглавлению книги «Очерки экономической истории Шри Ланки» |
Следующий раздел>> |
Основные экономические интересы португальских колонизаторов на Цейлоне были связаны с вывозом восточных пряностей, и прежде всего корицы. Поэтому рассмотрение экономической политики португальских властей на острове мы начнем с экспортных отраслей сельскохозяйственного производства.
О цейлонской корице в Европе было известно еще в глубокой древности. В рассматриваемый нами период на большое распространение этого дерева в джунглях Цейлона одним из первых обратил внимание арабский путешественник Ибн Батута. «Все побережье здесь (на острове. – Л. И.),- писал он в XIV в.,- покрыто коричными лесами, и огромные, словно горы, кипы корицы сложены прямо на берегу» [49, с. 254]. Венецианский купец Николо де Конти, побывавший на острове спустя почти сто лет [см. 42, с. 7-8], а затем португальский путешественник Д. Барбоса [см. 39, с. 112] уже в XVI в. писали об исключительно высоком качестве цейлонской корицы. Это мнение широко распространилось, и корица стала одним из основных предметов вывоза при португальцах.
Как писал Ж. Рибейру, «в общей сложности на нашей территории (так автор называл захваченную колонизаторами юго-западную часть острова. – Л. И.) насчитывается 21 873 деревни, из них свыше 16 тыс. расположены в коричных лесах» [56, с. 250]. Согласно источникам и литературе, лучшие сорта корицы собирались в джунглях юго-западной части острова, простиравшейся между Чилав и Матарой, а также в окрестностях городов Коломбо, Негомбо, Калутара и Галле; много коричных лесов было в провинциях Четыре Корала и Семь Коралов, а также в джунглях Кандийского государства [см. 24, с. 23-31, S8-89; 236, с. 125; 248а, с. 231-232]. Следует подчеркнуть, что на Цейлоне специально выращиванием этого дерева не занимались, так как в то время считалось, что хорошие сорта корицы можно получить только с деревьев, растущих в джунглях [210, с. 253]. Имеются данные, что в общей сложности на Цейлоне приготавливалось до десяти сортов корицы, отличавшихся по вкусу и запаху [115, с. 182; 145, т. 2, с. 408-410], причем страны-импортеры имели свои «излюбленные» сорта. Цены на цейлонскую корицу в Европе, согласно португальским источникам, были весьма высоки и примерно в три раза превышали цены на корицу, которая ввозилась из других стран [см. 133а, с. 62].
Несколько слов следует сказать о самом процессе производства корицы на экспорт. Сначала заготавливали ветки, очищали их от листьев, связывали в пучки и вывозили из джунглей. Затем срезали кору, очищали ее, сушили, разрезали по установленным стандартам, паковали (7) ( и маркировали, указывая провинцию и деревню, которые поставляли данную партию [153, с. 276-280; 206, с. 348]. С точки зрения экономической организации труда процесс заготовки и производства корицы на экспорт представлял собой не что иное, как феодальную мануфактуру, основанную на использовании принудительного труда сборщиков корицы. Но, развиваясь в условиях колониального режима, такого рода мануфактура имела ряд особенностей, которые, очевидно, могли бы стать предметом самостоятельного исследования.
———————————————————————–
(7) Процесс упаковки, в свою очередь, состоял из двух стадий. Вначале заготавливались тюки весом в 30 англ. фунтов. Затем после дегустации устанавливался сорт корицы, и в соответствии с ним делалась вторичная упаковка в тюки (кипы) весом 85-96,5 фунтов [см. 206, с. 348-349].
———————————————————————–
Организация труда сборщиков корицы, по существу, была разработана еще до прихода колонизаторов, а португальцы использовали эту систему, приспособив ее к своим целям.
Как и в доколониальную эпоху, сбор корицы оставался феодальной повинностью – раджакарией – членов касты салагама (8), которые наделялись небольшими земельными участками для выращивания риса и других продовольственных культур, но в отличие от крестьян и ремесленников пользовались известной «привилегией» – освобождались от земельного налога.
———————————————————————–
(8) В советской и зарубежной исторической литературе эта каста еще известна под названием «чалия», но в современной цейлонской научной литературе этот термин, имеющий несколько пренебрежительный оттенок, не употребляется. О происхождении этой касты имеется весьма обширная литература, содержащая различные гипотезы. По мнению одних исследователей, сборщики корицы – это завезенные на Цейлон примерно в XIII в. ткачи (отсюда тамильское шалия – «ткач».- Л. Г.), которым начиная примерно с XV в. феодальные правители «назначили» раджакарию – сбор корицы, хотя налоги они по-прежнему платили определенным количеством вытканных тканей. По мнению других, сборщики корицы по своему происхождению были рабами, завезенными из Южной Индии в указанное выше время [подробнее об этом см. 15, с. 331; 129, с. 43; 157, с. 316-317; 211, т. 2, с. 226].
———————————————————————–
Сбор корицы производился дважды в год. Основным сезоном считался период с апреля по август; второй, более короткий, длился с октября по декабрь. Таким образом, сборщики корицы в общей сложности были обязаны работать на колонизаторов до восьми месяцев в году [116, с. 186].
Во время сезона сбора корицы сборщики делились на группы по 50-60 человек. Во главе группы стояли аратчи и два надсмотрщика-кангани. Для защиты от возможного нападения грабителей или войск кандийского короля каждую группу сборщиков обычно сопровождало подразделение португальских войск и ласкаринов, которые оставались в лесах до окончания сезона сбора.
Труд сборщиков корицы был одним из самых тяжелых и опасных. Они дважды в год надолго отрывались от семьи, во время сезона ночевали в лесу буквально без крыши над головой, подвергаясь опасности нападения диких зверей или змей. Много жизней уносила тропическая лихорадка [см. 129, с. 43].
Законов, ограничивающих возраст сборщиков корицы, не было, и поэтому старосты деревень, в которых проживали сборщики, гнали на работу почти всех членов касты салагама: и 12-летних мальчиков, и глубоких стариков [см. 116, с. 185], поскольку колониальные власти выплачивали старостам денежное вознаграждение за каждого вышедшего на работу. Известно, что старосты таким путем наживали немалое состояние [см. 173а, 1845, т. 8, с. 379].
Максимальная интенсификация труда сборщиков корицы достигалась за счет высоких норм выработки, которые устанавливались в зависимости от возраста сборщика и были разработаны до мельчайших подробностей. Для детей она составляла 62 фунта сушеной корицы в год. Взрослый мужчина должен был поставлять 682 фунта. Для сборщиков в преклонном возрасте эта норма снижалась [см. 207, с. 114; 211, с. 2, с. 64]. На последней стадии подготовки корицы на экспорт широко применялся труд женщин, принадлежавших к той же касте. Следует особо подчеркнуть, что установленные нормы выработки (сбора) корицы, по существу, имели силу закона и за их невыполнение виновные подвергались жестоким наказаниям: их заковывали в цепи, били плетьми, выжигали на теле клеймо, отрезали уши и т. д. [см. 15, с. 331]. За воровство корицы на пять лет отправляли на галеры [211, т. 2, с. 60].
Несколько слов следует сказать об оплате труда сборщиков корицы, хотя достаточно полных данных об этом источники не содержат. Система оплаты труда, по крайней мере в эпоху португальского господства, была разработана таким образом, чтобы, с одной стороны, добиться максимальной интенсификации труда сборщиков корицы и, с другой – обеспечить колонизаторам почти безвозмездное присвоение готовой продукции. При португальцах сбор установленного количества корицы засчитывался в качестве подушного налога, но во время сезона сборщикам выдавалось 164 фунта риса, 12 фунтов соли и 24 кубит (1 кубит = 45 см) хлопчатобумажной ткани в год [см. 15, с. 331]. За сбор корицы сверх установленной нормы выплачивалось небольшое денежное вознаграждение. При португальцах за кипу «сверх нормы» весом 600 фунтов сборщики получали всего 6 Ларин (9) [см. 211, т. 2, с. 65]. Но и эти деньги получить было очень трудно, так как значительная часть их удерживалась в качестве штрафов, которым сборщики подвергались по малейшему поводу [см. 141, с. 139].
———————————————————————–
(9) Ларин – цейлонская дугообразная серебряная монета, равная 100 реалам [см. подробнее 234, с. 27].
———————————————————————–
Таким образом, изложенные выше факты дают основание утверждать, что сборщики корицы в рассматриваемый нами период были одной из наиболее угнетенных групп, задавленной не только феодальной, но и колониальной эксплуатацией. О фактах жестокого обращения сборщики корицы неоднократно сообщали в своих петициях (10), адресованных высшим чиновникам колониальных властей в Коломбо. Но последние даже не считали нужным на них отвечать.
———————————————————————–
(10) Эти петиции португальский историк Ф. Кейрош называл «горькими жалобами угнетенного народа» [цит. по 264, с. 296].
———————————————————————–
Формами стихийного протеста сборщиков корицы против жестокого обращения были побеги на территорию Кандийского государства. Известны также факты продажи сборщиками своих детей в рабство или браки с представителями других каст [см. 211, т. 2, с. 65]. Так члены касты салагама пытались избавить хотя бы своих детей от тяжелой участи сборщиков корицы. Невыносимый колониальный гнет неоднократно вынуждал их подниматься и на вооруженную борьбу с колонизаторами, о чем сообщают нам цейлонские и европейские исследователи [см. 124, с. 61; 141, с. 138; 207, с. 107].
Ответственность за поставку установленного количества корицы возлагалась на португальского чиновника в Коломбо, который возглавлял особый департамент по сбору корицы. Ему были подчинены маха мудальяры, стоявшие на самом верху иерархической лестницы касты салагама [173а, 1845, т. 8, с. 378-379]. Им, в свою очередь, подчинялось множество мелких чиновников – маха видана, видана, маха дурая, куда дурая и т. д. [см. 211, т. 2, с. 64]. К сожалению, о функциях каждого из этих чиновников источники сведений не дают, хотя некоторые ученые полагают, что за количество поставляемой корицы отвечал именно видана [112, с. 72-73]. Имеются данные, что они не посвящали представителей колониальных властей в «секреты» своего производства и в силу этого сохраняли относительную самостоятельность [см. 173а, 1845, т. 8, с. 379]. Последнее обстоятельство (несмотря на то что колониальные власти запрещали заниматься продажей корицы) давало возможность местным чиновникам все же обходить законы, и в условиях развитого бюрократического аппарата, разъедаемого коррупцией, некоторым из них удавалось продавать часть собранной корицы нелегально и таким путем накапливать значительные средства [см. 211, т. 2, с. 11, 64].
Подлинных документов об экспорте цейлонской корицы в период португальского колониального господства, по существу, нет. Но, по свидетельству Рибейру, находившегося на Цейлоне в первой половине XVII в., «за цейлонской корицей сюда приезжают купцы из разных частей света, в том числе из Персии, арабских стран, Китая, Индии (Бенгалии) и с Малабарского побережья» [56, с. 29]. По имеющимся оценкам, португальцы вывозили с Цейлона ежегодно от 1,2 тыс. до 3,2 тыс. бахар корицы (11) [см. 56, с. 29, 251; 211, т. 2, с. 62].
———————————————————————–
(11) 3 тыс. бахар в год – такую цифру приводит в своей работе современный французский историк В. Годинхо |[158, с. 587].
———————————————————————–
В начале XVII в. экспорт цейлонской корицы, по свидетельству Рибейру, был превращен в монополию португальских властей [56, с. 250]. Все коричные деревья, в том числе и находившиеся на землях отдельных феодалов и сельских общин, объявлялись собственностью португальского короля. В соответствии с принятыми законами сбор корицы в лесах, вырубка, подрезание и порча коричных деревьев, получение масла из коры или листьев или камфары из корней этого дерева запрещались под угрозой смертной казни. Вывоз корицы частными лицами также рассматривался как тягчайшее преступление. Суда, на которых находили корицу, подлежали конфискации [см. 211, т. 2, с. 490].
Имеются данные, что в отдельные годы объем заготовленной на Цейлоне корицы оказывался так велик, что колониальные власти опасались возможности перепроизводства и снижения цен. В таких случаях, по свидетельству Рибейру, «часть корицы сжигалась» [56, с. 30]. О многочисленных фактах сжигания корицы португальцами сообщают также цейлонские и английские исследователи, изучавшие этот период истории Цейлона [см. 112, с. 153; 211, т. 2, с. 490; 245, т 2, с. 27].
Наряду с корицей португальские колонизаторы проявляли значительный интерес и к другим экспортным культурам острова, например к перечной лиане (12) и арековой пальме, плоды которой находили широкий спрос как на самом Цейлоне, так и в Индии.
———————————————————————–
(12) Здесь и далее имеется в виду многолетнее растение, дающее черный перец.
———————————————————————–
К сожалению, португальские источники дают отрывочные сведения об экспорте этой продукции. По свидетельству Рибейру, «перец здесь почти не требует ухода, и если каждого жителя заставить выращивать это растение, с тем чтобы пятую часть собранной продукции он сдавал на королевский склад, то мы будем иметь возможность экспортировать в Европу значительное количество перца и наше королевство от этого станет еще богаче» [56, с. 251]. Этот план, очевидно, был осуществлен, и значительная часть цейлонского перца, достававшегося колонизаторам практически бесплатно, вывозилась в Европу, где приносила португальским купцам немалую прибыль. При этом ценность этой культуры заключалась не только в ее меновой стоимости, а еще и в том, что, будучи упакована вместе с корицей, она позволяла сохранять аромат и свежесть знаменитой пряности в течение весьма длительного времени [см. 129, с. 155-158]. Поэтому и во время хранения корицы на складах в условиях влажного тропического климата и во время транспортировки в Европу перец был совершенно незаменим.
Значительные доходы португальским властям приносила и торговля плодами арековой пальмы, которую в отличие от коричного дерева цейлонские крестьяне культивировали. Собранные плоды они обменивали на ближайшем базаре или у странствующих купцов, получая за них соль, сахар, сушеную рыбу, реже -хлопчатобумажные ткани. Крестьяне, проживавшие на казенных (королевских) землях и имевшие на своих участках арековые пальмы, обязаны были установленное количество орехов сдавать на королевский склад [см. 112, с. 154]. За сдачу каждого амунам (13) орехов им выплачивалась небольшая денежная сумма. Но чаще всего на эту сумму крестьянам выдавалось определенное количество хлопчатобумажных тканей и соли [см. 140, с. 38, 52].
———————————————————————–
(13) Амунам – в эпоху средневековья мера веса и объема. Она представляла собой кипу из 24 тыс. высушенных или 30 тыс. свежих орехов; по весу она составляла 278-290 фунтов
———————————————————————–
Экспорт плодов арековой пальмы не являлся монополией португальских властей. Для этого у них не было ни достаточного опыта торговли, ни необходимых транспортных средств. В силу исторически сложившихся экономических связей эта торговля находилась в основном в руках индийских купцов, принадлежавших к различным торговым общинам. Они имели большой опыт и налаженные торговые связи, складывавшиеся на протяжении многих столетий, а также владели небольшими судами – сампанами, на которых легко достигали берегов Индии. По свидетельству французского путешественника Корнеля ле Брена, находившегося на Цейлоне в начале XVIII в., основная часть этих плодов вывозилась в Сурат и Бенгалию [59, с. 331]. При этом индийские купцы имели тесные связи с купцами-маврами, закупавшими эти плоды во внутренних провинциях острова. Поэтому португальцы, по существу, не вмешивались в экспортную торговлю плодами арековой пальмы, ограничиваясь лишь взиманием экспортной пошлины в размере четверти реала (14) за каждый амунам орехов.
———————————————————————–
(14) Реал – старинная испанская монета
———————————————————————–
Если учесть, что в XVI-XVIII в., по оценке П. Пириса, в Индию экспортировалось примерно 7-8 тыс. амунам орехов арековой пальмы в год [211, т. 2, с. 87], то можно предположить, что экспорт плодов арековой пальмы приносил португальским властям не менее 1,5-2 тыс. реалов в год.
Несколько слов следует сказать об импортной торговле Цейлона в исследуемый период, хотя о ней, к сожалению, имеется еще меньше данных. Известно, что ввоз был связан преимущественно с потребностями европейцев и сотрудничавших с ними феодалов, находившихся на административной или военной службе, т. е. можно, очевидно, считать, что общий объем импортной торговли Цейлона был незначительным.
Основная часть импорта, видимо, шла из Южной Индии, но нередко на Цейлон приезжали купцы из других стран Юго-Восточной Азии, в том числе из Китая, Японии, с о-ва Суматра. Есть основания полагать, что главными товарами цейлонского импорта в XVI-XVII вв. были хлопчатобумажные и шелковые ткани (15). В небольших количествах ввозились серебро и золото (в основном для ювелирных изделий), фарфоровая посуда, опиум, ртуть, киноварь, мускус и некоторые другие товары (16) {см. 127, с. 132; 166а, с. 53; 206, с. 113; 210, с. 67; 264, с. 295].
———————————————————————–
(15) Так, по свидетельству А. д’Албукерки, в трюмах .кораблей, захваченных на пути с о-ва Суматра на Цейлон, было найдено большое количество шелковых тканей [см. 42а, ч. 3, с. 200]. Косвенным доказательством может служить и то, что в качестве подарков кандийскому королю колониальные власти обычно преподносили шелковые ткани {см. 211а, с. 106, 147].
(16) Согласно данным некоторых современных исследователей, португальцы не ввозили, а, наоборот, вывозили с Цейлона шелк, мускус, табак и древесный хлопок [см., например, 93, с. 11-12]; однако эта точка зрения, по нашему мнению, источниками не подтверждается, так же как и то, что Цейлон вывозил в Индию медь, гвоздику и мускатный орех)[95б, с. 44].
———————————————————————–
Таким образом, хотя торговые связи Цейлона с другими странами в период португальского колониального господства изучены еще весьма слабо, можно предположить, что специализация сельского хозяйства Цейлона на производстве отдельных видов экспортных товаров уже началась. Цейлон постепенно втягивался в мировую торговлю, но выкачка экспортной продукции осуществлялась методами, характерными для эпохи так называемого первоначального накопления капитала.
<< К оглавлению книги «Очерки экономической истории Шри Ланки» |
Следующий раздел>> |