| <<К оглавлению книги «Страна золотых пагод» | Следующий раздел>> |
Нат – хранитель дома
После затянувшейся жары муссона ждут как манны небесной. Дожди не обрушиваются внезапно. Сначала появляются их предвестники. В небе, выбеленном солнцем, возникает первая робкая тучка. С каждым днем их становится все больше. Они выстраиваются в цепи, заволакивают горизонт. Гремит гром, изломанные молнии вспарывают небо.
В один такой грозовой вечер наш старый хозяин вышел в сад с горящей свечой. Он неторопливо подошел к высокому ветвистому дереву и поставил свечу в небольшой игрушечный домик, прикрепленный к стволу.
Пока свеча горит, я расскажу вам легенду.
Давным-давно в одной деревне жил человек. Задумал он построить дом и срубил несколько подходящих деревьев. А на одном из них жил дух-нат. Потеряв жилье, нат обратился с жалобой к старейшинам деревни. Те велели незадачливому дровосеку выстроить новый домик для ната вблизи дома и, чтобы искупить вину, каждый день подносить ему рис, фрукты и цветы.
Легенда старая, но святилища для натов строят и теперь. Домик ната в саду нашего хозяина напоминал скворечник, только, пожалуй, раза в два больше. Очевидно, из-за высокой влажности воздуха он был сделан не из дерева, а из жести, и его каждый год после дождей красили красной краской.
Обиталище духа подвесили на дереве напротив окна комнаты хозяина, в которой стоял алтарь с Буддой. Однако соседи-визави не вмешивались в дела друг друга. Да и причин не было: каждое утро нат получал свою миску воды и два-три цветка. Каждое утро к ногам Будды с глубоким поклоном тоже клали подношения.
Святилище на дереве долго оставалось для меня тайной. Несколько раз я намеками пыталась коснуться этой темы. Напрасно. Хозяева переводили разговор на что-либо другое. Ну что ж? Я не настаивала. Но мысль разузнать о домике побольше не покидала меня.
Каждый раз, проходя мимо, я мельком взглядывала на него, но ни разу не решилась подойти близко и заглянуть внутрь.
Не хотела задевать чувств хозяев. А какой из натов жил там — мне все равно не удалось бы выяснить. Каждая бирманская семья стремится снискать расположение и заступничество ната—хранителя домашнего очага Мей Маджи. К порогу выставляют подносы с кокосовым орехом, фруктами и хором поют: «Прими подношение и пошли нам процветание». От ната-домового ведет ниточка к самому могущественному yату Бирмы, к Господину Великой горы Мину Махагири. Их часто отождествляют. Точнее говоря, Мей Маджи — это тот же Мин Махагири, но «домашний», живущий в каждой семье. Считается, что он обитает в кокосовом орехе.
Не знаю, как в городе, но в селах нет дома, где бы не был подвешен в укромном месте кокосовый орех – обиталище ната.
Мей Маджи охраняет жилище от дурного глаза, от непрошенного гостя. Как и все остальные бирманские духи, он очень похож повадками на человека со всеми его достоинствами и слабостями: благосклонен к тем, кто почитает его и делает подношения. Как и любой человек, нат хочет иметь душевное спокойствие, а потому отваживает любого, кто замыслил бы нарушить его покой. Он охраняет дом прежде всего для себя, а заодно и для всех его обитателей.
Культ тридцати семи
Произнося слово «дух», мы представляем себе призрак, являющийся в глухую полночь и наводящий ужас. Бирманцы не боятся своих духов. Наты живут рядом с человеком и похожи на него. Если к ним хорошо относиться, они ответят тем же. Натов много. Леса, горы, небо, реки, долины — все полно натов.
Они бывают добрыми и злыми, мужского и женского пола, старыми и молодыми. Есть совсем непритязательные наты,,и их домом может быть дерево. Есть более влиятельные духи — хранители дома и деревни. Мелких, локальных, безыменных натов не счесть.
Самых могущественных и известных духов в бирманском пантеоне тридцать семь. Их культ идет исстари. Многие из первых натов были забыты, их место заняли другие. Время от времени в Бирме составлялись реестры «всепочитаемых» духов. Первый был составлен при короле Анируде, в XI веке, последний… спустя семь веков — при Бодопайе.
Итак, натов множество. У каждого свое имя, свой миф, своя сфера действия. Но всех объединяег одно: наты когда-то были людьми, преждевременно умершими «зеленой», не своей смертью, когда не было времени подумать о Будде в последнее мгновение жизни.
Обычно в списке натов оказывались именитые особы. Трагедии простых людей никого не интересовали. В последнем списке было всего четверо простолюдинов, все остальные — короли, королевы, принцы, вельможи. Все они погибли трагически — казнены, отравлены, убиты, ужалены змеями, умерли от горя, несчастного случая…
В пантеоне натов двадцать шесть мужчин, десять женщин и один верховный нат — Тинджамин.
Хранитель деревень
Слово «нат» первоначально означало то же, что на санскрите «натха»,— господин, имеющий власть над группой людей или предметов.
Нат — хранитель деревни властен над «всеми, кто родился в ней и кто пришел сюда жить». Он охраняет тех, кто проявляет почтение к нему в виде скромных подношений риса, цветов или воды. Он может удовольствоваться покорной молитвой или поклоном.
Нат уберегает жителей «своей» деревни от болезней, воров, колдовства, от любого зла, приходящего извне, но он бессилен перед стихийными бедствиями — бурями, землетрясениями, наводнениями, молниями. Он не вмешивается в распри между отдельными поселянами, зато уж если разгневается, то карает всю деревню, насылая эпидемии, неурожай, засуху.
В Рангуне и его окрестностях мы не видели святилищ натов, очевидно, они хорошо спрятаны от любопытных глаз. А вот по дороге на Мандалай встретили их десятки.
Мы остановились у одной деревушки. У въезда в нее стояли маленькие, сантиметров в двадцать высотой, примитивные домики на сваях, сколоченные из неструганых досок и ярко выкрашенные. А в самой деревне высился кирпичный, старательно выбеленный домик — жилище ната — со статуэткой белого коня внутри.
Минпьюшин — Господин белого коня — относится к известным натам. Им стал верный слуга принца, несправедливо казненный своим хозяином давно, еще во времена Паганского царства.
Голубая гора Поупа
Недалеко от Пагана, на однообразной и скучной равнине, внезапно, словно призрак, возникает голубая гора, увенчанная белым монастырем. Это знаменитая Поупа, потухший вулкан.
В то время как вся земля вокруг серая и безжизненная, Поупа щедро покрыта зеленью и цветами, поэтому ее часто называют Цветущей горой. Издавна она была окружена ореолом магии и волшебства. Растущие на ее склонах трава и коренья имели целебную силу. Их приходили собирать знахари со всей округи.
Легенда утверждает, что на горе обитают самые могущественные в Бирме наты — кузнец Мин Махагири и его сестра, Дева с прекрасным лицом, жена короля.
Когда-то на севере жили брат и сестра. Родители их умерли. Они жили одни, нежно заботясь друг о друге. Махагири был кузнецом таким ловким и сильным, что от звука его молота дрожала земля- Сестра его была красавица, в народе звали ее Дева с прекрасным лицом.
Однажды король послал в эти края гонцов, чтобы найти самую красивую девушку, которая стала бы главной королевой. Гонцы увидели Прекраснолицую деву и увезли ее во дворец. Неутешна была сестра. Тосковала о брате и много рассказывала о нем королю. Завидуя необыкновенной силе и известности кузнеца, задумал лицемерный и слабый король извести его. Хитростью заманил он кузнеца во дворец и велел казнить, обвинив в измене. Утром у места казни собралась толпа. Король пригласил и главную королеву. Кузнеца приковали к дереву железными цепями и развели у его ног костер. Уже багровые языки пламени побежали по ногам и плечам богатыря, но он не издал ни звука. И тут неожиданно для всех королева бросилась в пламя, обняла брата руками и разделила его участь.
Сгорев в пламени, оба они стали натами — хранителями Бирмы и поселились на высокой горе Поупа.
Махагири и его сестра — самые могущественные и почитаемые наты. Ни один бирманец не рискнул бы нарушить клятву, данную перед натами Великой горы.
Прошли столетия, прежде чем люди отважились подняться на священную гору, чтобы поставить на ее вершине святилище в честь натов — две фигуры с золотыми головами. К святыне приходили не только простые люди. Сюда тотчас после коронации приезжали короли из Пагана со всем двором. Свято верили, что Господин Великой горы явится каждому новому королю и даст мудрый совет в государственных делах. Позднее, когда иностранца принимали на службу к бирманскому королю, его заставляли давать клятву в верности… именем натов Великой горы.
Сок кокосового ореха
Культ духов Великой горы древнее, чем почитание Будды в Бирме. Король Анируда, распространяя в стране буддизм, приказал уничтожить все домашние святилища натов.
Его преемник, Кьянситта, известный в истории под именем Тилуин Мана, возродил прежний культ духов и повелел, чтобы каждая бирманская семья почитала натов Великой горы, подвешивая внутри дома кокосовый орех. Вероятно, это и привело к слиянию культа Махагири и Мей Маджи. Ну а прекраснолицая дева была забыта, как это часто случается с женщинами на Востоке.
Но почему именно кокосовый орех? Вероятно, потому, что сок его приносит облегчение при высокой температуре и ожогах. А оба ната Великой горы сгорели в пламени. И еще важная деаль: в подношениях натам никогда не должно быть желтых цветов дерева зага, около которого кузнец и его сестра были сожжены на костре.
Вплоть до XVI века в полнолуние девятого месяца к Великой горе стекались люди со всей округи, чтобы выразить свое почтение могущественным натам.
Им жертвовали животных белой масти — быков, кур, коз. Пальмовое вино текло рекой, люди веселились, танцевали, впадали в транс, считая, что это состояние вселяют в них наты Великой горы.
В XVI веке бирманский король Байиннаун, известный не только ратными подвигами, но и борьбой с суевериями, запретил под угрозой смерти оргии у подножия горы. Запретил приносить в жертву животных и пить одурманивающие напитки. Одновременно он отменил жестокий обычай, существовавший у шанов, по которому после смерти вождя было принято убивать его жену, рабов и любимых животных, чтобы их духи сопутствовали ему в последнем пути.
Великая гора так и осталась священной. Праздники полнолуния продолжались, но без оргий и жертвоприношений. Старинные поверья постепенно отступили перед догматами буддизма. Святилище натов на горе затерялось, а его место занял белый буддийский монастырь.
День за днем, с утра до вечера тянется цепочка паломников и туристов по длинной крытой лестнице вверх, к монастырю, чтобы выразить почтение… могущественным натам.
Я тоже прошла по этим крутым исхоженным лестницам.
Был канун сезона дождей, и жара стояла невыносимая. Кто назвал гору Цветущей? Цветов нет и в помине — выжжены солнцем. Деревья высохли, трава побурела. Остались лишь ветер и обезьяны.
Спасибо, кто-то посоветовал нам заранее запастись бананами и орехами, чтобы избавиться от назойливых обезьян. Благо внизу, у подножия горы, теснится множество лавок, в которых продают все, что годится в подношение Будде и натам,— свечи, цветы, зонтики. Не забыты и обезьяны; в каждой лавке лежало их любимое лакомство — бананы.
Гора буквально кишела обезьянами. Мне никогда не приходилось видеть таких настырных животных-попрошаек. Они вымогали свое препротивными голосами, бегали в кустах, прыгали по веткам деревьев, по лестничному навесу из гофрированного железа. Пожалуй, эти четвероногие привлекали внимание иностранных туристов больше, чем Будда и наты.
Склоны Великой горы очень крутые, и мне бы ни за что не одолеть такой высоты, если бы не лестница — узкая, но удобная, с перилами. Между маршами можно было отдохнуть на площадке, посидеть на скамье, выпить лимонад. Кое-где от лестницы ответвлялись тропинки с низеньким ограждением, не выше щиколотки. Куда они вели?
По одной такой тропе шел монах с гонгом в руке и не переставая бил в него, словно звал за собой. Я не удержалась и пошла следом. Что там может быть, в конце пути? Может, удивительное святилище натов?
Тропинка свернула к обрыву, и фигура в оранжевом остановилась на самом краю. Я в нерешительности замедлила шаг: над головой — нависшая скала, под ногами — пропасть.
Хождение по краю бездны. А что, если наты Поупы требуют человеческих жертв? Конечно, я знала, что это вздорная мысль, что жертвоприношения давно отменены и не согласуются с канонами буддизма, и все же страх на минуту приковал меня к земле. Первым импульсом было вернуться назад, к людям, к спасительной лестнице, подальше от монаха, от завораживающего звука его гонга.
А на лестнице никого. Мои спутники поднялись уже высоко. Я осталась одна перед скалой, на которую вели две крутые лесенки — одна вверх, другая вниз. Преодолев боязнь высоты, я наконец добралась до каменных зубчатых стен монастыря.
Здесь, наверху, бушевал вихрь, срывал одежду, останавливал дыхание. По дороге вниз мы задержались у нескольких святилищ. В одних стояли изваяния Будды, в других — фигурки Махагири и его сестры в королевских одеждах. И те и другие не отличались мастерством исполнения. С трудом можно было представить себе, что Прекрасная дева была необыкновенно красивой.
Вечерело. И обезьяны, вероятно сообразив, что скоро -поток посетителей иссякнет, усилили свой натиск. Они скакали, верещали, производили невообразимый шум, устраивали дикую возню в кустах, садились прямо на перила лестницы. Но тщетно: бананов у нас больше не было.
Не следует сердить натов
Если спросить бирманцев, верят ли они в натов, то половина из опрошенных ответит отрицательно, усмехнувшись при этом. Из женщин же — ни одна, поскольку не известно, что повлечет за собой это слово «нет».
Вера в духов уживается с буддизмом, хотя и противоречит ему. Все, что происходит с человеком, предопределено кармой — так считают буддисты. Предопределено неотвратимо и безоговорочно. Поэтому, если человек заслужил счастливую судьбу, разве могут повлиять на нее наты?
И однако простые люди на всякий случай стараются задобрить духов, жить с ними в дружбе. Ибо кто знает: судьба судьбой, но, если духи существуют, они могут сильно испортить жизнь.
А жить в ладу с духами очень сложно, так как они во всем похожи на людей — самолюбивы, щепетильны и очень чувствительны к мнению окружающих. Если вы угождаете духам, то можете рассчитывать на их расположение. Но остерегайтесь задеть духа неосторожным словом или поступком — навлечете на себя гнев.
Наты как люди: у каждого свои характер. Скажем, нат, живущий на заброшенном острове, больше всего ценит покой и может забросать камнями путника, который прилег отдохнуть в тени его дерева или нарушил тишину. Лесные наты так же сурово наказывают нарушителей спокойствия. Наты на Тьяктхийоу не выносят сомнений в их существовании.
А сколько бытует суеверий, связанных с Мей Маджи — Господином Великой горы, живущим в каждом доме.Поскольку дом — место жительства одновременно и людей и духа, нельзя совершать поступки, которые могли бы прогневить его. Когда в семье рождается ребенок или кто-нибудь умирает, кокосовый орех, отождествляемый с жилищем пата, выносят на улицу, чтобы не потревожить ната суетой или плачем.
— В некоторых семьях из-за Мей Маджи супружескую спальню располагают только на северной или западной стороне дома…— услышала я однажды на приеме в бирманском МИДе, устроенном по случаю Тинджана, разговаривая с очень приятной женщиной, женой одного чиновника.
Удивление так явственно отразилось на моем лице, что моя собеседница понизила голос до шепота, чтобы никто не слышал, и продолжала:
— Видите ли, натам Великой горы принадлежит место на самой почетной, юго-восточной, стороне дома. А поскольку они были братом и сестрой, то вид супружеских ласк мог бы оскорбить их.
Мне удалось скрыть невольную улыбку, но я все же припомнила, где стоят наши кровати. Двери из спальни ведут на балкон, откуда виден закат солнца. Значит, запад. Стало быть, все в порядке по отношению к Мей Маджи.
Зато я была «наказана» другим натом, не выносящим свинины. Вот как это случилось. Мы ехали в Пегу посмотреть лежащего Будду. На выезде из Рангуна наш «пежо» попал в автомобильную пробку. Последнее, что я запомнила,— впереди двигалась санитарная машина.
Очнулась я через два часа в госпитале. Он оказался недалеко от места происшествия, и мне не отказали в помощи. Кстати сказать, медицинская помощь в Бирме бесплатна.
А через день я уже кружилась по дому с обмотанной бинтами головой. Едва я встала на ноги, ко мне заглянула Мэгги.
— Ну как ты? Что произошло? — участливо спросила она.
— Дорогая, если бы я знала! Просто диву даюсь: мы ехали медленно. Встречная полоса была свободной, и поток машин Двигался по ней быстрее. Видимо, одна из них угодила в выбоину, оставшуюся после муссонов. Водитель не справился с рулем. Машина изменила направление и врезалась в наш левый борт. Переднего крыла как не бывало. Всего метр оставался до дверцы, где я сидела. А если бы она «прошила» нас чуть дальше? Представляешь?
Мэгги покачала головой:
— А что с остальными?
— Мне досталось больше всех.
Добрая моя Мэгги снова посочувствовала и неожиданно спросила:
— Вы ведь на целый день собирались? Наверное, прихватили с собой еду. Вспомни, не брала ли ты свинину?
Что за вопрос? На чае и апельсинах долго не продержишься. Бананы набили оскомину. Сыра нет, копченостей тоже, масло брать нельзя — растечется. Что же еще взять? Конечно, жареный шницель между двумя кусками хлеба и пльзенское пиво в сумке-холодильнике.
— Да-а,— неуверенно протянула Мэгги и уточнила: — А кто держал сумку с припасами? Не ты ли?
— Ну кто ж еще? — пожала я плечами. Мэгги помедлила и вдруг выпалила:
— Знаешь что говорят старые люди? В одной из пагод Пегу живут наты, которые не выносят свинины. И наказывают каждого, кто задумал приблизиться к ним хотя бы с кусочком этого ненавистного им мяса.
Сказала она об этом как бы между прочим, случайно. Попрощалась и ушла.
Несколько минут я не могла опомниться. Иронизировала над собой:
— Вы ошиблись, любезные наты. Я ехала не к вам, а к Будде. Это во-первых. А во-вторых, откуда мне было знать о вашей нелюбви к свинине. И потом, я была со своим шницелем так далеко от вас! Вам не следовало быть такими жестокими. Оставался всего какой-то метр…
Старые верования и суеверия в Бирме отмирают, но мучительно долго. Решительное наступление на веру в духов повело правительство Не Вина.
Первый удар был нанесен натам Великой горы. Власти запретили строительство нового святилища для них, которое собирался возвести бывший президент страны У Ну. Газеты писали тогда, что деньги, отпущенные для сооружения святилища, использованы на нужды крестьян и рабочих.
Затем последовал второй удар: вышло постановление, запрещающее выпускать кинофильмы, в которых действуют наты, призраки и колдуны. Черная магия была отлучена от кино.
Сеть суеверий начала рваться, хотя она сделана и не из паутины.
Остерегайся раскрытой пасти дракона
Мир окружен (огромным чудовищем — Нага. Этот полудракон-полузмея вращается вокруг Земли не спеша, но беспрестанно, год за годом, и пасть при этом у него широко раскрыта.
По туловищу Нага можно ходить взад и вперед, от хвоста голове. Но следует избегать разверстой пасти. Того, кто направится к ней, ждут несчастья. Поэтому возникло целое «расписание» перемещений по Земле.
В первом, втором и двенадцатом месяцах не рекомендуется путешествовать в направлении на восток. С третьего по пятый месяцы нежелательно двигаться на юг, с шестого по восьмой — на запад, с девятого по одиннадцатый — на север.
А что это значит — «пасть дракона»? — спрашивала я исподволь у разных людей. И каждый раз реакция была одна: все понимающе улыбались, но разговаривать на эту тему не хотели. Никто не решался вступать в дискуссию о суевериях хотя и отмирающих, но все еще прячущихся в тайниках души. Тема была слишком деликатной и требовала доверительных отношений.
А что, если снова обратиться к Мэгги? Ее отношение к суевериям было сложным. Она долго жила в Лондоне, доучивалась в Америке, но суеверий пока полностью не преодолела — сказывались давние, вековые традиции.
— «Раскрытая пасть» Нага? — слегка запнулась Мэгги.— Как тебе объяснить? Это условность. Допустим, ты сказала кому-нибудь, чтобы он не рисовал черта на стене, хотя в действительности его никто не рисует. Так и с пастью дракона. Понимаешь?
Нет, я не понимала.
— Просто считается, что путешествие в определенном направлении окажется неудачным, поскольку приведет в открытую пасть Нага. Это всего лишь аллегория. Но многие люди верят, что существуют эти «несчастливые» маршруты, и воздерживаются от них.
Мэгги посмотрела на стену, где висел календарь, и, перехватив мою улыбку, спросила:
— А ты знаешь, как составлен бирманский календарь? Я имею в виду традиционный. Листала его когда-нибудь? Ну так посмотри на досуге. Там все это есть!
Вечером я села за изучение календаря.
Ряды знакомых арабских цифр по-дружески называли мне даты в соответствии с грегорианским отсчетом времени, год в котором начинается с первого января.
Но рядом с каждой общепринятой датой стояло число по бирманскому календарю, в котором начало года совпадало с полнолунием в апреле. И тут же давалось объяснение: какой день соответствует определенной дате — счастливый или нет.
Етйаза — счастливые дни, когда любое начинание увенчается успехом. Эти дни наиболее удачны для свадеб.
Пьятзада — их безрадостные антиподы. Они не предвещают ничего хорошего. В это время лучше ничего не предпринимать, никуда не ездить. А поскольку в жизни счастье встречается не так часто, то в календаре плохих дней вдвое больше, чем хороших.
Еще хуже варамейту — опасные, невезучие дни. Их следует старательно избегать.
Бирманские календари содержат не только обозначения счастливых и несчастливых дней. Здесь вы найдете сведения о положении звезд, их влиянии на судьбу, а еще предостережение… не направляться в сторону открытой пасти дракона.
Воскресенье – под знаком птицы галоун
Мы сидели в гостях. В семье было пока всего четверо детей. Старшему восемь лет. Несобранный, непоседливый, он стоил целых троих.
— Он такой у нас сызмальства,— сетовала молодая мать. Напрасно мы ее убеждали, что со временем он станет лучше,
что школа исправит его.
— Нет, таким останется. Ну что бы ему родиться днем позже? Он появился на свет в субботу, а это плохо.
Суббота находится под знаком дракона. Дети, родившиеся в этот день, доставляют родителям много хлопот. Они неуравновешенны, неуправляемы.
Все будущие матери мечтают, чтобы их ребенок родился в воскресенье — под счастливым знамением птицы Галоун. Спросите любую женщину, и она подтвердит мои слова.
Так и оказалось. Когда я показывала своим бирманским друзьям фотографию дочки, светловолосой девочки с большими синими глазами, они говорили: «Спокойная, милая» —и спрашивали: «Когда родилась?» Я называла месяц и год. «Но в какой день?» — «Двадцать пятого октября».— «Вы опять не поняли: в какой день недели?» — «Кажется, в среду утром»,— припоминала я.— «Ну, тогда ясно: дети, родившиеся в первой половине среды, бывают прелестными…»
Такой диалог повторялся несколько раз.
Для бирманского гороскопа важны не знаки зодиака, а знаки, соответствующие дням недели. Согласно ему, люди, родившиеся в понедельник, ревнивы и непостоянны; во вторник — честны и надежны; в среду до полудня — спокойные и милые, в среду после полудня — неприветливые и нестойкие. Рожденные в четверг — уравновешенны, в пятницу — словоохотливы. Хуже всех те, кто родился в субботу: они вспыльчивы, сварливы, трудно управляемы. Самый золотой характер у родившихся в воскресенье, под счастливым знамением мифической птицы Галоун, одолевшей в поединке дракона Нага.
Суеверия предупреждают, что нельзя мыться людям, начинающим оправляться от болезни, во все дни, кроме вторника, четверга и воскресенья. Если в семье ожидается прибавление, надо снять все крышки с кастрюль, вынуть пробки из бутылок и вылить содержимое, чтобы роды были легкими…
Суеверий не счесть. Они ходят рука об руку с табу, табу — с суевериями.
Как же все это удержать в памяти? Простому смертному не силу. Вот почему при всех жизненных поворотах они идут за советом к астрологу. Интересно, как он выглядит, такой прорицатель?
Скажи мне, когда ты родился
– Мэгги, не знаешь ли ты какого-нибудь астролога,— начала я осторожно,— к которому можно было бы пойти?
Мэгги заколебалась.
– Знала когда-то, но давно у него не была. Понятия не имею что с ним сейчас… Правда, моя сестра, она детский врач, обращается к одному астрологу довольно часто. Он не раз предсказывал ей неожиданные события, которые потом сбывались. Но к сожалению, я не знаю, где он живет.
— Пожалуйста, узнай, будь добра!..
Нельзя сказать, что Мэгги восприняла мою просьбу с горячим энтузиазмом; она посчитала ее просто капризом. Пришлось долго уговаривать ее, и все напрасно. Тогда я сменила тактику.
— Через два месяца уезжаем домой. Так хотелось бы заглянуть в будущее, узнать, что меня ждет дома. Чем буду заниматься? Вернусь ли в Бирму еще раз и вообще… что откроет мне астролог?
Мэгги испытующе посмотрела на меня. Вероятно, мое выражение лица вполне ее удовлетворило. Однако прошло еще два дня, прежде чем она окончательно сдалась и вызвалась провести меня к семейному «советнику» своей сестры.
— Но учти: нужно встать рано, чтобы быть там первыми. Народу у него хоть отбавляй.
Она была права.
Астролог жил на окраине Рангуна. Дом его ничем не выделяляся из ряда деревянных построек на захолустной улочке. Мы приехали туда на машине задолго до семи утра. Наше появление не привлекло ничьего внимания. Вероятно, здесь привыкли к подобным визитам. Даже собака, гревшаяся на еще не жарком солнце, не повернула головы, не залаяла.
Мы были первыми посетителями.
Воображение рисовало мне старца, склонившегося над магическими квадратами, карты звездного неба на стенах и шарик из горного хрусталя. Ничего этого не было.
Астролог сидел в плетеном ротанговом кресле на крытой веранде, пил свой утренний кофе и читал газеты.
И все же он не походил на обычного бирманца. У него были густые седые усы и длинная борода, с которыми резко контрастировала тщательно выбритая голова. Лицо его было темным. Очевидно, кто-то из его предков был моном (у бирманцев кожа светлее). Он ничуть не удивился, увидев нас на крыльце.
Поздоровавшись, мы уселись на стулья, рядом. И Мэгги обрушила на него водопад слов. Говорила она тихо, приглушенным голосом, заговорщически.
И вот началось. Никакого составления гороскопа, никакого гадания по руке. Астролог попросил меня назвать день моего рождения. Это и стало камнем преткновения на пути к моему «прозрению».
Год, месяц и дата рождения его не интересовали. Он просил назвать день недели и точный час по бирманскому календарю.
Увы, я не знала ни того ни другого. Астролог онемел от изумления, а Мэгги даже стало стыдно за меня.
— Но ты ведь должна знать, родилась ли ты в воскресенье, понедельник или вторник,— задавала она «наводящие» вопросы.
Но я решительно не знала. Мы растерянно смотрели друг на друга. Как можно не знать дня недели, в который родился!..
Но делать было нечего. Задав несколько приличествующих случаю вопросов типа «что меня ожидает?», я с облегчением отошла от прорицателя.
Настал черед Мэгги. У нее не было проблем — выпалила все, что нужно. Они говорили по-бирмански. Мне сделалось скучно, и я стала рассматривать людей, сидящих на стульях у стены и терпеливо ожидающих своей очереди.
Стать вечным, бессмертным
Магия, колдовство, алхимия, магические квадраты, почитание натов и змееподобного Нага процветали в Бирме до тех пор, пока их не коснулась рука короля Анируды.
Алхимия, пришедшая из Индии, вплоть до XI века была почти культом. В стране не было недостатка в минералах, в которых нуждались алхимики. Не было недостатка и в королях, которые нуждались в золоте, хотя имели его в избытке. В надежде еще больше разбогатеть короли покровительствовали алхимикам, и не раз рискованные эксперименты «ученых мужей» опустошали казну.
Бирманские алхимики образовали отдельные «школы». Все «великие открытия» записывались кодом, шифровались. Сами металлы и их смеси также получали тайные знаки. Некоторые названия звучали просто — «Мышь», «Лев», а другие витиевато — «Женщина с несколькими мужьями», «Многодетная мать».
Различали девять так называемых женских металлов: сурьма, цинк, олово, свинец, медь, серебро, золото, железо и ртуть. К ним добавлялось двенадцать металлов мужского рода. Считалось, что только соединение противоположных групп металлов давало эффективные результаты.
Весь мир, согласно теории алхимиков, состоит из четырех основных элементов: земли, огня, воды и воздуха. Поэтому все сущее на земле, в том числе человеческое тело, содержит эти четыре элемента, подвергающиеся старению.
Но кроме них существует еще нечто не стареющее, неизменное — вещество, являющееся основой основ.
Заветной мечтой каждого алхимика было выделить это вещество, получить его в чистом виде и ввести в тело человека, сделав его вечно юным, не стареющим, бессмертным; сделать его «зоджи».
Много веков бились они над тем, чтобы найти «животворящий камень», подобие которого искали и в Европе, называя его «философским камнем».
Считалось, что от соприкосновения с «камнем» свинец превращается в серебро, а медь — в золото. Имея такой «камень», человек мог летать по воздуху, погружаться под воду, жить под землей. Он становился неуязвимым для оружия врага.
Найти такой «камень» — полдела. Сплав предстояло ввести в организм человека, чтобы он постепенно впитался. А для этого нужно было… зарыть «счастливчика» в землю на семь дней.
Как это сделать? Кругом столько завистников! Днем с огнем нужно было искать надежных людей, которым можно было доверить охрану покоящегося под землей беззащитного тела. Таких, которые сами бы не посягнули на чудодейственное средство, за которым было достаточно протянуть руку.
Итак, нужны два условия: изобрести сплав и найти надежных стражей. Тогда алхимик мог спокойно проглотить волшебный сплав и закопаться в землю, чтобы через семь дней и ночей выйти оттуда существом с вечно молодым телом, в которое перешли все чудодейственные свойства «животворящего камня». Ему не нужно будет пить, есть, он не будет знать физической усталости. Он сможет жить, где захочет: на земле, под водой или в воздухе. Будет жить без старости и болезней тысячи лет, до прихода в мир нового Будды.
Но вероятно, дорога к бессмертию была слишком тернистой. Даже легенды, столь щедрые на выдумки, не оставили имя человека, которому удалось бы стать «зоджи».
Алхимией занимались в основном монахи, поэтому о них и сложено большинство легенд. По одной из них, Паган своим возникновением на берегу Иравади обязан «животворящему камню». Только с его помощью, считает легенда, люди смогли за два столетия на пустом и ровном месте создать «город тысячи пагод» — одно из архитектурных чудес Востока.
На юго-востоке подворья рангунской Шведагон стоит большой навес — дазаун. Он укрывает от солнца статуи сидящих Будд. Если присмотреться, можно увидеть интересную вещь: у одной статуи левый глаз значительно больше, чем правый. Говорят, это сделано в память об алхимике Шине Итзагуне, который в давние времена Паганского царства умел превращать свинец в серебро, а медь в золото.
Магические квадраты
Стать бессмертным, стать «зоджи» — эта мысль не давала покоя и составителям магических квадратов. Они терпеливо составляли квадраты, чтобы найти идеальную композицию, с которой человек должен был проделать примерно те же манипуляции, что и с «животворящим камнем»: семь дней и ночей находиться под землей или три дня гореть в огне.
Старинные культы, мифология захватили и меня.
Но Мэгги не поддержала моего увлечения. Ее мало интересовали мифы, она даже не знала всего того, что собрала я. Она помнила кое-какие легенды, о «зоджи» имела весьма смутное представление. А когда дело дошло до магических квадратов…
— Что я знаю о них? — начала она.— А то, что многие верят в них, особенно в Верхней Бирме. Правда, в наши дни уже нет людей, которые могут их составлять. Обычно их получают в наследство от предков. Конечно, теперь никто уже не помышляет стать «зоджи». Они служат просто талисманом. Охраняют дом, если их наклеить на окно или стену напротив входа. Могут оберегать человека, если он носит их с собой.
— Послушай, Мэгги, я даже себе представить не могу эти магические квадраты. Ты их видела когда-нибудь? Как они выглядят?
Мэгги чуть заметно улыбнулась:
— Не только видела. У меня они есть. Достались от мамы. Только вот не помню, где они,— закончила она неожиданно, видимо, предчувствуя, что я захочу посмотреть.
Она не ошиблась. Я начала упрашивать:
— Найди, пожалуйста. Мне очень интересно. Убедившись, что я не отступлю, через день Мэгги вошла ко мне, держа в руках небольшой предмет.
— Нашла! — сказала она и показала, не выпуская из рук, свою драгоценность.
Это был кусок старого, выцветшего серо-зеленого картона. На нем был начертан квадрат, разделенный на более мелкие квадратики, испещренные таинственными знаками, буквами бирманского алфавита и арабскими цифрами. Эта пестрая смесь ни о чем мне не говорила. Я старалась не выдать своего разочарования. А моя приятельница осторожно завернула картон в чистый платок и тут же унесла, чтобы снова спрятать в надежном месте.
Дыханием ослепит человека, взглядом обратит в пепел
Бирманский Нага напоминает китайского дракона. Никто точно не знает, откуда ведет свое происхождение это мифическое создание. В некоторых пагодах, особенно Верхней Бирмы, нередко можно увидеть статую сидящего Будды с обвитой вокруг него змеей. Предания так объясняют эту деталь.
Однажды, когда Будда сидел под баньяном, разыгралась страшная буря. И король Нага, огромный змей, прикрыл его своим телом, семь раз обвившись вокруг него. Так Нага был признан буддизмом; здесь и конец истории.
А начало?
Трудно разобраться в добуддийских культах. Хроники, археологические находки содержат лишь фрагментарные сведения.Некоторые из легенд рассказывает о короле Прома, женившемся на нцессе-нага. Другая, связанная с именем паганского короля Кьянситты, рассказывает, как Нага охранял будущего владыкув детстве и не раз спасал от недругов.
Нага могуществен. Своим горячим дыханием он может ослепить человека, а взглядом — испепелить его.
Лишь перед птицей Галоун Нага пасует: Галоун сильнее его. В поединках она неизменно берет верх и с удовольствием поедает мясо поверженного Нага. Вот почему Нага, хотя и умеет летать, старается не подниматься в воздух, чтобы не подвергнуться нападению птицы.
Нага предпочитают жить глубоко под землей или на дне морей. Это они, разгневавшись, вызывают землетрясения. А те, что лежат под водой, создают огромные и опасные водовороты.
Нага могут принимать человеческий облик. Обычно это случается, если они влюбляются в простых смертных. Принцы и принцессы нага бывают необыкновенно красивыми, и никто не догадывается, что это не люди. Когда такая красавица вступает в брак с человеком, то вместо того, чтобы родить ребенка, она откладывает змеиное яйцо. Только так можно распознать, что это не женщина, а нага.
Нага — одно из самых популярных существ в бирманской мифологии. В его тени прячутся два других — птица Галоун и пол у птица-получеловек Кейнета.
Билу – чудовище с отвратительным лицом
Чудище с огромными ушами и острыми клыками — популярный персонаж бирманских сказок, распространенный сюжет у резчиков по дереву. Фигурки билу вырезают из тика и слоновой кости. Их изображения заполняют подворья пагод и полки лавок на базарах. Билу прошли тот же путь перерождения, что и остальные герои поверий. Зловещие создания, соприкоснувшись с Буддой, как по мановению волшебной палочки, изменили свой жестокий характер.
На склоне Мандалайского холма я набрела на скопище фигурок билу, склонившихся в глубоком поклоне в направлении вершины холма, где стоит статуя Будды.
Не могла понять, в чем дело.
— Тюнтин, объясни, пожалуйста, что они тут делают? Билу… в таком священном месте?
Тюнтин усмехнулся, но был снисходителен к моему невежеству.
— Говорят, раньше в этих краях жили билу. Люди обходили стороной эти места. Случайно забредшего человека они разрывали на куски и поедали.
Но когда на холме поставили пагоду, все билу стали поклоняться Будде и уже никогда не вредили людям. Так рассказывают старые люди.
«Наверное, в этом есть закономерность,— подумала я если даже билу, существа злые и безобразные, «реабилитированы» буддизмом».
В легендах Великий учитель даже решал споры между людьми и чудищами. Вот одна из них.
Однажды к Будде, читающему проповедь, подбежала женщина. Она задыхалась от волнения и была вся в слезах. Женщина положила к ногам Будды свое только что родившееся дитя и умоляла о помощи.
Каждый раз, когда у нее рождался ребенок, появлялась страшная великанша-билума и поедала его. Вот и теперь чудище стоит в стороне, ожидая жертвы.
Будда успокоил бедную мать и ласково подозвал великаншу. Он объяснил им, что в прежней жизни великанша была ланью, а женщина — тигрицей, поедавшей ее детенышей. Вот почему теперь «бывшая лань» мстит «бывшей тигрице».
Глубоко потрясенная услышанным, билума поклялась никогда больше не приносить вреда людям. Женщина сжалилась над нею и взяла ее к себе в дом. Не осталась в долгу и великанша: она давала такие мудрые советы, когда начинать сев риса, где выбрать участок, что женщина очень скоро разбогатела.
С тех пор все жители деревни приходили к билуме за советами, всем она помогала, и ее очень полюбили в деревне.
Там, где строят пауны
Если перед въездом в деревню стоят врытые в землю столбы — пауны, значит, ее жители верят в духов. Паун, отдаленно напоминающий индейский тотемный столб, украшен резьбой, а вверху раздваивается, как мальчишеская рогатка.
В Бирме живут около ста народов, стоящих на разных ступенях социального и экономического развития. В глухих горных районах есть малые народы, которые цивилизация веками обходила стороной. Жизнь их регламентируется верованиями и обычаями предков.
Так, до недавнего времени чины татуировали тело от ушей до икр магическими знаками. По старинным поверьям, это делало воина неуязвимым для стрел и копий врага. По рисунку татуировки можно было определить, к какому племени принадлежит человек.
Лицо было принято «разрисовывать» мелкими кружочками, располагая их продольными рядами: пять у женщин, шесть у мужчин. Кроме того, наносились точки вдоль носа и подбородка. Считалось, что женщина, вышедшая замуж без кружков на лице, будет бесплодна и несчастлива, а умершая без татуировки на шее попадет в страну злых духов.
Теперь, однако, охотников покрывать тело магическими рисунками становится все меньше, несмотря на то что вместо статного пучка заостренных бамбуковых игл мастера татуировки пользуются специальными машинками. Обычай уходит в прошлое.
В одном из семи домов отыщете колдунью
В отдаленных горных провинциях люди продолжают жить в плену суеверий и по сей день.
Несколько лет назад недалеко от городка Лойко в деревне была вырезана целая семья из-за того, что все они… «были колдунами, наславшими ужасную болезнь на родственников мстителей».
Когда специальная комиссия Союзного апелляционного суда приехала расследовать этот случай на месте, слугам закона пришлось нелегко. Большинство опрошенных свидетелей подтвердили факт колдовства, нисколько в нем не сомневаясь. Они даже перечисляли признаки, по которым легко распознать колдунов. Днем такие люди не отваживаются смотреть собеседнику в лицо, отводят глаза в сторону или смотрят в землю. Ночью от них исходит синее сияние…
Судьи обратились к совету старейшин деревни и услышали:
— Да, колдуны в этих местах есть, и немало. Другое дело, что нельзя чинить над ними самосуд, убивать их. По традиции, если кто-нибудь из поселян подозревается в черной магии, его вначале предупреждают. А если это не помогает — изгоняют из деревни.
Что оставалось делать защитникам правосудия? Они созвали старейшин всех окрестных деревень и долго втолковывали им, что больных следует отвозить в больницы, оказывать им врачебную помощь, а не искать причин «порчи».
К сожалению, подобное происшествие не единственное.
Как его рассматривать? Как обычное убийство? Или учитывать власть суеверий над людьми? А как поступать с местными обычаями, зачастую противоречащими государственным законам?
Там же, где дело касалось небирманской народности, решение могло быть истолковано как ущемление прав национальных меньшинств.
После долгих обсуждений специалисты пришли к выводу, что пора выработать правовые кодексы для отдельных районов страны с учетом местных, национальных традиций и обычаев.
И все же время ворожбы и жертвоприношений духам проходит. Все больше людей в самых глухих уголках начинают понимать, что помощи надо искать не у шаманов, а у людей в белых халатах, а молитвам и заклинаниям предпочитать лекарства. Жизнь меняется, изгоняются невежество и фанатизм. Некогда заброшенные окраины сегодня преодолевают вековую косность.
Падаун – «Женщины жирафы»
У каждого народа свой взгляд на красоту. «Чем длиннее шея, тем красивее женщина»,— убеждены мужчины народности падаун, живущей в горах на северо-востоке Бирмы, в бывшем княжестве Монгпай. А представительницы слабого пола этой народности следуют правилу: шея должна быть втрое длиннее обычной.
За окном нашей машины мелькают шанские селения. Хижины в окружении рощиц масличных и арековых пальм. В огородах трудятся мужчины в черных широких штанах и куртках, с ножом за поясом. Женщины хлопочут у открытых глиняных очагов или стирают у ручьев белье, выколачивая его о камни.
На шоссе лежит толстая, в руку, темно-серая змея. Тюнтин отчаянно гудит. Но змея, пригревшись на солнце, не шелохнется. Тогда, ворча и кряхтя, он осторожно объезжает ее по самому краю обрыва. Как истый буддист, он никогда не лишит жизни живое существо, даже если это связано с риском для себя.
Стоп! У въезда в деревню стоят святилища духов — пауны. Не здесь ли живут падауны? С любопытством смотрю по сторонам в надежде увидеть хотя бы одного человека. Но вокруг ни души. Друзья предупреждали нас, что падауны довольно замкнуты, неохотно вступают в контакт с чужеземцами, прячутся от фотообъективов…
И вдруг вижу: у хижины, в рассеянной тени акации, сидит девочка лет пяти и старательно трет песком закопченный медный казан. У ее ног суетится маленький, похожий на куничку зверек — мангуста. Девочка то изо всех сил скоблит посуду, то играет с мангустой. Она подставляет ладонь — зверек мгновенно усаживается на нее, беспокойно поводит розовым носом и прыжком взбирается на плечо. Девочка смеется, стряхивает зверька и снова принимается за работу. Лохматый рыжий пес, внимательно наблюдая за происходящим, радостно повизгивает. Видно, что и ему хочется включиться в эту веселую возню. Красные стрекозы летают над высокой сухой травой. И все, от земли до неба, залито солнцем, уже готовым вот-вот уйти за горизонт.
Ну можно ли проехать мимо такой картины, не запечатлев ее? Увлеченная игрой, девочка не заметила, как я подошла и настроила фотообъектив. Щелкнул затвор камеры.
И тут случилось совершенно неожиданное: девочка зарыдала, стала бить себя в грудь, лицо исказил страх, глаза расширились. С громким воплем она кинулась в хижину. Оттуда донеслись возбужденные голоса.
Теперь настала моя очередь испугаться. Что делать? Отступить к машине, пока не поздно? Но в сложившейся ситуации это было бы не самым лучшим выходом. Надо было уладить недоразумение.
Я попросила Тюнтина объяснить родителям ребенка, что ни злейшего вреда я ему не причинила и в руках моих был всего-навсего фотоаппарат…
Через несколько минут из хижины вышел молодой мужчина и дружелюбным жестом пригласил меня войти. Прихватив с собой детскую книжку, я вошла в дом.
У порога на тощей циновке, свернувшись калачиком, спал ребенок. На полу у стены сидела женщина и кормила малыша, удобно устроившегося в подоле ее широкой юбки. На ее неестественно длинной шее поблескивал высокий медный воротник. Из-за спины женщины выглядывала вспугнутая мною девочка. Она уже успокоилась и с интересом смотрела на яркую обложку книжки в моей руке.
Я вручила подарок и принесла извинения. Хозяин хижины заверил, что все в порядке. Девочка испугалась потому, что слышала о мятежниках с автоматами, которые нападают на деревни и расстреливают жителей, не щадя даже детей. К тому же завтра ей предстоит торжественная церемония надевания на шею обруча. По традиции за неделю до этого ребенок не должен выходить из дома, иначе злые духи могут испугать его или даже похитить, чтобы сорвать празднество.
Так вот оно что! Меня приняли не то за мятежника, не то за злого духа… Но хорошо то, что хорошо кончается. Непонимание рассеялось, в доме наступил мир и покой. И я могла теперь осмотреться. В комнате, кроме низкого столика, ничего не было, если не считать двух свернутых в рулон и прислоненных к стене циновок, которые ночью служили постелью всем домочадцам.
Над дверью висел пучок сухой горчичной травы. По стене неуловимо и бесшумно, как струйка, скользила ящерица. Рывок — и комара как не бывало. Заглотнув жертву, ящерица дернула плоской змеиной головкой, метнулась в сторону и замерла, подкарауливая новую добычу.
Между тем хозяйка кончила кормить малыша, положила его рядом с братом на циновку и пригласила нас к столу. Главным блюдом в ужине семьи был горячий рассыпчатый сероватый рис, лежавший на зеленых банановых листьях, и соус из трав…
Никто не помнит, когда появился обычай вытягивать шеи девочкам. Рассказывают: повадился в деревню тигр-людоед. Ночью он подкрадывался к хижинам, нападал на спящих девочек и перегрызал им горло. Вот тогда-то, чтобы защитить их от зубов хищника, им на шеи начали надевать медные кольца-обручи.
Свое первое кольцо девочка получает, когда ей исполняется пять лет. В подходящий день полнолуния в дом приходит знахарка. Накануне ребенка готовят: массируют шейку, втирают мазь из пчелиного меда, собачьего сала и кокосового сока, чтобы придать коже эластичность. Во время процедуры мать стоит позади девочки, поддерживая голову и оттягивая ее за подбородок.
Начинать всегда трудно. Поэтому под первый обруч подкладывают мягкие плоские подушечки, притупляющие боль, пока тело не привыкнет. Но часто ребенок, польщенный вниманием с бравшихся гостей, отказывается от такой подушечки. После того как девочке надели обруч, с нею снова занимается мать, заставляя вращать головой.
Если семья состоятельная, то одновременно надевают обручи на запястья и икры ног.
Высокий бронзовый или медный «воротник» получил название «спираль тщеславия». За это тщеславие приходится дорого платить: женщина оказывается навечно закованной в металл.
Падаунская женщина обычно имеет по восемь — десять детей и ни одного не может увидеть, когда кормит грудью: обручи не дают ей наклонить голову. Если она хочет оглянуться, то поворачивается всем корпусом. Так, зажатая обручами, она работает в поле, носит на голове корзины, кувшины с водой, торгует в деревенской лавке.
«Спираль тщеславия» на шеях падаунских женщин содержит от пяти до двадцати пяти колец. Вес такого «ожерелья» достигает пятнадцати килограммов. Надевается оно на всю жизнь. Если обручи снять, то неминуемо наступит смерть. Шейные позвонки разошлись, и мышцы не в состоянии удержать голову. Искусственно вытянутая шея беспомощно повиснет, как сломанная ветвь.
По обычаям племени, снятием с шеи колец женщину наказывают за измену мужу, практически приговаривая ее к смерти.
Итак, свой первый шейный обруч девочка-падаун получает в пять лет. Через двадцать четыре полных луны, то есть почти через два года, к первому обручу добавляют второй. Потом еще и еще. Каждый год на шею, как на детскую пирамидку, нанизывают одно-два кольца. И так до тех пор, пока она не вытянется до тридцати сантиметров.
Самые широкие обручи лежат на плечах. Сзади они соединены небольшим колечком, выступающим, как ручка у кувшина. Попробуйте лечь спать в таком «ожерелье»! Да и днем оно причиняет массу неудобств. Каждый день приходится протирать шею влажным жгутом, просовывая его между обручами, смазывать кожу жиром.
На мой взгляд, «спираль тщеславия» больше походит на наказание, чем на украшение. Но вероятно, хозяйка хижины, где мы сидим, так не считает. Она вполне довольна жизнью. На прощание она снимает со стены пучок душистой высохшей травы и протягивает мне:
— Возьмите! Это табьей. Он приносит счастье
| <<К оглавлению книги «Страна золотых пагод» | Следующий раздел>> |
