·······································

6.7. Магический дешифратор: создание кодированного языка

 
Дэвидсон Р. М. «Индийский эзотерический буддизм: социальная история тантрического движения»
<< К оглавлению
Следующий раздел >>

В эзотерических буддийских документах вышеупомянутые герменевтические темы представлены в самых разнообразных формах, что в целом позволяет предположить, что разрабатывавшие их авторы постоянно конкурировали на рынке маргинальных буддистских  структур. Многие из этих сочинений указывают на то, что по сравнению с другими священными писаниями именно их тантра несет в себе попросту беспрецедентные идеи. Иногда, как это видно из вышеизложенного, такое послание сочеталось с учением о том, что новые заповеди находятся за пределами предшествующих постижений самих будд, поскольку были получены из ранее недоступных им источников. Чаще всего такие источники в этих священных текстах представлялись как описание более глубоких уровней реальности или более совершенных будд. В любом случае, нам следует воздерживаться от поспешных выводов, что данная идеология является проявлением некого доктринального прогресса (в любом из современных смыслов).

В некоторых эзотерических средах все или часть таких посланий были взаимосвязаны со словесными формулами упомянутого выше кодированного языка, но в различных диапазонах значений. Broido уже указывал на то, что кодированный язык в эзотерической экзегезе в некотором смысле разделился на два направления (56). С одной стороны, он использовался в качестве герменевтической стратегии, чтобы предлагать объяснения тех частей текстов, которые были сложны для понимания в социальном или текстуальном отношении. В этом случае кодированный язык был мощным инструментом интерпретации, которым при его использовании нередко злоупотребляли. С другой стороны, кодированный язык применялся для описания ряда речевых актов, точное значение которых было либо неизвестно, либо проблематично для трактовки. Тем не менее, такие слова и словесные формулы использовались в ритуальных целях, и эта вторая форма кодированного языка также будет рассмотрена ниже.

С точки зрения герменевтики заявление комментатора о том, что «это является закодированным», представляет собой один из способов интерпретации, имеющий общие черты с более ранними методами махаянистов. Его целью являлось раскрытие истинного смысла слоя, намеренно скрытого под поверхностью языковых структур, причем использовался он достаточно широко. В таких документах, как «Прадиподйотана» (Pradipodyotana) и комментарий Мунидатты (Munidatta) к «Чарьягитикоше» (Caryagitikosa), термины сандхья-бхаша/сандхья-бхашита (sandhya-bhasa/sandhya-bhasita) уже выступают в качестве одной из многих категорий экзегезы (57). Цель этого процесса состояла в том, чтобы взять конкретные слова и придать им альтернативные значения, иногда обоснованные, а иногда являющиеся попросту замысловатыми па в интерпретационном балете. Одним из таких примеров является то, как Мунидатта поступает с застольной песней Вирупы (Virupa) – юмористическим подтверждением того, что известный святой предпочитал проводить время в питейных заведениях, а не в религиозной среде.

Застольная песня Вирупы

Интерпретация Мунидатты

В полном одиночестве эта служанка питейного заведения обслуживает двоих в своем доме, готовя это пойло без дрожжей и измельченной коры.

Выпивка, приготовленная, конечно же, крепкой, делает мое тело сильным – я не подвержен ни старости, ни смерти!

Я увидел табличку у десятой двери, поэтому я вошел как покупатель, чтобы что-нибудь купить себе.

На полке выставлено шестьдесят четыре кувшина. Как только я начну это употреблять, я не смогу уйти!

Эй! Там есть одна бутылка с действительно тонкой горловиной –

Вирупа говорит: налей мне крепкого! (58)

Уникальный центральный канал соединяет вместе два вспомогательных канала: правый и левый, сверху у носа, чтобы обеспечить непоколебимость самопосвящения. Ниже они также слиты в половом органе, чтобы крепить относительную бодхичитту (*) и продуцировать высшее блаженство.

Абсолютная бодхичитта (*) становится непоколебимой благодаря связыванию относительной бодхичитты с узами возникающего вместе с ней блаженства.

Йог, подобно небесному существу, входит в дверь Вайрочны на десятом уровне, увидев его знак. Он удовлетворен напитком из лотоса великого блаженства.

Центральный канал объединяет относительные и абсолютные истины и является тонким по своей сущности, уничтожая феномен дуальности.

Вирупа призывает центральный канал оставаться в состоянии покоя (59).

—————————————————————————————————————-

(*) Автор перевода использует общепринятые англоязычные выражения «relative thought of awakening» и «absolute thought of awakening», которые означают, соответственно, «относительная бодхичиттта» и «абсолютная бодхичитта» (см. статью bodhicitta в The Princeton dictionary of Buddhism, 2014) – прим. shus

—————————————————————————————————————-

Своим экстраордианарным прочтением застольной песни Вирупы Мунидатта достигает сразу нескольких герменевтических целей. Во-первых, он устраняет ассоциацию Вирупы с теми видами его деятельности, которые вызывают к нему, как к сиддхе, неприязнь у целых групп потенциальных последователей. В частности, в Индии употребление алкоголя является формой развлечения низших слоев населения, поэтому экзегетический процесс был призван способствовать повышению социального статуса Вирупы. Во-вторых, после трактовки данное стихотворение получило возможность связывать агиографию Вирупы с практикой различных йогических медитаций, что было бы невозможно при простом прочтении его стихов. Это означало, что отдельные ритуальные и поэтические тексты, приписываемые Вирупе, теперь могли быть помещены в агиографический континуум, после чего данные сочинения можно было толковать как расширение его пробужденного состояния, а не как бессвязный бред пьяницы-йогина.

Илл. 16 Рисунок линии *Марга-пхала (*Marga-phala). По часовой стрелке от верхнего левого угла: Ваджрадхара,  Найратмья, Канха, Вирупа. Тибет, вторая половина пятнадцатого века. Краска и золото на ткани , 57.5 × 50.2 cm. © The Cleveland Museum of Art, 2001, Purchase from the J. H.Wade Fund, 1960.206. Reprinted with permission.

Этот последний пункт очень важен, поскольку Мунидатта должен заставить нас поверить в то, что Вирупа из застольной песни на самом деле непьющий. И все же легендарная склонность Вирупы к алкоголю настолько важна для нормативной агиографии, что даже его иконография опирается на эпизод с выпивкой (60). В нем Вирупа и Канха (Kanha) заходят в питейное заведение, не имея денег. Вполне понятно, что служанка отказывается обслуживать двух сомнительных садху (sadhu), пока они не продемонстрируют свою платежеспособность. Вирупа заявляет, что когда граница между солнечным светом и тенью, отбрасываемой дверным проемом, достигнет определенной точки, он заплатит ей. Удовлетворенная таким ответом, она обслуживает его (в застольной песне: наливает ему крепкого). Однако Вирупа берет нож и пригвождает солнечный луч к поверхности стола, таким образом заставив солнце остановить свое движение. Поскольку теперь солнечный луч уже никогда не достигнет той точки, после которой они будут должны платить, Вирупа и Канха выпивают все спиртное в этом питейном заведении и весь алкоголь в восемнадцати округах этой страны. Все водяные и солнечные часы перестают работать, и, кажется, что все жители как будто бы пьяны от недосыпания. В конце концов, на помощь приходит сам правитель, заплатив питейному заведению за выпитое, после чего Вирупа освобождает солнце и продолжает свой путь.

Этот сценарий был настолько значим, что его взяли за основу нормативной иконографии. На своих изображениях Вирупа представлен удерживающим солнце за луч света, который падает на его руку. Этот эпизод, как и другие в его агиографии, служит доказательством того, что Вирупа – это махасиддха, обладающий великим совершенством могущества. Он пьет, не напиваясь допьяна, и все это время контролирует солнце, а немного позднее и реку Ганг. В обоих случаях он может это делать, потому что был вдохновлен Найратмьей (Nairatmya), божественной супругой Изначального Будды Ваджрадхары (Vajradhara), путем серии постижений, которые сделали Вирупу бодхисатвой шестого уровня (Илл. 16). Таким образом, получив посвящение от самой высшей реальностью, Вирупа обрел способность побеждать богов земного мира, что вскоре и применил на практике. Он приказывает богине Ганге обратить свое течение вспять, вследствие чего река на какое-то время высыхает, и у него появляется возможность пересечь ее. В эпизоде с пьянством он удерживает бога Сурью (Солнце), и тот не может продолжать свой путь. Все это является доказательствами мастерства Вирупы во владении чудотворной духовной силой (siddhi, сиддхи), поэтому именно повествовательные эпизоды служат подтверждением его статуса сиддхи (siddha).

В другом месте мы видим, что интерпретация неудобных социальных реалий, особенно пьянства, была доведена посредством религиозных метафор до такой степени, что стала источником для театрального фарса. В комедийной пьесе «Маттавиласапрахасане» (Mattavilasaprahasana) изображен капалик (kapalika) с дурной репутацией по имени Сатьясома (Satyasoma), демонстрирующий, как он может обосновать свое пристрастие к крепким напиткам. Он делится своим видением питейного заведения как места принесения религиозной жертвы со своей ритуальной супругой Девасомой (Devasoma).

«Сатьясома Девасоме: “Эй, крошка, оцени-ка это! Этот кабак своим великолепием подобен месту жертвоприношений. Здесь есть все: столб с вывеской – это место жертвоприношения; выпивка – это сома; завсегдатаи – это главные священнослужители; кружки – это ритуальные сосуды; закуски, жареное мясо и все остальное – это специальные подношения; неразборчивая речь толпы – это литургия; их пьяные песни – это распевные декламации; кувшины с белым свечением – это ковши для подношений; вечная жажда постоянных посетителей – это его священный огонь; а сам хозяин заведения – мастер ритуальных церемоний”» (61).

Этот текст и песня Вирупы, конечно же, имеют значительные отличия. Вирупа, как кажется, не испытывает угрызений совести за свою склонность к таким развлечениям, а его агиографы явно получают удовольствие от его способностей превзойти всех других по количеству выпитого. Но при этом есть Мунидатта, который охвачен желанием разъяснить истинную сущность описания неприглядных предпочтений великого святого. Однако, у Сатьясомы нет Мунидатты, который мог бы объяснить его поступки, и поэтому пьяница сам выказывает готовность оправдываться за свои прегрешения. Для царственного драматурга Махендравикрамавармана (Mahendravikramavarman) широко осуждаемая и скрытно практикуемая традиция употребления алкоголя является настолько привлекательной, что он не может удержаться от использования ее в своей пьесе. То, что сомнительные йогины имеют склонность обосновывать свое чрезмерное пристрастие к алкоголю, было хорошо известно. Поэтому это явление не могло не стать основой комедийных сюжетов, поскольку такой жанр, как фарс, не имел бы широкого отклика без высокой степени соответствия окружающему миру.

Выбор в современный период именно Мунидатты в качестве наглядного примера экзегета для демонстрации герменевтической техники кодированного языка выглядит не вполне оправдано. Хотя многие из прочтений Мунидатты стихов «Чарьягитакоши» (Caryagitikosa) кажутся надуманными и неправдоподобными, как это видно из цитаты, приведенной выше, все-таки чаще всего его подход к трактовке этого текста довольно понятен. Еще одним примером является йогин Ананга (Ananga), который в начале своей «Дакиниджаласамварарахасьи» (Dakinijalasamvararahasya) цитирует два стихотворения, описывающие посвящение. В какой-то момент в обсуждаемых стихах упоминаются три «мирские» формы блаженства, контрастирующие с одним нерушимым достижением (aksara siddhih). Йогин Ананга комментирует это, говоря: «Повелитель выражался кодированным языком, когда он провозгласил, что четвертое нерушимое блаженство, которое возникает посредством стремления к Великой Печати, является, таким образом, посвящением для совершенствования дисциплины [то есть четвертым посвящением] »(62). На самом деле нет ничего особо эзотерического в применении йогином Анангой совершенно стандартного экзегетического приема. Те, кто знаком с терминологией системы, придут к точно такому же заключению, а йогин Ананга дает здесь вполне допустимое разъяснение ритуального языка, который уже основательно закрепился в общеупотребительном жаргоне и технической номенклатуре.

Таким образом, в своем наиболее искусном приложении кодированный язык действует просто как базовый инструмент интерпретации, который используется комментаторами, пытающимися извлечь из священных текстов описания практик или скрытый смысл различных утверждений. Однако следует иметь в виду, что существовало и множество других категорий экзегетического анализа (к примеру, «буквального смысла» (nitartha, нитартха), «требующие толкования» (neyartha, нейартха) и т.п.), которые давали возможность институциональным сиддхам создавать последовательности с многоуровневым смысловым наполнением. Таким образом, каждое утверждение подразумевало спектр различных значений, поэтому все тантрические слова были многозначными по определению. Таким образом, каждый термин, каким бы незначительным он ни выглядел, оказывался вовлеченным в иерархическую сеть, состоящую из систем символов. Это породило определенные сложности, т.к. в новых священных текстах многие из вполне прозаических ритуальных обрядов превратились в очень сложные интеллектуальные предприятия. Таким образом, тантрическая герменевтика нагромождала друг на друга туманные описания (вспомним язык Гирца (Geertz)), каждое из которых к тому же еще и было вложено в другое. Как инструмент, используемый в процессе «доместикации», кодированный язык и его аналоги стали бесценным активом в архитектуре критериев смысловых значений. Это позволяло сиддхам превращать некоторые из наиболее сложных языковых конструкций в сотериологические описания. Поэтому для понимания того, почему подчас надуманные интерпретации Мунидатты во многом понятны, следует воспринимать весь спектр герменевтики как коррективу к манере изложения отдельного автора.

 
Следующий раздел >>
Web Analytics