http://dragon-naga.livejournal.com/
2.1 Пасоу
Mar. 18th, 2009
Пасоу – это мужская мьянманская юбка. Обычно думают, что мужская мьянманская юбка именуется “лонжи”, но это – глубокое заблуждение. Лонжи – это юбка вообще, и мужская, и женская. Если вам все равно, в какого пола юбке ходить – зовите ее лонжи. Если нет – то имейте представление, что если вы мужчина – вы все-таки носите пасоу. А женщины – тамэй.
Любая мьянманская юбка представляет из себя трубу из ткани, диаметр которой позволяет поместиться внутри паре человек. Чтобы ее свести на талии, есть женский и мужской способы. Женщины делают спереди большой язык из излишков тканей и запахивают его на бок, заталкивая верхний край за пояс. У мужчин завязывание пасоу – куда более сложный процесс, напоминающий скорее священнодейство, чем обычный процесс одевания.
Сначала надо взять пасоу за верхние края по бокам и поболтать ее вдоль тела вправо-влево. Болтание – вещь настолько обязательная, что не один мьянманец не одевает юбку, предварительно ее не поболтав. Со стороны он в этот момент похож то ли на орла, то ли на летучую мышь, расправляющую крылья. Потом правое крыло загибается на живот, туда же, но чуть ниже заносится левое крыло. Сверху образуется маленькая “полочка” от правого крыла – она и служит основой для узла спереди.
Никто не носит пасоу с ботинками или кроссовками. К пасоу полагаются только сандалии, и лучше – если это минималистские пляжные шлепцы типа “Мандалай”.
На расцветку пасоу не бывает моды. По традиции они должны быть в клетку – мелкую или крупную (исключение – абсолютно черная пасоу с вертикальной серебряной полосой-лампасом по бокам), и цвет в принципе может быть абсолютно любой.
Пасоу – удивительно демократический вид одежды, недорогой, практичный, и даже позволяющий самовыразиться. Длина пасоу для каждого своя. У кого-то подол волочится по земле, а у кого-то едва прикрывает колени. Существуют пасоу для торжественных случаев – яркие и блестящие. Если задний подол пасоу пропустить между ног вперед и спереди заткнуть за пояс – получится что-то наподобие шорт, и в таком виде мьянманцы обычно играют в плетеный мяч.
Танец орла мужчины повторяют каждый раз, когда встают из-за стола. В этом смысле болтание по сторонам и перевязывание пасоу – не только охлаждение вспотевших во время сидения на стуле частей тела, но и логическая точка разговора. Если человек перевязывает пасоу – значит ему уже нечего больше сказать, а слушать он не может из-за сосредоточенности на священнодействии – завязывании узла на юбке.
У тех европейцев, которые приезжают в Мьянму как в зоопарк – на день-два – возникает жуткое желание тут же вырядиться в пасоу и ходить по стране именно таким образом. Тем более, что если этот европеец придет в уважающую себя пагоду в шортах – то его если не выставят оттуда, то уж точно вручат напрокат пасоу.
Для тех, кто приезжает в Мьянму надолго, желания носить пасоу обычно как-то не возникает. Причина этого, в общем-то понятна. Кто-то из славянофилов в начале 19 века (не помню, Хомяков или Аксаков – лень смотреть в Инете), желая подчеркнуть свою близость к русскому народу, ходил по базару в расшитой косоворотке и в шароварах. По меткому выражению Чаадаева, родной русский народ принимал его при этом за персиянина…
Как мьянманцы потешаются над европейцем в пасоу – точно так же мы смеемся над американцами, разгуливающими по Арбату в дешевых кроличьих ушанках с кокардой, купленных на ближайшем туристском развале…
2.2 Гаунг-баунг
May. 5th, 2009
На свадьбе одного своего друга-мьянманца, получившего европейское образование и считающего ниже своего достоинства прийти на работу в шлепках, а не в темных ботинках, я поразился происшедшей с ним перемене. Он был одет в юбку-пасоу, в пресловутые шлепки, в традиционную мьянманскую рубашку, а на голове у него был белый чепчик гаунг-баунг. Уже потом, после свадьбы, я спросил, почему он не женился в европейском костюме, как делают многие мьянманцы. Он ответил, что любая культура имеет свои условности, идущие из вековых традиций. Так вот, лучше пусть условности будут свои собственные, чем чужие.
Гаунг-баунг – одна из таких условностей. Это – головной убор, по виду напоминающий чепчик, хотя по сути – тюрбан («гаунг» по-бирмански «голова, «баунг» – «обматывать»). Гаунг-баунг, который все еще иногда надевают янгонцы, состоит из двух основных частей – плетеной из прутьев основы в виде полусферы (мячик, разрезанный напополам) и наворачиваемой на него полоски тонкой белой ткани – шелка или хлопка (примерно полтора метра длиной и 25 сантиметров шириной). Конец ткани крахмалится и изящно отгибается сбоку острым углом кверху, отчего становится похож на большое белое ухо.
Для европейца этот одноухий головной убор выглядит смешно, но мой друг, когда я ему сказал об этом, резонно заметил, что если взглянуть на европейский костюм «с чистого листа», то своей нефункциональностью он не вызовет ничего кроме смеха. Потому что там, где нужно закрывать – он открывает. А самым непонятным, бесполезным, диким и смешным атрибутом несомненно будет галстук – то ли поводок, то ли отвес, показывающий вертикальность его обладателя. Вот над чем смеяться надо, а не над гаунг-баунгом, который с функциональной точки зрения представляет из себя обычный головной убор – шляпу с украшением типа бантика. В то время как у галстука никакого функционала нет.
Потом я несколько раз видел гаунг-баунги на головах женихов, на людях во время разных религиозных процессий, на участниках приемов у руководителей государства. То есть, гаунг-баунг хотя и не так часто, но продолжает использоваться при каких-то особо торжественных случаях.
Говорят, что гаунг-баунг – это творчески переосмысленный тюрбан (или даже чалма), в котором ходили жители соседних стран. Крестьяне, обладатели длинных черных волос, выходя в поле, убирали волосы под белый гаунг-баунг – так не печет голову и ничего не мешает работать. При отсутствии погон и знаков отличия тип гаунг-баунга служил для информации о социальном статусе его обладателя. Сохранились описания головных уборов королей Баганского периода, обильно украшенными девятью видами драгоценных камней. Гаунг-баунг стал настолько обязательным атрибутом головы, что в одной бирманской поговорке вместо «кивать головой» (в знак согласия) имеется фраза «кивать гаунг-баунгом».
Различные виды гаунг-баунгов свидетельствуют не только о социальных и о национальных различиях, но иногда – и о том, женат человек или нет. В одной из народностей Мьянмы только неженатый человек мог ходить в гаунг-баунге с «ухом». Женатый одевал гаунг-баунг уже без этого украшения.
Все испортили англичане. Они смеялись над бирманцами, называя гаунг-баунг «свиным ухом», а кроме того белый головной убор был идеальной мишенью для стрельбы в джунглях. Колонизаторы воспитали в мьянманцах сложную смесь двух разных чувств: стыд за то, что они одеты не так как цивилизованные люди (а бирманцы – гордый народ, и такие вещи для них всегда очень чувствительны), и одновременно – гордость за свою самобытность и наоборот – желание демонстративно носить гаунг-баунг. Вот почему из повседневной жизни гаунг-баунг постепенно выходил, зато во время церемоний, устраиваемых колониальной администрацией, бирманцы демонстративно щеголяли ослепительно белыми чепчиками.
После обретения независимости интерес к ношению гаунг-баунгов так и не достиг доколониальных времен, хотя власти страны всячески подчеркивали необходимость сохранения самобытности и национальной культуры. По иронии судьбы, именно правящая элита как раз де-факто вывела гаунг-баунг из своего употребления. В Мьянме несколько десятилетий правят военные, которые на свадьбы и на церемонии обычно ходят в мундирах – а к ним гаунг-баунг носить не полагается.
Мьянманцы рассказывали мне, что иногда в гаунг-баунгах в Мьянме бывают даже женихи-европейцы (если они женятся на мьянманках). Обычно в этом случае устраиваются две свадьбы – традиционная (для многочисленных родственников со стороны жены) и европейская (для родственников со стороны мужа). На «традиционном» этапе этой свадьбы европеец обычно одет так, как одеваются на свадьбу мьянманцы. В первый и в последний раз в жизни на эту церемонию он, помимо прочего, как раз и одевает гаунг-баунг.
2.3 Танака
Aug. 4th, 2009
Иностранцы очень любят удивляться мьянманской моде: мужчины тут ходят в юбках, а женщины мажут лицо слоем какого-то порошка. И если по поводу юбки они быстро разбираются, что к чему, то измазанные женские физиономии долго не дают им покоя. «Почему мьянманские женщины такие ржавые?» – вот для них основной вопрос философии.
То, чем мьянманская женщина покрывает лицо, называется «танака». Добывается она из коры одноименного дерева (латинское название – Limonia Acidissim). Растет это дерево в центральной Мьянме. Особенно знаменит своей танакой район Швебо, в 115 километрах к северу от Мандалая. Дерево растет медленно – и нужно несколько лет, чтобы толщина ствола составила дюйм. Потом дерево рубится, ствол пилится на отрезки – и танака готова к продаже.
Танака неотделима от мьянманской истории. Сохранились свидетельства, что одна из королев, жившая на территории Мьянмы две тысячи лет назад, была «любительницей танаки». Когда в 1930 году в результате землетрясения была разрушена пагода Швемадо, в развалинах нашли характерный круглый камень, принадлежащий принцессе Разадатукалья, на котором она растирала танаку. Этот камень впоследствии занял свое место среди реликвий пагоды.
Танака считается лечебным средством. Ее листья помогают приводить в чувство больных эпилепсией, а сама паста танаки лечит прыщи и угри. Танака – отличное средство для защиты кожи от солнца. Кроме того, она используется как ароматизатор, применяемый в качестве отдушки для белья, или добавляемый в лак для покрытия внутренней поверхности шкатулок. Исследовавшие танаку косметологи говорят об ее уникальных природных свойствах и исключительной пользе для кожи.
Обрубки стволов дерева танаки длиной 10-20 сантиметров продаются как у уличных торговцев, так и в косметических магазинах (тут стволы танаки предложат в небольшой связке, перевязанной красивой ленточкой, или в уже растертом и упакованном виде). Диаметр таких стволов обычно от 1 до 2 дюймов. Покупатели выбирают танаку на глазок (смотрят на срез, чтобы кора была толстая) и на аромат (плюнув на палец, трут по коре, а потом нюхают).
Готовится танака очень просто. У мьянманок есть специальные темные шершавые камни закругленной формы – они испокон веков использовались для изготовления пасты. Эти камни кладут на пару минут в теплую воду, и в такую же воду кладут обрубки стволов танаки. Потом ствол плашмя корой трут о камень. Из растертой коры получается желтовато-белая паста. Вот ее как раз и наносят на лицо мьянманские модницы. Эта паста приятно холодит кожу, а потом, когда подсыхает, не стягивает ее. Но главное у танаки – это, конечно, ее неповторимый терпкий аромат, который кажется прохладным даже в самую жаркую погоду.
В магазинах продается крем для лица с танакой, туалетная вода с запахом танаки. В аптеках можно найти сделанные из танаки лечебные мази для чистки и дезинфекции кожи. Есть даже мыло, в которое добавлена танака. То есть, аромат танаки сопровождает мьянманку практически при всех косметических процедурах.
Одно время казалось, что (по крайней мере, в городах) танака постепенно вытесняется фабричными косметическими средствами. А потом вдруг мода на приготовленную вручную танаку вернулась. В Мьянме довольно активно обсуждали причину этого возвращения. Тот аргумент, что она значительно дешевле промышленных кремов, конечно, имеет право на существование, но, на мой взгляд, дело не совсем в этом. Танака – это не просто бездушный крем в баночке, а гораздо больше. Рискну сказать, что танака для мьянманки – одушевленный предмет, настолько он неразрывно связан со всей ее жизнью, с золотыми детскими годами, первой любовью, радостью материнства.
Танаку мьянманцы узнают с самого раннего детства. Для европейской мамы при расставании перед сыном или дочкой перед школой обязательным ритуалом будет целование. Для мьянманской мамы этот ритуал более сложен и включает в себя разрисовывание детей танакой. Это и есть выражение материнской любви – когда добрые мамины пальцы наносят на щеки детей желтоватые полоски. Мама может просто нарисовать кружочек во всю щеку, может провести пальцами так, что на щеках возникнет некое подобие тигриных усов из детских карнавалов. А некоторые креативные мамы могут даже нарисовать солнышко.
Мама у многих повзрослевших мьянманцев как раз ассоциируется не с поцелуями и другими проявлениями материнской нежности, а именно а разрисовывании детских щек перед школой. Я знаю взрослых мьянманцев, которые, возвращаясь с учебы из-за границы в отчий дом, мечтали, чтобы мама им опять, как в детстве, намазала щеки танакой.
Тем не менее, взрослые мужчины регулярно танакой мажутся только в деревнях – перед тем, как идти на полевые работы под палящим солнцем или на сильном ветру. Городские мальчики расстаются с танакой примерно в том самом возрасте, в котором их европейские сверстники начинают запрещать мамам заходить в ванную, когда они принимают душ. Если кто-то из парней и продолжает пользоваться танакой – то мотивы уже меняются: теперь это уже исключительно средство самореализации. Кто-то наводит себе на голове вавилоны, а кто-то рисует на щеках узоры. Кроме того, точками из танаки очень эстетично замазывать (и тем самым лечить) юношеские прыщи.
Очень многие молодые девушки наносят слой танаки перед свиданием с любимым человеком. Любимый человек, поднося во время поцелуя свой нос к щеке девушки, будет способен оценить тонкий аромат танаки, который для него будет лучше всяких феромонов. Танака для него – не только косметический аромат. Это прежде всего воспоминание о детстве, о любимой маме – и девушка тут же становится для него близкой и родной. Не нашлось еще мьянманского психолога и психоаналитика, который описал бы всю гамму чувств, которую рождает у молодого человека аромат танаки на щеках любимой.
(В скобках замечу одну натуралистическую деталь. Парадоксальность мьянманской женской натуры состоит в том, что, отправляясь на свидание, девушка нарядно оденется, тщательно причешется и покроет щеки танакой, но при этом умудрится поесть на обед чеснока или бамбука. И во время свидания она будет постоянно напоминать любимому своими выхлопами о том, что она ела в обеденный перерыв.)
А вполне себе замужние женщины мажут лицо и руки вечером – чтобы к ночи кожа приобрела аромат, сухость (как избавление от пота во время различных действий на супружеском ложе) и бархатистость.
Про танаку у мьянманцев есть много историй. Одна из них – про молоденькую девушку, мама которой каждое утро рисовала на ее щеке неповторимый узор. Девушка эта встречалась с парнем, и очень стеснялась сказать об этом маме. Она очень боялась, что мама скажет: рано тебе, такой молодой – и запретит встречаться. Однажды дело дошло до поцелуев. И парень зацеловал девушку так, что слизал с нее всю танаку. Что делать девушке? Она купила палочку танаки на улице, быстренько растерла ее на камешке и, пользуясь карманным зеркальцем, быстро нанесла узор, похожий на мамин. Тем не менее, когда она вернулась домой, мама все поняла, потому что впопыхах и пользуясь зеркалом, девушка перепутала узор на правой и левой щеках…
На мой взгляд, история эта – слишком классически-стереотипная, чтобы быть правдой (кто только не обыгрывал пресловутую тему с зеркалом). Но то, что танака – больше, чем просто природная косметика, ни у кого не вызывает сомнений. Это для мьянманца – именно то, с чего начинается Родина.
2.4 Форма одежды
Sep. 2nd, 2010
В свое время генерал Лебедь, насколько я помню, обронил фразу: «Если мня раздеть – я и в трусах генерал буду!». Сложно сказать, насколько она соответствует российской действительности и личности самого генерала Лебедя, но, живи он в Мьянме, он не стал бы утверждать так категорично.
Мьянма – страна униформ. И если школьная или железнодорожная форма – вещь для россиянина понятная, то желание владельцев многочисленных конторок переодеть в форму собственный персонал иногда вызывает недоумение. Ясно, что все это идет с тех пор, когда работодатель, выплачивая свои работникам жалованье, понимал, что все оно уйдет на еду – и после этого сотрудники офиса будут приходить к нему в обносках, компрометируя своим видом его крутую контору. И поэтому ему было выгоднее самому по оптовой цене пошить форму для своих работников, да еще и вручить ее при этом так, будто он делает им великое благодеяние.
Но повсеместно носимая Мьянме униформа не укладывается в рамки простой рудиментарной традиции. Да, традиция как таковая налицо. Но сегодня смысл ее гораздо глубже, чем просто факт наличия офисной одежды. Тем более, что в большинстве контор сегодня офисную форму носят всего пару раз в неделю – например, в понедельник и в пятницу. Все остальное время у сотрудников (а главное – у сотрудниц) – почти полная свобода самовыражения. Хотя именно офисная форма как правило выглядит нарядней всего: хозяева, понимая, что это характеризует их фирму, стараются сделать так, чтобы все смотрелось достойно. Тем более, что для пошива чаще всего особых мерок снимать не надо: мужские и женские юбки в Мьянме безразмерные, а блузку или рубашку можно выбрать и на глаз (девушки, получившие эту форму, потом сами подгонят ее по фигуре).
Наличие формы в Мьянме – показатель того, что ты «при делах». Именно поэтому так распространен порядок, когда мелкие служащие и сотрудники фирмы разгуливают по улицам не только в офисной или служебной униформе, но и с биркой на груди или бэджиком на шее. Весь Янгон должен видеть, что это – достойный человек, раз у него есть работа в офисе. Хотя многие компании развозят своих сотрудников на нанимаемых специально для этого грузовичках с сиденьями в кузове (они, как ни странно, именуются «ферри», хотя и ездят посуху), многие добираются домой при всем параде на автобусах – в униформе, с биркой на груди и с неизменным блестящим ланч-боксом («тамин-чжи») в руке.
Интересно, что свою форму имеют практически все министерства. Причем, форма введена с учетом функционала. Например, в Министерстве торговли форма – темно-синие брюки и голубые рубашки. Этому министерству сам бог велел быть на передовой линии общения с иностранцами, поэтому сотрудников обрядили в штаны. А в других министерствах (кроме силовых и военизированных) служащие щеголяют в юбках и традиционных мьянманских рубашках и курточках с глухим воротом. Представить себе человека, одетого не по форме, среди сотрудников министерства довольно сложно. Причем, у многих на всякий случай на работе находится чистый комплект. Больше того, начальники повыше могут себе позволить даже стирать форменную одежду на работе – и я неоднократно видел, как в кабинетах генеральных директоров (это третьи-четвертые лица в министерствах) на веревках или на вешалках сохнут их рубашки и юбки.
То есть, если в Мьянме ты чего-то стоишь – ты должен быть облачен в форму. Причем, мьянманцы довольно четко чувствуют, кто ты – солидный госчиновник в юбке и традиционной рубашке, или официант караоке-клуба, одетый пародийно по-европейский: а черные синтетические брюки, белую рубашку и галстук-бабочку. Правда, солидные чиновники домой ездят на машинах, поэтому их наряд простые люди могут видеть только через окна персональных лимузинов.
Известно, что буддистским монахам в их бордовом одеянии всегда полагаются особые почести. Например, когда они заходят в транспорт, они проходят вперед по салону, и им уступают там места (хотя в последнее время пассажиры на лавках сначала несколько секунд выжидают и смотрят, не уступит ли им место кто-нибудь другой, сидящий рядом). При этом уступают место не конкретному человеку, ушедшему в монахи – уступают место именно монаху. То есть, не человеку, а функции.
Один мой знакомый рассказал о своем однокласснике, который, мягко говоря, не пользовался авторитетом. Поэтому мало кто проходил мимо, не толкнув его или не сказав что-то обидное. А во время Тинджана мой друг ехал в автобусе, и в салон зашел этот одноклассник – наголо побритый, в монашеском одеянии. И мой друг послушно уступил ему место. Нужно ли говорить, что после того, как срок пребывания в монахах у одноклассника закончился и он вернулся в школу, все точно так же продолжали его толкать и обзывать, как и раньше.
Этот пример довольно хорошо показывает разницу европейского и азиатского мировосприятия. Европеец видит в человеке прежде всего личность и индивидуальность. Мьяманец же воспринимает его прежде всего как часть окружающего мира, как унифицированную функцию в этом мире. Поэтому одежда человека должна четко соответствовать этой функции – чтобы дать правильный ответ на вопрос «кто?».
Еще один пример такого же рода. К одному моему знакомому во двор периодически заходил полицейский. Причем, иногда – в форме, а иногда, в свободное от службы время, в гражданской одежде. Так вот, каждый раз его воспринимали по-разному. Когда он приходил в форме – все старались держаться от него подальше, а хозяин дворовой чайной лебезил перед ним, заваривая свежий чай. А когда он приходил в гражданской одежде – такого внимания уже не было, и все вокруг него продолжали себя свободно вести. А хозяин чайной хоть и относился к нему с уважением, но уже без фанатизма.
Но самое интересное, что и у него самого, похоже, было абсолютно разное мироощущение в форме и без нее. Когда он заходил в форме, он проходил по двору, высматривая цепким взглядом все, что может заинтересовать полицейского. У многих рождалось ощущение, что вот сейчас он найдет лично их касающийся непорядок, и им будет плохо. Когда он заходил в этот двор без формы (кажется, там жили его родственники), тут же выскакивали дворовые ребята и несли ему гитару: он великолепно играл, а главное – мог доходчиво показать несколько аккордов и научить их брать.
Все это я вспомнил тогда, когда было объявлено о том, что несколько десятков высших военных руководителей Мьянмы отныне снимают с себя военную форму и становятся гражданскими. С западной точки зрения это всего лишь трюк с переодеванием. Типа, военная хунта, сняв с людей форму, наивно делает вид, что это – уже гражданское правительство.
Но европейцу сложно понять, что, сняв форму, мьянманец на самом деле внутренне ощущает себя совсем другим. И только приказав человеку снять форму, можно заставить его ощутить себя гражданским служащим (например, министром). То есть, до этого он ощущал себя военным служакой, прикомандированным к своему министерству на должность первого руководителя. А после отлучения от формы он уже старается вжиться в новую роль – роль гражданского министра. Он видел гражданских министров во время своих зарубежных визитов и понарошку, на время, примерял там эту должность на себя (генералы за границу в форме не ездят), а теперь начинает уже и в повседневной работе в своем офисе брать пример с них, а не с почитаемого им бывшего командира своей дивизии, выведшего его в люди. То есть, момент прощания с формой для мьянманца – это в какой-то степени смена личности. Или, если угодно, смена функции, при том, что должность может остаться той же самой.
И в заключение – небольшая история из совсем другого времени и совсем другой страны. Как-то я разговаривал с одним из высокопоставленных идеологов КНДР, и он мне рассказывал, как Ким Ир Сен готовил своего сына к управлению государством: сначала назначал его на рядовые должности, чтобы он узнал, как живут простые люди, и давал поручения – каждый раз все более и более ответственные. Ким Чен Ир с блеском справлялся с поручениями отца, и занимал все более и более значимые должности, постепенно беря себе все новые и новые обязанности и давая вождю-отцу возможность побольше отдохнуть. И в конце концов взял на себя все рычаги оперативного управления страной, оставив отцу генеральное руководство, стратегическое планирование и теорию.
«В каком году это произошло, и было ли об этом как-то объявлено официально?», – спросил я. И получил весьма интересный ответ. В 1984 году Ким Ир Сен совершил на поезде поездку по странам Восточной Европы, где рассказал своим друзьям из братских стран о новом руководителе. А вернувшись домой, сменил свой обычный темно-синий глухой рабочий френч на хороший парадный европейский костюм с галстуком (и щеголял в костюмах и галстуках уже до конца жизни). А в рабочем костюме обычного корейского труженика стал с тех пор ходить его сын, взявший на себя ответственность за повседневную жизнь страны.
Такая вот сусальная история о северокорейском дресс-коде. Если ей верить – то так вот незатейливо на весь мир был подан сигнал о фактической передаче власти в КНДР (хотя… гадали же советологи в свое время о расстановке сил в Политбюро ЦК КПСС по тому, в каком порядке его члены выстраивались по праздникам на Мавзолее). Примечательно, но ни в одной книге про Северную Корею, изданной на Западе и посвященной восхождению Ким Чен Ира к вершинам власти, я ни разу не встретил не то что объяснения – упоминания об этом фокусе с переодеванием великого вождя.
Новогодние корпоративы
Jan. 16th, 2010
Смена календарного года для мьянманских компаний – это совсем не период сдачи годовых отчетов. Финансовый год в Мьянме заканчивается 31 марта, поэтому до традиционных бухгалтерских сверхурочных посиделок время еще есть. А значит – есть повод хорошо отдохнуть и расслабиться, не задумываясь о том, что завтра у тебя уйма работы. Именно поэтому новогодние корпоративы в Янгоне, как правило, получаются оживленными, неформальными и веселыми.
Основное отличие янгонских корпоративов от московских в том, что большинство из них проводится не до, а после наступления календарного нового года. Причины этого стандартные: корпоратив должен завершать череду новогодних праздников, и именно после него должен начинаться настоящий рабочий год. Плюс к этому перед новым годом хозяева компаний обычно заняты: они «пэй респект» нужным людям, развозя традиционные новогодние подарки – корзины с пачками кофе, продуктами питания в упаковках и консервных банках и непременными бутылками хорошего западного виски.
Как правило, корпоративы организуются в ресторанах. В зависимости от величины компании и ее внутренней структуры они сильно отличаются друг от друга. Если в компании много молодежи – то эти мероприятия, как правило, проводятся на зеленой лужайке, где есть место порезвиться и поскакать. Многие хорошие рестораны в Янгоне имеют такие лужайки, где ставятся столы и оставляется место для активного отдыха. Старшее поколение офисных руководителей сидит за столом и наблюдает, как молодежь веселится в своей компании. Если в коллективе много молодых незамужних девушек – корпоратив обычно безалкогольный. Если фирма считает себя солидной и крутой – на стол выставляются виски класса не ниже «Блэк лэйбла». Солидные и крутые фирмы, кстати, предпочитают рестораны при известных гостиницах. Чаще всего они снимают целый ресторан и шумно веселятся. Естественно, ни о какой беготне по лужайке тут речь уже не идет: солидные фирмы празднуют тоже солидно.
На новогодние корпоративы редко приглашаются тамады и аниматоры со стороны. Предполагается, что именно глава фирмы (чаще всего, кстати, фирмы в Янгоне зарегистрированы на уже отошедших от дел отцов, а реально ведут дела их дети), или кто-то из высших менеджеров должен быть душой корпоратива. А уж дальше все зависит от его творческой фантазии. Если это передовой человек, посетивший пару тренингов по западной методике – он обязательно применит полученные знания о тимбилдинге на практике, заставив весь коллектив изображать оркестр, причем все будут изображать одну и ту же мелодию, но играя на разных воображаемых инструментах. Если это патриархальная семейная фирма – то и корпоратив в ней пройдет традиционно и без западных изысков.
Кстати, корпоративы – это не закрытые мероприятия. На них часто приглашаются деловые партнеры, друзья владельцев (например, я), а также привлекаемые для той или иной работы на фирме фрилансеры и бывшие сотрудники. Кстати, если фирма празднует корпоратив публично (например, в ресторане при большой гостинице, где его видят многие), то приглашение на корпоратив европейца может стать одним из элементов демонстрации солидности компании.
Бывают корпоративы, на которых принято коротенько, минут на сорок, подводить итоги ушедшего года и ставить задачи на следующий. Но если даже эта процедура и имеет место быть – ее стараются сделать максимально неформальной. Например, главным достижением ушедшего года может быть объявлено не достижение реальных результатов в работе, а количество исписанных в офисе ручек.
Угощение на корпоративах обычно традиционное – салаты, рис и карри. При заказе основных блюд стараются избегать религиозных противоречий: очень много людей в Мьянме не едят говядину, а если в фирме работают мусульмане – то сразу отпадает и свинина. Поэтому особо популярны блюда из курицы и морепродуктов. Все это запивается соком из свежих фруктов (если это обычная фирма), или произведенным в Европе соком из пакетов с консервантами и ароматизаторами (если это крутая компания) – причем, пакеты сока для демонстрации крутости ставятся на стол.
Одним из непременных атрибутов янгонских новогодних корпоративов является новогодняя лотерея. Как правило, в ней разыгрываются какие-нибудь бытовые мелочи, нелишние в быту – зеркальце, баночка с танакой, ланч-бокс, набор карандашей, плюшевые зверушки… Тут важен не сюрприз в виде неожиданного подарка – сотрудники сами раскладывали эти подарки, и прекрасно знают, что находится в пронумерованных бумажных пакетах. Сама интрига – в том, кому как повезет и что кому достанется. Именно поэтому розыгрыш призов превращается в целое шоу. Участники корпоратива по очереди тянут билеты и называют номера. Если фирма большая, или ее подразделения находятся в разных офисах – они представляются и называют свою должность. Когда им приносят выигранные подарки – они должны выложить эти подарки на стол, желательно сопровождая их остроумными комментариями. Увидев зеркальце, можно воскликнуть: «О, это будет портрет моей любимой девушки!» (или жены – в зависимости от матримониального статуса). А если неженатому парню достается баночка с танакой или дамской косметикой – самый повод задуматься о поиске невесты в наступившем году.
Караоке – еще один часто встречающийся ритуал подобных новогодних посиделок. Мьянманцы – очень музыкальный народ и любят петь. Поэтому для пения они используют любую возможность. Караоке – это атрибут второй половины вечера, когда все уже порезвились, выпили-закусили и настала пора для песен (как в известном мультике, когда сытый волк заявляет под столом: «Щас спою!»). Причем, репертуар караоке зависит от степени образованности сотрудников. Считается самым высшим шиком спеть какую-то известную песню на английском языке. А те, кто не уверен в своих лингвистических талантах, поют хиты мьянманской эстрады. Кстати, по караоке чаще всего можно увидеть, на какие мелкие неформальные группы разбит коллектив. Потому что иногда на пение песни выходит сразу несколько солистов.
И, наконец, практически обязательным элементом новогоднего корпоратива является раздача сотрудникам фирмы новой офисной одежды. В Янгоне любая уважающая себя фирма имеет свою корпоративную одежду, и ношение ее или все рабочее время, или по определенным дням (например, по понедельникам и пятницам) обязательно. Офисная одежда достаточно традиционна: она, как правило, включает в себя юбку-пасоу, рубашку и иногда курточку для мужской половины сотрудников (богатые фирмы, желающие показать свою близость к цивилизации, могут заказать для сотрудников брюки, но с ними больше мороки – в отличие от юбки тут требуется снять с каждого индивидуальные размеры), а для женской половины – юбку и блузку. Причем, хозяева фирмы стараются выбрать именно красивую одежду, потому что они понимают, что это – показатель престижа их фирмы.
А если еще учесть, что мьянманцы очень любят ходить по улицам с бирками или бэджиками с названием фирмы и своим именем – становится понятна та тщательность, с которой выбирается одежда. Глядя днем на многих янгонцев, можно четко определить, где они работают – причем, даже не читая их бэджики. С офисной одеждой в Янгоне сталкиваешься на каждом шагу. По одежде девушек за кассой можно, например, безошибочно понять, в какой сетевой супермаркет ты зашел. Сотрудницы Сити-марта одеты во все сиреневое, а фирменная одежда другой сети магазинов – «Эйша лайт» – зеленого цвета. Такая же идентификация сотрудников присутствует практически в любой более-менее солидной янгонской компании.
Традиции обеспечения офисной одеждой базируются на осознании того, что фирма – это не абстрактный коллектив, а скорее этакая полу-семья со строгим, но справедливым отцом, где забота о членах этой семьи простирается гораздо дальше исполнения рабочих обязанностей. А в прошлые бедные времена у многих сотрудников на самом деле не было более-менее приличной одежды, и владельцы компаний были вынуждены, чтобы клиенты не видели в их офисах сотрудников в обносках, обеспечивать их одеждой. Со временем раздача офисной одежды превратилась в хорошую новогоднюю традицию (хотя обычно в хороших фирмах одежду раздают два раза в год, но летняя раздача происходит куда более буднично).
Корпоративы обычно заканчиваются часов в 10-11 – позже сидеть у янгонцев не принято, да и рестораны уже закрываются в столь поздний час. Хотя иногда, когда часов в 9 вечера владелец фирмы и руководство разъедутся по домам – молодежь может продолжать веселиться. И если душа требует продолжения банкета, они вместе едут в какой-нибудь клуб – и тут они празднуют Новый год уже совсем по-другому.
