·······································

4.9. Заключение

Дэвидсон Р. М. «Индийский эзотерический буддизм: социальная история тантрического движения»
<< К оглавлению
Примечания >>

Процесс консолидации эзотерического буддизма начался в 7-ом столетии и происходил на фоне возвышения и под влиянием  саманта-феодализма (samanta feudalism), что не могло не отразиться на новой буддистской терминологии и ритуальных системах. Тот факт, что возникновение политической среды, обеспечившей базовую модель для эзотеризма, датируется концом шестого – началом седьмого столетий, помогает и в установлении хронологии формирования эзотерического движения. Подтверждениями для нашей датировки служат появления упоминаний буддистов в небуддистской литературе, переводы эзотерических работ на китайский язык, свидетельства китайских монахов, а так же отсутствие каких-либо сведений о сформировавшейся эзотерической системе ранее седьмого столетия. Таким образом, буддистское тантрическое движение возникло под влиянием новой культуры военного авантюризма, заимствовав у него обожествление правителей и мандал их вассалов и проведя при этом сопутствующую феодализацию всех форм индуистских божеств.

Тем не менее, развитие эзотерического буддизма было не просто реакцией на новую окружающую среду, но в том числе и результатом институционального давления, которое ощущало буддистское сообщество. Упадок купеческих гильдий и международных торговых отношений, рост воинствующего шиваизма и его способности завоевывать покровительство сильных мира сего, снижение участия женщин в деятельности буддистских сообществ, а так же утрата буддистами роли особого интеллектуального центра – все это в конечном счете и определило изменение направления развития буддистских структур. Защищая себя, институциональный буддизм ответил на эти вызовы времени принятием идеологии применения праведной силы и доктрин, имитирующих феодальные порядки, которые обосновывали правомерность действий поддерживающих буддизм правителей. Поэтому неудивительно, что эзотерическая традиция должна была подражать в своей ритуальной форме и идеологической сути самому впечатляющему сюжетному повествованию того периода – превращению в Верховного правителя окруженного мандалой духовного государства. Данная мандала имитировали структуры и ритуалы тех, кто был владыками феодальных мандал, а также властителями более низкого ранга и региональными правителями новых феодальных уделов, которые добились могущества и власти в результате упадка бывших культурных центров.

В процессе этого, следуя за переменчивым культурным ландшафтом, претерпевали изменения и системы принятия решений. В отличие от долгосрочной проповеди, которую мы можем наблюдать при проникновении буддизма в такие местности, как Гандхара (Gandhara), буддистам раннего средневековья пришлось внести существенные корректировки и в их методы распространения нового учения (161). Среди причин этих изменений были необходимость поиска покровительства нового класса правителей, а так же пересмотр перспектив развития движения, которое, как это ни парадоксально, добилось больших успехов в прозелетизме за пределами Индии, чем внутри нее. Для того, чтобы выжить, они должны были, используя герменевтику «искусных средств», приспосабливаться к окружающей их среде, заигрывая при этом с теми силами, которые в своей системе религиозной субординации выдвигали их на первое место. Однако, в действительности новые великие монастыри, являясь учреждениями, преследующими определенные социальные цели, и характеризующимися жестко структурированной корпоративной сущностью, не имели особой альтернативы. По окончанию полной институционализации, индийские эзотерические буддистские традиции провели внутреннюю социализацию, результатом которой стали как выделение особой религиозной значимости каждого из обитателей монастырей, так и всеобщее структурное единообразие. Методики обучения монахов давали им ощущение общности их опыта, вне зависимости от происхождения каждого из них, поэтому они чувствовали себя вполне комфортно внутри монастырской системы. Принимая новое эзотерическое учение, северо-индийские монахи представляли себя правителями огромных территорий своих метафорических сверхъестественных государств и тем самым становились членами новой ритуальной общности, что гарантировало им интеграцию в их собственное монастырское сообщество.

Таким образом, институциональный эзотеризм стремился сакрализовать окружающую действительность, используя свои методы, которые практически всегда были успешными. В этой новой реальности Будда изображался в виде правителя, увенчанного короной и облаченного в царские одежды, а монахи в процессе выполнения ритуала короновались и становились божествами, создавая в своем воображении сверхъестественное государство, населенное Буддами и бодхисатвами совместно с мирскими существами и семействами божеств. Здесь они действовали как распространители Дхармы и мирского закона, выполняя церемонии, которые по их представлению должны были принести мир туда, где идет война, богатство туда, где царит бедность и порядок и контроль туда, где господствует хаос, а так же уничтожить врагов их религии. Тем не менее, по иронии судьбы, со временем буддистские монахи были опутаны подобной их системе сетью феодальных отношений, служившей основой мира саманта-феодализма, и, в конце концов, стали восприниматься как слабая имитация подлинной имперской традиции – системы, которая успешно подчинила большинство форм религии во имя своих собственных, ничем не скрываемых и не приукрашенных целей. Во всех этих движущих силах средневековой индийской культуры институциональный эзотеризм всегда играл определенную роль, даже будучи обособленным от других из-за своей системы собственных этических идеалов. При этом на протяжении всей эпохи эзотерические институциональные структуры продолжали развиваться, стимулируемые как необходимостью выживания, так и живущей в них верой в свое новое само-перерождение.

Нам мало что известно о распространении текстов, обнаруженных за пределами монастырей Индии. Однако вполне очевидно, что описанные в институциональных работах мандалы были восприняты и взяты на вооружение монархами граничащих с Индией регионов, поскольку они поняли, что буддистские институциональные структуры дают им руки идеальную комбинацию политической и религиозной власти (162). Прибывая из-за пределов Индии, они и их представители получали доступ ко множеству блистательных возможностей институционального эзотеризма таких, как общение с великими интеллектуалам этой традиции, проработанные ритуальные системы, обучение в индийских монастырях, магические заклинания для достижения неоспоримой власти и могущества, познания в астрологии и медицине. Все это могло использоваться в качестве обоснования божественной власти монарха и его права на управление государством и поэтому буддистские монахи были только рады приобщить неиндийских правителей к мандалам своих священных текстов, тем более, что эта магия буддистского социального симбиоза в очередной раз гарантировала монахам место за монаршим столом, пусть даже многие из этих столов были иноземными.

 

Web Analytics